Вихрь переправ: 2. И мир станет чуточку шире

Ольга Васильевна Ярмакова (2024)

Матфей с друзьями отныне беглецы. За ними гонятся «праведники» и «вурдалаки» — представители соперничающих организаций, издавна борющихся за мировое господство. Ко всему прочему, новая реальность расширяет известный мир до двух: один для всех зримый и привычный, другой — невидимый, для «Проснувшихся». Но впереди беглецов подстерегает притаившаяся опасность, куда коварнее и беспощаднее, чем наступающие на пятки волки и совы.

2. Бегство продолжается

Когда в муть единственного целого окна протиснулся тусклый и вялый проблеск утра, Эрик Горденов радостно встрепенулся и с наслаждением, до хруста в суставах потянулся. Его чересчур громкий и бодрый голос озвучил то, что думал каждый:

— Наконец-то! Наконец-то утро. Ещё немного и я бы одеревенел окончательно на этом стуле. И околел от холода.

Все давно проснулись, если, конечно, можно было назвать сном ту неудобную дрёму, и ждали, когда кто-то первым даст сигнал к подъёму. Ведь никому не хотелось быть не учтивым по отношению к товарищам, ненароком прервав драгоценный сон неловким шорохом. Поэтому, радостный возглас Эрика был воспринят чуть ли не гимном свободе. Свободе от неудобства.

— У тебя слюни на щеке засохли, — заметил Виктор Эрику, когда поднялся на затекшие ноги.

— Ерунда, Вик, — беззаботно бросил юноша, плюхнувшись на свободный уголок дивана. — Главное, что ночь позади. Как же здесь холодно!

Несмотря на напускную браваду, Эрик ёжился и кутался в пальто.

— Ага, — кивнул Виктор, растирая ладони. — Осень, она везде одинакова. Без отопления проберёт до костей.

Юна сидела рядышком и потирала сонные глаза. Без сомнений, она лучше друзей перенесла ночлег в сторожевом домике, но долгожданный безмятежный сон настиг её лишь на подступах утра, и потому она широко зевала, пребывая в состоянии полудремоты.

— А где Сеера? — спросила она, растерянно оглядываясь по сторонам.

Кошечка сослужила ночью отличную службу: тепло её тельца, к которому вплотную льнула девушка, согревало и ободряло. И Юне хотелось хоть как-то выразить свою признательность миниатюрной компаньонке.

— Не волнуйся, Ласточка, кошки по утрам бодрствуют и охотятся, — сказал Виктор, разминая ноги. — Вот и Матфеева кошка на охоту ушла. Ей же нужно питаться как-нибудь.

— Да-а-а, — задумчиво протянул Эрик, сглатывая голодную слюну. — Хоть кто-то может себе живот набить.

— Не переживай, Эр, — добродушно пообещал Виктор Сухманов. — Скоро мы покинем это гостеприимное жилище.

— Скорей бы, — буркнул Эрик, и в тот миг его живот разразился громким урчанием. — Вот! И мой желудок говорит о том же.

— Фей, а твой ворон тоже на охоту улетел? — поинтересовалась Юна, заметив, что Матфей единственный молчит.

— Хто ж его знааэт, — промычал юноша. Вид у него был унылый и безрадостный, и как показалось подруге, даже немного тревожный.

— Ты чего? — удивился Эрик. — Говоришь так, будто у тебя язык отнялся.

— У мена щеха затекла, — простонал Матфей и потряс левой рукой. Она болталась как не живая. — И руха тоже.

— Да ты отлежал руку и лицо, — обеспокоилась Юна. — Ничего, скоро пройдёт. Нужно пройтись, пошевелить конечностями.

— У тебя на пол-лица слюней, приятель, — самодовольно усмехнулся Эрик. — Это ж надо так заспаться.

— Хде? — Матфей смущённо принялся здоровой рукой растирать то место, где должны были быть засохшие остатки сна. — Ничехо не чувстуу.

— У меня есть платок, — предложил Эрик, вытаскивая из кармана брюк аккуратно сложенный вчетверо кусочек ткани. — Правда, я им вчера немного попользовался, но он ещё вполне пригодный.

— Ну ужнее, блахдару, — отмахнулся от протянутой помощи Матфей. — Я сам.

— Хозяин — барин, — отчеканил в ответ Эрик и, смачно сплюнув на сероватую поверхность платка, принялся утирать белёсые затёки на собственном подбородке.

Вскоре кровь прилила к отлёжанным местам, и под кожей защипало сотнями маленьких иголок. Матфеево лицо раскраснелось настолько, будто он испытывал сильнейшее смущение.

— И Рарога нет, — подвёл итог окончательного смотра Виктор. — Может, они нас дружно покинули? Ну, как крысы бегут с корабля. А эти из грязного, вшивого дома.

— Надеюсь, вшей здесь нет. И блох тоже, — брезгливо буркнула Юна и придирчиво всмотрелась в диванную обивку, но поняв всю абсурдность запоздалой проверки, бросила пустое занятие.

— Да нет, — решительно отмёл предложение друга Матфей. — Они связаны со мной договором. Вернутся. Вон, Лиандр же никуда не убёг.

— Болван, он не в том состоянии, чтобы куда-то бежать, — жёстко произнёс Виктор, но тут же спохватился, явно смутившись резкости. — Что-то он тихо лежит. Посмотри, как он. А то я боюсь.

Матфей склонился над котом и прислушался. Лиандр дышал, компресс из белого мха сполз с его больного глаза ещё ночью. Оба кошачьих глаза были плотно закрыты и чуть заметно вздрогнули, когда юноша коснулся тёмно-серого носика. Сухой и горячий вечером, теперь он был влажным и прохладным. Воспаление остановилось, жар ушёл.

— Я не спец, но вроде твоему коту лучше. Иди и сам убедись.

Виктор тут же оказался рядом и осторожно потрогал мордочку Лиандра.

— Кажись, он и, правда, оклемался, — с воодушевлением сказал он. Кончиками пальцев Виктор заботливо поглаживал взлохмаченную шёрстку на голове кота. — Ничего, дружище, ты выздоровеешь и ещё не один десяток мышей наловишь. А, может, и ворон.

— Э! Не надо о воронах тут говорить! — возмутился Матфей.

— Ребят, хватит время терять. Давайте отворим дверь и на улицу! — скомандовала бодрым, как и прежде голосом Юна. Ей не терпелось поскорей оказаться вне стен грязного помещения, от пыли которого чесался нос.

Второй раз повторять не пришлось. Виктор оттащил пластиковый подпор и распахнул вовсю ширь дверь, содрогнувшись от режущего уши скрипа петель.

— Не петли, а расстроенный контрабас, — заметил Эрик, выходя следом за Виктором.

— Это домик с нами так прощается, — рассмеялась Юна. — Он так соскучился по гостям, что не хочет с нами расставаться.

— Ничего, когда-нибудь его ещё кто-нибудь посетит, — сказал Виктор. — Я оставил в ящике стола свечу и спички. Кто знает, кому, да понадобится. Ведь кто-то оставил их для нас.

— Прямо-таки и для нас? — насмешливо переспросил Матфей.

— Ну а для кого ж ещё!

Таинственным образом исчезнувшая троица спокойно дожидалась Матфея неподалёку от постового домика.

— Доброе утро, молодой человек, — поприветствовал юношу Гамаюн. — Я слетал на разведку в город. Обстановка благоволит нам. Там всё тихо. Можно идти.

— А вы где были? — обратился Матфей к кошке и саламандру.

— Охотились, господин, — промурлыкала Сеера. — И на твою долю добыча есть.

Изящной чёрной лапкой кошка указала в сторонку, где взгляд Матфея различил на земле три преждевременно почивших мыши.

— Благодарю тебя, Сеера, но я не ем мышей. — Матфея передёрнуло от одной мысли завтрака дохлыми грызунами. — Это твоя добыча. Тебе её и есть.

— Как желаешь, господин. Но я уже сыта. Мышей здесь водится в изобилии.

— Ну, ещё бы! На складах их всегда прорва! — пропищал Рарог. — Извиняюсь, хозяин, но я тебе ничего не принёс. Я не думаю, что ты охоч до лягушек, пауков или слизней. Хотя, если ты из кельтских краёв или из восточных земель родом, то моя добыча тебе придётся по вкусу.

— Упаси меня Создатель! — Брезгливо дрогнул Матфей. — Эта пища не для меня, Рарог.

— Я так и думал, — пискнул саламандр. При этом Матфею показалось, что в тонком голоске ящера прозвучала явная нотка усмешки, но решил не обращать внимание. — Рожки единорожки.

— Что говорят твои дружки? — поинтересовался Эрик, не совсем понимая однобокую беседу приятеля с союзниками и его всё более куксившееся лицо.

— Нам пора в город, — ответил Матфей. — Гамаюн разведал обстановку, говорит, всё чисто.

— Ну так пошли, чего время терять? — гаркнул Эрик и зашагал первым. — Кстати, а в какую сторону идти?

Омолон оказался приятным провинциальным городком, чистым и опрятным. Когда ребята под предводительством гордо парящего ворона одолели лабиринт складских ангаров и выбрались через дыру в бетонной ограде, то оказались на небольшом пустыре, в конце которого ютилось несколько двухэтажных домов из кирпича, угрюмых, молчаливых, с тёмными окнами. Пройдя мимо них, честная компания вышла в плотно застроенный переулок, начавшийся столь внезапно, будто его исток был ни чем иным как отсечённым продолжением.

Жидкий утренний свет только вливался в тихие узкие улочки, разбавляя ночной мрак до золотисто-серой дымки. Горожане не торопились покидать тепло домашнего очага, а те редкие смельчаки, коих вынудила необходимость оказаться за порогом уюта и сонной неги, нахохлившимися воробьями торопились мимо чужаков, удостаивая пришлых мимолётными, отчуждёнными взглядами.

— Омолон — старинный город, — назидательно каркнул Гамаюн, свершив очередной низкий виток над головами спутников. — Он ровесник Рима. Ну, плюс-минус парочка десятков лет. Но это сущие пустяки для истории.

— Действительно, пустяки, — шутливо и полушёпотом добавил Эрик, когда Матфей донёс до друзей историческую заметку ворона. — Главное, не встретить жителей времён древнего Рима.

Асфальт под ногами сменился округлыми головами камней, разноцветными и шершавыми. Друзьям казалось, будто они идут не по мостовой, выложенной булыжником, а по мощённой самоцветами дороге. Стены многих домов были облицованы серым и крупным камнем. Черепичные покатые крыши местами замшели и зеленели мхом, но это только добавляло симпатии общему облику Омолона.

Юна нехотя переводя взгляд от одного строения к следующему, про себя отметила, что если вдруг из-за какого-нибудь угла переплетений улочек навстречу выдвинется десяток легионеров в древнеримских доспехах и с серебряным орлом во главе, она скорей всего не удивится. Да и зрелище бы вышло ещё то. Как жаль, что время никогда не сбивается, не хворает и не путает ход, иначе бы прошлое с настоящим обязательно наслоились, а там, а там… Её буйная и громадная как вселенная фантазия даже в такие моменты мечтаний давала сбой, захлёбываясь от переживаний. В том и свой малюсенький плюс: она отвлеклась от пережитого потрясения, пусть даже недолго, даже если скоро тягостное бремя вновь навалится на хрупкие плечики.

У Матфея от узости улочек и обилия камня немного кружило голову. На мгновение возникло странное ощущение: они каким-то невероятным образом переместились на сотни лет назад и сейчас за очередным поворотом натолкнутся на средневековый рынок или окажутся зрителями судейства, где горожане одеты в старинные одежды, а сам Матфей и его товарищи будут восприняты как чужаки.

Но вопреки разыгравшемуся представлению в голове за поворотом они обнаружили вполне современное кафе с вывеской «Excalibur». Над входом выдвигался короткий козырёк, над которым собственно и значилось название, выполненное элегантными чёрными буквами по белой поверхности. Сама вывеска имела форму меча. Два вытянутых тощих окна-витрины и не менее худощавая деревянная дверь — вот и всё обозначение кафе в каменной стене дома.

— Ребят, а заведение-то открыто! — ахнул Эрик и первым устремился к двери под козырьком. — В такую-то рань!

— Но туда, наверное, нельзя с животными, — с досадой заметил Матфей, тщетно силясь отыскать хоть какие-то надписи, кроме вывески. — Что делать-то?

— Ничего страшного, господин, — спокойно высказалась Сеера. — Оставь нас здесь, мы найдём, где спрятаться от лишних глаз.

— Я-то уж точно найду, — браво пискнул Рарог и тут же проворно спустился по хозяйской штанине вниз, ну точь-в-точь мини-скалолаз, вернее, брюколаз.

— А Лиандр? — напомнил Виктор. Кот по-прежнему крепко спал у него на руках. — Я его тут не оставлю.

— Ну, давай попросим хозяина кафе, пропустить кота с нами. Он же не будет там бегать, — предложила Юна.

— Делайте что хотите, но живее, — каркнул сверху Гамаюн. Он уселся на выступ деревянного ставня наглухо запертых окон и чувствовал себя там превосходно. — Скоро город проснётся. У вас час как минимум, а, может, и того меньше.

Колокольчика над входом не было, зато соблазнительные запахи свежей сдобы и ароматного кофе уже властвовали в заведении, наполнив каждый уголок собою и дразня аппетит гостей.

«Наш пряничный домик», — отчего-то вдруг вообразилось Юне.

Они, конечно, не Гензель с Гретелем, но голодны и замёрзли не меньше, чем брошенные дети из сказки. Ничего не стоит напасть на них; отпора как такового не получится, перелёт да ночка в холодном постовом домике выгребли из ребят львиную долю сил и духа. Оставалось уповать на лучший исход.

Помещение с цветочной росписью на светло-зелёных стенах казалось довольно просторным, хоть в нём и хватило места только пяти круглым столикам с миниатюрными стульчиками. Аккуратно белёный потолок с большим, круглым, выпуклым светильником, чья пестрая поверхность смахивала на оконный витраж собора, был полной противоположностью полу. Тот выложили крупной битой матовой плиткой всех цветов радуги. И Матфей не сразу различил в этом разноцветном хаосе под ногами сложную игру мозаики, выстроившейся в громадный меч, рукоять которого была зажата в железной перчатке.

— Доброе утро, судари! Чего изволите в столь ранний час?

Из-за барной стойки, узкой и блестящей чёрным лаком, вышел высокий худой мужчина с приветливой улыбкой. Одетый в светло-серые джинсы и синюю кофту он казался не работником кафе, а скорее его посетителем. И ребята были удивлены, когда мужчина, на вид не более тридцати лет, представился Алаоисом Бирнсом и добавил, также добродушно улыбаясь, что он хозяин меча.

— Меча? — переспросил Эрик.

— Ну, Экскалибур слишком длинное и помпезное название, — простодушно объяснил Алаоис. Он легонько коснулся каре-рыжих волос, коротких и волнистых, будто хотел убедиться, что они лежат так, как надо. Тёмно-зелёные глаза, чуть раскосые, в обрамлении светлых, пушистых ресниц выдавали простоту и открытость во взгляде. — Мой отец открыл кафе, когда мне шёл девятый год. Он был романтиком, начитавшимся историй о рыцарях. Вот и решил, что кафе непременно должно носить имя самого легендарного меча. Я не так повёрнут на всех этих легендах и зову кофейню просто — мечом. Да и посетителям удобнее. Так что угодно столь юной компании в моём мече?

Только теперь Матфей опомнился — он прекрасно понимал хозяина «Excalibur», хоть в речи того и проскакивал резкий акцент, что больше был сродни мелким дефектам типа картавости и шепелявости. Бирнс тоже превосходно их понял, когда они поздоровались и представились ответно. Сеера не обманула: выходило, что все посвящённые, как Матфей, демоны могли без труда понимать друг друга. Единственно, Юна составляла исключение в их маленькой компании и с трудом сохраняла вид, будто в курсе беседы. Впрочем, стоявший рядышком Эрик, тут же взял на себя функции переводчика и тишком, вполголоса, так, чтобы не привлекать внимания владельца кафе, переводил подруге иностранную речь.

— Господин Алаоис, мы бы хотели позавтракать у вас, раз вы открылись, — живо и несколько громче, чем следует, озвучил за всех Матфей, памятуя об урчавших животах и надеясь не осрамиться в тишине громкоголосым возмущением собственного нутра.

— Лучше просто Алаоис, — мягко поправил его хозяин кафе. — Я не так зрел, как вам думается. Всего-то слегка за сорок.

— Всего-то? — с присвистом охнул Эрик Горденов. — Я был убеждён, что вам слегка за тридцать, Алаоис. Вот это да!

— Наследственность такая, — скромно улыбнулся мужчина и направился к боковой дверке, из-за которой и шли вкусные запахи. На ногах Алаоиса белели кроссовки. — Видели бы вы моего отца в его шестьдесят восемь лет!

— А… Алаоис! — окрикнул Виктор Сухманов стремительно удалявшуюся фигуру моложавого Бирнса.

— Да?

— Могу ли я оставить при себе кота? Он болен, и оставить его на улице я не могу.

— А это не заразно? — сомнение скользнуло в болотно-зелёных, по-женски выразительных глазах Алаоиса.

— Нет, это не заразно. К тому же мой кот спит, — поспешно заверил его юноша.

Хозяин смерил Виктора кратким и, как почудилось юноше, тяжёлым взглядом, даже зелень глаз на мгновение утонула в чёрноте бездны. Но моргнув, Алоис будто изгнал прочь тьму взмахом бесцветных ресниц.

— Хорошо, уложите бедолагу на один из стульев, — ровно произнёс он и добавил с вежливой полуулыбкой. — Всё равно ко мне ещё не скоро кто заглянет.

— Спасибо, Алаоис.

Он вскоре вернулся и протянул рассевшимся за ближайшим к бару столиком друзьям папку с меню. Но если в разговоре не было проблем, то в прочтении обычного меню возникло затруднение. Слова, как их ни крути, были чужими и непереводимыми. Сплошная абракадабра. Пришлось просить Алаоиса приготовить самый простой завтрак — кофе, бутерброды с сыром, яичницу с томатами и колбасками да овощной салат.

Юна отлучилась в туалет, а пока её не было, Матфей с изрядной долей смущения и явным румянцем спросил об оплате, пока готовился завтрак:

— Алаоис, у нас при себе только наши деньги. Можете ли вы их принять?

— Вирийские принимают везде, Матфей, — глянув на одну из вытянутых наспех купюр, вежливо ответил хозяин меча.

— Вирийские, да! — радостно и громко добавил юноша.

— Извините, я позволил себе лишнее, — тут же поправил себя Алаоис. — Я хотел сказать, что ваши деньги охотно примут в моём заведении. Завтрак будет готов через десять минут, а пока кому сок?

Когда с насыщением желудков было покончено и оставалось допить кофе, который никто из сидящих за круглым столом не желал пить второпях, а цедил по малюсеньким глоточкам, Алаоис Бирнс подошёл к посетителям и с самым серьёзным лицом, с которого сошло былое добродушие, изрёк:

— Судари, мой долг, как сочувствующего и желающего вам только добра, предупредить: в городе со вчерашнего дня хозяйничают праведники и их слишком много для такого маленького города, как Омолон. Не буду лукавить, они ищут вас, судари. В мой меч они тоже заходили и подробнейше описали каждого из вас.

— Почему вы это говорите нам только теперь и отчего не высказались прежде? — оторопел Матфей и тут же допил напиток, ставший чем-то третьестепенным и безвкусным.

Остальные напряглись и вжались в стулья: точь-в-точь сдавленные пружинки — отпусти и взлетят. Тишина, оборвавшая непринуждённый говор за столиком, давила на слух. Невольно внимание всех обратилось к двери, за которой просыпался город, а вместе с ним и новая угроза.

— Скажем так, у меня свои счёты с этой организацией.

— Алаоис, а вы ведь неспроста открылись в такую рань? Верно? — поинтересовался Виктор.

— Ну, я бы так сказал: каждое утро способно преподнести сюрприз, — вяло улыбнувшись, отозвался рыжеволосый мужчина. — Вас оно одарило открытыми дверями, а мне вручило приятную компанию.

— Но не стоит обольщаться на счёт остальных горожан, судари, — тут же добавил он, и приятная мягкая улыбка сошла с его губ, вернув строгость и прямоту лицу. — Не всем стоит доверять и уж тем более никому нельзя довериться. Мой вам совет: не медлите, ступайте к Площади Ратников и садитесь на первый, следующий отсюда автобус. Никто не должен вас видеть. Это сложно, но всё же возможно, судари. Праведники, как клещи, вцепятся и не отстанут, пока не насосутся крови.

— Мы так и сделаем, Алаоис, — поспешно вставился Эрик. — Мы собираемся в…

— Нет-нет-нет! И ещё раз нет! Я не желаю знать, куда вы собираетесь ехать! — замахал длинными, с тонкими запястьями руками мужчина. — Держите в тайне свою цель. Никому ни слова. Это ваш шанс уйти от погони.

Друзья нехотя попрощались с гостеприимным хозяином «Excalibur», их так разморило от тепла и сытной еды, что сон вновь стал витать над их головами. Но подвергать приветливого Алаоиса Бирнса опасности никто не желал, да и совет его казался единственно верным.

Промедление смерти подобно, вспомнилось Матфею. Кому принадлежали эти верные слова, он вспомнить не смог, но решил, что отныне они должны стать девизом его выживания и сбережения жизней его друзей.

— Желаю вам удачи и скорейшего выздоровления коту, — пожелал напоследок Алаоис, когда дверь проводила последнего гостя.

Ленивое солнце наконец-то соизволило выставить краешек себя, раскрасив небо ржаво-золотыми подтёками. Небесная серость таяла, проявляя под собой блёклую синеву. Облака и ветер, будто сговорившись, решили полонить Омолон, наперегонки спеша забить чистый небосвод и каменистые улочки города.

Когда в жёлтый автобус, следовавший до Кошивы, усаживались юные пассажиры, булыжную мостовую Площади Ратников покрыла влажная крапина начинавшегося дождя. А спустя полчаса дождь вошёл во вкус, обрушив на город смачный ливень. На выезде из Омолона водителю пришлось сделать вынужденную остановку: серо-белая стена воды полностью скрывала со всех сторон видимость. Окна изнутри запотели, и друзья вновь почувствовали себя уютно, вжимаясь в мягкие комфортные сидения и слушая чеканную дробь струй по крыше машины. Ну чем не маленькая жёлтая субмарина в центре океана?

Матфей еле сдержал подступивший смех: он вспомнил, как ворчал Гамаюн, когда юноша спрятал ворона под куртку, чтоб его не заметил водитель. Птице пришлось собрать всю волю в лапку и на время забыть о гордости. Рарогу было проще. В облюбованное место на дне кармана куртки саламандр юркнул моментально, как только Матфей его попросил. Сееру взял на своё попечение Эрик, так как место под курткой Виктора было занято Лиандром. Кошка выказала редкостную для своей породы покладистость, лишь тихонько заметив, что добротная ткань пальто лучше «всяких там» курток. Одним словом: она поладила с Эриком так быстро и легко, что к удивлению Матфея всколыхнуло в нём кратчайшую, но неприятную долю ревности. Как ни стыдно было сознавать, но «делиться» своими прислужниками юноша не был готов, хоть обстоятельства явно не благоволили в пользу его нелепого собственничества. Правда, успешно и скоро переборов своё эго, он даже порадовался за обоих — оба в недавнем времени понесли утраты, и как знать, возможно, даже к лучшему, что они расположены друг к другу. Как знать…

Как только автобус тронулся, прислужников выпустили, но с условием, чтоб они были неприметны для других пассажиров, коих по счастью, кроме самих ребят, было мало. Виктор занял задний ряд из четырех мест: одно сидение выделил коту, а на остальных расположился сам. Ехать до столицы Тартаррусы было около шести часов, и друзья решили воспользоваться этим временем как следует — вздремнуть по возможности.

Когда Омолон остался позади и стремительно уменьшился до хоккейной шайбы, Матфей вспомнил «Вижин-Март», лаймовый кругляш гипермаркета, где ещё пару дней назад преспокойно работал консультантом. Залповый ливень, очевидно, удовольствовавшись городом в качестве завтрака, уже не преследовал их «субмарину». По следам жёлтого автобуса бежал слабый моросящий дождь. Грязно-лиловые облака, взбитые и переполненные влагой, нависали над Омолоном и не думали отступать от его каменистых улиц. Небо над городом походило на море в бурю — те же волны, бесновавшиеся и неудержимые. И венцы пены на их гребнях, и девятый вал разрастаясь, того и гляди, размажет всё живое с такой верхотуры.

А над размеренно мчавшимся автобусом небеса провисали кислыми и угрюмо-блёклыми простынями, но без угрозы ливня. И эта давящая сверху пасмурность пробудила в Матфее тоску и тревогу, вслед за воспоминанием о работе и доме. Где-то Вида и Юстин и что-то с ними теперь…

«Нужно позвонить, обязательно позвонить. Дать о себе весточку и самому узнать, что всё в порядке. Что они…. Нет, они, конечно, живы. Иначе и быть не должно. Но узнать нужно», — подумал он. А если, нет, то он вернётся. Зачем бегать и скрываться, когда ты один. Когда не для кого.

Как ни терзался мрачными мыслями Матфей, а и его склонило в глубокую дрёму. Сон рвался, как паутина, срастался и затягивал с новой силой, а затем рассыпался, словно песок.

За окном пролетали полуразмытые дождевыми каплями земли Тартаррусы. Просторные, холмистые, безлесные равнины с жухлой травой пролегали до самого горизонта, будто то была пустыня с дюнами, воскресшая к жизни после магического действа. Или вдруг вырастали высоченные леса впритык к дороге выставлявшие долговязые тела и скрадывавшие дневной свет. Были и кустарниковые поля и болотца с облезшим камышом и рыжеющей ряской. А один раз вдоль дороги неслась река, непроницаемо-серая и маслянистая, но спустя несколько километров она круто повернула в сторону, будто беговой марафон ей наскучил.

Обширные земельные просторы были во множестве наводнены крохотными деревеньками, словно грибницы натыканные там и сям. Их яркие разноцветные крыши, точно шляпки грибов, хорошо виднелись вдали. Мелькали за автобусным окном и солидные города-пузаны, в сравнении с которыми деревни смотрелись по-сиротски скромными, но более полными свободы и воли.

Юна Дивия непривычно тихая и замкнутая сидела подле Матфея. Столько раз он порывался коснуться её руки, приобнять, только б спугнуть дымку задумчивости с её лица. И не мог, не смел. Она, такая близкая, соприкасавшаяся на крутых поворотах автобуса плечом с ним, казалась чужачкой, незнакомкой, зачарованной холодом девой — кем угодно, но только не его приветливой щебетуньей Ласточкой.

К концу поездки всем не терпелось скорее ступить на твердую землю и надышаться вдоволь воздухом. Пусть он влажный и холодный, но всё ж лучше, чем душный и спёртый из-за наглухо закрытых окон в автобусе.

— Кошива! Кошива! — обрадовано заволновался ворон.

Гамаюн забылся и каркнул отчётливо громко, заприметив за окном впереди смутно проступающие очертания столицы. Пришлось Матфею самому издать вороний глас, чтоб успокоить сомнения водителя, тот уж весьма подозрительно зыркнул в его сторону.

Кошива стоял на приличном возвышении и с того уровня, где мчал автобус, город виделся величавой короной, опоясанной двумя кругами белоснежных ожерелий.

— Ну и чудо, — высказался впервые за шесть часов Эрик.

Он занимал сидение впереди и повернулся к Матфею, жаждая выплеснуть на друга первые впечатления от столицы Татраттусы.

— Ничего особенного, — пискнул Рарог, ящер всю поездку пролежал под сидением и теперь, учуяв назревавшую беседу, не менее Эрика желал в ней участвовать. — Был я в Кошиве несколько раз. Мой хозяин приезжал сюда на ежегодный концерт, он проходит в начале ноября. Кстати, одним из лучших считался, мой Ульманас. Один раз даже занял второе место. И в этом году собирался, да не пришлось.

Матфей сочувственно промолчал, Эрик вздохнул тяжко.

— Да, городишко большой и шумный, — бойко принялся ознакомлять саламандр, решив, раз его не осекли в начале беседы, значит, бразды за ним. — Он делится на три части: два пригорода — это вон те широкие кольца — и центр, что шапкой стоит. Так вот, прежде нам предстоит одолеть пригородные части, а уж затем мы войдём в славный Кошива-град.

— Он прав, — вновь каркнул Гамаюн, тише, но всё же водитель недовольно кашлянул и бросил неодобрительный взгляд в их сторону. Ворон досадливо проворчал, — ну не могу я тихо говорить, это не в моей природе. Я и так еле держусь, мои крылья затекли от долгой поездки. Ни расправить, ни взмахнуть.

— Один ты страдаешь, — с иронией заметил Матфей шёпотом. — А у нас ноги и спины не затекли будто. Нам в радость сидеть сиднем в одном положении. Ладно, скоро наши мучения окончатся. Ты, кажется, что-то хотел добавить к словам Рарога?

— Вот именно, хотел, — менторский тон вновь вернулся в хриплый голос ворона. — Автобус высадит нас в нижнем городе. Оттуда мы последуем в средний — торговый, а затем в старую Кошиву.

— Но зачем нам эта экскурсия? — изумилась Юна, когда Матфей пересказал ей план Гамаюна. Девушка впервые проронила слово с отъезда из Омолона.

— Узнаете в своё время, — раздражённо ответил ворон. — В среднем городе вам нужно купить себе новую одежду. В той, что на вас, вы похожи на грязных хиппи.

— А в нижнем мы себе купить ничего не можем? Да ладно! — усомнился Матфей.

— Гамаюн дело говорит, — вставился Рарог. — В нижнем одежда, конечно, имеется, но весьма низкого качества и по высоким ценам. А вот в среднем городе, недаром его зовут торговым, там есть к чему прицениться. Да и много чего полезного можно узнать.

— Ну что ж, мне новые брюки не помешали бы, — заметил Эрик, не упустивший ни слова из занимательного и единственного за всю поездку диалога. — На моих уже пара дырок и пятна там, где им быть не должно. Стыдоба.

— Что вы там решаете? — сзади раздался голос Виктора, он поддалась вперёд, когда беседа ребят стала громче.

— Да мы тут решаем, где Эрику брюки покупать будем, — насмешливо ответил Матфей. — А то нашему моднику неловко сражать своим теперешним лоском местных дам.

— Ничего смешного в том нет, — холодно произнёс Эрик и отвернулся.

— Всё как всегда, — улыбаясь, сказала Юна.

— И ни граммом иначе, — поддержал сосед, с облегчением наблюдая, как лёд дал трещину в её взгляде.

Автобус высадил их на малой вокзальной площади, тут же плотно захлопнув дверцу за спиной последнего пассажира. Водитель покинул кабину и направился в сторону ближайшего кафетерия. Виктор тоже предложил прежде, чем пуститься в дальнейшее шествие, как следует подкрепиться. Его идею поддержали все, кроме Гамаюна. Впрочем, так же дружно вороний протест был пропущен мимо ушей, и компания устремилась в ту же сторону, что и водитель автобуса. Сеера и Рарог, выпущенные на свободу, тут же скрылись за ближайшими одноэтажными домами. Гамаюн недовольно каркнул и, взлетев над зеленовато-рыжей крышей трактира, куда наметили свой путь ребята, исчез из виду. С Лиандром было сложнее, кот наконец-то очнулся от забытья, чему чрезвычайно обрадовался Виктор, но своим ходом идти пока не мог из-за слабости.

— Его нужно покормить, — озадачено глядя на Лиандра, выдал его хозяин.

— Но не в трактире же, — возразил Матфей. — Мы можем после зайти в магазин и купить ему фарша или паштета, или чего он там ест?

— А до того ему лежать и нюхать то что мы будем есть? — осуждение зазвучало в голосе Виктора. — Ну, уж нет. Я так не могу. Вы идите, а я пойду…

— Куда ты пойдёшь, да ещё с котом на руках, Вик? — остановила его Юна. Бойкость и оптимизм вновь зазвенели в её голосе. — Мы все идём в трактир, заказываем на одну порцию больше. Не волнуйся, Вик, мы закроем от официантов твоего кота, и ты сможешь его покормить за общим столом. К тому же, деньги только у Фея, он угощает.

— С превеликой охотой! — отозвался Матфей, довольный тем, как Виктор тут же сдался по велению их маленькой подруги и, скрыв Лиандра под курткой, послушно последовал за Юной.

Бревенчатый трактир «Rubius» с гостевыми комнатами второго и третьего этажа, казался едва ли не самым высоким зданием нижнего города. Выше него, пожалуй, было здание старой ратуши с гордо торчавшим вверх зелёным шпилем. Остальные постройки редко превышали два этажа, что придавало нижнему кольцу Кошивы отдалённо пасторальный облик.

Обед заказали от души. Позже все покинули стол в состоянии довольно сильного пресыщения, сказывался внушительный интервал между приёмами пищи. Аппетит возвращался и к Лиандру, за трапезой Виктор скормил коту несколько кусочков курицы, исключительно с голени. А лишнюю порцию обслугу попросили завернуть с собой. Никогда не знаешь, где что потребуется. Ведь ещё были и другие прислужники, нуждавшиеся в не меньшей заботе, чем Лиандр.

После длительной поездки продолжительная пешая прогулка была только в радость затёкшим от сиденья ногам. Ребята с удивлением открыли одну особенность рельефа — если с отдалённого расстояния Кошива смотрелся нанизанным на крутой холм, как бусы на шею располневшей красавицы, то в само́м нижнем городе этого возвышения не чувствовалось. Разделение на три части не различалось, равно, как и не было видно центра и среднего пояса. Всё лежало будто бы в одной плоскости.

Гамаюн объяснил это иллюзией удалённого взора. Да, Кошива был раздроблен на три части, но они лежали близко друг от друга и уж никак не на горе, как это сперва показалось юным пассажирам за окном автобуса. У местности, где много столетий назад глубоко корнями вросла первая и единственная столица Тартаррусы, было много особенностей. И коварный холмистый рельеф в том числе. Князь Побуж стал основателем Кошивы, заложив нижний город. Об этом упоминалось в труде Позвизда Строптивого, правда, совсем мало и размыто. О самом князе Побуже ничего не упомянуто, ни кто он, ни из каких земель пришёл в тартарруские земли. Известно лишь два факта: причастность князя к строительству столицы и большая симпатия тартаррусов к нему.

— Думаю, что Побуж оказался прозорливее многих своих современников, — предположил в заключение своего исторического разъяснения ворон. — Вероятно, он обратил внимание на то, какую шутку играет со зрением рельеф на протяжённом расстоянии и учёл все нюансы для постройки города. Известно, что при жизни князя был целиком отстроен нижний город. Но мне думается, что город строился целиком, просто в правлении князя успели закончить нижнюю часть. Правда, в те времена не было такого понятия, как нижний или средний город. Скорее всего, Кошива изначально была поделена на три части. Так называемый нижний город был отведён крестьянам, о чём до сих пор свидетельствуют невысокие строения. Средний город отдали торговцам. Дома его значительно выше, вон вы и так прекрасно их видите. А центр и сердце столицы всегда принадлежало знати и воинам. Несмотря на старину, в центральной части Кошивы есть на что посмотреть. Вы удивитесь, но там каменная постройка возрастом в тысячу лет может тесно соседствовать с самым современным офисным центром из стекла и бетона.

Нижняя часть Кошивы оказалась весьма протяжённа вглубь. Улочки с высокими, порой даже выше самих домов деревьями сужались до тесноты, пропускавшей одного человека, и раздвигали нестройные сутулые стены домов до просторов площадей. Чистота и простота — вот и вся достопримечательность нижнего города. Около часа не спеша брели друзья по незамысловатым дорогам нижнего пояса Кошивы.

Затем их путь плавно вплёлся в зелёный сад, начинавшийся сразу за крайними домами нижнего города. Кипарисовые и эвкалиптовые великаны составляли костяк этого дивного сада и росли в строгой последовательности. Встречалось множество деревянных лавочек отделанных чугуном. У каждой такой обязательно ютилась круглая клумба с затейливым орнаментов цветов. Правда, сейчас в полной мере воздать художественному вкусу садовников было сложновато. Вместе с летом ушли все краски, и клумбы, очищенные от остатков былой растительности сиротливо темнели. Лишь изредка попадались на них стойкие маленькие головки октябрьской астры — желтковые сердцевины в обрамлении фиолетовых лепестков, да, пожалуй, им не частую компанию составляли припозднившиеся розы, исключительно с бледно-розовыми, нежными бутонами.

— Какой здесь воздух! — воскликнула Юна, высоко задрав голову. Чёрно-белые волосы, чуть топорщившиеся после неудобного мытья над раковиной в туалете трактира, придавали ей особое сходство с птицей. — Никогда такого не вдыхала!

— Дыши в удовольствие, Ласточка, — ласково заметил Эрик Горденов. — Воздух пропитан эвкалиптом. Сколько же мы вдыхаем полезного! А?

— Сюда бы Нила, — подумала вслух девушка и тут же опустила голову, — ему бы тут очень понравилось.

— Он ещё тут побывает, и не раз, — ободряюще поддержал её Виктор. — Вон и Лиандру хорошеет с каждой секундой. Он просит меня отпустить его на землю. Ну, что ж, дерзай.

Кот слабо стоял на ногах, но сдаваться не собирался. Шажок за шажком — уверенность и крепость возвращались в тело серого кота. Больной глаз всё ещё гноился, но уже не так сильно, благодаря повторной промывке. Шёрстка, свалявшаяся местами в грязные безобразные колтуны, придавала Лиандру вид бездомного видавшего виды бродяги, но Виктор будто не замечал этого. Он с восхищением наблюдал, как его прислужник, одолев смерть, теперь наглядно доказывал всем, что он живуч, и так просто от него не избавиться.

— А это точно сад? Больше смахивает на лес, — усомнился Матфей, когда кипарисовые деревья окружили ребят плотной стеной.

— Ну, вообще-то, это городской сад имени Эдуарда VII, если быть точным до тошноты, — ответил Гамаюн.

Ворон перелетал с ветки на ветку, не желая идти по земле или сидеть на плече союзника — те ещё перспективы.

— А раньше здесь были поля, где крестьяне возделывали пшеницу и овощные культуры, — добавил он. — Вплоть до середины восемнадцатого века. Но король Эдуард всё переиграл. Ему надоело в охотничью пору увязать со свитой в крестьянских пашнях, и он повелел перенести земельные наделы за пределы нижнего города.

— Вот козёл! — руганулся Виктор, когда слова ворона были пересказаны.

— Я бы назвал его иначе: самодур, не меньше, — поправил приятеля Эрик с оглядкой на единственную девушку в их обществе.

— Согласен, правитель он был так себе, — признал откровенный отзыв ворон. — И народ его, мягко говоря, терпел. Но благодаря королевскому капризу у города теперь имеется этот прекрасный сад.

— Я бы сказал: сад-лес, — поправил Гамаюна Матфей.

Эвкалиптово-кипарисовые заросли бесконечно тянулись вперёд. Но всем только нравилось не спеша ступать по сухим тропинкам, щедро припорошенным бурыми игловидными листочками кипариса, лениво брести по сизым, серповидным эвкалиптовым листьям. Вёрткий Рарог шустро перебегал от дерева к дереву. Его чёрное в жёлтых пятнах тело то мелькало на каком-нибудь древесном стволе, то ныряло в кучу прелой листвы на земле, где водились самые вкусные черви. Так он и сказал Матфею.

Сеера семенила подле Эрика, Матфей еще со вчерашнего вечера заметил за кошкой эту странную избирательность. Нет, она ко всем относилась благодушно, но отчего-то выделяла именно Эрика. Этот маленький факт уже не тревожил так остро, а скорее даже радовал Матфея: возможно, Сеере удастся утишить боль потери прислужника-енота. Эрик хоть и старательно бравировал, но когда он видел, как Виктор ласково гладит Лиандра, шепча коту нечто ободрительное, или же Матфей мимолётом почёсыват Сееру за ушком, — напускное довольство тут же испарялось из его взгляда.

Лесной сад короля Эдуарда Козлиного, так заочно окрестил былого правителя Матфей, начал редеть и вскоре совсем помельчал, перейдя в пышную кустарниковую изгородь, за которой стояли плотной стеной многоэтажные дома. Это было так неожиданно и неуместно, что друзья встали и замерли.

— Ну что встали? — окрикнул их сиплый вороний голос. — Домов будто не видали. Я же говорил, что это вполне современный город. А вам, очевидно, средневековье подавай.

В тесном кустарниковом заборе нашёлся квадратный проём, выглядевший так, будто некто специально его выпилил. Сразу за кустами тянулась щебневая тропинка, по бокам которой высились два дома. Щебень скоро перетёк в добротный и достаточно ровный асфальт, уводя путников всё дальше от чудесного леса в самую гущу жилого бетона. Матфей и его спутники всё никак не могли опомниться от такого резкого перехода низких сельского вида домиков к бетонным высоткам, меж которых умещался кусок леса.

Но вскоре и это ощущение отступило. Многолюдность, которым «грешил» средний город, присущая всем большим городам, быстро вытеснила впечатления о зелёном и тихом лесистом саде. Подобного скопления людских масс не приходилось видеть никому из ребят, кроме Матфея. Пожалуй, Аркона могла потягаться с Кошивой по количеству населения, кишевшего днём на улицах, но на то она и столица.

И всё же было от чего растеряться в столице Тартаррусы. Разнопёрый и многоликий народ. А сколько магазинов с пёстрыми и яркими витринами и манящими вывесками! Спустя несколько улиц, Матфей осознал, почему Гамаюн назвал эту часть города торговой. Да тут на каждом шагу чем-то торговали и что-то покупали. Если на пути не было ряда магазинных лавок или торговых центров, занимавших по полдома, то обязательно их место занимал обширный рынок, наводнённый всевозможными товарами на любой вкус и прихоть.

Вот на одну рыночную площадь и завёл друзей Гамаюн.

— А твой ворон-то прав, здесь можно купить любую одежду, — обескуражено озираясь по сторонам, произнёс Виктор. — Лиандр, не уходи далеко, а то я тебя найти в такой массе не сумею.

Кот фыркнул, но подошёл к союзнику. Матфей поспешно запихнул недовольного Рарога в карман куртки, а Сеера перекочевала на руки Эрика, откуда взобралась ему на плечи, где и разлеглась чёрным воротником.

— Ребят, мне нужны новые брюки, — напомнил Эрик, наглядно продемонстрировав парочку заметных дырок на брючинах.

— Да, да, Эр, — сказал Матфей, с тревогой выглядывая ворона. Тот куда-то запропастился. — Выбирай, примеряйся. Покупка за мной. Ведь я втянул тебя в эту историю. Кстати, ребят, может, вам тоже что-то нужно?

Виктор отмахнулся, а Юна промолчала. Переходя от одного лотка к другому, где бойкие торговцы что-то жарко доказывали не менее хватким покупателям, компания, передвигалась, словно маленькое судёнышко в кишащем разношёрстными кораблями море.

И вот когда искомый товар был найден, появилась она. Рыжеволосая статная красавица прямо-таки налетела на Виктора, едва не упав. Юноша успел перехватить незнакомку за талию, удержав от падения.

— Ой! — выдохнула она.

Виктор заворожено смотрел девушке в глаза и нехотя выпустил из спасительных объятий. Когда девица обернулась в сторону Матфея, и у того защемило в груди. Таких пронзительных, словно горячие угли, тёмно-карих глаз он ни у кого не видел. Ванильный и ровный цвет лица, кожа которого была чистой и гладкой. Прямой и тонкий нос, пухлые чувственные губы нежнейшего розового оттенка. Да, тут было от чего замлеть.

— Извините меня, сударь, — обратилась девушка к Виктору, вновь повернув лицо к нему. — Я такая рассеянная. Кажется, я вам на ногу наступила. Мне, право, неловко.

Спасённая дева, будто опомнившись, смущённо притупила взгляд, едва прикусив нижнюю губу в знак замешательства.

— Ничего страшного, — промямлил Виктор. Матфей впервые видел друга таким нерешительным и растерянным. — Это моя вина, я вас не заметил.

— Нет-нет, не спорьте, — не соглашалась красотка. Её голос был мягок и вязок, как мёд. — Это моя и только моя вина. Ой, я же не представилась. Луция Бавервильд к вашим услугам. А как имя моего спасителя?

Красавица чуть отклонила назад голову, медно-вишнёвые волосы густейшим прямым каскадом свободно ниспадали, спускаясь ниже талии, которая была так узка под туго перехваченным поясом плащом, что казалась кукольной. Бирюзовый короткий плащ, открывал на обозрение длинные стройные ноги, обтянутые в колготки телесного цвета. Обута Луция была в лаковые под цвет плаща низенькие сапожки на высоком каблучке.

— Виктор Сухманов, — выговорил после секундной заминки юноша.

— А это ваши друзья, — указала она в сторону спутников своего спасителя рукой, ладонь облегала чёрная кожа перчатки.

— Да, — согласно кивнул тот.

— Представите меня им? — неожиданно попросила Луция.

Виктор назвал каждого по очереди. С Эриком девушка поздоровалась тепло, протянув руку для пожатия. На Матфее она задержалась чуть дольше, сладко улыбаясь юноше и отчего-то при пожатии поглаживая пальцами его ладонь, чем вызвала у бедолаги приступ смущения. А вот Юна удостоилась краткого и довольно сухого приветствия. Луция обдала девушку незаметным для парней, но ощутимым для самой Юны презрительным и высокомерным взглядом, чем сразу же вызвала горячую неприязнь.

— Мне пора идти, — прощебетала красавица нежным голоском. — Но мы ещё увидимся. Вы же не против?

— Не против, — с глупой улыбкой ответил Виктор. Ему вторили Эрик и Матфей с не менее нелепыми физиономиями.

— А я против, — буркнула Юна, как только Луция отдалилась от их компании.

Как только хорошенькая рыжеволосая головка красавицы Бавервильд скрылась из виду, сверху раздался знакомый вороний крик.

— Сюда, идите сюда!

— Ты где пропадал? — окрикнул прислужника Матфей.

— Кое-кого искал, — прохрипел ворон.

— Кого?

— Я не буду орать сверху, нас могут услышать, — с раздражением прокаркал Гамаюн. — Идите за мной. Срочно.

Хорошо, что успели купить брюки Эрику, а то бы он ни за что не согласился уйти без покупки с рыночной площади. Когда основная людская каша осталась позади, Гамаюн позволил себе опуститься на землю.

— Ну, так, кого ты там искал и что за срочное дело, что ты нас выдернул во время покупки брюк для нашего пижона? — нетерпеливо повторил вопрос Матфей.

— Эй! Я не пижон! — возмутился было Эрик, но решил смолчать, видя, как взволнованно каркает ворон. — Что он там тараторит? Переводи.

— Я искал давнего знакомца, он тоже ворон, — сипло затарахтел Гамаюн, опасливо озираясь по сторонам. — Только он знает, где живёт Счетовод.

— Кто такой счетовод? — насторожился Матфей. — И зачем он нам нужен?

— Нужен, потому что он знает всё обо всех. И сможет помочь твоим друзьям вернуться домой. Он нас ждёт.

— Тогда живее к этому самому счетоводу, — скомандовал Эрик, как только слова ворона были донесены до него.

Юна присоединилась к его бравурному призыву: подальше от рынка, от ещё одной якобы случайной встречи с рыжеволосой плутовкой. В том, что Луция не случайно натолкнулась на их компанию, Юна не сомневалась: уж слишком лукаво взирали глаза девицы. Часто парни, отвлечённые броской красой подобных дам, редко способны «прочувствовать» опасную подоплёку оных, но женский пол вернее читает своих сестёр, обладая богатой проницательностью и природной интуицией. Кто-то бы сказал: свояк свояка видит издалека. Но то в корне неверно про Юну и ту жеманницу. Одним словом, Юна увидела в рыжеволосой чужачке мошенницу, которая закинула парням крючок с наживкой. Оставалось надеяться, что добыче удастся соскользнуть с крючка. И Юна надеялась, чтобы так и произошло.

Меж тем ворон взвился в воздух, расправив крылья-веера. Друзья устремились за ним.

Милый, детка-паучок, попадёшься на крючок; как сплетёшь ты паутинку, угодишь на мой зубок.

А зубок у меня острый, паучок. Скоро, очень скоро. А пока ползи, плети сети, выбирай дороги — всё едино, всё ведёт ко мне.