Гостинец

Ольга Ефимовна Потаповцева, 2020

Василий решил заменить памятник на могилке своей бабушки. Снял с камня портрет и принес к матери в дом, оставил в кладовке. Вот тут-то и начали происходить необъяснимые вещи.

— А чего добру пропадать, — вслух сказал Василий, и снял с разрушенного камня фотографию.

— Новая денег стоит, а эта еще хорошо сохранилась… — продолжал он сам с собой.

— Ограда тоже покосилась, надо поправить. И памятник новый поставлю, а фотографию ту же, — рассуждал Вася. Он хоть и недалекий мужик, а в одну из родительских суббот пошел на кладбище на могилках прибрать, да обнаружил проблему. У одной из его бабушек развалился могильный камень. Мужчина аж крякнул от такого недоразумения, это значит, что надо заказывать новый, а к тратам он не был готов. Вот если бы памятник упал у второй бабки — не стал бы он новый ставить, не любила она его при жизни, да и есть там еще родня, побогаче. Без него бы исправили все. А этой непременно надо новый поставить, уважить, как-никак любимый внук.

Заботливо сняв фотографию, и протерев от пыли, Василий спрятал ее за пазуху. Он уже смирился с непредвиденной тратой и даже порадовался, что минимизировал потери за счет портрета. Раскрошившееся надгробье еще предстояло убрать, да траву выполоть. По осколкам Вася перетащил камень на мусорку, что была организована тут же, у кладбища. Принялся за траву, а когда все вычистил, заботливо воткнул принесенные с собой искусственные цветы. Без надгробия как-то сиротливо выглядела могилка.

— Ну, вроде все, — оглядел свои труды Василий и остался доволен результатом.

Идти домой пришлось через центр села, чтобы зайти в мемориальную мастерскую, а попросту к"могильщикам" — так он их называл. Заказал белый мрамор. Да, в копеечку вышло, но что поделаешь.

— Портрет надо? — сплюнув прямо на землю, спросил делец.

— Не надо, старый сохранился. Ты бы хоть записал заказ то, забудешь или могилы напутаешь, — поучал работника Василий серьезным тоном.

— Запомню, — буркнул тот и кинул в урну бычок.

— Ну, смотри… — подумав, добавил Вася.

— Я тебе квитанцию дал?

— Дал.

— Ну и все, — развел руками могильщик, — через неделю поставлю.

С чувством выполненного долга Вася отправился домой.

— Надо к маме зайти, — подумал он, — как раз по пути.

Мама встретила его распростертыми объятиями и горячими щами.

— Что сынок, оголодал с Лариской своей. От нее ведь одна красота, а толку никакого.

Василий и Лариса были женаты уже лет двадцать, да только не хозяйственная ему попалась жена, таких щей как у мамы у нее никогда не получалось. Жену он любил, и в обиду даже маме не давал. А вот дочь была прямо свет в оконце, готовить любила, не в мать пошла. Да только теперь на учебе она, а Васька снова на сухих харчах и бутербродах.

— Ну что ты мам, все у нас хорошо. Я вон к бабе Зине и к бабке Томе ходил, а обратно, дай, думаю, через тебя. Может помощь нужна какая.

— Как они там? — заинтересовалась мама, как будто о живых. Всегда она так, и на кладбище придет с плитами говорит, вот и сейчас спрашивает так, будто он из гостей идет, а не с могил.

— Там у бабушки камень износился совсем, я новый заказал сегодня, — гордо сообщил сын.

— Ой, дорого, наверное, у меня немного скоплено, я тебе дам. Сейчас, сейчас, — засуетилась мать и побежала в комнату.

–У меня тут отложено, на… черный день, — чуть помедлив, произнесла женщина.

— Да не надо, мам, я с шабашек отдал. Пусть у тебя твое лежит, — засопротивлялся Вася.

— Да как же это, и мне надо поучаствовать, это такое дело. Так принято! Давай хоть половину! — настаивала и упрекала она одновременно. Василий назвал сумму меньше в два раза, все равно не отстанет, и принял-таки деньги.

— Я оставлю у тебя в чулане грабельки, все равно через неделю обратно пойду, работу принимать. Еще приберу там….

— Конечно, чего спрашиваешь. Поставил, да и не спрашивай даже, — по-простому отругала его мать.

Вася доедал щи, по традиции нахваливая. Время шло к вечеру, надо было выдвигаться домой. Зашел в чулан. Здесь было пыльно, в углу стоял сундук, в котором мать до сих пор хранила зимние вещи, шкаф по ее мнению для этого не подходил. В сундуке как-то надежнее. Под мутным от времени окном блестела сложенная раскладушка. На железных дугах отражалось закатное солнце и пускало зайчиков по стенам. Вася залюбовался, задумался. У одной стены был небольшой старый сервантик, который закрывался двумя дверцами, там за стеклами хранились баночки с вареньем. Вася приладил грабельки в угол и тут вспомнил про портрет, который все это время лежал у него в кармане.

— Чего таскать туда — сюда, оставлю тут, а потом захвачу, — сам с собой рассуждал мужчина, — для надежности вот в сервант и положу.

Он распахнул дверцу и поставил внутрь фотографию бабушки Зины. Посмотрел, подумал и решил, что нехорошо это, что она из-за стекла смотрит, снова открыл створку и развернул портрет лицом в стену. Посмотрел, оценил свою деятельность, решил, что так действительно лучше.

— Ма, пойду я, а то Лариса, наверное, уже волнуется, — крикнул он из сеней маме Вале. Та засуетилась и пошла провожать до калитки.

— Конечно, волнуется она, — бухтела под нос Валентина, — дождешься… Небось, сериалы смотрит, а что мужик некормленый — и Вася не чешись…

— Ну что ты снова начинаешь? Говорю ж, нормально у нас все.

— Ладно, ладно. Как скажешь, — сказала женщина, но про себя много чего подумала нелестного о снохе.

— А Люда когда приедет? Пусть ко мне придет! Давно уж не видела ее с этой вашей учебой…

— Хорошо, передам, может все вместе и придем, — подмигнул Василий и побежал домой.

Сын ушел, Валентина вернулась в дом, прибрала со стола, собаке налила супа в глубокую железную миску да накрошила хлеба, чтобы посытнее. Потом долго стояла с псом, гладила, да приговаривала, пока он ел.

— Ну что, старый, ты уж поживи еще… А то одной-то мне скучно… Что я одна-то буду делать?

Когда-то давно Васькино детское сердце не выдержало, и притащил он домой Тузика, которого выкинули вместе с еще парочкой таких же щенков. Сын шел с рыбалки с друзьями, вот каждый себе и взял по другу. Василий тогда очень просил оставить, чуть не плакал, разве откажешь? Сколько ему было? Лет пятнадцать или шестнадцать. Здоровый лоб, а все еще ребенок, собачку пожалел… Вот так у Валентины уж семнадцать лет жил пес. Смесь бульдога с носорогом, она первое время называла его дворянином. Тузик уже начал терять зубы, шерсть местами поседела, но"убрать"рука не поднималась. Какой-никакой, а все же сторож. Давеча вон цыган прогнал, которые повадились в их деревню приезжать, да обманывать простой народ. Ишь, моду взяли! Натащат китайского барахла и втридорога продают. Бабульки и сами не рады, а покупают, как под гипнозом. Сколько слез в деревне пролито из-за пластиковых овощерезок. Бабы в том годе набрали, перед осенью — то, чтобы закатки побыстрее делать. Только Валя тогда сказала, что у нее и руками кубик красивый получается, отказалась, не стала брать. Потом оказалось, что не рожна не работает эта овощерезка. А по телевизору вон показывали такую же, только на пятьсот рублей дешевле. А пятьсот рублей в деревне — это ой какие деньги. Неделю можно хлеб покупать и молоко прямо из-под коровы.

Вот кто же мог подумать, что через пару лет после того, как сын притащил щенка, она будет его женить на уже беременной Лариске? Быстро летит время… Эх, не о такой снохе мечтала Валентина, не такую партию для своего сына хотела. Но что поделать, Вася сказал — "женюсь", да и разве против дитя пойдешь. Что она зверь какой, чтобы ребеночка без отца оставить…

Зато внучка какая вышла — загляденье! Внучку Валя любила пуще жизни, всегда гостинец или копеечку лишнюю — все ей берегла. Лучше себе не купит, а Людочке — то юбочку присмотрит на базаре, то шампунь новомодный. Да и Люда души в бабке не чаяла. Так и жили."Значит и не так плоха Лариска, внучку то вон какую мне организовала," — думала Валентина."В нашу породу пошла" — гордо говорила она своим подругам. Высокая, статная, волосы рыжие, ну просто красавица. Не то, что Лариска — маленькая да толстенькая… И что Васька в ней нашел. Мало девок-то за ним бегали? Не мало. Да только вот так вышло.

Конец ознакомительного фрагмента.