Октябрь 1994 года
Пока Вдова занималась репетиторством, втолковывая трем маленьким шалопаям правила родного языка, я сделала домашние задания, собрала учебники в портфель и, забравшись с ногами на диван, принялась с упоением листать воспоминания современников Пушкина, пытаясь найти ответ на вопрос, зачем поэту понадобилось привлекать внимание не только к своей персоне, но и к персоне жены. Получается, что Александр Сергеевич сам способствовал слухам и сплетням.
Своими догадками я поделилась с Софьей Матвеевной, когда мы мерно вышагивали по скверу, сопровождая Пальчика на вечерней прогулке.
— Вероятно, Пушкину ХОТЕЛОСЬ обсуждать тему отношений Дантеса и своей семьи, — задумчиво произнесла Вдова.
— Может быть, ко всему этому относится и фраза Вяземского, тоже упомянутая в одном из писем Софьи, — предположила я. — Ну, о том, что Пушкин выглядит обиженным за жену, потому что Дантес больше за ней не ухаживает.
— Вполне возможно, — согласилась Софья Матвеевна. — Как ты уже знаешь, в улаживании преддуэльных конфликтов немаловажную роль играл Жуковский. Он всячески пытался образумить Пушкина и сохранить в тайне малоприятную историю. Василий Андреевич писал поэту о том, что никто ничего не узнает, если не проговорятся знавшие об этой истории дамы.
— Но тайну нарушил сам Пушкин, — продолжила я, листая свою тетрадь с пометками и записями, предусмотрительно захваченную на прогулку.
Пока наш неутомимый Пальчик носился по сухой листве, нарезая круги вместе с низкорослой таксой и двумя пинчерами, мы устроились на лавочке под фонарем, продолжая беседу.
— Я выписала отрывки из письма Жуковского, — сообщила я.
— Что именно? — уточнила Вдова, не отрывая взгляда от собачьих игр.
Придерживая ладонью шелестящие на ветру страницы, я прочла:
— «…Ты поступаешь весьма неосторожно, невеликодушно и даже против меня несправедливо. Зачем ты рассказал обо всем Екатерине Андреевне и Софье Николаевне?» А в конце: «Итак требую от тебя тайны теперь и после. Сохранением этой тайны ты также обязан самому себе, ибо в этом деле и с твоей стороны есть много такого, в чем должен ты сказать: виноват!..»
— Потом было еще одно письмо Жуковского, с новым упреком, помнишь?
— Да. Сейчас найду выписку. — И я, перевернув несколько страниц, процитировала следующее. — «…делай что хочешь. Но булавочку свою беру из игры вашей, которая теперь с твоей стороны жестоко мне не нравится. А если Геккерн теперь вздумает от меня потребовать совета, то не должен ли я по совести сказать ему: остерегитесь? Я это и сделаю»…
— Вот подтверждение тому, о чем писала Софья Карамзина, называя поведение Пушкина смешным.
— Да-а-а, — печально протянула я. — И друзья не всегда были добры к поэту…
— Девочка моя, — снисходительно улыбнулась Вдова. — Ты забываешь, что все это писалось и говорилось ДО гибели Пушкина. И относятся данные замечания к Пушкину-человеку, а не к Пушкину-поэту. После дуэли о Пушкине-человеке практически забыли, ведь на пьедестал можно вознести только Гения! А гений, как мы однажды с тобой уже установили, должен быть гениальным во всем.
— «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей»… — процитировала я, мысленно вернувшись к истоку беседы. — А, кстати, нет ли в книгах портрета Дантеса с изображением его рук?
Уж очень мне хотелось узнать, пройдет ли барон тест на «руки Витковского».
— Возможно, и есть где-то, — ответила Вдова, — но мне не попадалось. А к фамильному архиву Геккеренов-Дантесов простому смертному, сама понимаешь, не подобраться.
— Жаль, — посетовала я. — Правда, пушкинских портретов того времени на галерею тоже не наберется. И руки толком мне рассмотреть не удалось. У Кипренского изображены только четыре пальца. Вот Тропинин запечатлел поэта в более домашней обстановке, растрепанного, в халате. Но кисть руки, лежащая на столике, в сжатом положении. На большом и указательном пальцах — перстни. Отчетливо виден один ноготь — изрядно отрощенный. Если судить по данному портрету, то Пушкин обладал довольно крепкими руками, а длинные ногти визуально удлиняли пальцы, что, возможно, на его взгляд, придавало им большую аристократичность и утонченность. Ну, как маникюр у дам.
— Подобные выводы вполне логичны, — согласилась Софья Матвеевна, поднимаясь с лавочки. — Тем более, что портрет Тропинина считается одним из лучших. В 1827 году о нем даже писали в «Московском Телеграфе», отмечая поразительное сходство с подлинником, то бишь с Пушкиным.
— Значит, верно рассуждаю? — я с надеждой посмотрела на Вдову.
— Поживем — увидим, — уклончиво ответила она и направилась к центру поляны, куда на ежевечернюю прогулку один за другим подтягивались собачники со своими питомцами.
