Камень власти

Ольга Елисеева, 2009

В далеком Париже маг и вечный скиталец граф Сен-Жермен показывает своим покровителям, Людовику XV и маркизе Помпадур, удивительный камень – алмаз Дерианур, «Море света», некогда украшавший лоб индийской богини Тары. Теперь камень ищет нового хозяина. Тот, кто его получит, обретет небывалое могущество и встанет во главе поднимающейся империи. Сен-Жермен отправляется в Россию, где должен встретиться с претенденткой на престол – великой княгиней Екатериной Алексеевной. Братство посвященных готово оказать будущей императрице помощь при захвате власти, но хочет получить гарантии грядущих реформ. Екатерина дает обещание…

Глава 4. Гнездовье орлов

Осень 1758 года. Санкт-Петербург

Возок прибыл в столицу уже вечером. В сумерках переехали Фонтанку, служившую границей города, задержались на Аничковом мосту у будки, показывая подорожные, и, наконец, перевалили через деревянные горбыли, сложенные для более пологого съезда карет на берег.

— Приехали, барин, выходите. — Ямщик, перекрестясь, принял плату и, благословляя доброго ездока, развернул лошадей куда-то в непроглядную тьму, не озаряемую ни единым костром.

Потемкин поздно спохватился, что не узнал у него, где здесь можно найти постоялый двор или трактир. Искать сейчас казармы Конногвардейского полка было бессмысленно. Оставалось кое-как переждать до утра. Гриц голодный, усталый и злой брел невесть куда вниз по улице.

— Скажи-ка, любезнейший, — обратился он к какому-то разносчику, явно припозднившемуся и спешившему домой. — Где здесь поблизости трактир?

Парень с опаской осмотрел говорившего, но, осознав, что перед ним не грабитель, а просто заплутавший прохожий, осклабился в добродушной улыбке.

— Вон тама, — ответил он, ткнув корявым пальцем в темноту. — «Тычок». За два дома и во двор. Тока тама опасно, барин.

— Почему? — мрачно осведомился Потемкин, чувствуя, что город, в который он приехал, полон неприятных сюрпризов.

— Тама господа гвардейцы собираются. — Разносчик шмыгнул носом. — Они, эта, сильно безобразничают, если пьяные.

— Ну в трактире люди всегда пьяные, — уверил собеседника Гриц. — Спасибо, любезнейший. — Он протянул парню полушку, тот несколько раз поклонился и пошел проч.

Потемкин поспешил в указанную сторону. Перед ним под низкую арку между домами свернули три гвардейца в странных желтых мундирах, каких Гриц никогда не видел. Троица шла уверенно, видимо, дорога была им хорошо знакома, и Григорий последовал за ними в надежде, что они выведут его к искомому «Тычку», чье название говорило само за себя.

Двор, в котором очутился Потемкин, был квадратным, темным, с одним-единственным выходом. В его таинственной глубине поминутно хлопала открывавшаяся дверь под скрипучей ржавой вывеской. Из-за нее доносились глухой шум, голоса, хохот и бабий визг. «Надо же, какой странный двор, — подумал Гриц, — на тупик похоже. То ли дело наши московские проходные, продувные, ищи-свищи тебя в таком дворе! А здесь и захочешь, никуда не убежишь».

Тем временем из трактира, пошатываясь, вышел рослый человек и затянул пьяным, но красивым голосом довольно странную песню:

Как во городе, в огороде,

В огороде при народе

У козла рога,

Их коза наставила…

Не успел Гриц сообразить, что, собственно, у любого козла рога и без помощи козы сами собой свободно произрастают на лбу, как шедшая впереди троица поравнялась с горланящим гулякой и без всяких разговоров накинулась на него. Человек, видимо не ожидавший нападения, беспомощно взмахнул руками и грянулся оземь. Но на этом обидчики не успокоились. Двое подняли его за плечи, а третий еще пару раз коротко врезал под дых. Это уже слишком походило на избиение, тем более что троица в желтых мундирах вовсе не собиралась прекращать драку. Человек был один, шел себе, никого не трогал, а следовательно, по мнению рассудительного Грица, нападать на него не было никаких причин.

— Сволочи! — заорал несчастный. — Суки голштинские! — Он из последних сил вырвался и с размаху завалил одного нападавшего. Двое других стали выкручивать ему руки, что-то крича по-немецки, но рассвирепевшая не на шутку жертва снова вырвалась и принялась дубасить своих обидчиков.

Немецкие слова решили последние сомнения Потемкина, который вдруг подумал, что и его несколько дней назад вот так же избивали, только без крови и шума, и не нашлось никого, кто бы помог ему. Он отставил свой сундучок и ввязался в свару. Кулаки замелькали чаще и дружнее.

Григорий получил в ухо и пару раз по ребрам, но голштинцы дрогнули. Сам он сильно зашиб правого нападавшего, и тот уже второй раз пытался, но не мог встать. Агрессивная жертва тем временем уложила еще одного немца и, оседлав его, макала лицом в осеннюю жижу. Третий предпочел сам ретироваться. Потемкин и его безвестный соратник оставили за собой поле брани.

— Ты меня откуда знаешь? — оглядывая Грица, спросил грязный с ног до головы гуляка.

— Совсем не знаю, — едва переводя дух, ответил молодой человек.

— Так чего ж ты ввязался? — удивился его новый знакомый.

— А так, — шальная удаль блеснула в глазах Потемкина.

— Ты кто?

— А ты? — Гриц совершенно не собирался признавать ничьего превосходства.

— Орловы мы, — самодовольно хмыкнул гуляка, вытирая пальцами кровь с нижней губы. — Слыхал?

— Нет.

— Ты с луны, что ли? — обиделся петербуржец.

— Я только сегодня из Москвы.

— А, ну тогда ладно, — примирился с неосведомленностью приезжего Орлов. — В полк? Звать тебя как, спаситель?

— Григорием.

— Да ты еще и тезка мой! Ну спасибо тебе, Григорий. Жрать хочешь?

— Нет, я, чтоб с тобой познакомиться, в трактир шел, — недовольно заявил Потемкин, разглядывая порванный рукав.

— Сундук твой? Бери его и топай за мной, — распорядился непрошеный командир и потащил Грица к двери.

Несколько ступенек вниз. Потемкин чуть не ударился головой о притолоку.

— Я эту деревяшку скоро выворочу, — заявил Орлов. — Сам все время об нее шибаюсь.

Погребок оказался довольно просторным, но темным. В нос ударил запах дыма, жареного мяса, табаку и винного перегара. Здесь Потемкин наконец хорошенько разглядел своего спутника. Это был высокого роста ладный детина лет двадцати пяти в преображенском мундире. Его синие глаза светились лукавством и приязнью, а ясное чистое лицо по временам принимало выражение нахальства и вызова.

Ему навстречу от разных столов понеслись приветственные крики, и несколько человек даже встали. Гриц сообразил, что провожатый был в своих кругах человек известный.

— Ты, Гришан, никак вернулся?

— Да вот не допил слегка.

— Где это тебе так навешали?

Действительно, лицо Орлова было украшено многочисленными знаками доблести.

— Здесь голштинцы со Шванвичем прогуливались. Я имел с ними ласковую беседу, — нехотя ответил Григорий.

— Так что ж ты нас не крикнул?

— Вас разве докричишься, ироды?

— Сколько их было? Ты их ретировал?

— Еще бы, — обрезал Орлов. Затем, указывая на Потемкина, Гришан нарочито громко заявил: — Слушайте, сволочье, это мой старый товарищ Григорий…

— Александров сын Потемкин, — подсказал Гриц.

— Александрович Потемкин. И если кто ему что, то дело уже с Орлами. Ясно?

По тишине, воцарившейся на мгновение, бывший студент понял, что его нежданный покровитель пользуется здесь большим авторитетом.

Орлов, раздвигая подгулявших посетителей, пошел к одному из столов и, беспардонно потеснив кемаривших на краю офицеров, посадил Потемкина.

— Жаркого и вина, — потребовал он. Гришан, явно протрезвевший за время драки, хотел восполнить свои потери.

— Тебе сколько лет? — спросил он Потемкина, когда все требуемое уже стояло перед ним на столе.

— Девятнадцать, — уминая мясо, пропыхтел Гриц.

— Так где ж тебя так долго носило? Чай уже второй год как по казармам должен таскаться, — удивился Орлов.

— Я в Университете обучался. А потом… — Потемкин махнул рукой. Слезы готовы были закипеть у него на глазах.

— Поперли, что ли? Да полно тебе. Сейчас, как красна девица, разревешься! Нашел о чем жалеть. — Орлов обнял его за плечо. — На кой черт тебе этот Университет? Мозги только наизнанку выворачивать. Я вот тоже в Шляхетском корпусе обучался…

— Немцы-сволочи. Ненавижу, — простонал Потемкин.

— И у вас? — искренне удивился Гришан. — Это здесь от них жизни нет, а в Москве-то…

— У нас ясное дело — Университет. А тут-то чего? — в свою очередь, не понял Потемкин.

— А здесь, мил друг, столица, двор, гвардия. Смекаешь? Житья никакого от них нет. Пол-Пруссии у наших ног, а дома… Как великий князь подрос, все замечать стали. Ему, слышь, наша гвардия не по нутру, он своих из Голштингии привез.

— Голштинии, — поправил Потемкин.

— Один черт, — кивнул Гришан. — Мало что собственные войска держит, еще и в лейб-гвардию пихает офицеров из немцев. Нашим мест не достается. С ними не сладишь. «Почему носок не тянешь? Почему сапоги не чищены? Почему морда рязанская?» Только и знают, что в зубы тыкать.

— А кто такой Шванвич? — спросил Потемкин.

— Он у великого князя служит в голштинской роте капралом. Мы с ними много раз схлестывались. Навешаем им, чтоб не строили из себя хозяев. Теперь вот моя очередь была. Сил нет, какие сволочи. Им против нашего вдвое платят и жалованья не задерживают. А мы скоро с голоду дохнуть начнем. Прикинь, с самого начала войны не плачено. Что из имений пришлют, на том и спасибо. А у нас четверых не густо, шиш и тот без родительского благословения. Сиди кукуй.

— А что же императрица, разве не видит?

— Нашел надежу, — хмыкнул Орлов. — Матушка Елисавет великого князя не жалует, а все ж он у нее один наследник.

К ним подсел стройный сероглазый преображенец. Гришан пожал ему руку.

— Павел Пассек. Знакомьтесь. Мой тезка, — отрекомендовал Грица Орлов и добавил с некоторой гордостью: — Бывший студент.

— Очень приятно, — улыбнулся преображенец. — Где думаете служить?

— Записан в конную гвардию.

— Прошу прощенья. — Пассек снова улыбнулся, но глаза его оставались внимательными и цепкими. — Гришан, на пару слов.

Орлов сделал недовольное лицо и встал. Они с Пассеком отошли чуть в сторону, где за гомоном посетителей Потемкин ничего не мог расслышать. Он видел, как оба офицера отчаянно зажестикулировали, временами бросая на него короткие взгляды. Наконец Орлов зло махнул на товарища рукой и вернулся.

— Боятся, — буркнул он. — А чего боятся, сами не знают. Теперь, как канцлера Бестужева взяли, так все боятся.

Потемкин не стал углубляться в скользкую тему.

В это время на другом конце стола разрыдался совсем пьяный капитан.

— Жизнь моя постылая! Совсем мочи нет! Не женитесь, братцы, не женитесь! — завыл он, положив на руки растрепанную русую голову.

— Кто это? — спросил Гриц.

— Князь Дашков. Славный малый. Эй, кто там! Приведите его в чувства!

Несколько офицеров поднялись и повели упившегося князя к выходу.

Вдруг из наименее освещенного угла раздался громкий внятный крик.

— Господа! Здоровье государыни Елизаветы Петровны! Виват!

— Виват!!! — повскакали все с мест. — Виват Елисавет! — Многие выхватили шпаги и потрясали ими в воздухе.

Порыв был настолько единым, что он поднял даже не очень склонного к участию в радостных кликах толпы Потемкина. Гришан тоже заорал во все горло.

— Виват Его Императорскому Высочеству великому князю Петру Федоровичу! — крикнул все тот же зычный внятный голос.

— Виват! — подхватило несколько голосов.

Остальные офицеры спокойно сели.

— Виват Ее Императорское Высочество великая княгиня Екатерина Алексеевна!

На этот раз хор был дружнее, но явно не добирал до первого взрыва. Потемкин, слышавший о великой княгине только хорошее, хотел было присоединиться, но Орлов наступил ему под столом на ногу.

— Цыц. Не ори, балбес. В Тайную канцелярию захотел? Ведь это людишек примечают.

— Каких людишек? — не понял Гриц.

— А любых. Пойдем-ка лучше отсюда, — посерьезнел Орлов.

На улице было уже темно. С неба что-то сеяло и сеяло.

— Мокросит, — сказал Гришан, втягивая голову в плечи и поднимая воротник мундира. — Ты где остановился?

— Да, в общем-то, нигде, — развел руками Потемкин.

— Ладно. Пойдем пока к нам, а там видно будет.

Орловы жили на Малой Морской улице, недалеко от набережной, снимая несколько комнат на втором этаже у небогатой капитанской вдовы. Неприязнь к казарменной жизни была их фамильной чертой, и Потемкин, едва переступив порог, сразу понял, в чем она выражалась. Такого свинарника он еще никогда не видел. Дырявый чайник соседствовал с не менее дырявыми сапогами, штаны, рубахи, оружие и форменные треуголки лежали где угодно, только не на своем месте, и отыскать их в нужный момент не было никакой возможности.

Навстречу им встал заспанный парень примерно одного возраста с Грицем и, насмешливо оглядев грязный мундир брата, заявил:

— Вот тебе Иван-то сейчас холку начистит, полуночник чертов! Кого это ты притащил?

— Это мое дело, — огрызнулся Гришан. — Согрей, Федька, чай, мы назяблись.

— Чайник дырявый, — флегматично заметил нерадушный хозяин и поплелся восвояси.

— Это кто там? Гришка, что ли, явился? — раздался громкий повелительный голос. — Где шлялся?

— Вам лишь бы орать! — рявкнул спутник Потемкина. — А то, что брату вашему голштинцы чуть мозги не вышибли, это вас не касается?

— А ты не шляйся, где голштинцы, — язвительно заметил другой рослый детина, выходя из комнаты. — Это еще кто? — он указал на Потемкина.

— Пока с нами поживет, а ты, Алехан, заткнись. А то понял? — Григорий показал брату увесистый кулак.

— Мне что? — пожал плечами Алексей. — Где он только спать будет?

— Без тебя разберусь.

— Да ради бога.

Григория в доме считали не то чтобы сумасшедшим, а так, с придурью. Он таскал на квартиру то собак, то кошек. Раз поздней осенью привел с угла тощую непотребную девку, у которой зуб на зуб не попадал от холода, напоил кипятком, чая все равно не было, дал отогреться и отпустил. Просто так. После этого даже Иван перестал срываться на него и только мрачно сказал Алексею, что, будь у них деньги, он бы обязательно сводил Гришана к доктору на предмет головы.

К Потемкину тоже отнеслись, как к очередной Гришкиной придури, и особенно не возражали.

— Пусть спит. Места, что ли, жалко? — Иван отбросил адрес-календарь за позапрошлый год в угол. — Ну. Все, что ли, дома? Тушите свет, вражьи дети. — Он душераздирающе зевнул, и в дому воцарилась тишина.

На следующий день Потемкин получил место в полку Конной гвардии.

— Служить будете пока без жалованья, — сказал бывшему студенту косоглазый канцелярист в валенках вместо сапог. В канцелярии из-под пола сильно дуло.

— Как без жалованья? — возмутился было Гриц.

— А так, из чести, — обиделся канцелярист. — Должности с жалованьем пока нет. Будет, тотчас произведем. Да не тужи ты, — смягчился он, — все равно никому не платят. Денег в казне нет. Война. А там, глядишь, мир подпишут, контрибуцию выплатят — разживемся. Может, помрет кто, или в отставку уйдет, будет тебе место.

Потемкин, понурившись, вышел на широкий, разбитый бесконечными экзерцициями двор.

— Без жалованья?! Они что, с ума посходили? — вопил вечером Гришан.

— Ты ему сколько дал? — осведомился Алексей.

— Я? Чего? — не понял Потемкин.

— Денег, я говорю, сколько сунул?

Новоявленный конногвардеец молчал.

— Ну и расплачивайся за собственное жлобство, — поджал тонкие губы Федька.

— Что вы к нему пристали? Он не догадался небось, — заступился Иван. — Не догадался ведь, дубина?

Потемкин помотал головой.

— Догадался, и деньги у меня были. Не решился я, подумал, вдруг выгонит…

Дружный хохот покрыл его последние слова.

— Я вижу, ты такой же малость свихнутый, как наш Гришка, — подытожил Иван. — Оставайся пока у нас. С хозяйкой этот вот, — он указал на Григория, — договорится. Если тебе жалованья не положили, то места в казарме тем более не дадут. Не гнать же тебя.

— На что же вы живете, если ни шиша не платят и из дому не шлют? — спросил растерянный Потемкин у явно не слишком угнетенного безденежьем Гришана.

Тот нагло ухмыльнулся.

— А так, на что бог пошлет. Вот сегодня посмотришь.

Ближе к ночи на квартиру Орловых стали съезжаться другие офицеры. Их набралось человек двадцать. Приехал знакомый Павел Пассек, сержант Барятинский, трезвый и вежливый князь Дашков.

Они вытащили на середину комнаты большой стол, покрытый синим заляпанным сукном, зажгли сальные свечи в грязных медных шандалах. Алексей метал банк. Карты легко разлетались в разные углы стола, за которым восседали бледные сосредоточенные гости. Потемкин поразился редкой ловкости, с которой работали длинные сильные пальцы Алехана. Видимо, товарищи чрезвычайно уважали его в вопросах игры, а он держался с видом большого барина, одним взглядом направляющего ход дворцового приема.

По очереди к столу подсаживались то Федор, то Иван и неизменно проигрывали. Молча, без всяких возражений. Только Гришка то и дело начинал орать.

Раньше Потемкин никогда не играл. Только в роскошном доме Кисловского он видел, как приглашенные господа временами отправлялись за зеленые столы загнуть пароли.

— Садитесь, студент, — обратился к нему насмешливый враждебный Пассек. — По первой везет.

Гриц в нерешительности глянул на двух Орлов, обосновавшихся в это время за столом. Иван едва заметно качнул головой, Алексей тоже сделал отрицательный жест.

— Прошу прощения, господа, но я не знаю правил и сегодня предпочту воздержаться, — покорно сказал Потемкин.

Грицу вдруг необычайно ясно припомнилось чувство детской обиды, когда его с Сережей рано выпроваживали с праздников к себе в комнаты, не давая сидеть со взрослыми. Он зашел за спину Алехана и стал смотреть, как тот сдает. Его ловкие пальцы с необычайной быстротой мелькали в колоде, и Потемкин заметил, как Алехан сдал себе подряд несколько карт из рукава. Это произошло мгновенно, и Гриц не мог бы поручиться, что в действительности что-то видел.

Игра закончилась часу в третьем. Алексей и еще несколько офицеров сгребли выигрыш. Иван стал менять свечи, а Гриц с Федором притащили холодные закуски. Штофы с вином лесом уставили стол.

Когда все разъехались, Иван отозвал Потемкина в сторону и тем же покровительственно-повелительным тоном, каким общался с братьями, сказал ему:

— Ты сначала пооботрись в полку, попривыкни, сведи знакомства, а там без спешки возьми сотню, зайди к этому жлобу косоглазому и попроси, да не жалованья — пустое дело, а должность какую при интендантстве. А там не будь дурак. Да сотню-то теперь же отложи, а то пропьешь до нужного момента.

Потемкин терпеть не мог советов, но понимал, что Иван соображает в этом деле больше него, и, скрипнув зубами, кивнул.

Он легко ужился со всеми четверыми Орловыми, вскоре начав воспринимать сурового Ивана, легкомысленного Григория, язвительного Алексея и во всем обыкновенного Федора как свою собственную семью. (Пятый из братьев, Владимир, еще оставался дома недорослем и должен был прибыть в столицу лишь через пару лет.) Спал Потемкин на Гришкиной кровати, так как сам ее хозяин почти не ночевал дома, а когда являлся, то беспардонно пихал тезку в бок, и тот подвигался с сонной руганью.

Братьев запросто привыкли видеть уже впятером, полагая, что такой же рослый и крепкий, как они, парень со светлыми, чуть в другую масть кудрями просто-напросто какой-то их родственник, наконец начавший служить.

Хозяйка дома, немолодая, но еще очень представительная женщина, которую и четверо-то постояльцев стесняли до крайности, не без некоторого усилия со стороны Гришана закрыла глаза на появление пятого.

Как-то раз, когда все, кроме Грица и Федора, были на дежурстве, Потемкин подбил младшего Орла на великий подвиг. Хохоча от предвкушаемой развязки, они выволокли половину никому не нужного хлама во двор, оттерли ножами стол, а не в меру чистоплотный Гриц согрел воды и выдраил затоптанный крашенный пол, который неожиданно оказался зеленым.

— Это не мой дом, — мрачно заметил Иван, переступив порог и не споткнувшись ни обо что как обычно. — Да, ребята, хоромы.

— Куда нам здесь жить с грязной шеей? — двусмысленно заметил Гишан.

Герои стояли бледные и гордые.

— Чайник! Мой чайник! — вдруг заорал Алехан. — Куда вы его дели? — Он схватил Федора за грудки и отчаянно затряс.

— Дыряв-вый, что ли? Да выкинули мы его. — Федька насилу вырвался. — Вместе с остальным дерьмом.

— Куда?! Куда?! — срывающимся от ненависти голосом кричал Алексей.

— Вон, во дворе лежит. Где хозяйкин мусор, на куче.

Растолкав всех, Алексей кинулся вниз по лестнице.

— Федька, иди глянь, чего ему там? — приказал Иван.

Через несколько минут вернулся растерянный Федор. Вслед за ним, прижимая чайник к груди, шел решительный Алехан.

— Что у тебя там? Открой крышку. — Иван нехорошо нахмурился.

Алексей с видом некоего особого самоотречения поставил чайник на стол и поднял крышку. Вся емкость была уложена медными рублями, да так плотно, что они даже не звенели, когда чайник выкидывали.

— То-то я и думаю, почему мне так тяжело нести? — сказал Федор, почесывая в затылке.

— А заглянуть не догадался, недоумок? — укорил его Иван. — Ну, Алексей, говори честно, откудова у тебя столько денег, или будем бить.

— Мы тут холодуем, каждую копейку считаем, а он у нас богатый барин! — возмутился Гришан.

— Я копил, — угрюмо сознался Алексей. — Вы меня с каждой игры трясете. Надо же мне было что-то и себе поиметь.

— Жлобов не потерплю, — строго заявил Иван. — Ступай в ту комнату, скидовай портки.

Алексей зло сверкнул глазами, но без возражений поплелся куда велено.

Потемкину были не понятны тот непререкаемый авторитет и та безграничная власть, которой Иван пользовался у своих братьев. После случая с Алексеем он высказал свои сомнения наименее управляемому из всех Григорию. Тот пожал плечами.

— Ваньша это Ваньша. Папенька-старинушка. Что тут говорить? Когда мне было четырнадцать, а ему пятнадцать и он за нашу безотцовщину мог любому в корпусе в морду дать, это, знаешь ли, великое дело. Чтоб не сиротами росли. И то, что наши именьица у матери по смерти отца соседи-ироды не оттягали, тоже Ваньша устроил. А как ему это удалось — бог весть. Я бы не смог. А ведь правду сказать, сопляк тоже был, на десять лет меня, теперешнего, моложе.

Когда в соседней комнате щелкнул ремень, Гришан вздохнул и собрался уходить.

— Пойду побеседую с нашей дорогой хозяйкой Марьей Тихоновной, — по его губам поплыла наглая улыбка.

— И зачем тебе это пугало? — изумился Потемкин. — Хозяйка может быть женщина и авантажная, но у нее же всегда такое выражение лица, точно она горсть соплей жует.

— Можно подумать, у нас есть деньги платить за квартиру, — фыркнул Григорий. — А про горсть соплей это хорошо. Ваньке скажи, он посмеется.

Дверь за Гришаном хлопнула.

Ко многому в доме Орловых было трудно привыкнуть, но Потемкин искренне привязался к их безалаберному, впроголодь житью, не жалея уже о сытом доме славного Кисловского и лишь временами до слез болезненно вспоминая просторную монастырскую библиотеку и ласкового Амвросия.

Через два месяца Потемкин получил должность полкового каптенармуса, которой чрезвычайно стеснялся. С этой поры в доме стали появляться посуда, медные тазы, целые чайники, новое постельное белье и сколько хочешь березовых веников.

— Полгода интендантства — и можно расстреливать без суда, — философски заметил Иван, когда кучер подводы, пригнанной Грицем, выгружал из нее казенные дрова.

— Наше любимое правительство должно нам за четыре года, а этот маленький заем не окупит и сотой части. — Григорий восхищенно смотрел на друга. — В твоем лице мы сделали крайне ценное приобретение, — сказал он. — Жаль у нас нет сестры, мы бы ее за тебя выдали, твои успехи по службе очевидны.

— Хочешь, мы за тебя Федьку выдадим? — съязвил Алехан.

— Что за грязные намеки? — Младший Орлов подхватил полено и под дружный хохот остальных пустился по двору за Алексеем.