Икона с сюрпризом, или дополненная реальность

Ольга Евгеньевна Несытых (2024)

Как быстро и как круто может измениться наша жизнь за короткий промежуток времени, и причиной тому может быть … оказанная кому-то помощь! Мы, часто не задумываясь о возможных последствиях для себя, окунаемся с головой в чужие проблемы. Так и Саша Белкина, решив однажды помочь близкой подруге, вдруг… перестаёт спать по ночам. Точнее, перестаёт спать нормально и видеть сны, как все. Теперь каждую ночь она — невольный участник событий незнакомого сказочного мира. К удивлению девушки, именно этот мир и поможет ей решить проблемы, существующие в реальности.

Глава 5

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Отец Митрофан уходит с иконой, оставляя в полном недоумении Белку. Саша не решается покинуть церковь. Она ждёт, стоя то у одной иконы, то у другой. Начинается служба. Саша выходит на улицу, сидит там на лавочке около роскошной высокой берёзы, снова заходит в здание, снова ждёт. Совсем замучившись от ожидания, сменив всевозможные позы, Белка возвращается на скамейку. Ещё немного посидев, снимает платок с головы и, забывшись, оставляет его на скамье, направляется к машине. Проходя мимо берёзы, засматривается на неё. Тут же мелькают кадры из сна. Саша вспоминает, как дерево разговаривало с ней во сне. Саша поднимает наверх голову, глядит на солнце сквозь листву берёзы. Ей будто слышатся фразы берёзки из сна.: «А ты всё такая же Злата. Всё та же. Тот же ребёнок.» Тут также, как и во сне, с берёзы падает листок, его подхватывает ветер, уносит к лавке. Саша, как завороженная, следит за ним. Листочек падает на оставленный платок. Саша берёт платок одной рукой, разглядывает маленький зелёный листочек — в другой. Потом переключает внимание на церковь. Обреченно вздыхает и возвращается в церковь, чтобы вернуть платок. Подходит к вешалке с платками, вешает тот, что брала, и разворачивается, чтобы уже уйти. Платочек соскальзывает, падает на пол. Белка, уже отойдя, замечает это. Саша присаживается к упавшему платку. Её руки касается рука той пожилой женщины, которая наблюдала за ней и за отцом Митрофаном. Она тоже присела.

— Тебе нельзя уходить сейчас….

Белка скорчивает недовольную гримасу. Они одновременно поднимаются, платок в руках у прихожанки. Она накидывает его на голову Саше.

–Значит, тебя выбрала Степанида….

— В смысле? Как так выбрала? Для чего?

Обе стоят посреди длинного коридора позади толпы, которая присутствует на службе. Бабушка начинает шептать.

— Видишь,как совпало-то!

— Что совпало? Что с чем совпало!? И главное — у кого совпало? — раздражаясь, шепчет Белка.

— Обе враз. Сёстры — то! Степанида..и Софья! — бабка внимательно смотрит на Сашу и, не найдя в её застывшем взгляде никакой реакции, которая хоть как-то походила бы на понимание, продолжает объяснять. — Там у вас Степанида померла. А ещё София была. Сестра её родная. Тут вот за рекой жила. Похожи — ну, ужас просто. Как две капли воды! Степанида-то хоть своей смертью померла. А Софушка-то! Говорят, медведица загрызла. По грибы пошли с бабкой Зоей вот, на днях. И случилось. Зойка — то еле ноги унесла. Сама всё своими глазами, говорит, видела! Утащила Софью-то в лес зверюга эта.

От услышанного Саша даже почувствовала лёгкую слабость в ногах и головокружение.

— В страшной ссоре сёстры-то были, — шепчет бабка. — То есть вообще знать друг друга не хотели! Понимаешь, какая ссора!? — прихожанка держит за руку Сашу, та непонимающе время от времени поглядывает то на свою руку, которая незаслуженно в плену, то на прихожанку. — Умерли, говорю, в один день почти. Уговор такой у них был. Раз мир не брал их.

— Какой уговор? Уговор помереть в один день?

— Да, тьфу ты!…Они ж из — за чего поругались? Из-за ложки той проклятущей!!! От матери-то им досталась ложечка. Маленькая такая. В камушках вся! А как уж она матери их досталась — это одному Богу и известно. Иисусу нашему Христу. Говорят — серебро..столовое..юлевир немецкий делал.

— Ювелир… — поправляет Саша, оглядываясь по сторонам, пытаясь сделать максимально равнодушную физиономию.

— Чего!? — переспрашивает старушка.

— Да, так, — отмахивается Саша.

— Юлевир, говорю, из Германии! Она старинная такая. Им за неё хорошо денег предложили. Какой-то коллекционир. Набор-то есть у него ложечек этих, а этой ложки как раз и не хватает…Одиннадцать, что ль, ложек есть у него, а этой двенадцатой — и не хватает. Он сёстрам хорошую сумму предложил….

— Слушайте! Я — то во всей этой истории при чём? Мне не надо никаких ложек. Слушайте, ну вот честно. Меня икону просили отдать — я отдала.

— Нет! Что ты! — прихожанка ещё сильнее вцепляется в руку Саши. — Эта ложка столько лет у Митрофана хранилась. Ты хочешь, чтоб пропала она!? Сейчас тебе и отдадут…Обожди ещё немного…А кому ещё-то? Старухи как завещали: кто первая помрёт — от той икону и отнесут отцу — то нашему Митрофану. Две одинаковые иконы у них были-то, у каждой…В знак смерти то бишь принесут! И ложку отдадут той, которая ещё поживёт. Слышишь ты меня!? А вчера вот и принесли икону от Софьи — померла знать. Митрофан-то и ждал, что Степанида придёт. Чтобы ей ложечку отдать. А ему уж донесли, что и та померла у вас-то! — старуха тыкает Сашу в грудь.

— Не у нас, а у вас! — поправляет Саша и отводит руку прихожанки от себя. — У нас, слава Богу, тьфу-тьфу….ко мне лично никакого отношения….

— Вон, идёт он, — перебивает беспардонно прихожанка Сашу, показывая на приближающегося священника. — Кому ещё как ни тебе ложечка должна достаться? Детей нет у старух, родни никакой сроду не бывало. Одинокие как два пенька. Вот и решил Митрофан, что отдаст тому, кто принесёт второго Николая.

— Какого Николая? — уже ничего не соображая, спрашивает Саша.

— Ну, ты чудная! Ей Богу! Икону Николая Чудотворца ты принесла или я? — смеётся бабка.

Саше не до смеха:

—

Это же бред! Вы предлагаете мне распорядиться чужой вещью?

—

Судьба так распорядилась. Не я.

—

В таком случае я передам эту вещь в церковь. Её продадут, на нужды церкви средства и пойдут.

Саша с кислым выражением лица посматривает на свою хромую ногу и пытается сосредоточить уставший взгляд на приближающемся священнике. В его руке действительно зажата ложка. Священник подходит к женщинам, сразу даёт понять, что общаться намерен только с Сашей, берёт её под руку, чуть отводит в сторону. На заднем плане мелькает пожилая прихожанка, к ней примыкают такие же любопытные женщины, выспрашивают у неё всё, открыто разглядывают священника и Белку.

Саша ждёт, когда священник начнёт говорить. Он молчит. Она не сразу замечает его жест: священник рукой проводит по своим волосам, как бы подбирая их под платок. Он намекает Саше, что у той торчит рыжая прядь из-под головного убора. Саша наконец понимает намёк священника, подбирает волосы, слегка улыбаясь и недоумевая.

— Как тебя зовут, скажи мне, — начал священник.

— Меня Саша. Александра, в смысле…

— Получается всё, Александра, вот каким образом сложилось. Тебе уже всё поведали, так ведь, скорее всего? — говорит священник, оборачиваясь на старушек, пришедших в церковь.

— Ну, так — в сжатом виде.

— Значит, жили две сестры, не общались, не знались, не виделись. Из-за чего поругались — спросишь ты? Из-за этого поругались. — Перед Сашиным лицом появляется небольшая ложечка, почерневшая местами, украшенная маленькими красными и зелёными камешками. Священник, повертев ею в воздухе, прячет в ладонях показывает перед лицом Саши маленькую ложечку. — Вот эта ложка стоит баснословных денег. В каком смысле баснословных? Цену ведь имеют деньги, пока ты живой. Так ведь? А сейчас её баснословная цена что для одной, что для другой, ничего не значит. Согласна ты со мной?

— Ну, да, конечно.

— Они доверили эту ложку этой церкви….много лет назад…..чтобы не хранить у себя. Одна из них хотела продать её, другая не хотела. Однако общения прежнего и прежней дружбы меж ними не случилось и после того, как они передали ложечку мне. Сестрицы договорились ходить в эту церковь по очереди. Одни выходные на службе я видел Степаниду, другие — видел Софию. — Продолжает священник. Саша пытается заострить внимание на ложечке, которая зажата в ладони священника. Разглядеть толком не получается. — А о смерти друг друга должны были сказать принесенные в церковь иконы. И тогда бы бабушка, которая находится во здравии, узнала бы о смерти сестрицы, когда увидела бы её икону здесь у меня в церкви. И та, что ещё осталась в сем бренном мире, получила бы от меня эту ложку, это яблоко раздора. А у нас вон оно как вышло. Обе враз. Я очень рад, что сегодня избавляюсь от этой вещи, которая навсегда разлучила двоих близких людей.

— Получается, — Сашей овладевает размышление, — Степанида вчера предчувствовала свою смерть? Раз заранее пришла ко мне? Но почему именно ко мне?…У неё столько друзей!…Было. — недоумевает Саша.

— Так велел Господь наш, значит. Такова судьба твоя. Тебе, значит, велено дальше нести этот крест, — священник крутит ложку в руках, рассматривает её. Потом демонстративно взмахивает рукой вверх перед носами любопытной публики и театрально передаёт ложку в руки Белке.

— Я? Крест? Не хочу никакой крест. Вы меня извините, но она мне не нужна! Можно же оставить её церкви, в качестве пожертвования? — Саша пытается донести до священника мысль о том, что она не желает в этой истории принимать дальнейшее участие.

— Нет! Мне никакой выгоды не нужно от подобных злосчастных вещиц. И моей церкви тоже, — резко и достаточно громко заявляет священник.

— Так и мне не нужно! — Саша пытается отстоять свою позицию.

Но священник, не обращая внимания на пререкания Саши, берёт её руки в свои, кивает головой в знак прощания. Заметив на дальнем плане работника церкви — полного, достаточно неопрятного, молодого человека, Митрофан спрашивает у него: — Степан, добрейший, закончил на улице уже? Ежели да, то прошу ко мне. Я отойду, Александра, оставляю тебя, дела ежедневные и ежечасные не ждут, увы.

Священник спешно отходит, давая понять, что дело своё он сделал, ложку отдал и далее также не желает принимать никакого участия в чужих событиях. Саша понимает, что выбора у неё нет, поглядывает как малолетний ребенок на незнакомый предмет в руках, потом на ту прихожанку, с которой общалась. Та, отчего-то, изо всех сил улыбается. Направляется, хромая, к выходу. Навстречу движется тот самый непричесанный Степан, которого к себе подозвал священник. Перед собой он несёт какую-то большую пыльную коробку и, поравнявшись с Белкой, не заметив её, наступает ей на раненую ногу. Белка вскрикивает от боли. Приседает. Толстяк Степан скорее ставит коробку рядом.

— Ой, ну как же ж так — то я! Простите, ради Бога! Ради всех святых простите дурака такого, простофилю такого, иду — впереди себя не гляжу.

— Ох, окаянный Степан, чего натворил! Саша, как ты? Можешь идти? — громко спрашивает священник.

Белка, корчась от боли, постепенно выпрямляется, говорит сквозь зубы:

— Госсподи! Вот чёрт!

— Сразу скажи «Спаси Христос!»….. — тут же поправляет подошедший священнослужитель Сашу.

Та, недоумевая, даже на секунду забыв о боли, вопросительно глядит на Митрофана.

— Сказала «черт» — скажи сразу «Спаси Христос». Не произноси такого — грех это, — поясняет Митрофан.

Саша молча опускает голову, морщась от боли. Замечает на себе ожидающий, полный порицания, взгляд Митрофана.

— Спаси Христос! — с глубоким уважением произносит Саша. — Пытается вступить на больную ногу и невольно почти выкрикивает ругательство, тут же хлопком закрывает своей ладонью рот и извинительно смотрит на батюшку. Он разводит руками в стороны и недовольно мотает головой — мол опять!?

Сашу усаживают в чужую потрепанную серую Хонду, за рулём которой сидит такой же потрепанный Степан. Рядом стоит с озабоченным видом священник.

— Ничего с твоей машиной не случится. Не переживай, Саша. Она за вами поедет. Поезжай со Степаном, раз Степан виноват. Сама всё равно ехать не сможешь.

— Да, ни в чём Степан не виноват! Это я сама виновата! Во всём! — ругается Саша.

— Твою машину поведёт…, — продолжает священник, не обращая внимания на Сашину исповедь. — поведёт Семён. Сейчас подбежит он. Вас догонит.

У входа в церковь появляется всё та же прихожанка-старушка в красивом красочном платке. Она наблюдает, как Саша садится в машину к Степану, спешит к ним.

— А меня тоже тогда подвезите-то, милые мои! Ты где ж так поранилась, вон чего с ногой учудила! — женщина плюхается на заднее сидение рядом с Белкой.

— Ладно, Степан, с Богом. До самого дома, смотри, вези, — наказывает священник, осеняет отъезжающую машину крестным знамением, оглядывается в поисках Семёна.

Саша, улыбнувшись, кивает священнику, прощаясь. Ложечку держит в руке. Поглядывает беспокойно на свой оставленный Форд.

— Меня Людмила зовут, Людмила Пална! — протягивает приветливо руку прихожанка.

Белка натягивает улыбку, жмёт руку. Обернувшись назад, она замечает, как к священнику подходит мужчина, тоже служитель церкви, рабочий. Такой же Степан. Только Семён. Священник подводит его к Сашиному брошенному железному коню. Вскоре Форд пристраивается за ними, едет следом.

— Может всё-таки к доктору? — трещит без умолку Людмила Павловна.

— Была уж. Где только не была я сегодня! — задумчиво отвечает Саша. — Растяжение обычное. Пройдёт…И чего мне с ней делать? — Саша, мусоля в руке неожиданно врученный подарок, задаёт вопрос в воздух. Антикварная ложечка, украшенная неизвестными Саше камнями, почерневшая местами, прыгает из одной её ладони в другую.

— Ну, как что!? Можно ведь и продать! — сразу находит ответ Людмила Павловна. — Глядишь — разбогатеешь! Мужа обрадуешь, деток. Есть муж и детки? — вкрадчиво спрашивает старуха.

— Нет, нету. Ни мужа, ни деток. — Белка не без грусти смотрит в окно.

Повернувшись назад, вдруг она замечает, что её машина скрылась из вида. Саша начинает нервничать, крутить головой во все стороны, смотреть то в одно окно, то в другое.

Степан, видя волнения Белкиной, с усмешкой произносит:

— Не переживайте, не угонит вашу машину наш Семён! Решил объехать, стало быть. Тут дорога плохая.

Белка кивает головой в знак согласия, но тревожность не покидает её. Через какое-то время Сашин Форд снова послушно следует за Хондой Степана. Наконец, эта небольшая колонна достигает своей цели — Семён умело паркует Сашину машину перед домом Жанны. Александра сразу отмечает, что утренняя толпа разошлась. Она, проковыляв к подъезду, стоит в каком-то замешательстве: в руке — чья-то ложка, в ноге — дикая боль. Белка, фальшиво улыбаясь, мучаясь со своей раненой конечностью, машет в знак прощания своим новым знакомым в серой Хонде. Больше всех чему-то радуется Людмила Павловна. И что-то в этот момент подсказывает Саше, что они все ещё непременно зачем-то встретятся. Эта мысль не может не удручать бедную Белку, на которую, как она сама считает, свалились разом какие-то непонятные и совсем неинтересные ей события.

Проходя мимо квартиры умершей бабки, Саша неуверенно касается входной двери. Она хочет войти, чтобы забрать свой телефон, но не решается. Что-то останавливает её. Поднимается к себе — на второй этаж.

Сашу встречает пушистая братия — толстый рыжий Пушистик и маленький пикающий котёнок. Саша с досадой смотрит на них двоих, снимает обувь, берёт котёнка на руки и подносит к лицу:

— Миу — миу! — передразнивает она милую зверюшку. — Вот ты такой маленький, а столько дров наломал. И не знаешь ведь даже этого! Нога, телефон, ДТП — пусть такое же маленькое, как и ты! Но могло быть и хуже.

Белкина, уставшая и от летней жары, и от всего происходящего, падает на кровать, в чём есть, не переодеваясь. Глаза сами собой сразу же закрываются, и она тут же проваливается в сон. Рядом около кровати всё ходит и ходит, осторожно ступая, маленький пискун. Саша уже вовсю дрыхнет. А котёнок, не переставая, пищит. Его «МЯУ-МЯУ» вдруг сменяется на протяжное козье «Ме-е-е — м-е-е». Зеленая лесная поляна залита ярким солнечным светом. Дверь избушки распахивается. На пороге с вопросительным выражением лица появляется Злата: смешные рыжие хвостики вновь подпрыгивают на её макушке. Она жадно вглядывается в поляну:

— Да, где же ты!? Ме-е-е да м-е-е! Покажись!