Масик

Ольга Витальевна Манскова

Кем лучше быть, преподавателем или котом? Тот ещё вопросец! Если домашним… Наверняка, лучше, чем быть преподавателем в эпоху инноваций, интенсификаций и аккредитаций. Ведь кто поможет уличному «преподу»? Инопланетяне?

Глава 5. Новая жизнь

Кошачья вальяжность выветрилась с него, как вчерашний день. Беготня, суета, отчёты и планы, подготовка к лекциям и семинарам, попытка на всякий случай разобраться в жориковой диссертации — вдруг, научный руководитель позвонит и назначит встречу… Всё это закрутило бывшего кота, постепенно превращая его в реального «препода».

С ребятами он был мягким, но строгим, спуску не давал; излагал материал, должно быть, не столь глубинно и интересно, как настоящий Георгий Владимирович, но доходчиво, последовательно, со схемами и комментариями для лучшего запоминания и с массой необходимых для некоторой разрядки и отдыха, анекдотов, так сказать: говорил про исторические загадки, смешные случаи с великими людьми или странные события, зафиксированные историческими свидетельствами.

А ещё, стал замечать за собой склонность к чтению фантастики, фентези и всякого рода эзотерики — увлекался этим в свободное от работы время, для отдыха. В библиотеке этого добра было изрядно.

Чисто преподавательская работа его не сильно напрягала, хотя он понимал, что по-настоящему не силён в материале, находясь чуть дальше рядового студента. Ему, по существу, срочно необходим был кот. Чёрный, с белым пятнышком на грудке. Вдобавок, его нужно было не просто отыскать: коту необходимо было вернуть его человеческий облик…

«Возможно, стены и обстановка помогут в этом. И, быть может, полное соответствие времени суток и условий… Вечер, пассы, — размышлял тот, кто и сам недавно побывал в шкуре кота и знал, как это непросто. — Главное, конечно — его отыскать. А значит, чтобы он жив оказался. Жизнь кота — не такая уж простая штука, особенно на улице. А если до попадания в кошачью шкурку ты был не просто человеком, а интеллигентом домашнего склада, книгочеем… Жориком, в общем… То, есть ли у меня надежда, что этот кот выжил ещё?».

Статус самого бывшего Васьки был весьма странен. О себе, то есть, о своей человеческой жизни, он по-прежнему не помнил ничего. Так, кто же он? Простой кот, только теперь в чужой, человеческой, шкуре? Или, всё же человек, который, как и Жорик, когда-то на время почему-то стал котом? Для простоты, он теперь, даже мысленно, называл себя «Жорик». Поскольку, замещал Жорика, жил в его комнате, проводил за него занятия — то есть, по существу, временно им являлся. Что это, театр одного актёра? Тогда, он неплохо вжился в эту роль.

Иногда ему даже казалось, что Жориком он был всегда. Только, у него что-то случилось с головой, и ему привиделся странный бред. А ещё, он ничего не помнил о своей жизни (теперь имеется в виду существование собственно Жорика). Существование до дня икс… А именно, с того момента, когда исчез его серый кот. Кот?! С ума можно сойти: зато, он помнил жизнь… серого, полосатого кота Васьки. Понемногу забывал детали — но в целом помнил. То есть, всё-таки, он сам и был этим серым котом? Возможно, им когда-то и родился. Только, почему-то внезапно стал человеком? Нет, и в этом случае пазл целиком не складывался: себя котёнком «кот Васька» тоже не помнил. То есть, он всё-таки не кот? Вернее, не совсем кот?

Но, если оставить в стороне вечный вопрос, кто мы, откуда и куда идём, что он в основном и делал, то будни преподавателя всё более и более становились для него привычными. «А — что? Живёшь, в общем то, как все. И плывёшь по течению… Работа — дом, дом — работа, — подумалось ему. — В целом, никаких неожиданностей. Рутина».

Однако, неожиданности случались постоянно… К примеру, только что была очередная лекция по культурологии, посвящённая христианству. Она шла четвёртой парой. Последней — для первой смены… При этом, студенческая разморенная усталость так и парила над аудиторией. А некоторые студенточки, даже сидя на передних партах, наплевали на культуролога и в открытую приводили в порядок свои ногти, причёсывались, подкрашивали глаза, глядя в маленькое зеркальце, положенное посередине на парту, посылали сообщения — и тому подобное.

— Какие вы знаете символы христианства? — спросил преподаватель наивно.

Последовало тупое молчание.

— Ну-у… Вы видели когда-нибудь Собор или церковь? Что находится у неё наверху? — дал он прозрачную подсказку. Было слышно, как аудитория начала что-то усиленно вспоминать. От напряжённой работы мозга стало жарко.

— А там — купол! Зелёный, — отставив в сторону только что наманикюренные ногти, воскликнула девушка с первой парты у окна.

— Хорошо. А на куполе — что? — спросил Жорик. Все молчали. — Ну, ладно… Подойдём к вопросу с другого конца… Почему религия названа христианством? С каким историческим лицом это связано?

— А! Я знаю! Там чувак такой был… Его потом распяли за что-то, — радостно сообщила одна из девушек — блондинка высокого роста, одетая в белую майку с надписью «кисс ми».

— Ну и хорошо! Ладушки! Как звали этого человека? Кто знает? — натужно спросил Жорик.

Аудитория молчала.

— Я не помню. Я фильм какой-то про него смотрела. Жалостливый такой… Ах, да! Иван Сусанин! — продолжила мозговой штурм активная блондинка.

Жорик чуть не упал в обморок. Но аудитория, как говорят студенты, даже «прикола не поняла».

— Ну как же этого человека можно не знать? — удивился мнимый Жорик очень громко. — Это же все равно, что не знать, к примеру, куда впадает Волга…

— А куда? Я дальше нашего города — нигде не бывал. Как я могу это знать? — спросил парень с последней парты.

Только солидный стаж тёртой кошачьей жизни не позволил бывшему коту, замещающему преподавателя, всерьёз ощериться и выпустить коготки.

«Нет, надо срочно… искать кота! Иначе, как-нибудь просто взорвусь!» — подумал он.

— Георгий Владимирович! Заканчивайте лекцию! Вас к себе Владимир Исаевич требует! — заглянула в кабинет лаборантка Алёна.

До конца пары, к счастью, оставалось уже несколько минут.

Декан гуманитарного факультета Владимир Исаевич почему-то невзлюбил сектантов. Зато, он просто обожал общественную работу: конкурсы, заседания, викторины… Сейчас он восседал в мягком кресле под портретом президента и болтал по телефону.

— А, Георгий Владимирович! Проходите, проходите! — запанибратски улыбнулся он широкой улыбкой довольного крокодила. И, как раз в это время закончив с кем-то разговор, положил трубку.

— Вы, как молодой специалист, должны немедленно подключиться к общественной работе! — довольным, оптимистичным тоном распорядился он. — Присоединяйтесь к Карине Геннадьевне. Она подготавливает новую конкурсную программу среди студентов «А ну-ка, девушки!», с награждением нашей будущей мисс факультета. И хорошо, если эту программу будет вести мужчина. Она напишет слова — а вы их заучите. Но это — потом. А завтра нужно совершить рейд по общежитиям, и вы сопроводите Карину: она проводит конкурс на лучшую кухню.

Бывший кот покинул кабинет декана в полном недоумении. Да, по всей видимости, он, рисуя себе преподавательскую работу, был весьма далёк от реальной действительности. В его представления никак не попадала лучшая кухня, мисс факультета и пляски на лабутенах. Умственный труд, как он всё более и более убеждался, был для преподавателя абсолютно лишним. А вот навыки кулинара или массовика-затейника, пожалуй, подошли бы как нельзя кстати.

Следующий день у бывшего кота — по расписанию, выходной. Настоящий Жорик посвятил бы его написанию диссертации: он всегда так и делал. Но, тёртый жизнью серый Васька, его замещающий, не забыл про «лучшую кухню» и почти с удовольствием направился на поиски приключений.

Карину, то ли секретаря, то ли заместителя декана по культурно-массовой работе, он нашёл в лаборантской. Наверное, она сама запуталась, какую роль на факультете исполняла. «Ещё не старая женщина и была бы вполне симпатичной, если бы не напускала на себя важный вид, изменила форму очков и держалась попроще», — подумал бывший кот, несколько минут откровенно её рассматривая. Наконец, Карина оторвала глаза от читаемого документа и властным тоном сообщила:

— Мы с вами начнём обход с первого общежития, затем посетим шестое и девятое.

А потом, взяв коллегу под руку, Карина поволокла молодого преподавателя за собой по улице, и, при довольно стремительной ходьбе, всё ж успевала строить глазки всем проходящим мимо знакомым мужчинам.

В первом общежитии осведомлённые о конкурсе девчата — дизайнеры усадили их за стол, напоили чаем и угостили пельменями. Их комната отличалась уютом: было заметно, что студентки сами поклеили здесь обои и навели полный порядок. Из железных коек знакомые соорудили им «двух ярусные» кровати. Комната была забита компьютерами и музыкальной аппаратурой. На стенках висели картинки с китайскими пейзажами, иероглифами и прочие «фен-шуйские» штучки.

Подставному Жорику начинала нравиться общественная работа. «Давно я не ел пельменей. Со сметаной», — подумал он, сыто, по кошачьему, урча.

А потом, они с Кариной были в «шестёрке». Это общежитие поразило даже воображение тёртого уличного кота со стажем. На этаже, где жили «их» студенты, дверь в туалет не запиралась вовсе, причём работал единственный: женско-мужской (по очереди?). В нём не было света. Совсем. Никогда. А воды на полу было примерно по щиколотку.

— Мы туда по одному не ходим: кто-то должен стоять на входе и кричать, что занято, — пояснила им студентка Вика, маленькое чудо с детскими хвостиками. — А после девяти вне комнат лучше и вовсе не появляться. Не знаю, что там происходит, но крики стоят абсолютно дикие.

— Мы бы вас получше угостили сегодня, но у нас есть только картошка. Жареная. Немного. Мы стипендию на днях ожидаем, и потому, на большее денег нет. Сегодня картошку Виталик жарил. На кухне у нас девушкам опасно задерживаться. И, когда он её нёс, поджаренную, то поскользнулся, и — оп-паньки! Вся она — хлобысь, и на пол! Сковородка — донышком вверх, и абсолютно всё — на пол! — сообщила студентка Мила, высокая и стройная девушка, по виду только что вышедшая из солярия. В порезанных джинсах, в дырки которых просвечивали почти коричневые от загара ноги. Длинные чёрные волосы Милы были обрамлены тёмными очками, используемыми, по странной институтской моде, в качестве ободка для волос. — Пожарили совсем жалкие остатки — уже второй раз. Вместе все на кухню выходили.

— Зато, мы вам на гитаре сыграем и песни споем! — предложила хохотушка Света, полная крашеная блондинка в розовой кофточке и джинсовой мини-юбке.

Жорик вместе с Кариной и студенты — пели хором часа полтора… Анекдоты рассказывали и случаи из жизни. Карина даже разговорилась и сама рассказала о том, что заканчивала философский.

— На третьем курсе сдавала какой-то жуткий предмет — диалектический материализм, что ли… Или, коммунистический идеализм… В общем, муть голубую. Я была самой последней. Пыталась списать — не вышло. Преподаватель просёк. Ну, подхожу к нему, ощущая, что никогда ещё так близко не была к провалу. А экзаменатор сидит, грустный-грустный. С видом: «Ну, что же ты мне скажешь интересного?» Времена были постперестроечные. И мы были самыми последними, кто ещё сдавал этот курс. Я посмотрела на него, как кролик на удава, а потом подумала: «Какого чёрта! Не буду здесь распинаться зазря, всё равно — не нарисует он сейчас ничего в зачётке. Так что — помирать, так с музыкой. И начала: про то, что его предмет — дерьмо, и что его скоро отменят. И про Шри Ауробиндо и его взгляды… Про синтез йоги, в общем. Он слушал, очень внимательно. Потом отошёл к окну и закурил. Возвращается. «Это ничего, что я курю? Извините… Вам, конечно, задурили голову, уже завлекли в какую-то секту»… На что я, конечно, заявила, что ни в какой секте не состою, просто книгу прочла, научного издания, между прочим. Ну, а он стал говорить про сложные времена на его кафедре, даже про какого-то повесившегося на идеологической почве талантливого аспиранта… В конце спрашивает: «Тройка вас устроит?» — «Да», — отвечаю. И он рисует мне тройку… На том и расстались.

Тогда Мила рассказала про знакомую своей мамы, которая в молодости тоже хотела поступать на философский. И на собеседовании начала излагать взгляды Конта и говорить о том, что видимого мира не существует… Отсеяли её, конечно же, сразу.

В конце, Карина и мнимый Жорик попрощались со студентами так, будто они — обычные гости или друзья.

— Пока, ребята! — улыбнулась Карина. — Сами понимаете, первое место за кухню я не могу вам дать, но вы сами мне очень понравились!

Потом двинули в девятку.

В девятке жили парни-дизайнеры. На дверях в одну из комнат блока, такого же, как и в общаге Жорика: то есть, состоящего из «двушки» и «трёшки», — была нарисована девушка в полный рост, одетая как Шакира в том клипе, в котором она первоначально выныривает из воды. Но только на фоне пальм и моря. Явно здесь кто-то из ребят упражнялся в рисовании. Жорик слишком поспешил — и открыл вторую дверь, по расположению решив, что она ведёт во вторую из комнат…

— Ой, ей! — воскликнул знакомый ему студент Лёша, выходя из комнаты с «Шакирой». — Туда лучше не ходите…

М-да… Эта дверь вела в санузел. И там, в душевом широком корыте, приспособленном внизу под краном, замачивались чьи-то джинсы, рубашки, стеклянные бутылки и жестяные банки из-под пива, а также случайно упавшая сверху, из вязанки, сушёная рыба и немытые пустые банки из-под привезённых из дому солений. Хорошо ещё, что внезапный гость не успел разглядеть унитаз, быстро захлопнув дверь, чтобы это всё не успела лицезреть Карина.

Лёша был довольно колоритным парнем: крашеный и завитой блондинчик с одной серьгой в ухе и в цветастой рубахе. Но парни, естественно, совсем не умели готовить, а в комнате у них было сильно накурено и повсюду катались пустые пластиковые бутылки из-под пива — а это, видать, совсем свежие: после вчерашнего…

В общем, приз на лучшую кухню «Жорик» с Кариной дружно решили присудить девчатам с пельменями. О чем незамедлительно позвонили декану.

— А теперь, Георгий Владимирович, сгоняйте в редакцию институтской газеты — и можете быть свободным, — сказала Карина в фойе последнего общежития. — Не в службу, а в дружбу. Отнесёте им статью по успеваемости — у меня есть заготовка, а внизу я быстро припишу фамилии. И про кухню эту тоже чиркну пару строк. Впрочем, для вас — всё это не важно: я им дополнительно отзвонюсь, всё растолкую. А вы просто зайдите и подкиньте им этот листик. Рабочий день у них до шести — а значит, кто-нибудь да будет ещё на месте. Ладно?

— Хорошо.

Карина открыла портфельчик, достала нужный листок — и быстро набросала текст.

— Вот.

— А где находится редакция?

— Я покажу.

Они вместе вышли из общежития, миновали студгородок, прошли по улице — ещё дальше Горного, вдоль чугунной решётки. Карина вскоре остановилась.

— Там трамвай заворачивает — видите?

— Да.

— До поворота — остановка. Напротив остановки — здание; это — студенческая поликлиника. В этом же здании, на первом этаже, направо — коридор. Там спросите. Редакция — в одном из кабинетов.

Найти этот кабинет труда не составило: он был первый слева по коридору. Как только посланник Карины прочёл на нём вывеску «Редакция», его дверь ударом ноги распахнул кто-то из гостей, собираясь на выход. Грудью наткнувшись на «Жорика», из неё вылетел средних лет худощавый мужчина, белобрысый, уже начинающий лысеть, с каким-то оспенным лицом.

— Я вам всё припомню, в особенности, это отношение! — будто не замечая препятствия на пути, вскричал он, разворачиваясь назад. — Я буду жаловаться! Тогда «Жорик» чуть отступил в сторону — на всякий случай. И не зря: вскоре белобрысый опрометью, как ошпаренный, пронёсся мимо.

Дверь в редакцию осталась открытой. «Жорик» — бочком, бочком — и просочился внутрь.

— Ох, уж эти мне поэты! — сидящий за столом невысокий брюнет с чёрными усиками вытер носовым платком пот со лба. Наверное, он был редактором: в квадратных очках и в костюме с галстуком. Типичный редактор.

— Надо же! Обиделся. Вы даже согласились на публикацию — лишь бы он убрал из текста «и жёлтенькие зубики твои»… Ранимый субъект! — хихикая, сказал второй, длинноволосый мужчина, спиной упёртый в стену и держащий в руках чашечку дымящегося кофе.

— Это наша институтская звезда… Он даже псевдоним взял — Старз, — пояснила маленькая, аккуратненькая женщина интеллигентного вида.

— Дорогая моя Ирина Васильевна, душенька! Я — как пародист, поэтов люблю чрезвычайно, — заметил длинноволосый. — Хи-хи… Помните, мою пародию на Зайченко? Ему очень хотелось меня убить.

— Да, как же, он здесь бегал и орал: «Где этот Иванов? Кто этот гад?» — приподнял голову от стола брюнет в очках. — Но, мы с Ириной вашим творениям всегда рады. Как и читатели. Все номера с прошлой юмористической страницей пошли нарасхват. Да, хоть какая-то живая струя в бесконечной простыне заседаний и распоряжений… А вам что угодно от нас? Объявление об утере студенческого билета напечатать нужно? Это платно; вы в курсе, молодой человек? — обратился он к застывшему пнём «Жорику».

«За студента приняли… Молодо выгляжу? Это — хорошо», — подумал тот. Вслух же произнёс:

— Нет. Я материал вам принёс. От Карины. С ФГиСЭО. Она вам сегодня позвонит.

— А, спасибо большое. Как раз в номер кусочка не хватало, — обрадовался редактор.

В это время, из небольшой комнатки, что была почти за его спиной, вывалились двое: батюшка в рясе и парень с бородкой и тоже в очках, как и редактор. Только, круглых. Первый, закругляя какую-то тему, сказал:

— В общем, закончили мы оба вуз. Как раз — НПИ. Вовка Пузырёв — химфак, я — энерго. Работы — никакой. И впереди не светит. Сидим мы во дворе на лавочке, курим. Думу горькую думаем. И решили, что сейчас есть только два пути: или в попы, или в милицию. В шутку решили. Но… Через месяц так и получилось: Пузырёв пошёл в милиционеры, а я — в… Священники.

— И как? Не пожалели? — спросил, включаясь в разговор, человек в строгом костюме.

— Нет. Уверовал потому что, — на этот раз серьёзно, ответил батюшка. — И не жалею.

— Вы мне только фотографа не уводите, — кивнул редактор в сторону бородатого. — Хороший фотограф. Уйдёт ещё в монастырь. По вашей вине. Он — парень категоричный. Если уж что решит… Прямой, даже слишком. Без толерантности.

— Само по себе — это неплохо. Но, не для мирской жизни — прямота и характер, — ответил батюшка. — Думаю, Андрею хорошо будет в монастыре, если действительно надумает.

Бывший кот тихо попрощался — и скакнул к двери.

И, наконец-то, после этого был свободен — и мог идти на танцы. Было уже пора.

Встретиться с Оксаной, ещё раньше, они договорились в лаборантской, поскольку, куда идти на занятия по танцам — легче было показать, чем объяснить. А «Жорик» шёл туда впервые. Явился чуточку раньше, дождался коллегу, и она повела его куда-то на четвёртый этаж. Там, пройдя узеньким коридором меж закутками с фанерными дверями, под самым куполом Крытого, они добрались к нужному помещению. Бывший кот и не знал, что там, наверху, был не просто чердак, а что-то функциональное, хотя и с низкими потолками.

Постучав, они оказались в довольно большом зале со сценой, хотя и захламлённой, а также с зеркалами и стойками вдоль стен. Народу собралось немного. Вначале Александра провела для всех просто разогрев с растяжками. Потом она подошла к новичку и осмотрела его критически:

— Живот втянуть! Спину выпрямить! — и надавила ему на хребет в районе лопаток. Там что-то хрустнуло — и, похоже, стало на место. По спине прокатилась горячая волна. «Жорик» стал красным и мокрым от пота.

— Ой! Я не хотела! — смутилась Александра. — Давайте, начнём теперь танцевальную разминку!

Она включила музыку. Кроме «Жорика», Оксаны Викторовны и пожилой пары, все остальные были студентами. Пять пар и несколько одиноких девушек.

После разминки плясали «Макарену»: все выстроились в одну линию и своеобразно, как манекены, двигали по очереди различными частями тела. С шестого захода новичок запомнил последовательность и у него хоть что-то стало получаться.

— А теперь — станьте в пары! — сказала Александра. — Пора разучивать блюз. Разминка и Макарена у многих уже состоялись.

«Жорик» стал в пару с Оксаной. Пытаясь повторять то, что показывала Александра и воспроизводили более тренированные пары, он ошибался, запутывался в собственных ногах и даже пару раз наступил на ноги партнёрши.

— Стоп! — сказала Александра, подойдя к нему. — Давайте, сперва поучимся ходить по квадрату. Правой — вперёд, левой — назад!

И тут он понял, что совершенно не умеет ходить… Абсолютно не умеет. Как будто ног было не две, а целых четыре: как в бытность котом… Он в них совершенно запутался.