Тень утраты

Ольга Агеева (2024)

После смерти родителей Александр охвачен горем и одиночеством, он пытается жить нормальной жизнью, однако душевные раны не заживают. Трагедия оставляет глубокий след и в душе его шестилетней сестры, она переживает потерю гораздо тяжелее брата. Охваченный отчаянием, Александр готов на всё, чтобы спасти её от мучительных страданий

Наш экипаж подкатил к парадным дверям Сэдхолла около десяти часов вечера.

— Как всё прошло, сэр? — спросил Томпсон, раскрывая огромный зонт надо мной и Корой.

— Тихо, — коротко ответил я.

— О, мисс Кора, пойдёмте, я уложу вас в постель, — засуетилась няня, как только мы переступили порог дома.

Я выпустил руку сестры и позволил няне увести её.

— Принеси виски в библиотеку, — распорядился я, снимая шляпу и вручая её дворецкому. Томпсон коротко кивнул и поспешил выполнить приказ.

В библиотеке я стянул с себя плащ и кинул его на спинку ближайшего кресла. В камине весело потрескивал огонь, приглашая подойти поближе и насладиться уютом домашнего тепла.

Но ни камин, ни антикварная мебель, ни сотни книжных фолиантов не ведали, что уют покинул этот дом вместе с графом и графиней Флиндербери. Я чувствовал себя как никогда одиноко в этом огромном доме. Потерять обоих родителей разом — не самая лучшая участь для юноши моих лет.

Я взял с подноса, принесённого Томпсоном, стакан с виски и осушил его одним глотком.

Я не был готов к той ноше, которая свалилась на меня — огромное поместье, титул и шестилетняя сестра на попечении.

К утреннему кофе мне подали «Таймс». Не знаю зачем, это отец любил читать её за завтраком. Я же, дабы не портить себе аппетит, предпочитал узнавать последние новости, когда пища хоть немного переварится.

Я раскрыл газету и уставился в неё невидящим взглядом.

— Пришло очень много писем, сэр, — сказал Томпсон, подливая мне кофе. — Наверное, около сотни.

— Пусть отнесут в библиотеку, — со вздохом сказал я. Я был уверен, что знаю содержание этих писем, но всё же намерен был их просмотреть. — И распорядись принести туда чай через час. Я вернусь с прогулки и займусь этим, — добавил я, поднимаясь из-за стола.

Вчерашний ливень закончился, уступив место тусклому солнцу. Зимы в наших краях не такие суровые, как, скажем, в Дареме, но в ноябре погода часто бывает непредсказуемой.

Я шёл, погрузившись в свои мысли, не замечая ничего вокруг. Я надеялся, что прогулка хотя бы немного отвлечёт меня от скорби и облегчит мои страдания.

— Александр! — голос Коры вырвал меня из задумчивости.

Я обернулся — сестра бежала ко мне через лужайку, няня семенила следом. Добрая, чудесная няня Уилтон. Она вырастила и меня, а сейчас была уже в довольно почтенном возрасте и не всегда могла угнаться за этой энергичной девчонкой.

Кора, не снижая скорости, влетела в меня и обвила руками мои колени, крепко прижимая к себе. Когда она разжала объятия, я присел на корточки, так, чтобы моё лицо оказалось на одном уровне с её.

— Ну как ты? — спросил я, вымученно улыбаясь.

Она снова обняла меня — теперь за шею — и прошептала на ухо:

— Я хочу к маме и папе.

Я высвободился из объятий и внимательно взглянул на сестру. Она не плакала, но её голубые глаза были полны печали.

— Ты же знаешь, это невозможно, — тихо сказал я, беря Кору за руку. — Их больше нет с нами. Мы похоронили их вчера вечером, помнишь? — я часто заморгал, не давая воли эмоциям.

— О, мисс Кора, — няня Уилтон, наконец, добежала до нас и теперь тяжело отдувалась. — Не стоит мешать вашему брату, он, верно, очень занят.

— Ничего страшного, — сказал я, поднимаясь. — Кора, будь умницей и слушайся няню, — добавил я и зашагал обратно в сторону дома.

В библиотеку я прибыл раньше, чем собирался. Чай ещё не подали, но огромная стопка писем уже лежала на столе. Любимый отцовский нож для бумаг, привезённый когда-то из Бомбея — тоже. Серебряный кинжал клиновидной формы с рукоятью из слоновой кости блестел, отражая от идеально гладкой поверхности свет пляшущих языков огня в камине.

Я принялся за письма. Как я и ожидал, в большинстве из них были соболезнования. У родителей было много друзей, приятелей и дальних родственников по всей Британии. Вскрывая письмо за письмом, я будто снова и снова вскрывал рану в своей душе. Мне больно и противно было читать слова о том, какими прекрасными людьми были мои родители. Не думаю, что кто-то из тех, кто написал эти письма, по-настоящему знал и любил их, а соболезнования были для них только формальным актом вежливости.

Меня заинтересовало лишь письмо от тётушки Иды — кузины отца, к которой мы с Корой ездили каждое лето. Она всегда была добра к нам. Своих детей у неё не было, возможно, поэтому она так сильно любила нас.

Когда дверь в библиотеку отворилась, я решил, что принесли чай, но это оказалась Кора. Она забралась ко мне на колени и снова обняла за шею. Следом вбежала няня Уилтон.

— Простите, сэр, она опять от меня убежала.

— Ничего. Ты помнишь тётушку Иду, Кора? — поинтересовался я. — Она пишет, что не смогла вчера быть с нами из-за болезни. Но она приглашает нас с тобой на Рождество к себе в Бангор. По-моему, отличная идея. Нам будет полезно сменить обстановку и подышать морским воздухом.

Конец ознакомительного фрагмента.