Амперсанд

Олег Чеснаков

Новошахтинск 2024 года – это город, где больше нет места таким словам, как надежда, помощь, доброта. Здесь больше не бегают дети, только их кости хрустят под ногами. Сможешь ли ты сохранить свою человечность в этом избитом мире? Готов ли ты пожертвовать всем ради жизни? Что ты будешь делать, когда окружающий мир прижмет тебя к стене? А она может… Книга содержит нецензурную брань.

Глава II Часть III Свободы

Делать то, что доставляет

удовольствие, — значит быть

свободным.

Вольтер (Франсуа-Мари Аруэ).

Маленькая комната теперь была наполнена запахом спирта и едких сладких духов. Владелица не ровных, но все же привлекательных ножек уселась, а точнее упала на раскладушку. Сняв, а затем свернув, свою, не выдержавшую проверку временем, шубу. Она сделала подобие подушки.

— Так ведь и не ответил. Даму-то угостишь? — Снова за свое. Было видно, что она пьяна. Причем очень сильно, раз пришла сюда. Ей хотелось, как говорят в народе, догнаться. А может, догонять уже было нечего, и просто хотелось повеселиться. Сейчас она закинула ногу на ногу, будто зазывая. Хотя секс, как таковой ей не нравился, и она терпеть не могла, когда ей размазывают макияж. Но отзывалась о нем всегда забавно: «венец всего», «удар милосердия по мужчинам».

Наконец-то бродячий смог снять с себя все снаряжение и дать телу отдохнуть. Это ли была свобода? Снять вязанную тёмно-синюю шапку и резинку для волос? Скорее всего — да. Черные волосы из спрятанного хвостика разошлись по голове и лицу. Резинку Виктор убрал в шапку, а шапку в карман. Дальше можно было снять рюкзак с пассажиром, который получил презент за молчание, а не скулеж, как любят все собаки, в виде еще одного маленького куска колбасы-фарша. Юля осталась довольна. Она залезла обратно в рюкзак. Интересно, чтобы поспать, или облизаться? Облизаться. Это точно. Спала она только со своим хозяином.

Куртка, которая на первый взгляд была тонкой, но когда Виктор снял её, стало понятно что, не уступает толстому зимнему свитеру. Виктор носил только форму заправщиков фирмы «Альянс», которая очень ему нравилась. Четыре кармана на куртке и семь на комбинезоне были очень нужны в деле бродячего. Все эти карманы были забиты до отвала разными вещами, а весило все снаряжение килограмм сорок пять. Можно только представить силу пса, который носит такое каждый день. Сама форма была серого цвета, но красная полоска на верхней части спины привлекала много внимания. Плотный материал. Но, иногда казалось, что и этого было мало.

Её пес повесил на первый крючок.

Зеленый, как елка на детских рисунках, свитер был теплым до жути. Кому-кому, а Виктору на поверхности точно не было холодно в этот моросящий ноябрь. Хоть свитер и кололся, снимать его бродячий не любил. Наконец и зеленый утеплитель пошел на второй крючок…

А здесь, оказывается, тепло. Они что, уже шахту топят?

…Я был прав. На груди весело около двадцати медалей! По шахматам, шашкам, плаванию, бегу, карате, теннису, баскетболу, футболу, да почему только угодно! Сколько же они все весят? Да уж, Виктор был не из слабаков. Какой-то, даже, правда пес, странной, охотничьей породы.

Собрав все, бродячий засунул их в рюкзак, где сидела Юля, а её выгнал размять лапы по комнате. Давно она уже так долго не сидела в рюкзаке. Хотя до этого и своим ходом шла не мало. Кажись… с Горловки? Да, точно. Может, устала?

Маленькая собачка, потянувшись и зевнув, заставила ждущую «красотку» на кровати открыть рот и выдавить зевок. После своей разминки, собачонка милым фырканьем начала изучать комнату. Пока не увидела щель в двери и не выбежала.

Дальше футболка. Блондинка уже устала ждать этого момента, когда он оголит торс. Если он, конечно же, там есть. Хотя таскать такую тяжесть… Определенно есть! И вот последний элемент верхней одежды висел на третьем крючке. Тело было в нескольких татуировках, на которые девушка даже не обращала внимания, и шрамах, на: ребре, плече, шее, левой руке. Было страшно даже подумать, откуда они, не то, что спрашивать. Девушка и не стала этого делать. Ей вообще было наплевать откуда. Главное, что есть. Что вот он, настоящий мужчина. Или нет, не так. Вот тот, с кем я могу почувствовать себя женщиной. Во всех смыслах. Она улыбалась от этих мыслей. Хоть секс она и не любила, но пользоваться им умела. И почему бы не развлечься под бутылку с таким хорошим экземпляром противоположного пола?

Виктор улегся на кровать, положил руку под голову и тяжело вздохнул. Не хотелось обращать внимания на эту разукрашенную особу с хитрым лицом. Сейчас пес был рад, что остался жив, прожил этот день не зря. Хотя черт его знает, ведь может и зря. Правда, что только черту известно, дойдешь ли ты сегодня до убежища или вообще тебе не стоит жить. Мне кажется, так было и раньше, когда человек был еще королем на Земле. Когда бродячие, как таковые, были не нужны.

— Ну, что мой сильный мужчина, выпьем? А потом уж и… — Или она начала трезветь или делала вид, но голос у неё стал ровным. Мягкий такой, женский. Почему-то Виктору даже стало не по себе. Ты вроде бы вот только был на поверхности. В любую секунду мог умереть. А теперь. Теперь лежишь с красоткой блондинкой. У тебя есть, чем просушить горло, забыться хоть на одну ночь. Забыть, что видел там. Пес перебил девушку:

— Я не твой… — Трудно было подобрать слово. — … Мужчина. Но ты права, нужно выпить. — Интересно, от природы бродячие были такие суровые или это город так закалил их? Виктор протянул руку к рюкзаку, и достал ту грязную бутылку с непрозрачной жидкостью.

Юля залезла на кровать и начала пролезать между Витей и его досугом на эту ночь, будто отодвигая, их друг от друга. Стоп, где она была?

— Юль, ты что гуляла? Вот паршивая. Расскажешь, где была? Детей решила порадовать? — Виктор улыбнулся, а собачка окраски немецкой овчарки, забралась на него и принялась лизать уши и колючие щеки. Казалось, что и не был он таким уж грубым и непробиваемым на чувства бродячим псом, ведь сейчас смеялся как дитя. Таким, счастливым смехом.

Возможно, именно это оттолкнуло девушку, или просто уже кончалось терпение, да и тяга выпить была не малой. Она тяжело, но быстро вздохнула.

— Эй, ты вообще собираешься пить? Ради чего я пришла? — Она не выдержала. Виктора эти слова отрезали от хорошего настроения. А ведь оно бывает так редко.

— Правда, для чего? Составить компанию? Да мне одному больше достанется. Тем более у меня есть Юля… — Он погладил своего зверька. — Давай, проваливай… Э… — Стоп. Витя даже не спросил её имени.

— Надя, меня зовут Надя! — Она выдернула свою шубу у него из-под головы, и попыталась вырвать бутылку из рук пса. Но какой бродячий, в своем уме, отпустит бутылку? Да ему было отпустить бабу эту разукрашенную, намного легче, что он, в принципе, и сделал. — Да, пошел ты! Свалю из этого свинарника нахер. Что за мужики пошли, то дохнут, то просто уроды. Чтоб вы все сдохли, понял? — Надя говорила это все, пока надевала шубу и прихорашивала волосы, таким голосом, выражая огромное, просто невероятное, отвращение ко всем мужчинам.

Она ушла. Громко хлопнула дверью, оставила противный осадок на душе, словно мокроту в горле, но ушла. Появилось отвращение ко всему их роду. Женскому. Но, скорее всего, таких как Надя, была одна на миллион. Надежда. Какое красивое имя, и как не подходит данной его носительнице. Ну, и дура. Правильно сделал, что послал. Проблем бы только нажил.

Вот интересно. С виду приличная, красивая девушка. А что она этим показывает? свою взрослость, которой не было? Года двадцать два от силы двадцать три ей было, не больше. Или что? Почему мне кажется, что таким образом она выражала свою свободу? Делать, что хочешь, как хочешь, с кем хочешь и где хочешь. В этом её свобода. В беззаботности, безответственности. Только сейчас я понимаю, что дело не в поведении как у шлюхи, а в том, что это просто желание побыть еще хоть не много ребенком. Где нет взрослых проблем, где нет работы, вечной нехватки денег. Вот, что такое свобода для Нади.

Но в чем же она заключается для Виктора? В том, что сейчас он лежит на раскладушке, один, запивая свою память, боль и страх паленым спиртом из грязной бутылки?

Как любой здравомыслящий человек он понимал, что в алкоголе нет счастья. И дело было совсем не в этом. Сделав еще три больших глотка, осушив половину литровой бутылки спирта, этот здоровый пес тихо зарыдал. Сдавленный это был плач. Скулеж один и все. Витя попытался сделать еще глоток, да не смог. С губ сорвалось:

— Отпустила Кировка. Дала еще денек пожить.