Глава 2. «Ожерелье»
«Ты часто ценишь то,
Что в итоге не имеет ценности,
Ты жаждешь того,
Чего совсем
Не желает душа твоя,
Ты бредишь тем,
Чем не бредит твоя душа».
Чашка горячего кофе обжигает горло, но и даёт тебе бодрость. День завершился тем, что после премьеры «Нормы» вечером Серж Вяземский пригласил нас к себе на виллу.
— О, Серж, разве у Вас есть вилла в Милане? — вежливо поинтересовалась Мариша, — я что-то слышала об этом, но мне всегда казалось, что это — досужие сплетни.
— Почему же сплетни? — удивился наш (точнее мой) новый знакомый, — что особенного иметь виллу в округе Милана?
— Ничего, — Мариша кокетливо пожала плечами, — ничего, но разве можно быть таким богатым и успешным, не продав душу дьяволу?
Он расхохотался, и его смех мне показался даже забавным, что немного развеселило меня после мрачных мыслей об Андрее.
— Если Вам станет от этого легче, думайте, что я продал душу дьяволу.
Улыбка сошла с красивого личика Мариши:
— Не шутите с этим, Серж. Высшие Силы никогда не прощают подобных шуток.
На ней были обычные джинсы и свитер, и вряд ли в этой молодой женщине можно было угадать трагический образ верховной жрицы Нормы в длинном балахоне, который она всего час назад изображала на сцене оперного театра, словно, сам ангел спустился с неба на землю — контраст казался ощутимым. Вот теперь я узнавала свою любимую подругу Маришу Дрейфур, её образ в джинсах и этом свитере выглядел привычным для меня. Эдмонд выкурил одну сигарету и взялся за вторую.
— Эдмонд, разве Вам нравится отравлять всем воздух? — заметила я.
— Хорошо, я выйду, — жених Мариши нехотя встал, покосился на меня, — кроме тебя никто не заметил отравленного воздуха, — съязвил он.
— Кажется, я не переходила «на ты».
Мариша дала мне знак замолчать и сама вышла с Эдмондом в сад, чтобы «ублажить» недовольного.
— Вы так ненавидите Эдмонда? — Серж отхлебнул немного кофе и с интересом посмотрел на меня.
Вопрос поставил меня в тупик, потому что был задан без обиняков напрямую, без излишних преамбул. Я задумалась, а затем ответила:
— Да как Вам сказать, Серж…..Не то, чтобы я его ненавижу, просто, я на дух не переношу таких, как он.
— Что является, впрочем, одним и тем же.
Серж посмотрел за окно на две обнявшиеся фигуры в саду. Мариша что-то говорила Эдмонду, активно жестикулируя, её приятель отвернулся и пускал дым после очередной затяжки.
— Не могу понять, что Вас связывает с женихом Мариши. Вы такие разные, и так непохожи друг на друга.
— Для дружбы не обязательно быть похожими друг на друга, как Вам известно.
— Конечно, но…..
— Вообще-то, Эдмонд — очень талантливый человек, мне нравятся его работы в стиле апроприации. Я решил помочь ему и спонсирую его новый проект.
— Так это благодаря Вам у Эдмонда появилась возможность так высоко подняться?
— Вас это удивляет, Юлия?
Я пожала плечами:
— Вовсе нет. Просто мне всегда казалось, что он использует Маришу и пользуется её известностью.
— Знаете, Юлия, не всё, что кажется кому-то со стороны, является реальностью.
— Откуда Вы взяли эти слова?
— Вы, похоже, считаете меня недостаточно умным? Эти слова говорят гиды перед экскурсией по пустыне Сахара.
— Да, Вы, похоже на то, объездили весь мир, — предположила я.
— Вы правы. Спросите лучше, где я не был, и эти места можно перечитать по пальцам.
— Потому во всём мире везде пользуется спросом Ваша необычная высокохудожественная обувь?
— Нет, вовсе нет. Своим поездки я не связываю с путешествиями. Это — моё хобби.
Я оглядела огромное помещение, где мы пили кофе. Стены, пол, потолок были белыми. Пол состоял из мраморных плит. Здесь же был бар со стойками и сушилкой для стаканов и бокалов. Но меня привлекла необычная картина, висевшая на стене, как раз напротив барной стойки. Она была написана в стиле «модерн», смешанного с «имрессионализмом». Там вдалеке краснела закатная река, необычно синий песок, как ни странно, вполне сочетался с жёлтым морем. Загорающие отдыхали в свих шезлонгах и наблюдали за уходящим за горизонт Солнцем, от которого исходила необыкновенная энергия. Я, как заворожённая, смотрела на это Солнце, на этих отдыхавших на пляже людей, меня, словно, как магнитом притягивало к себе это Солнце.
— Вам нравится? — спросил Серж.
— Очень.
Я заметила улыбку на его лице. Загорелая кожа и очень белые, как снег, зубы, составляли необычный яркий контраст. Улыбка сержа напоминала улыбку голливудской звезды и очень ему шла.
— Кто же, Вы думаете, мог написать это талантливое произведение?
— О, боже… неужели….?
— Да-да, это — Эдмонд.
— Но…..
— Вы никогда не видели в нём талантливого художника, мастера своего дела, а я….я однажды разглядел и поддержал….так мы стали друзьями. Кстати, на аукционе «Сотбис» его картины расходятся на «ура». Каждый, причисляющий себя к светскому обществу, желает обладать ими.
— А Мариша? Она знает о талантах своего жениха?
— Мариша любит Эдмонда. Когда ты любишь человека, то всё, чего бы он ни делал, кажется тебе правильным, талантливым, совершенным.
Я допила кофе и почувствовала бодрость во всём теле. Серж действительно готовил изумительный кофе, ничуть не хуже любой горничной или секретарши. Следующий вопрос дался мне с большим трудом, но я, всё же, задала его своему собеседнику.
— А Вы, Серж, Вы кого-нибудь любили?
— А хотите шампанского? У меня замечательное шампанское 1862 года, его подарил мне сам владелец небольшой плантации в Шантильоне Привер Фреви. Вы его не знаете?
— Нет….ради меня Вы готовы откупорить такую ценную бутыль, которую Вы так долго держали?
— У меня целая коллекция вин от сотерна до каберне, и я готов открыть это шампанское ради Вас.
— Но почему?
— А Вы нарываетесь на комплимент? Разве мало мужчин Вам их произносит? Если да, то остальные — сущие болваны.
Он умело открыл дорогое шампанское и разлил по бокалам, я наблюдала за тем, как лопаются пузырьки, мне был приятен этот умиротворяющий шум. Я пригубила. Вкус этого шампанского из погребов Сержа резко отличался от того, что в огромных количествах заставляли полки Московских супермаркетов, от которого за версту веяло «ширпотребом».
— Ну, как Вам, Юлия?
— Никогда не пробовала такого шампанского, его вкус отдалённо напоминает вкус трюфелей с некоторой горчинкой и оттенком вишни.
— Из Вас вышел бы отличный сомелье.
Серж сделал небольшой глоток, повертел бокал в руках, как это делают, возможно опытные специалисты по винам, прислушался к своим вкусовым ощущениям.
— И, всё-таки. Вы не ответили на мой вопрос.
— Мм-м, замечательно. Напомните мне его, если Вас, конечно, не затруднит, — произнёс потомок княжеского рода.
— Вы кого-нибудь любили в жизни?
— Жизнь — долгая история, мадемуазель Юлия.
— Не увиливайте.
За окном я видела, как Мариша с Эдмондом тихо подошли к беседке и скрылись в её белизне. Беседка была окружена небольшим живописным прудом с прекрасными лилиями и кувшинками, так что до самой беседки можно было дойти по узкой дорожке, украшенной мозаикой.
Изменилось ли моё отношение к Эдмонду после защитных слов Сержа Вяземского и созерцания необыкновенного полотна, которым я была поражена? Я и сама не знала. Возможно. Бывают случаи, когда первое впечатление, действительно, обманчиво. К этому случаю относилась и личность Эдмонда Вайгендта.
— О чём Вы думаете?
— О том, что Вы увиливаете от темы. Впрочем, если не хотите, можете не отвечать, это — Ваше право.
Он снова улыбнулся:
— Спасибо, что напомнили мне о моих правах, мадемуазель….Да, я был когда-то влюблён и влюблён сильно, я чуть ли не бредил этой девушкой, но….
— Но?
— Она оказалась ветреной кокоткой, и потом, её родители были против этого брака.
— Чем они мотивировали свой отказ? Вы молоды, привлекательны; в Вас бьёт жизнь ключом, и Вы сказочно богаты.
Вдруг взгляд его серо-голубых глаз стал серьёзным, и это немного напрягло меня. Серж поставил бокал на столик, за которым мы сидели и мило болтали вдвоём.
— Богатство? Этот аргумент для Вас перевешивает всё остальное, или речь идёт о любви?
— Если Вы судите обо мне так поверхностно, это — Ваша проблема, Серж. Кстати, я не отношу себя к людям, которые плохо устроены в жизни и являются неудачниками. Я владею неплохим состоянием, доставшимся мне от моих родственников, проживаю в респектабельном районе и сказочном загородном доме по соседству с Маришей и её родителями. У меня отличная профессия, которую я очень люблю и без которой не мыслила бы своё существование.
— Минуточку… Разве я спрашивал о Ваших финансовых успехах? Я лишь спросил о Вашем мнении.
Какой хитрец!
— Разве? А я была убеждена, что все мои слова, сказанные только что, и являются ответом на Ваш вопрос.
Он вздохнул, вновь взял бокал с шампанским, отпил ещё немного и посмотрел на меня.
— Хорошо, пусть будет так, как Вы хотите. Я считаюсь с мнением симпатичной мне женщины.
— Значит, я Вам симпатична?
— Вы снова нарываетесь на комплементы? Да, Вы мне очень симпатичны.
— И чем же?
— Не всегда можно объяснить симпатию к одному человеку и антипатию к другому.
— Согласна. И всё же, почему эти люди отказали Вам?
— Если честно, тогда я представился им обычным человеком, среднестатистическим россиянином, диссидентом, ничего не имеющим за душой кроме своей профессии и страсти к искусству, зато очень любящим их дочь.
— И это оказалось для них недостаточным? — спросила я.
Серж развёл руками:
— Как видите. Я согласен с мнением Эрика Фромма о том, что любовь в нынешнее время подвержена законам рынка. Видимо, я оказался «товаром с изъяном». Кстати, Вам нравятся взгляды Фромма?
— Это — мой любимый философ, — мой бокал с шампанским так и оставался нетронутым, так сильно я была увлечена разговором с этим человеком, оставшимся для меня пока загадкой.
— Но, Серж, это гнусно, что Вы пошли на обман, чтобы проверить эту девушку и её родителей.
— Вы так считаете, Юлия?
— Да, абсолютно убеждена в этом. Я считаю, нужно уметь доверять людям.
— И я считал так же, как и Вы ввиду своей юности и неопытности, когда меня в последствии много раз предавали те люди, которым я доверял.
— Простите.
Я допила своё шампанское, «слишком быстро для девушки, мечтавшей прослыть «аристократкой», — подумала я.
Напротив, Серж отложил в сторону свой недопитый бокал, наверное, он обратил внимание на то, какая я невежа, или это я слишком критически к себе отношусь? Кстати, почему? При Андрее у меня никогда не возникали вопросы о «воспитании», да и Андрей никогда не подчёркивал свой «аристократизм» и манеры «великосветского джентльмена». Да он никогда и не был таким. Обычный инженер из обычной семьи, связавший свою судьбу с женщиной с дворянскими корнями.
Да, у меня были дворянские корни. После переворота во Франции и казни Марии-Антуанетты её камеристка Наннерль (кстати, точно так же звали и сестру Моцарта, которая сочиняла отличную музыку), сбежала в Россию, вышла замуж за дворянина Семёна Ильича Федотова. Моего будущего пра….пра… деда — 4 поколения назад. Брак считался морганатическим, но по семейной легенде никто не упрекал Наннерль в том, что она не была высокого происхождения. Такое положение вещей «сглаживалось» тем, что, во-первых, Наннерль являлась камеристкой самой Марии-Антуанетты и обладала хорошими манерами и воспитанием; во-вторых, тем, что она была чистокровной француженкой, а именно в те времена в России дворяне начали увлекаться всем французским, и это увлечение достигло своего апогея при царе Александре I. Но во времена Наннерли это было лишь самое начало, и тем не менее, французское происхождение моей пра… пра… бабки сыграло свою роль.
Дневники Наннерль о том, что по приезде в Россию она сначала очень боялась, что французская революция найдёт её и там, в Петербурге, тщательно скрывала своё происхождение и настолько хорошо изучила русский язык с помощью гувернанток и русской прислуги в доме мужа, что он стал её «вторым родным языком». Я сама читала дневники Наннерли, написанные быстрым, но аккуратным почерком. Я понимала её чувства, и они были мне по-настоящему близки.
Эти дневники до сих пор хранятся в моём доме в сейфе, хотя бабушка не раз намекала, чтобы я отдала их в музей. Я не могла сделать этого, ведь эти записи — единственное, что связывало меня с моими далёкими предками. И потом, если они окажутся в музее, люди будут равнодушными глазами созерцать дорогие моему сердцу страницы, а я не хотела допустить подобного.
Да, я осознавала, что чувствовала сильную связь с предками, которая была намного сильнее, чем у современной молодёжи со своими родителями. Сама не зная почему…, просто я имела поразительное сходство с Наннерль — у меня сохранился её портрет, написанный самим Боровиковским. Все, кто видел этот портрет, висевший в моей гостиной, были до крайней степени удивлены.
— О… неужели….неужели это — Вы? Но как такое может быть? — спрашивали гости.
Помню, даже родители Мариши, Елена Сергеевна и Павел Карлович были поражены и долго-долго глядели на портрет.
— Нет, не пугайтесь, это вовсе не я, — спешила я успокоить своих гостей.
— Не Вы? Но кто же тогда?
— Наннерль, моя пра-пра… — бабушка.
— Вы с ней неотличимы друг от друга. Как такое может быть?
Пожав плечами, я отвечала:
— Загадки природы.
Несмотря на то, что Семён Ильич любил свою французскую жену, на стороне у него были женщины, ведь он отличался отменной статью и благородством.
Портрет пра… пра… деда тоже сохранился, хотя только в виде небольшого медальона. Каждый раз оттуда на меня смотрел красивый молодой офицер императорской гвардии в напудренном парике по моде тех лет. Но вскоре эти парики вышли из моды.
Сохранилась даже грамота, где рукой императора Александра I были написаны слова: «За доблесть и отвагу в войне против Наполеона». К грамоте прилагался орден Св. Андрея первозванного, которым пра… — дедушка, как свидетельствовали семейные хроники, очень гордился.
Но даже несмотря на это, я никогда не гордилась перед Андреем своим происхождением, чтобы он не чувствовал себя ущемлённым.
….Серж посмотрел на мой допитый бокал.
— Вы просите извинения? Не стоит. Всё в прошлом, и эта «любовная история» не оставила глубокого следа в моей душе.
— Ах, вот как, почему?
— Все люди разные, Юлия Андреевна.
— Что Вы имеете в виду?
— Если бы вместо той юной девушки были Вы, если бы Ваши родители отвергли меня, я был бы глубоко ущемлён.
— Мои родители погибли в автомобильной катастрофе, когда мне было всего четыре года, — без истерики призналась я.
— Гм…, я виноват, что своим вопросом заставил Вас вспомнить то, о чём Вам не хотелось бы вспоминать, — произнёс Серж.
— Да ни в чём Вы не виноваты, просто так устроена жизнь, и за рулём по встречной полосе ездят не всегда трезвые водители, и потом, не Ваша вина, Серж, что люди смертны.
— И всё же, сеньора Юлия, Вам было неприятно думать и вспоминать гибель Ваших родителей.
— Об этом никому неприятно думать.
— У Вас философский склад ума, и это мне нравится.
— Вы напоминаете покупателя, высматривающего на рынке товар, который удовлетворил бы все его вкусы. Но люди все разные, я — не товар, и дома в Москве меня ждёт жених.
Услышав о женихе, Серж улыбнулся, вновь продемонстрировав мне свою безупречную голливудскую улыбку.
— Так у Вас есть жених, мадемуазель Юлия? — спросил он.
Если я надеялась найти в его серо-голубых глазах хоть маленький оттенок грусти и разочарования, то я просчиталась. Серж Вяземский действительно открыто улыбнулся мне. Неужели я надеялась найти в его глазах печаль при упоминании о моём женихе? Как глупо!
— Конечно, есть. Я не уродлива, и всё со мной вполне в порядке.
— Не очень предусмотрительно с его стороны отпускать такую красивую невесту одну за границу. Это опасно.
— И чем же?
— Ну, хотя бы тем, что у неё может появиться поклонник.
— Вы на что намекаете? Вы себя имеете в виду? — спросила я, вполне законно возмутившись этим вопросом.
Но затем я подумала: «Как глупо с моей стороны задавать такие неуместные вопросы».
— И себя, в том числе. Я уже говорил Вам, что Вы мне симпатичны.
«Наверное, поэтому он и пялился на меня в театре».
Я пожала равнодушно плечами, сделав вид, что меня совсем не задели его слова:
— Что в этом особенного? У девушки вроде меня может появиться множество воздыхателей, но это совсем не значит, что она кинется к первому встречному попавшемуся ей типу на шею.
Должно быть, эта фраза была произнесена мною с таким пафосом и так нелепо, что это вызвало у моего собеседника гомерический смех.
Шампанское оказалось крепким, и я заметила, что пьянею. Слава богу, у меня не было авто здесь, в Италии, и я не взяла на прокат, иначе я не знаю, как бы я возвратилась с виллы Сержа назад в Милан в номер той гостиницы, где я остановилась.
Правда, Серж оказался прав в одном, Андрей мог действительно поехать со мной в Милан, тем более он только-только вышел в отпуск, в любом случае он мог бы отпроситься у своего шефа, мог бы выхлопотать командировку в Милан, ведь предприятие, на котором он работал, имело обширные связи за границей.
Я невольно с уважением подумала об Эдмонде. Он-то нашёл и возможности, и время сопровождать Маришу в её поездке. Постепенно благодаря Сержу моё отношение к художнику стало меняться.
— Прекратите смеяться! Меня это раздражает!
Однако мои слова произвели прямо противоположное действие на Сержа, он продолжал смеяться, будто я незаметно и невольно «подлила масло в огонь». Мне вдруг стало досадно. Досадно оттого, что я выглядела в тот момент довольно глупо; досадно оттого, что я так быстро опьянела, хотя благородная дама вообще не должна пьянеть. Так, во всяком случае, когда-то учила меня бабушка, когда занималась моим воспитанием и давала наставления на будущее.
— А-а, вы уже нашли общий язык!
Я совсем не заметила, как вошли Мариша с Эдмондом. Мне казалось, что они довольно долго гуляли по саду, а на самом деле прошло не так уж много времени. Мариша выглядела посвежевшей. Тёплый и ласковый итальянский воздух прекрасно действовал на её кожу.
— Ну, как вам мой сад? — спросил Серж.
— Великолепно! Вы очень богаты, Серж, — заметила Мариша.
— Это — наследство, доставшееся мне от моих благородных предков, которые были вынуждены покинуть Россию за два года до революционного переворота, предчувствуя наступление грозных времён. Но и я сам не люблю безделья, стараюсь, как могу, упрочить свой семейный капитал.
— Похвально.
Мариша и Эдмонд сели за стол и заметили два бокала: мой пустой и Сержа, хозяина этой роскошной виллы, заполненный наполовину. Маленькие пузырьки всё ещё продолжали лопаться внутри едва желтоватой жидкости.
— Вы хотите сказать, что вы пили шампанское?
— Не переживайте, Мариша, я сейчас же налью вам с Эдмондом по бокалу.
Серж достал со стойки два бокала, поставил их перед гостями и разлил в каждый своё великолепное шампанское.
— Кстати, я заказал пиццу, сейчас её привезут. Здесь готовят самую вкусную пиццу в Италии.
— Пиццу? Да Вы в своём уме, Сержио? Я скоро лопну, если учесть те самые маковые булочки в буфете после премьеры. Моя талия исчезнет, и тогда я буду играть каких-нибудь заправских матрон. Все оперные певицы не блистают точёными фигурами, а я слежу за собой.
— Что касается оперных певиц, то среди них много стройных, — успокоил её Серж, — но пицца здесь действительно отменная, и мне бы очень хотелось, чтобы мои гости её попробовали.
— Хорошо, Вы умеете уговаривать и убеждать.
Я вдруг представила Сержа на каком-нибудь торжественном приёме, например, в замке королевы Елизаветы; должно быть, это очень утомительное занятие находиться на подобных мероприятиях.
Я даже не заметила, как взгляды всех присутствовавших были обращены на меня.
— Юлия! Юль, ты что, не слышишь?
Я посмотрела на Маришу.
— О чём ты подумала только что, подруга?
— Да так, ни о чём, — отмахнулась я.
В этот момент все услышали звон дверного колокольчика.
— Вот как раз пиццу привезли.
Серж вышел и вернулся с очень большой коробкой, которую сразу же положил на стол. Запахло сыром, помидорами и грибами.
— А почему Вы сами открываете двери? — поинтересовалась я, — Разве у Вас нет швейцара и слуг?
— Я отпустил на выходной всю прислугу. А вообще-то я и сам не очень часто наведываюсь на эту виллу, слуги содержат её в образцовом порядке.
— Вы предупреждаете их заблаговременно о своём приезде?
— Конечно, моё положение обязывает меня к этому, — сказал Серж.
— Должно быть, трудно в современном мире носить титул князя?
Он усмехнулся:
— К этому привыкаешь.
— Сознайтесь, иногда Вам бы хотелось быть простым парнем, слиться с этой безликой толпой и быть, как все.
Наши взгляды встретились.
— Вы угадываете мои мысли поразительно точно. Я действительно хотел бы раствориться в толпе. Быть публичным человеком — достаточно тяжёлая ноша. Но не все это понимают.
Эдмонд осторожно распаковал пиццу, освободив её от коробки и нарезал её на ровные части.
— Горячая.
От неё шёл пар.
— С чем же едят пиццу настоящие итальянцы? — спросила без обиняков Мариша.
— Ни с чем. Они просто наслаждаются ею.
Титулы и регалии не имели никакого веса в глазах Мариши, к людям она относилась вежливо, просто, и отношения с каждым человеком у неё складывались, исходя из тех эмоций, которые вызывал в ней тот или иной человек. Это подкупало. Чувствовалось, Серж уважал тех людей, которые не преклонялись перед его положением в обществе, и мне это вполне импонировало.
«Я слишком часто думаю о нём, — поймала я себя на мысли, — жаль, что Андрей отказался от поездки в Италию, ему бы несомненно понравилась эту пицца. Обязательно по своему приезду я приготовлю пиццу, порадую его.
— Вам нравится? — спросил Серж, наблюдая за тем, как я смакую каждый кусочек.
— Вы ещё спрашиваете? Конечно, нравится. Пицца замечательная.
— А паста? Вы когда-нибудь пробовали настоящую миланскую пасту?
— Лишь в отеле.
— Отель — это не то. Настоящая итальянская паста — это то, что итальянцы готовят своими руками.
— Тогда я никогда её не пробовала, — призналась я.
— Я приглашаю Вас послезавтра на пикник вместе с Эдмондом и вашей подругой Маришей. Чечилия вернётся из Рима и приготовит для Вас свою изумительную пасту. Кроме оперы у Вас будет что вспомнить об Италии.
— Отличная идея! — подхватила Мариша, не дав опомниться мне, — а Ваша Чечилия поделится рецептом?
— Разумеется, охотно. Чечилия любит, когда восторгаются её пастой, поверьте мне, это стоит того.
— Да, но….я сообщила Андрею, что завтра утром вылетаю из Милана, и он встретит меня в аэропорту, — не вовремя пробормотала я.
Я заметила, как карие глаза Мариши округлились.
— Сама разве не можешь сообразить? Позвони своему благоверному и скажи, что у тебя здесь дела, что приедешь на день позже.
— Ой, я как-то об этом не подумала, — призналась я, — Андрею бы это не понравилось.
— Ему много бы чего не понравилось.
— Хорошо, мне бы очень хотелось попробовать настоящую итальянскую пасту.
— Ну, и отлично, подруга!
— Тогда я заеду за вами в отель, — предложил Серж.
Мне ничего не оставалось, как просто согласиться.
….. — Ты видела, как он на тебя смотрел? — спросила Мариша, войдя в мой номер.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе ли не знать, подруга?
— У меня есть Андрей, и он меня ждёт.
— Да, оно и видно, что ждёт. Он тебе хоть раз позвонил, пока ты здесь со мной на гастролях?
— Нет, но….я же не в первый раз с тобой на гастролях. Просто, он привык к моим регулярным поездкам.
— А ты вообще уверена, дорогая, что он сейчас один в твоём доме?
— Я доверяю Андрею.
— Понятно……..а я и не знала, что всё так запущено, — вздохнула Мариша, — дай-ка свой телефон, мы ему сейчас позвоним.
— Нет, не нужно этого делать.
— А я думаю, нужно.
Не успела я опомниться, как Мариша уже набрала номер Андрея. Раздались длинные гудки. Я хотела поставить перед поездкой какую-нибудь хорошую музыку, но так и не сделала этого.
— А твой Эдмонд почему на этот раз за тобой не увязался? — подколола я Маришу.
— Если он и «увязывается» за мной, то только потому, что волнуется за меня.
— И даже тогда, когда ты со мной?
— Ладно тебе, не ревнуй. И женщин у него нет. Эдмонд всё время за работой.
— Я очень рада, что у Эдмонда нет женщин кроме тебя, — парировала я.
— Ну, что ты на меня так смотришь? Не спорю, он назначает деловые встречи Вике….Вике Сергеевне — владелице галереи на Тверской, она очень хочет выставлять его картины.
— И как выглядит эта твоя Вика? — поинтересовалась я.
Андрей не отвечал, и это нервировало меня.
— Она довольно симпатичная молодая особа со стрижкой, у неё светлые волосы, голубые глаза. Обычно она носит голубую кофточку и серую юбку, не очень удачное сочетание, и, тем не менее, ей очень идёт.
Я вспомнила ту молодую особу, которую я видела рядом с Эдмондом. Её описание в точности совпадало с тем, что я видела тогда.
«Хорошо, если всё так», — подумала я, старательно вслушиваясь в нудные назойливые телефонные гудки.
— А-а, алло! Привет, Андрей! Почему ты так долго трубку не берёшь? Спал? Ну, ладно, я волновалась. Кстати, почему ты мне не позвонил?
Голос Андрея вполне успокоил меня, я победно улыбнулась в ответ на подозрительный взгляд подруги.
— Ну, вот всё нормально, Мариша.
— Ага. Я так и думала.
— О чём ты думала?
— О том, что твоему благоверному сейчас совсем не выгодно говорить о своей любовнице, когда он, как король, живёт в твоём роскошном доме.
— Ну, и что с того. Мы этот вопрос давно решили. И вообще, у нас будет крепкая семья.
— Я рада за тебя.
Я понюхала розы в вазе. Свежие розы встречали любого постояльца гостиницы, но я была бы совсем не против, если бы точно такой же букет мне подарил Андрей. Цветы обычно появлялись накануне или в день Восьмого Марта, дня рождения, Нового Года. Мне всегда хотелось, чтобы этот список был продолжен, но он не продолжался. В большой хрустальной вазе красовались аппетитные фрукты. Мариша взяла яблоко и надкусила его.
— Отлично! Ну, что, ты готова к пикнику у Сержа, подруга?
— Перестань делать «непрозрачные намёки». Серж — приятель и спонсор Эдмонда.
— Разве он тебе не понравился?
— Он — не вещь, чтобы нравиться.
— Не будь дурочкой, Юлия. Ты сама знаешь, что я имею в виду.
— Он приятный, обходительный.
— Ты шутишь. Да он просто красавчик.
— Мне не нравятся красавчики. Когда на них смотришь, то кажется, будто с их лица стекает сладкий нектар.
— Я что-то не заметила. По-моему, внешность Сержа — что надо.
— Серж слишком интеллигентен, и потом, не забывай, у меня есть Андрей, и мы скоро поженимся.
— Это я помню. Но вы всё ещё не женаты, а значит, ты свободна.
— Ты о чём? — спросила я.
— Ладно, не бери в голову, и я рада, что ты скоро выходишь замуж за Андрея
— Мариша, скажи, каковы твои планы на будущее?
— Личные или творческие?
— И те, и другие.
— Что касается творчества, то в следующие три месяца я буду выступать в Большом в арии супруги графа Альмавива в «Фигаро», а затем… скорее всего, Мариинка. Ну, а потом, Эдмонд и я поженимся.
Я обняла подругу.
— Ну, вот, слава богу, что это случится. Мы непременно будем дружить семьями.
Когда Мариша ушла, на моей душе стало как-то пусто, одиноко, несмотря на то, что, вроде бы, всё было в порядке.
Я остановилась в роскошном номере отеля «Милан», денег у меня было много, карьера шла в гору, даже Андрей Петрович — мой шеф-редактор уже начал хлопотать для меня «эфирное время» на Первом Канале.
— Для чего Вы это делаете, Андрей Петрович? — как-то раз спросила я его.
— Вы неплохо бы вписались в элиту нашего телевидения, и потом, телепередача для женщины — это то, что нужно.
— Ну, о чём Вы говорите, Андрей Петрович! Наше телевидение итак грешит изъянами, а Вы ещё хотите добавить один.
— То, что Вы так знаете, на нашем общественном телевидении нет или практически нет ни одной образовательной программы. Расписание напичкано фильмами и сериалами сомнительного качества, ток-шоу и новостями.
— Успокойтесь, будет ещё одно ток-шоу для женщин, скажем, под названием «Женские проблемы».
В итоге шефу не удалось продвинуть проект с моим участием в качестве ведущей на Центральном общественном телевидении, однако он не опускал руки и продолжал пробивать эту идею на других менее рейтинговых каналах. Это означало дополнительную работу для меня, дополнительный приток денег. И, всё же, слова Мариши не давали мне покоя. Я вышла в лоджию и продолжала думать над ними.
«А вдруг твой благоверный совсем не один, пока ты сопровождаешь меня на гастролях…»
Не один.
Ну, конечно, у него много друзей. Моё отсутствие в Москве — замечательный шанс пообщаться с ними. Да нет же! Мариша совсем другое имела в виду. Неужели Андрей был способен водить любовницу в наш дом? Я оттолкнула от себя эту нелепую мысль.
Мариша сама, возможно, подозревает своего Эдмонда, только придумывает разные версии его «похождений». Я достала сигарету, сделала затяжку, а затем опомнилась — боже мой! Я же давно бросила курить! Для чего я возила с собой пачку сигарет, я не знала. Вернее, это было оправдание моей слабости. Бросить окончательно курить у меня не хватало силы воли.
И вообще, мне, наверное, нужно заняться собой, перестать верить во всякую чушь, несмотря на то, что она нашёптывалась моей лучшей подругой. Затем эта чушь начинала внедряться в мою голову, и я злилась на Андрея. Я успокоила себя и бросила вниз затушенную сигарету, отпила немного вина, которое стояло на столе. «Я слишком много пью в последнее время, — подумала я, — вернусь в Москву, и ничего кроме зелёного чая, пить не стану».
Я набрала номер Мариши и, услышав её бодрый голос, повеселела.
— Привет, ну, как ты? Эдмонд пишет новую картину? Передай мои наилучшие пожелания ему. Нет, я не иронизирую и не смеюсь над ним. Кстати, мне очень понравилось полотно Эдмонда на вилле Сержа. Я была впечатлена. Ну, да передай ему это. И вообще, за один день, проведённый в компании Сержа моё мнение о твоём женихе стало меняться, и все события предстали совсем в другом свете. Нет-нет, я не вру, это на самом деле так. Спокойной ночи!
Я хотела поболтать ещё, однако Мариша, утомлённая спектаклем в Ла Скала валилась с ног.
«Она тоже стала больше прикладываться к спиртному в последнее время, — подумала я, — надо будет отговорить её от вина и приобщить к сокам. У нас с ней очень нервная работа, и с нервами нужно как-то справляться».
Несмотря на выпитое снотворное, уснуть в ту ночь полноценным сном мне так и не удалось. Всю ночь мне снились какие-то кошмары, за мной кто-то гнался, преследовал меня в пещерах и на гротах, я видела ожерелье на своей шее, и легендарный алмаз «Глаз Орла» светился ярко-синим светом, так что создавалось впечатление, будто, я была окружена водой со всех сторон.
Затем я видела, как вышла из этих пещер, светило яркое солнце; я видела Андрея, протягивавшего ко мне свои руки и звавшего меня. Но когда я приблизилась к нему, он сам толкнул меня к моим преследователям.
— Нет! Нет! — кричала я, — Андрей! Помоги мне!
Но взгляд его тёмно-карих глаз был полон презрения.
И вдруг я увидела, как чьи-то руки помогают мне освободиться от лап чудовищ.
……Я проснулась от собственного крика. Было ранее утро. За окном сияло ласковое итальянское солнышко, согревавшее меня своими тёплыми и нежными лучами. Я потянулась, как самая гибкая в мире кошка, и напялила свой пеньюар. Этот пеньюар мне подарил Андрей на годовщину наших отношений, поэтому он был особо дорог мне, розовый, с цветами ромашки. Белые ромашки очень красиво смотрятся, правда, Марише этот пеньюар никогда не нравился.
— У твоего Андрея явная безвкусица, — сказала она, когда увидела подарок.
— А мне нравится.
— Тебе нравится всё, прошедшее через руки Андрея. Посмотри на себя: ты такая сильная, открытая миру, современная леди, на которую сотням девчонок хочется равняться……И ты пресмыкаешься пере этим человеком, который и в подмётки-то тебе не годится.
— Мне он нравится и точка!
— Ладно, молчу.
— Сама бы посмотрела на своего Эдмонда, — парировала я.
Нет, этот пеньюар мне явно нравился и вовсе не потому, что его подарил мне Андрей….А может быть, всё же, Мариша была права?
Я заказала в номер сок и салат, чтобы немного подкрепиться перед пикником, не чувствовать себя размазнёй. Салат был с настоящим оливковым маслом, которое я очень любила и кусочками мелконарезанных помидор. Сок тоже пришёлся кстати; я заказала себе яблочный, и немного перепелиных яиц.
Когда завтрак подходил к концу, меня отвлекли два звонка.
Первый был от второй моей подруги Таньки Краснопёровой, работавшей со мной в одной и той же редакции журнала «Райская жизнь». Голос Таньки был немного грубее моего, потому что она много курила, несмотря на то, что я её всячески отговаривала от этой дурной привычки. Однажды я пустила в ход последний, на мой взгляд, сильный аргумент.
— Знаешь, дорогая, от тебя все мужчины скоро разбегутся.
— Ну и не нужно их.
— Они не любят курящих женщин.
Помню, Танька бросила на меня полный критики взгляд и сказала:
— Ну, а ты-то что не бросаешь?
— Бросаю, и уже делаю в этом кое-какие успехи.
Таньке было двадцать два года, и уже первый за плечами неудачный брак; она утверждала, что именно после развода впервые взяла в руки сигарету.
— Таким образом мне удалось справиться со своей депрессией.
— А я думала, что с депрессией гораздо легче справляться с помощью хороших книг и кино.
— Возможно, ты и права, Юлечка, но меня давно уже не цепляет вся эта кинопродукция, и знаешь, почему?
— Почему?
— Мой муж был актёром.
— Какая досада! — я тогда сделала вид, что сочувствую ей, а на самом деле отлично понимала, что Танька всё это накручивала. Просто, ей было легче в очередной раз затянуться сигаретой, чем проявить силу воли. Я считаю, что среди нас троих подруга Танька Краснопёрова была самой красивой, и причём, я никогда не завидовала ей, наоборот, радовалась только.
Высокая стройная с гибкой тонкой талией, длинными чёрными волосами до плеч, она напоминала газель, или, лучше сказать, настоящую восточную красавицу.
— Во мне течёт арабская кровь моих предков, — однажды созналась Татьяна, — хотя по паспорту я — русская.
— Какое это имеет значение, кто ты по национальности? — возразила я, — ты красива, пользуйся этим.
И она пользовалась. Я видела, сколько мужиков ухаживало за ней. Однажды даже шеф высказал Таньке:
— Куда хочешь их води, только не в мою редакцию. Я не потерплю, чтобы вместо работы здесь целыми днями распивали кофе.
Танька фыркала, но всё-таки подчинялась.
— Это от того, что на одном корпоративе шеф здорово клеился ко мне, а я ему отказала, вот теперь он мне мстит за это. Выглядело правдоподобно, такая девушка, как наша Татьяна, всегда вызывала интерес у противоположного пола.
— Привет, солнышко! Как твои дела? — раздался в трубке бодрый голос Татьяны.
— Вполне приемлемо, но я соскучилась по работе, по тебе, по Андрею.
— Я бы на твоём месте не спешила, дорогая. В следующий раз обязательно возьми меня с собой и Маришей на гастроли…..
— Я бы с удовольствием, но шеф……
— Шефа я беру на себя, обещаю. Вы обе такие просвещённые, одна я отсталая; шеф давно считает меня недалёкой, а вот я ему «нос утру».
— Хорошо, выходи в отпуск и поедем с Маришей в Питер, у неё как раз сезон начинается.
— Питер?
Я представила себе, как поморщилась Татьяна на мои слова.
— Эй, подруга, я хочу в Париж или Венецию. Хочу хоть раз прогуляться по улицам Монпарнаса, где когда-то творил великий Модильяни.
— Будет тебе и Париж, и Модильяни, я обещаю.
Разговор был окончен, потому что Татьяна куда-то очень спешила.
Второй звонок был от самой Мариши, только что проснувшийся в своём номере этажом выше меня.
— Ну что, ты готова? — прозвучал её вопрос в трубке.
— Ты о пикнике?
— Ну, разумеется! А ты что, забыла?
— Нет, но могла забыть.
— Иногда ты меня удивляешь. Забыть о мероприятии, на которое тебя пригласил самый известный потомок княжеского рода.
— Возможно, он и потомок, но для меня — обычный человек.
— Хорошо, дорогая, я тебя услышала, и будем считать, что поняла. Итак, ты готова?
— Почти.
— Что значит «почти»?
В голосе Мариши прозвучали нотки возмущения.
— Я доедаю свой утренний салат из настоящих итальянских помидоров.
— Какой салат? Чечилия специально для нас сегодня приготовит пасту на свежем воздухе. А отказываться от угощения, когда тебе предлагают его итальянцы — крайняя степень невежливости и безрассудства.
— Я и не буду отказываться, Мариш. С чего это бы взяла?
— Не будешь? Хорошо, тогда через десять минут выходи в холл отеля, Серж скоро подъедет.
Серж, действительно, приехал на своём великолепном сером «фиате», и мы поехали по шоссе в загородную часть Милана.
— Серж, а разве Вы сами исполняете обязанности водителя? — спросила Мариша, желая хоть как-то подержать разговор, потому что всю дорогу я молчала.
— Нет, у меня есть опытный работник Антонио, но сегодня я решил сам отвезти своих гостей, не хочу терять навыки вождения.
Я сидела рядом с Сержем, потому что задние места заняли Мариша и Эдмонд на правах «законной пары». Я бы предпочла устроиться на задних рядом с Маришей, но выбирать не приходилось. Бабушкин подарок, аккуратный розовый шарф, который я всюду брала с собой в качестве аксессуара и талисмана, развевался на ветру.
Серж периодически поглядывал на меня. Сегодня на нём были обычные джинсы и чёрная футболка, и со стороны он производил впечатление ординарного красавчика, но никак не «сиятельной особы». Это импонировало мне, и всё же, настроения у меня не было никакого. Вспомнился вчерашний разговор с Андреем, и мои подозрения насчёт его воображаемой мною пассии.
— Юлия, у Вас всё в порядке? — спросил Серж.
Я смотрела в окно на проплывающие мимо пейзажи. Солнечная Италия составляла яркий контраст с летней Россией, в воздухе чувствовался аромат цветов.
— Да, кажется, — неохотно ответила я.
— Не берите в голову, Сержио. Кажется, наша золушка поругалась вчера со своим принцем, — сказала Мариша.
— Я не ругалась. И вообще, вчера мы очень даже мило побеседовали с ним.
— Сразу по твоему лицу видно, что разговор был приятным.
Я с укором взглянула на Маришу, но она сделала вид, что не заметила.
….Чечилия мне понравилась сразу же, как только я увидела её полную фигуру с типично итальянским лицом «заботливой матушки». Кажется, я тоже понравилась кухарке Сержа, и он мысленно в который раз записал меня в число своих друзей — чувствовалось, что мнение этой женщины много значило для «сиятельной особы».
Попробовав первую порцию горячей пасты, я немного повеселела. Мы сидели за столом, специально предназначавшимся для пикников. Милая плетёная мебель смотрелась изумительно и подходяще для окружающей нас обстановки, а зелёная трава напоминала настоящий ковёр.
— Ну, как Вам паста Чечилии? — спросил Серж.
— Это — божественная паста, я никогда такой не пробовала, — ответила просто я.
— А как вам сегодняшний день?
Ярко светило Солнце, отражаясь своими лучами на головах купальщиц. Я редко видела эти прекрасные цветы, а однажды даже зарисовала их акварелью, а затем заказала специально раму и повесила их на кухне.
— День замечательный!
— Теперь я вижу, Ваше настроение улучшилось немного. Я вообще стараюсь не сосредотачиваться на неудачах, а знаете, почему, Юлия?
— Почему?
Я подцепила вилкой длинные тяжи пасты, скрутила их и отправила в рот, долго смакуя. Соус был действительно необычным, Чечилия знала толк в пряностях.
— Почему? — повторила я свой вопрос после очередной дегустации.
— Однажды я понял, когда потерял своих друзей: события вокруг тебя текут и изменяются, затрагивая или не затрагивая тебя. И только ты можешь выбирать: разрушаться или оставаться цельным в этой гуще. В минуты неудач я замыкаюсь внутри моего сердца и пытаюсь разобраться в себе, своих ощущениях. А затем я просто забываюсь и не думаю ни о чём, я просто существую. Река жизни продолжает течь мимо меня, не затрагивая моей сущности.
— О, да Вы, Серж — настоящий философ!
— И не отрицаю этого. Философия помогает мне. Кстати, в колледже, где я учился, я больше всего любил этот предмет.
Слова Сержа произвели на меня впечатление. Позже я возвращалась к ним неоднократно. Тот день закончился бы на подобной ноте, и всё было бы прекрасно, если бы его не омрачил один звонок. На моём смартфоне высветился номер хранителя банковской ячейки.
— Слушаю, Станислав Владимирович.
— Юлия Андреевна, я был удивлён, что Вы вдруг решили изменить своё мнение о нашем хранилище и приостановили наш договор, заключённый накануне.
Я ничего не понимала, тем более громко играла музыка. Мариша учила Чечилию петь, поэтому мне пришлось отойти на некоторое расстояние.
— Я ничего не понимаю, Станислав Владимирович. О чём Вы говорите?
— О нотариально заверенном письменном заявлении от Вашего имени, что Вы хотите изъять содержимое ячейки. Я сверил все подписи, и мне пришлось подчиниться.
— О чём Вы говорите?
— Содержимое Вашей ячейки было выдано Вашему доверенному лицу за исключением свитков.
— Как выдано? Когда?
— Час назад я пытался на всякий случай Вам дозвониться, но Ваш телефон был отключён. Дирекция банка считает мои действия излишними.
— Но я не давала никаких распоряжений.
После моих слов наступила долгая пауза. И я, и служащий банка не могли собраться с мыслями. Где-то в дальнем уголке моего сознания осталась спасительная мысль, за которую я зацепилась: «Сейчас я пойму, что этот звонок от каких-нибудь неудачных шутников, пошлю их куда подальше, и всё будет хорошо».
Но тут же занозой раздалось: «Откуда идиотам-шутникам стало известно о моей банковской ячейке».
— Это серьёзно? — прозвучал мой довольно глупый и неуместный вопрос.
— Вполне серьёзно, Юлия Андреевна.
— Как выглядели эти люди?
— Собственно говоря, это был один человек, который представился Мерцаловым Георгием Павловичем, он передал документы и изъял содержимое ячейки — шкатулку, но оставил очень старые листы бумаги, имеющие историческую ценность. Он сказал, что Вы хотите это передать Музею имени А. С. Пушкина.
— О, боже! У Вас сохранилось фото, изображавшее этого человека? — спросила я, не вполне придя в себя.
— Да, видеокамеры зафиксировали это. У меня сохранилась запись.
— Хорошо, я выезжаю. Вы передадите мне всё, что Вам известно об этом человеке.
— Мне ничего о нём не известно, к сожалению. Мы обещаем Вам провести внутреннее расследование.
— В любом случае Вам следовало бы сначала дозвониться до меня, — в запале бросила я.
— Наш банк взял на себя ответственность хранить Ваши ценности, передавать их лишь в случае с нотариально заверенной доверенностью за Вашей подписью, но нигде в договоре не сказано о дополнительном извещении владельца о передаче его ценностей доверенным лицам. Это — лишь моя инициатива.
Да, действительно, в договоре не было этого пункта, вспомнила я, а его следовало бы дополнительно включить. Мне удалось взять себя в руки и внешне спокойно ответить служащему:
— Я вылетаю из Милана. Благодарю Вас за звонок и прошу предоставить мне всю необходимую информацию. Я понимаю, банк предоставляет такого рода информацию уполномоченным на это органам, но это — моя личная просьба к Вам, чтобы я не подняла шум, совсем не нужный репутации вашего Банка.
— Я понял, Юлия Андреевна, — вполне смиренно ответил служащий хранитель ячейки, вероятно, напуганный моей угрозой. Действительно, никакой банк не жаждал вокруг себя подобной шумихи.
Вероятно, вид у меня был удручённый, когда я нажала кнопку сброса, потому что ко мне подошёл Серж.
— Что случилось?
Мариша перестала смеяться вместе с Чечилией и наблюдала со стороны за нами.
— Мне нужно срочно вернуться в Москву, — ничего не объясняя, ответила я.
— Если я могу Вам чем-нибудь помочь, обращайтесь, у меня хорошие связи в России, в Москве, Санкт-Петербурге, — он протянул мне свою визитку, — Звоните, если что.
Я машинально сунула визитку в свой клатч.
— Я отвезу Вас в аэропорт.
— Спасибо, но сначала в отель. Мне нужно собрать вещи.
