Архимаг ее сердца

Оливия Штерн, 2020

Ее сердце разбито. Ее убежище – дворец, выстроенный на красных скалах. Все, что ей осталось – воспоминания о счастье, которого никогда больше не будет. Но обстоятельства меняются, и Алайне необходимо вернуться в Эрифрею. Туда, где король, где придворные плетут интриги. Туда, где ее Магистр, который, по слухам, завел любовницу… Первая книга – «Страж ее сердца», вторая книга – «Магистр ее сердца». Писалось для тех, кому ну очень понравилась первая книга и хотелось еще про тех же героев.

Глава 1. Одинокая принцесса

«Меня нет без тебя», вот что она хотела крикнуть ему в спину.

Но тогда… слишком больно. Вдохнуть невозможно, не то, что говорить.

И потом, до самого вечера, все ждала — а вдруг вернется? Вдруг… все же любит? Ведь, любя, не уходят.

Но Мариус больше не пришел. И тогда стало понятно, что теперь все будет по-иному, пусто, блекло, безвкусно. Если будет…

Алька свернулась в комок, закуталась по самый нос в одеяло и отвернулась к стене. По штукатурке змеились тонкие, едва заметные трещинки, и она бездумно их рассматривала, сглатывая слезы. Неторопливо катилось время. А в душе — темная, холодная пустота. Горечь. И ничего не хочется ни видеть, ни слышать, ни вообще чувствовать. Трещинки в светлой штукатурке — вот все, что осталось.

Потом пришла служанка. Алька даже не оборачивалась, то, что это не мужчина, поняла по легким, семенящим шажкам. Кажется, шелестела ткань. Наверное, она принесла одежду и теперь раскладывала ее на стуле.

— Ваше высочество? — осторожное.

Алька закрыла глаза. Зачем они ее трогают? Почему нельзя оставить в покое?

— Ваше высочество, — в голосе скользнуло напряжение, — вам плохо?

О, да.

Ей плохо.

Пожалуй, так плохо еще не было никогда, даже тогда, когда противный сын полицмейстера лез под юбку, а Мариус…

Снова он. И никуда не деться. Она просто не может не думать о нем, не вспоминать. А выходит, что очень просто потерять человека, который для тебя перевернул мир. Достаточно просто ему лгать и плести за его спиной интриги…

Прилив омерзения к самой себе оказался таким сильным, что горло взялось спазмом, желудок болезненно скрутило — так, что если бы она не была голодной, то уже бы стошнило.

— Ваше высочество!

На плечи легли чьи-то прохладные пальцы, но Алька упрямо задергалась, пытаясь сбросить чужие руки. Почему ее не могут оставить в покое? Зачем трогать, когда ее, по сути, нет больше?

— Вам нехорошо? Я позову лекаря!

— Не надо, — промычала она, — не надо…

Лекарь тут не поможет, когда сердце выдрали и растоптали, заставляя истекать кровью.

Как с этим жить дальше? Она не знала. И надо ли вообще, жить?

— Его величество повелитель Сантор распорядился, чтобы я помогла вам одеться, — спокойно прозвучало над головой, — вы позволите вам помочь?

— Не хочу, — Алька вяло сопротивлялась, — ничего не хочу, оставьте меня.

— Ну, хорошо, ваше высочество. Я принесу вам теплого молока с медом.

— Не надо!

И она уткнулась лицом в ладони, все еще отворачиваясь к стенке.

Не хочет она ничего. Ни одеваться, ни молока. Вообще ничего…

Наверное, если бы была такая возможность, повернула бы время вспять. И рассказала бы Мариусу про кальхейм, и о том, что именно делал в Эрифрее Кьер. И заставила бы себя просто слушать Мариуса, просто… верить ему, не взирая ни на что. Тогда… ничего бы не было. Они бы вместе засыпали и просыпались. Она бы обнимала его, терлась щекой о колючую щетину, вдыхала бы такой близкий, такой родной запах кофе, горького шоколада и старинных книг.

«То, что мы называем судьбой, является следствием наших ошибок», — вспомнилось некстати.

Теперь… ешь то, что заслужила, Алайна Ритц. Выкарабкивайся из этой ямы, обдирая пальцы в кровь, скуля от боли и острого, режущего как нож, одиночества.

Стукнула дверь. Служанка ушла. Еще несколько минут Алька лежала в полной тишине, возя пальцем по трещинкам в штукатурке. Потом за дверью послышались голоса, один из них был мужским, другой — высоким, женским. В комнату снова вошли, уже двое.

— Ну, и что это все значит?

Алька усмехнулась. Этот низкий голос с рычащими нотками невозможно не узнать. Она медленно повернулась на кровати и сказала:

— Здравствуйте… ваше величество.

— А еще я твой отец, — хмуро сказал Сантор, подходя ближе.

Он подвинул себе стул и сел — рядом с кроватью, так, что Алька могла протянуть руку и коснуться его.

Она невольно разглядывала Сантора, ведь еще не встречалась с ним после того, как пала Пелена, и все проклятья развеялись.

Сантор… стал человеком.

Высоким, статным мужчиной, с шевелюрой, черной как вороново перо, смуглым, с черными глазами, густыми бровями. Впрочем, рост и сложение не изменились, он ведь и был таким. Только теперь крыльев не стало и, верно, поэтому Сантор не выглядел подавляюще-огромным. Просто крупный мужчина средних лет. И в черных волосах, собранных в недлинную косу, поблескивают серебряные нити.

Одежда осталась прежней. Свободная туника с замысловатой драпировкой, синий шелк, золотое шитье. Алька невольно метнула взгляд на служанку, что тенью замерла в углу комнаты. Та была одета, как раньше одевались женщины крагхов: сложно задрапированная ткань, а под ней шаровары.

— Что? — тихо спросила Алька, понимая, что молчание затягивается, что Сантор сидит и смотрит на нее, положив широкие кисти рук на колени.

Он недовольно пожевал губами.

— Вставай, одевайся. Мне сказали, что ты полностью оправилась от падения.

Алька вздрогнула. Вот так? Настолько обыденно? Вся ее жизнь… только что сгорела, а Сантор хочет делать вид, как будто ничего не случилось?

— Зачем ты пришел? — прошептала она, — ты что, не видишь?..

— Что твой магистр оставил тебя? — голос Сантора внезапно смягчился, он дернулся на стуле, как будто хотел протянуть руку и погладить Альку по голове, но сдержался, — я говорил с ним, перед тем, как он отбыл в земли Порядка.

Во рту внезапно пересохло, Алька торопливо облизнула губы.

— И что? — прозвучало как-то сипло и совсем жалко, — что он сказал тебе?

Сантор пожал плечами и уставился на Альку так мрачно, что ей вдруг захотелось побыстрее заползти под кровать.

— Он сказал, что ты его предала, что плела интриги у него за спиной, в результате чего смертельно опасная тварь вырвалась из-под контроля. Как по мне, он имеет полное право от тебя отказаться.

Она поежилась.

Да, конечно, все так. Но…

— Ты сам прислал Кьера, — тихо сказала она, не глядя на Сантора.

— Но не Кьер заставил тебя нарушить планы твоего мужчины, так ведь?

— Я не знала… — Алька всхлипнула. Еще немного, и не выдержит, и слезы покатятся по щекам.

— Прежде всего, ты должна была слушаться своего мужчину, — отрезал Сантор, — ты сама его выбрала, между прочим. А раз выбрала, то должна была верить, а не вытворять то, что вытворила. Так что нечего теперь… Вставай, одевайся. Мы будем ждать тебя к ужину.

— Я не голодна… — и тут же вскинулась, — а Рон? Что с ним, он выжил?

Сантор смерил ее пронизывающим взглядом.

— Если изволишь выйти к ужину, увидишь там брата. С ним… все будет хорошо. Мариус Эльдор — человек слова. Он сделал все, чтобы мой сын остался в живых.

Алька снова свернулась клубком. Взгляд Сантора давил и внушал чувство вины. Да она и была виновата, разве нет?

— Я пойду, — примирительно сказал отец, — приводи себя в порядок. Манни поможет тебе одеться.

— Подожди, — она высунула нос из-под одеяла, — тебе… Мариус еще что-нибудь сказал? Он… когда-нибудь сможет… меня простить?

Сантор скривился.

— Тебе интересно, вернется ли он? Я бы не рассчитывал. Магистр был настроен решительно… но никто не может знать свою судьбу, Алайна. Никто.

И тут Алька не выдержала. Горло сжалось, по щекам покатились слезы. Давясь рыданиями, она уткнулась в подушку. Алька выла и ревела в голос, оплакивая то, чему уже никогда не случиться — их жизнь, ребеночка, которого она бы любила, самого Мариуса, без которого она себя просто не представляла. Вот как так, она есть — а его рядом больше нет? Она оплакивала собственную глупость, свою огромную и такую горькую ошибку, свою любовь и мечты. Ту самую минуту, когда решила освободить Рона наперекор воле своего мужчины.

Она и не заметила, как осталась одна.

А потом, размазывая по лицу слезы, поднесла к глазам руку. На пальце плотно сидел перстень с раухтопазом, тот самый, фамильный, с веточками, украшенными мелкими бриллиантами.

— Прости меня, прости! — крикнула она, хоть и не мог Мариус ее услышать.

И приникла губами к прохладному камню.

Наверное, было бы честным вернуть перстень.

Но это было единственное, что у нее осталось от самой большой любви, и поэтому Алька решила, что оставит это напоминание себе. Хоть что-то… до конца жизни будет напоминать о нем.

***

Позже… Она кое-как поднялась. Слегка кружилась голова, но это, наверное, от голода. Пройдет.

Алька наконец осмотрелась: в том, что комната находится во дворце, сомнений не было — ни одного прямого угла, все скругленное, стены мягко перетекают в потолок и в пол, и окно овальное. За окном — мягкие сиреневые сумерки. Кроме кровати и двух резных стульев в комнате был еще туалетный столик, над которым висело зеркало в красивой бронзовой раме. На столике с одной стороны стоял медный таз с водой, с другой стороны… Алька невольно всхлипнула. Там лежали те самые колье и браслет, которые ей Мариус купил, чтобы идти на бал, и в которых, собственно, ее похитил мертвый магистр.

…Она отвернулась. Поверх спинки одного из стульев было разложено традиционное одеяние крагхов: шаровары из черного шелка и длинный отрез нежно-фиалкового, с богатой вышивкой. Внизу стояли изящные туфли без задников, зато с загнутыми носками.

Вздыхая, Алька кое-как оделась. У нее не получилось соорудить драпировку должной формы, поэтому свободный конец ткани она просто перекинула через плечи наискосок, за спину. Подойдя к зеркалу, Алька уставилась на собственное совершенно несчастное отражение: щеки запали, губы искусаны, под глазами синяки. Она мокрыми пальцами пригладила волосы, раздирая их на прядки. Посмотрела еще раз на сапфировое колье, и с новой силой всколыхнулась горечь в душе.

Мариус. Когда покупали колье, он собственноручно примерял ей его, попутно лаская шею, щекоча ямку под затылком. Она закрывала глаза, откидываясь назад, ближе к нему. Но они были в магазине, и он не мог просто взять и поцеловать ее, нежно и одновременно жарко, так, чтобы прикусить нежную кожу под мочкой уха. В те минуты Алька думала о том, что они все наверстают дома, когда будет время… А времени не оказалось.

Ей совершенно не хотелось выходить из комнаты. Все, что хотелось — снова свернуться клубком на кровати, закрыться от всего мира одеялом. Не видеть никого и ничего.

Но она все же отворила дверь, высунула нос наружу и увидела, что за дверью ее терпеливо поджидает низенькая девушка, может быть, чуть старше Альки.

— Ваше высочество! — она торопливо поклонилась в пояс, придерживая складки одеяния, — отчего же вы не позвали, чтобы я вам помогла?

— Ты Манни? — Алька с трудом вспомнила, какое имя называл Сантор.

— Я, это я, ваше высочество.

Манни была темноглазой и темноволосой, с круглым лицом, с маленьким носом и острым кукольным подбородком. Волосы были разделены на пробор и заплетены в две косы. Манни улыбалась смущенно, и при этом на ее округлых щеках появлялись ямочки.

— Отведи меня, пожалуйста, на ужин, — выдохнула Алька.

Больше ей ничего, совсем ничего не было нужно.

Манни снова поклонилась и пролепетала:

— Извольте следовать за мной.

…Алька уже и забыла, как это, брести по лабиринтам дворца повелителя крагхов. Чем дальше, тем больше возникало сомнений в том, что дворец — творение рук людских. Уж больно переплетение коридоров и галерей походило на внутренность муравейника. Или как будто они шли сейчас внутри переплетенных корней неведомого гигантского растения. Временами стены были ажурными от окон неправильной формы, и тогда Алька шла в сумерках, а временами приходилось нырять в кромешный мрак и идти почти наощупь. Им попадались крагхи… вернее, бывшие крагхи. Молча кланялись Альке, и также спокойно шли мимо. Мужчины, женщины. Иногда Алька видела стражников, узнавала их по кожаным доспехам — уж что-то, а это не изменилось. Потом они подошли к высоким резным дверям, двустворчатым, в форме арки, перед которыми навытяжку стояли стражи. Манни быстро обменялась с ними взглядами, и решительно распахнула перед Алькой двери.

Чувство было такое, словно прыгнула с обрыва в ледяную воду.

Яркий свет ударил в глаза. Громкие разговоры… Какие-то люди, сидящие за длинным столом. Алька отшатнулась, инстинктивно прячась в тех мягких сумерках, что царили в коридоре, но ее уже заметили, воцарилась тишина.

Она растерянно пошарила взглядом, увидела, как сидящий во главе стола Сантор поднялся и двинулся к ней.

Самый обычный мужчина. Статный. Хорош собой.

Мелькнула неуместная мысль — наверное, крагхи старели медленнее людей, потому что Сантор выглядит так, словно ему нет и сорока, а на самом деле он гораздо, гораздо старше…

— Алайна, — он уже был рядом, протянул руку, — хорошо, что ты пришла. Идем.

Она совсем растерялась. Снова пестрая, незнакомая толпа. Все ее разглядывали, щекам стало жарко, а перед глазами все плыло. Алька оперлась на руку Сантора, и он неторопливо повел ее к столу.

— Садись. Тебе нужно поесть, — тихо сказал отец.

Алька уселась на свободный стул, сообразила, что ее место как раз по левую руку от повелителя. Осторожно оторвала взгляд от пустой пока тарелки… и дыхание застряло в горле.

Напротив сидела тварь и смотрела на нее. Тварь с лицом Авельрона. Сердце замерло, потом заколотилось с удвоенной скоростью. Она растерянно глянула на отца… как же так? Он не видит? Не замечает чудовища?

— Алайна, — тихо позвал Авельрон, и наваждение схлынуло.

Альке захотелось уронить лицо в ладони и расплакаться. Это ведь Рон, теперь это точно Рон! Настоящий и живой. Как говорил Сантор, Эльдор сделал все, чтобы ее брат жил… А она…

— Аля, — тихо повторил брат, — пожалуйста… это я. Теперь это я.

Сантор шумно придвинул свой стул. Алька рассеянно наблюдала, как ей в бокал наливают вино. Пить… не хотелось совершенно. Разговоры за столом возобновились. Стук столовых приборов. Запахи пищи, от которой почему-то подташнивает. Ей поначалу казалось, что на нее будут глазеть, что будут обсуждать — но вышло так, что никто не обращал внимания. Алька осторожно посматривала на то, как Авельрон ловко пользуется ножом и вилкой, какие у него худые, жилистые руки. Сантор время от времени спрашивал какую-то малозначимую ерунду, вроде «хорошо ли посолен лехиор». Алька смиренно кивала, ковырялась в своей тарелке и едва ли съела несколько кусочков. Она как будто бы и была голодна, но кусок не шел в горло.

— Как ты себя чувствуешь? — негромко спросил Авельрон.

Алька молча кивнула. Потом посмотрела на него, невольно ища в нем тварь. Но твари больше не было: перед ней сидел Рон, худой, как бывает после долгой болезни, но одетый в шелка. И волосы были острижены, на висках так и вообще сбриты, а то немногое, что осталось сверху, было зачесано назад.

— Я… могу с тобой поговорить? — грусть во взгляде.

Алька пожала плечами.

— Почему ты спрашиваешь?

— Тебе может быть неприятно меня видеть… — он запнулся, смерил ее задумчивым взглядом, — после всего. Мне… рассказали.

— Нет, что ты, — пробормотала Алька, хотя Рон и угадал ее состояние, — с радостью…

— Возвращайся к нормальной жизни, Алайна, — Сантор вклинился в их разговор, — раз уж ты здесь, тебе стоит уделить внимание собственному народу. С землями Порядка… пока что у нас так себе отношения.

— Война будет? — спросила Алька, замирая под тяжелым взглядом пронзительных черных глаз.

— Нет, — Сантор усмехнулся, — не будет. Они сюда не сунутся. Все-таки Флодрет не дурак, другое дело, что те, кто вокруг него, могут желать войны… Но нам есть чем осадить их, Алайна.

Алька подумала-подумала, и уточнила:

— Твари роя?

— Полагаю, тебя это тоже коснулось, — Сантор кивнул, — равно как и твоего брата.

— Я так и не знаю, в чем тут дело, — она вздохнула, — Мариус… он хотел заняться моим даром, но как-то не сложилось.

— Для того, чтобы заняться твоим даром, Мариус Эльдор нам не нужен. Да и не сможет он ничего сделать. Его дар — совсем другой, Аля. Так что… самое время взбодриться и заняться делами. Здесь ты дома.

Алька смущенно улыбнулась Сантору.

Ей хотелось объяснить, что вот сейчас… именно сейчас ей ничего не хочется. Совсем. Хочется не выходить из своей комнаты. Хочется быть одной и вспоминать-вспоминать-вспоминать, смаковать каждую деталь, каждую драгоценную частичку недавнего прошлого. Того, где был Мариус, и где они были вместе.

— Хорошо, отец, — согласилась она и снова уставилась в тарелку.

Там ее поджидали маленькие пирожные, но даже их не хотелось.

***

Авельрон все же пошел провожать ее до комнаты.

Странные ощущения. Вроде как и понимаешь, что это — брат, и что не сделает ничего дурного, но… все равно, страх никуда не делся. Постоянно кажется, что вот сейчас Рон повернется к ней, и глаза снова будут совершенно стеклянные, неживые.

Когда они отошли достаточно от обеденной залы и остались наедине, Рон осторожно прикоснулся к ее запястью. Алька невольно дернулась, отшатнулась.

Вздох.

— Я так и знал, что для тебя это все так и останется, — совсем тихое.

Она затрясла головой.

— Нет, нет. Нет! Ты… это не так. Ты не так понял. Просто…

Альке стало стыдно. В самом деле, Авельрон ведь не был виноват в том, что случилось. Это скорее ее вина, что позволила куполу рухнуть, а магистру — захватить тело брата.

Но Авельрон смотрел на нее так, что казалось, сам в эту минуту умирает от стыда и боли.

— Мне… рассказали, чем я был. — сказал глухо, — я не уверен, что после всего этого мне стоит оставаться во дворце.

— Ты не виноват, — выдохнула Алька.

Она почти не знала Авельрона, но одно знала точно: он пошел на большие жертвы, спасая Мариуса. И странно стыдиться того, в чем нет вины.

— Идем, — тихо сказал он, — отведу тебя в твою спальню.

Алька медленно пошла дальше. Щеки пылали. Мимо проплывали окна, из-за которых вся стена казалась ажурной. По галерее гулял ветер, и разговор как-то не клеился.

— Дворец на скалах, а у вас теперь нет крыльев, — сказала Алька, чтобы разбить гнетущую тишину, — как вы забираетесь на скалы?

— Я и сам здесь недавно, — напомнил Авельрон с усмешкой, — но мне уже рассказали, как лихо бывшие крагхи управляют роем. Теперь рой — наши крылья, Аля. Наверное, поэтому отец людей ни в грош не ставит. Они ведь не умеют летать, а мы все еще умеем…

— Но мы теперь тоже люди, — возразила она.

— Наверное, — эхом откликнулся Рон. Помолчал, а потом спросил, — он все-таки бросил тебя, да? Прости, что спрашиваю.

Она пожала плечами. Что здесь скажешь…

— Я сама дура. Надо было слушать Мариуса. А я… вообразила себе Пастырь знает что. В результате… видишь, тебя чуть не сожрала тварь.

— Не вини себя. Тебе казалось, что так будет правильно. Мы все ошибаемся…

— Да, но теперь…

Алька замолчала, быстро смахнула набежавшую слезинку.

Теперь она одна. Мариус ее оставил, и прав был… наверное, прав.

— Я говорил с ним, — вдруг сказал Авельрон, — когда он меня лечил. Ну, после того, как вышиб из моего тела ту тварь. Он мне все рассказал… Но я просил, чтобы он тебя не оставлял. Знаешь, что он мне ответил?

— Что? — слова застревали в горле.

Они снова остановились, Алька умоляюще смотрела на Авельрона. Почему-то казалось, что то, что он скажет… станет спасением.

— Аля, — в серых глазах тоска, — Мариус мне сказал, что поступает так, как должен. Это все, что он мне сказал.

— Понятно, — она кивнула.

— Не плачь, пожалуйста. Ты не заслужила… всего этого. Я хочу, чтоб ты была счастлива.

Он осторожно, словно хрустальную вазочку, приобнял ее за плечи.

И на этот раз Алька не дрогнула, она ведь утвердилась в знании, что перед ней — Рон. Даже пахло от него… так же, как раньше. Чем-то таким домашним. Покоем. Безопасностью.

Она ткнулась носом ему в ключицу и всхлипнула.

— Как я могу быть теперь счастлива, Рон? Вот как?

Он молча гладил ее по спине.

— Я сама все поломала, — выдохнула она в шелковое одеяние, — я ведь знала, что он не простит.

— Это ничего… это пройдет.

А ей просто хотелось поплакать, и чтобы хоть кто-то утешил. От Сантора сочувствия не дождешься, он как будто железный. Только раз показал свою боль, когда умерла его королева.

— Не плачь, — бархатный шепот ласкал слух, — не плачь, у тебя все будет хорошо.

— Рон…

И она окончательно разревелась.

Позже… Он все-таки довел ее, трясущуюся, рыдающую до спальни. Он обнимал ее за талию, и в этих объятиях было что-то очень интимное, но одновременно очень родственное. Как будто Рон был частью Альки, а она — частью его самого. Ничего общего с влечением. Скорее, какое-то чувство стаи. Возможно, все это потому, что они оба были крагхами, и только потом стали людьми.

Но когда Алька проплакалась, ей стало чуточку легче.

Она приняла происшедшее. Она поняла, что Мариуса в ее жизни больше не будет и… как-то придется самой. Или не самой, но что-нибудь да получится.

Рон был рядом. От него пахло семьей. И Алька успокоилась, дала уложить себя в постель. Рон укрыл ее одеялом, старательно подоткнул его, чтоб ноги не мерзли, потоптался перед кроватью.

— Я пойду, Алечка.

— Хорошо, — она кивнула, — спасибо тебе. Мы… сходим еще куда-нибудь?

— Пока я во дворце, то да.

— Не уходи никуда, Рон, — попросила Алька, — не бросай меня. Без тебя мне будет совсем плохо. К тому же… Ты видел Арианну?

— Мне бы не хотелось сейчас об этом говорить, — уклончиво ответил Рон.

— Хорошо, — Алька согласилась, — как скажешь… приходи завтра утром, а?

— Приду.

Он на прощание легко поцеловал ее в макушку и ушел, тихо притворив за собой дверь.

Алька устало откинулась на подушки и закрыла глаза. Сил не было даже на то, чтобы раздеться. Потом она все же села, принялась разматывать ткань, чтобы одеть сорочку. И вдруг ее затошнило так сильно, что Алька едва успела добежать до таза на туалетном столике.

***

Утром… Ее осторожно разбудила Манни. Его величество повелитель Сантор приказал звать принцессук завтраку. Ее высочеству ночью было плохо? Что ж, все уберут, не беспокойтесь. Возможно, последствия удара головой. Или той магии, которую вливал в ее высочество тот мужчина, который и принес ее на руках во дворец.

Алька закусила губу, чтобы не разреветься вновь. Снова Мариус. Везде он, даже в словах служанки. Как тут забудешь? И перстень с раухтопазом, родовой перстень на пальце. Такое далекое и теперь недостижимое счастье.

— Позвольте, я помогу вам привести себя в порядок. Его величество ожидает к завтраку, не стоит опаздывать.

Алька обреченно вздохнула и отдалась в маленькие, но очень крепкие руки Манни.

В результате она была умыта, одета и причесана, и на сей раз все с драпировкой шаньи — как называла девушка отрез вышитой ткани — было правильно. Но сил… не было. И видеть особо никого не хотелось. В черных глазах Сантора читался укор, остальные… просто незнакомые люди, когда-то крагхи.Бывшие.

Алька вяло брела вслед за Манни и ловила себя на том, что сейчас ей лучше всего здесь, в темных коридорах. А Мариус… что ж, он принес ее сюда на руках, и лечил, как мог. А потом бросил. Уж лучше бы и не лечил вовсе, дал бы просто провалиться в ничто, чем вот так, душу в клочья.

За завтраком собрались только приближенные к повелителю.

Сам он восседал во главе стола, по правую руку — Авельрон, место по левую руку пустовало, очевидно, ожидая Альку. Дальше, со стороны Альки, на стуле сгорбился немолодой уже мужчина, худой, чернявый, остроносый. Он быстро глянул на нее и также быстро отвернулся. Алька успела лишь заметить, что глаза у него были ярко-голубыми, словно летнее небо. А еще на завтраке присутствовал Кьер. Но он не сидел за столом, а стоял у окна, сцепив за спиной руки.Алька подумала, что выглядит Кьер как-то неважно. В напряженной позе сквозила боль, словно до этого убийцу Сантора избили. И волосы падали на лицо, Кьер стоял, опустив голову и рассматривая пол у себя под ногами.

— Садись, — Сантор указал на нее вилкой, — надеюсь, тебе лучше?

Алька выдавила из себя улыбку, прошагала к своему месту.

Лучше ли ей? Сомнительно. Тело выздоровело, а душа болит, и воспоминания терзают так, что хочется выть, забившись в самый темный угол.

По правую руку от нее оказался тот самый худой мужчина с холодными голубыми глазами. Алька исподтишка поглядела на него и пришла к выводу, что у него довольно приятное, располагающее к себе лицо и, наверное, острый ум. Жесткие черные волосы, коротко стриженные, были взъерошены в беспорядке, как будто незнакомец даже не счел нужным причесаться перед королевским завтраком.

— Алайна, — вновь прозвучал голос Сантора, — познакомься. Это Лиар Фэй, с некоторых пор — наш верховный маг.

— Очень приятно, — пролепетала Алька.

Лиар Фэй повернулся и теперь уже посмотрел на нее в упор. Да, в самом деле. Умное у него было лицо. А взгляд — острый, цепкий, пронизывающий.

— Я счастлив быть представленным принцессе, — спокойно сказал он, — я надеюсь, наше знакомство будет плодотворным.

Алька замялась. Наверное, нужно было что-то сказать?

— Я не видела вас раньше во дворце, — растерянно произнесла она, — правда, я здесь вообще мало кого видела, в последний свой визит.

— Раньше у нас и не было верховного мага, — Сантор усмехнулся, — раньше была Пелена. А потом, когда она рухнула, кого-то задело сильнее, кого-то слабее. Так получилось, что Лиар Фэй заполучил себе порцию Дара больше, чем прочие.

— Резерв? Отец, вы про резерв говорите?

— У нас все не так, — цепкий взгляд Фэя не отпускал, — сложно говорить о резерве, ваше высочество. Те, кто были крагхами, теперь повелевают роем, и самое первое умение, можно сказать, первичное — призыв тварей. В любое место. Вот так, сквозь пространство.

И умолк, наблюдая за Алькой.

Она поежилась. Она не совсем понимала, зачем здесь этот верховный маг, зачем отцу этот завтрак. Бросила взгляд на Кьера — как раз в тот миг, когда он тоже смотрел на нее — и едва не вскрикнула. Правая сторона его лица заплыла багровым кровоподтеком.

И вместе с тем Кьер продолжал стоять у стены. Он поймал огорошенный взгляд Альки и быстро отвернулся.

Да что тут происходит?

— Я позвал Лиара для того, чтобы он помог определить, есть ли в тебе наша магия, — прозвучал спокойный голос Сантора, — Авельрона задело Даром, он может призвать Рой. Возможно, ты тоже можешь?

Она пожала плечами. Призвать рой? Не пробовала. Даже в мыслях не было. Однако…

И вспомнила архаана, того, что стерег ее.

Как-то… она смогла ему приказывать.

И эти ожившие рисунки… тоже ведь не просто так?

— У меня рисунки оживали, — сказала Алька, глядя то на Фэя, то на отца.

— Вы призывали тварей роя в сформированные образы, — прокомментировал маг, сверля ее ледяным взглядом, — еще что-нибудь было?

— Меня слушался архаан, — несмело продолжила Алька, — у нас… как будто связь.

Лиар Фэй удовлетворенно кивнул.

— И это тоже проявление Дара. Вам нужно тренироваться, ваше высочество. Коль скоро вам досталось магии, неразумно ей пренебрегать. Принцесса должна уметь защитить себя.

Алька снова посмотрела на Кьера, и ей показалось, что он едва заметно кивнул — и тут же отвернулся, чтобы никто не заметил их переглядываний.

— Хорошо, — покладисто сказала она, — я с радостью буду учиться… раз уж осталась здесь.

И вдруг вспомнила о том, что подарила бабочку принцессе. Получается, тварь роя подарила? А если, упаси Пастырь, это опасно?

Дальше начали подавать завтрак. Алька поковырялась в каше, выпила стакан сока, который оказался приятным — кисло-сладким, легким. На мясо даже смотреть не хотелось.

— Ты мало ешь, — заметил Сантор, — тебе все еще нехорошо?

— Все в порядке, отец, — промямлила она.

И поняла, что кроме кисленького сока больше ничего есть и не может. Последствия магии Мариуса? Или последствие падения на камни?

— Я бы предложил встретиться сегодня после обеда и хотя бы начать обучение, — голос Лиара Фэя звучал мягко, успокаивающе.

— С удовольствием, — ответила Алька.

Ей показалось, что именно этого и хотел от нее Кьер, чтоб она начала учиться.

Но, однако, что ж с ним случилось?

И почему ему не разрешено сесть за стол?

Алька поймала предостерегающий взгляд Авельрона, одними губами он произнес: «позже».

Пожала плечами. Позже так позже. Ей не нравилось происходящее, но, верно, задавать королю слишком много вопросов не стоит.

— Ты бледная, — снова сказал Сантор, сверля Альку пристальным взглядом.

— Со мной все хорошо, отец, — и она выдержала этот взгляд.

В самом деле, ведь мир не рухнет без Мариуса Эльдора. А она… что ж, она принцесса. И ей теперь надо учиться жить… как-то жить, да.

Позже, когда завтрак окончился, Авельрон взялся проводить ее. У Альки немного кружилась голова, поэтому она взяла его под руку. Так и пошли по крытой галерее. Свежий воздух был более, чем кстати.

— Что с Кьером? — тихо спросила она.

Авельрон поморщился, затем быстро огляделся и, убедившись, что они одни в галерее, так же тихо ответил:

— Кьер был наказан, судя по всему. Он ведь принадлежит отцу… ну и не уберег тебя. Показательная порка.

Алька невольно отшатнулась.

— Ты хочешь сказать, что отец наказал Кьера? Вот так? Избил?

Пожатие плечами.

— Кьер получил столько плетей, сколько ему причиталось, Аля.

— Дикость какая… — мысли закрутились в голове цветастым вихрем.

Она ведь… ничего такого не ожидала от отца. Как он мог? За что? Разве Кьер виновен?

Авельрон лишь головой покачал и мягко погладил ее по запястью.

— Послушай, маленькая… Ты ведь не жила тут и мало что знаешь. Все это время, на протяжении столетий, здесь были именно такие порядки. Традиции, понимаешь ли.

— Но теперь же… — она хотела возразить,сказать, что теперь все изменилось, но Авельрон махнул худой рукой, словно рассекая воздух.

— Ничего не изменилось, Аля. Сантор будет править железной рукой, как и раньше. И больше всего на свете я боюсь, как бы ты не оказалась просто разменной монетой.

— Он же мой отец, — совершенно растерявшись, брякнула Алька.

— Да, он твой отец, — согласился Авельрон. В его серых глазах снова была тоска, — но прежде всего Сантор будет думать о своих землях и своих подданных. Не думаю, что он захочет сделать какую-нибудь гадость лично тебе, но…Ты не должна питать иллюзий, понимаешь меня? Не должна. Ты не свободна здесь, и никогда свободной не будешь.

А Алька слушала его и вспоминала…

Ведь правда, здесь такие традиции. Очень жестокие. Вспомнить хотя бы, как тварям роя бросали человека. Или то, как Сантор недрогнувшим голосом отправил на виселицу женщину, беременную от него же.

— Ты видел Арианну? — спросила осторожно.

Авельрон молча приобнял ее за талию и повел дальше, вдоль окон.

— Зачем мне видеть ее, Аля?

— Она тебя любила, Рон.

— Она предала нас всех из-за чувства, и предаст еще неоднократно. К тому же, она носит ребенка моего отца. Зачем мне с ней видеться?

Он помолчал, размышляя.

Затем попросил:

— Алечка, маленькая моя сестренка. Не бери лишнего в голову. Подумай лучше о том, что нужно лично тебе. У тебя кто-нибудь остался там, в землях Порядка? Возможно, его стоит переправить сюда?

И тут Алька совсем растерялась. Да, у нее остался братик, ее маленький сводный братик, которого она любила. Но… стоит ли тащить его сюда, в эти жестокие земли?

«Мариус не должен его бросить, — пронеслось в голове, — не должен».

Поэтому она, пряча глаза, лишь покачала головой.

Нет, у нее никого там не осталось. Незачем даже думать об этом.

А перед глазами почему-то Кьер, который стоял у стены и едва держался на ногах. За что его наказал Сантор? Кьер не так уж и виноват.

— Тоскуешь по нему? — вдруг спросил Авельрон.

Не нужно было гадать, о ком шла речь. Алька поежилась и кивнула.

— Очень. Иногда мне кажется, что не будет мне жизни… без него.

— Время лечит, — лаконично заметил брат, — да и ты не долго будешь одна.

— Я не хочу…

— Думаю, тут не стоит вопрос о том, хочешь ты или нет, — Он медленно гладил ее по тыльной стороне ладони, — ты принцесса, Аля. А все принцессы выходят замуж. Да хоть и за верховного мага. Отец с удовольствием заручится его постоянной поддержкой… в любых вопросах, понимаешь?

Она выдернула руку.

— Зачем ты мне это говоришь?

Кривая улыбка. И тоска в прозрачных серых глазах.

— Затем, чтоб для тебя не было сюрпризом, если однажды отец отдаст тебя кому-нибудь.

— Он не сделает это против моей воли!

Ведь не сделает же?.. Вольную птицу не удержишь в руке.

— Ты сама сделаешь все, что он прикажет, — Авельрон усмехнулся одними губами, — потому что это нужно будет государству. А принцессы не выбирают свою судьбу.

У Альки перед глазами замельтешили алые точки. Кровь прилила к голове, щекам стало жарко. Так хотелось… сказать что-нибудь злое, обидное…

Но не успела.

Раздался торопливый звук шагов, в галерею вбежал стражник.

— Ваши высочества! Ваши высочества, его величество требует вас к себе. Прибыл гонец из земель Порядка, повелитель желает, чтобы вы знали новости!

— Идем, — Авельрон решительно стиснул Алькину руку.

Пришлось почти бегом добираться до кабинета Сантора. У Альки голова кружилась от всех этих поворотов, хитро заверченных коридоров, неправильных форм и скругленных контуров. Авельрон дотащил ее до отцовского кабинета, он тоже запыхался, тело еще не до конца восстановилось после того, что сделал с Роном магистр.

Постучались.

А потом, когда по ту сторону прозвучало хмурое «войдите», Авельрон распахнул перед Алькой дверь, учтиво пропуская ее внутрь.

Сантор… сидел за письменным столом, выточенным из цельного камня. Из овальных окон лился розоватый свет, искрился по книжным корешкам, ложился пятнами намолочного цвета стены. Перед повелителем крагхов лежал тщательно расправленный свиток, Алька увидела круглую сургучную печать на золототканом шнуре. И отчего-то этот сургуч напомнил ей спекшуюся кровь. Резко стало нечем дышать, перед глазами потемнело.

«Да что это со мной», — рассердилась она.

На миг закрыла глаза, попыталась успокоиться. Вроде помогло, кабинет перестал плыть. На запястье — теплые пальцы Авельрона.

— Я получил послание из земель Порядка, — неожиданно добродушно сказал Сантор, — это тебя касается, Алайна. Орвил Дей Флодрет просит твоей руки, чтобы сделать ваш брак залогом мира между нашими землями.