Кроты Вавилона. Сборник рассказов

Ольга Александровна Белова

Луч, пронизывая рваный туман облака, щекотал землю, в небе висела птица, сообщество копошащихся насекомых хрустело жесткими, в мутных подтеках крыльями, чиркая небо крылом, вырезав круг, птица камнем упала вниз, жирная лоснящаяся земля, крошась и разваливаясь, открыла свои недра.

КРОТЫ ВАВИЛОНА

(Рассказ-катастрофа)

«Предрассудок! Он обломок

Древней правды. Храм упал;

А руин его потомок

Языка не разгадал»

(Е. Я. Баратынский)

Луч, пронизывая рваный туман облака, щекотал землю, в небе висела птица, сообщество копошащихся насекомых хрустело жесткими, в мутных подтеках крыльями, чиркая небо крылом вырезав круг птица камнем упала вниз. Еле живой, полу сварившийся червь шевелился в кромешной тьме лабиринтов — жирная лоснящаяся земля, крошась и разваливаясь, раскрыла свои недра.

Согнутая фигура сидела под жарким лучом, черты мягко чернели в кожуре контражура. Щуплые слизанные плечи должны были принадлежать женщине, но ею мог оказаться и мужчина — могучие руки давно не копали землю, не сеяли зерно, стрекочущие механизмы не стригли созревшие в золоте всходы, топливо — ежедневно требуемая подпитка — выращивалось в Вавилонских башнях лабораторий, на опоясывающих их, засаженных висячими садами оранжерейных ярусах. Картофель, придерживаясь традиционных технологий, культивировали из клубней, видимая надпочвенная часть которых переходила в колос, достаточно крепкий чтобы выдержать венчающую его лозу. Давая перманентный урожай — во всяком случае в те периоды, когда, вращая солнцелюбивой головой, стеблю удавалось ловить капризные лучи светила, — растение превосходило любого из своих предшественников по ценности заключённых в нём питательных веществ, отлично гасило потребности в пище, удобряя несъедобными частями свою же будущность. Солнечный свет, хотя и поступающий с перебоями, пришел на смену когда-то вытеснившего его электричества. Тщедушные, гроздьями свисающие со стен солнечные батареи использовали в тех частых случаях, когда солнце заходило. Больше всего на искусственную подпитку полагались «кроты» — люди той профессии, которых, как ни странно, но раньше с ними сравнивали. Земля сотрясалась, полюса лихорадило, тайфуны лизали истерзанные её поверхности с корнем вырывая из облысевшей головы последние клоки растительности, расплавленные реки, соскабливая берега, текли в смоляные озера. Ждали оледенение, ждали парниковый эффект, стращали геенной огненной, карканьем своим накликав кипящее удушье.

Всех трясло, всё покачивалось. Те участки земли, которые считались относительно спокойными, были отмечены, задокументированы, насколько это было возможно в условиях постоянной качки укреплены. Именно на них и возводились вавилонские башни небоскрёбов, на которых выращивались бобы и другие приносящие плоды, обвивающие их гибкостеблые. Внутри башен друг над другом в пронумерованном порядке располагались боксы. Боксы, больше похожие на соты, чем на жилище представляли собой вариант компактного удобства, административный отсек, сплошь утыканный торчащими из кресел служащими, находился тут же. Школы, детские сады располагались на самой верхотуре — вытянув шею сквозь облачный шарф башня почти касалась макушкой неба, только здесь можно было по-настоящему разглядеть солнце. Принимая непосредственное участие в «переселении народов» население, по мере взросления стекая по внутренним стенкам башни, перебиралось на более низкий уровень, но даже это не примиряло человека с уготовленной ему участью ¬ человек всё еще боялся быть погребенным заживо. День за днём обрушаясь, подминая под себя всё надстраивающиеся ноги, башня, как Колосс, оседала всё ниже. Нижние уровни становились естественными пластами захоронения тех, кто хоть чуть-чуть, но своё пожил. По страшной иронии, вскарабкавшись чуть ли не на вершину бессмертия человек погибал раздавленный своими же руками воздвигнутого. Там, где раньше под дом отводили новый участок, сейчас под строительство отводился новый уровень — легкость материалов, дотошность выверенных конструкций позволяли бесконечно устремляться ввысь — стремление к жизни сдерживалось лишь слоем разреженной атмосферы. К профессиям, которые всё еще можно было применять за пределами башен, относились археологи и разведчики, по сути одни и те же люди. Разведчики — те же археологи, только романтики, только копая землю они, веря в лучшее, всё еще надеялись найти относительно устойчивый пласт земли, на котором, как на дрейфующей льдине, можно было бы построить новую башню.

— Нашла! — крикнула девушка кому-то через плечо.

— Заканчивай, кажется опять начинается! — раздалось ей в ответ. Девушка с опаской оглянулась на подкравшуюся сзади тень.

От каждого плевка ветра башня шаталась как гуттаперчевая, и, хотя не было зафиксировано ни единого случая того, чтобы башня рассыпалась, не было такой, которая бы в конце концов вместе со всем своим скарбом так колом и не была бы проглочена — торчащий из земли исполин в одночасье превращался в культурный слой, «подарок» для будущих археологов. Когда башня обрушалась дотла, археологи были единственными, кто мог прийти на помощь выжившим, но о том, чтобы кого-то спасти не могло быть и речи, даже горстку людей вряд ли можно было довести по кипящей, раскалённой земле до перенаселенной, разбухшей, едва вмещающей уже имеющихся жителей соседней башни. Если терпела бедствие одна — с другой оставалось только наблюдать за крушением. Если светило солнце. Сами отважные, если только их до костей не сжирала лава, рано или поздно также становились достоянием немногочисленной когорты червей и своих же коллег, будущих представителей своей профессии.

Движимые не жаждой сокровищ, а жаждой знаний «кроты» рыли землю. Отчистив найденное от пепла, девушка сунула находку в рюкзак. Сокровища давно никого не прельщали. В условиях, когда бокс едва повторяет контуры твоего тела не станешь захламлять его вещами ненужными. Следы катастрофы, постигшей когда-то процветающую варварскую цивилизацию попадались всё чаще. В качестве нетленного источника знаний в башне было оставлено несколько старожилов, несколько энциклопедический экземпляров находились под охраной государства и жили вместе с детьми на самой верхотуре, они-то и рассказывали о том, что когда-то в лаве, как в кислоте, растворилась большая часть населения… со всеми своими отарами… Вообще старожилы многое рассказывали… Рассказывали о библиотеках, в которых на цепях сидели книги, о дисках, на которых хранились целые библиотеки, об одетых в непромокаемую одежду домах, о чулках, опоясав которыми, можно было выдернуть с корнем целую башню. Рассказам их мало верили, даже находя всё больше подтверждений их словам.

Сзади раздался залп фейерверка, девушка вздрогнула, с верхнего яруса горящей головешкой вниз полетел человек. Свои толстосумы были конечно и на башне. С вечной тягой к излишествам, с неистребимым желанием жить на широкую ногу богачи, в каких бы условиях не оказались, старались везде устроить себе хотя бы в миниатюре бельпок — сытно покушав мешки-толстосумы взбирались на самую верхотуру и тогда, разбрызгивая во все стороны искры шампанского, пылающие тела-кометы летели вниз… Вдогонку скулила скрипка… Не каждый готов был уйти с головою в работу изо дня в день продолжая жить, занимаясь расчетом параметров стен с их последующим возведением в ожидании того момента, когда всё со свистом провалится в тартарары сплющенного тяжестью башни скомканного тесного общежития, не у каждого элементарно хватало крепких длинных нервов…

Чудаки, не желающие воспользоваться неотъемлемым правом гражданина на свои три аршина, случались и среди обычных жителей башни — тело в таких случаях незамедлительно изымалось в целях дальнейшей правомерной утилизации заключенных в нём частей. Утаивание, на которое могли решиться разве что только родственники, стало не просто роскошью, а уголовно караемым преступлением — запрещалось всё, что вело к утяжелению башни — любой пустяк, зубочистка, все глубже загонял гвоздь башни в землю. В условиях непрекращающейся грандиозной стройки материалов на повседневные нужды не хватало, вместе с тем процветало кустарное производство, а вместе с ним и черный рынок, черепа шли на утварь, в особой цене были кубки — подлинные произведения искусства, за которые люди побогаче платили баснословные деньги… Особым шиком считалось пригубить вина из такого вот кубка во время одной не для всех вечеринок… Единственный живший на башне музыкант (выхлопотанный когда-то боссами у Правительства, за деньги на башне можно было купить все, только не билет на верхний уровень) мечтая об оркестре, завещал сделать из себя флейту — не жадное на советы сарафанное радио, в отличие от вечно барахлящего обычного, в условиях повышенной скученности работало отлично, из уст в уста передавались нетривиальные рецепты касательно того, как из берцовой кости сделать музыкальные инструменты, дудки, флейты и другие полезные в быту инструменты — гребни, ножи, вилки… Рецепты были такими обильными, что порой небезопасно было возвращаться в свой отсек темным лестничными пролётами.

Тонкое субтильное существо убрало прядь со лба, смахнув мягким ворсом остатки почвы с найденного. Девушка была специалистом по древности. Гладкие, одинаковые, в форме прямоугольника карточки, только и отличающиеся друг от друга выдавленным на каждой кавитетом, попадались все чаще. Скученность находок указывала на то, что они могли принадлежать к одной и той же эпохе, равномерное распределение внутри одного слоя давало возможность предположить, что это был какой-то культовый предмет — пронизывая все слои, он не был достоянием какой-то определенной касты. Старики говорили, что этот культ владел всеми умами… и над ними смеялись…

Земля, задыхаясь, всё еще дышала, девушка и человек торопливо складывали инструменты, быстрым шагом пара направилась в сторону башни. Земля закашлялась, содрогаясь, захрипела, башню слегка пошатывало и всё же во время землетрясений безопасней было находиться в башне, а не за её пределами.

— И эта рухнет… — глядя на подрагивающую конструкцию проговорила девушка.

— Никуда не денется, — подтвердил мужчина.

Не пройдя и сотни метров мужчина резко схватил девушку за рукав, пласт почвы надломился, оба застыли на краю разверзшейся перед ними пропасти — черной дырой зияли выскобленные до кишок пустоты, в которых раньше хранились земные внутренности. На то, чтобы обойти бездну, ушло вдвое больше времени, пара, продолжила путь — опасность не то, к чему нельзя привыкнуть.

— И почему они всегда носили с собой этот предмет? — тряхнув рюкзаком девушка поправила лямку, мужчина шаг в шаг ступал по ее рассыпающемуся следу, почва уходила из-под ног, начинались реки. — Если это был предмет культа, то он должен был храниться в особом, предназначенном для этого месте… Храме… Святилище… Зачем каждый раз, покидая стены своего жилища, брать его с собой?

— Зачем? Разве ты не знаешь?

Мужчина сверлил взглядом ее спину. Девушка не обернулась.

— Затем, чтобы много позднее этот предмет в его кармане нашли два археолога, — пошутил мужчина.

Девушка не обратила внимание на шутку, конечно возможно и с их костей когда-нибудь кто-то будет смахивать пыль тысячелетий и всё же…

— Карманная какая-то цивилизация…, — нанизывая слова в предположения продолжила она. — Выходя из дома, каждый запихивает божка себе в карман… Таскает его с собой повсюду… А может всё это делалось для того, чтобы иметь возможность повсюду ему молиться? — просияла девушка, как она сияла всегда, когда её казалось, что она набрела на что-то стоящее. — Мужчины хранили его у самого сердца… Нет определенно они были жрецами какого-то культа…

Человек усмехнулся и всё же, какую бы смехотворную идею не выдвигала его спутница, человек её, как пёс, всегда внимательно обнюхивал и даже если идея ему поначалу не нравилась, он её никогда не откидывал, а откладывал, как бы давая ей отлежаться с тем, чтобы позднее, в другое время, при других обстоятельствах, к ней возвратиться. В одном она была точно права — этот предмет был им очень нужен! Иначе зачем его повсюду таскать с собой!? Одинаковость всех найденных ими находок не давала и ему покоя. И чтобы там не говорили выжившие из ума старожилы, слишком малое количество текста не позволяло их отнести к предметам служащим для передачи информации или каких-то знаний, это была не книга, а что-то совершенно другое — какая-то идея настолько поработила все умы, что ею одурманенные люди даже писали свои одинаковые имена на каждой из этих табличек.

— Жаль, что постоянно трясёт, и мы никак не можем продвинуться дальше…

Шагая размашистым шагом, размышляя о только что сказанном, человек всё глубже погружался в размышления, сопоставляя, анализировал, вертел так и сяк артефакты.

— А что если старики правы?… Сам по себе предмет не представляет никакой ценности, а является только ключом, открывающим сундуки сокровищ?…

«Жажда накопления, а это универсальный накопитель…» — Мужчина вдруг встал столбом, ботинки тут же завязли по щиколотку в топи — на некоторых участках земли стоять было просто опасно, девушка потянула его за руку, до башни оставалось всего лишь несколько шагов, нужно было торопиться пока не зашло солнце.

Укрывшись в расшатывающемся здании двое зашли в археологический отсек, на полочке лежали недавно найденные трофеи, несколько в тонких чулках мумий, в нетленных лохмотьях предположительно мужчинам принадлежащие останки, и огромное количество облезлых, только слегка покалеченных твердой породой карточек — находки едва-едва начали складываться в единую картину. В следующий раз, когда выглянуло солнце девушка и мужчина снова вышли на содрогающуюся землю в поисках того нетленного, что оставила после себя цивилизация держателей пластиковых скрижалей.