Нижегородская навь. Издание 2-е, иллюстрированное

Ольга Клевер

Нижний Новгород – старый сундук со сказками. Так долго он пылился под эпитетами «провинциальный», «закрытый».Но мы открыли его. И сказки половодьем растеклись по набережным и зверями разбежались по горам. Разбились солнечными зайчиками отблесков персидских сокровищ о каменные стены старой крепости, дворцов и церквей. Разлетелись по оврагам легенды и старые городские сплетни, перешептываясь с новыми.

ПЕТЕР ПАТРОЛЛЬ

Нижний Новгород уже давно вызывал во мне такое непреодолимое влечение. Никакая мелодия так сладко не отдавалась в моих ушах, как это далёкое и неопределённое название. Я повторял его, словно молитву, почти не отдавая себе в этом отчёта, и с чувством несказанного удовольствия высматривал город на картах.

Теофиль Готье (1811—1872)

На краю оврага в Плотничном переулке в окно с деревянного крыльца заглядывал крепкий румяный юноша. В комнате босиком по восточному ковру с тетрадью в руках ходила хозяйка. Иногда она останавливалась, наклонялась к столу. Делала пометки карандашом и отстранялась от листов, будто любовалась новыми словами. Она поправляла чёрные пряди, иногда собирала их в узел и продолжала ходить из одного угла ковра в другой. Воображая себя перед аудиторией студентов, она репетировала речь.

— Согласно этой теории, структура волшебной сказки такова: рай, потеря рая, испытания и возвращение потери с повышением статуса героя. Возьмём для примера сказку о Царевне-Лягушке. Царевич сжёг шкурку своей заколдованной супруги. Ну, хорошо же всё было! Всего три дня подождать, и злые чары пали бы. Но нет. Нужен потерянный рай. И Иван Царевич, он же дурачок, всё организует. Он совершает проступок и вынужден исправлять его последствия.

Так готовилась к новой встрече со студентами Аделаида Николаевна Тесла. Она всегда готовилась, хоть и преподавала более шестидесяти лет морфологию волшебной сказки и мифотворчество в Нижегородском гностиариуме утопий имени Неевклида. Студенты прозвали её лириком-ядерщиком за неосторожные эксперименты со смыслами. Аделаиде Николаевне было несколько сотен лет, однако, в силу того, что она была русалкой, студенты относились к ней с известной долей легкомыслия.

Лука — юноша, что стоял на крыльце, в этот дом привык приходить без стука: за водой, перекусить, подождать сестру, которая дружила с Аделаидой и частенько оставляла брата, когда он был совсем ещё волчонком, под присмотром подруги. Много лет он видел это крыльцо, это окно и русалку, которая никогда не закрывала дверей, чтобы волчонок, прибегая из оврага попить или за игрушками, не отвлекал её от чтения. Но в этот раз Лука медлил перед незапертой дверью. Наконец решился и дёрнул звонок.

— Привет, — пропела хозяйка, — разве ты не отмечаешь свой День рождения?

— Я думал, что ты захочешь меня поздравить. Ты не пришла.

— Не хотела смущать твоих друзей. У вас своя манера веселиться. И к чему тебе было бы объясняться перед друзьями за такие «расово неверные» знакомства.

Глаза Луки сверкнули зелёным огоньком. Адель избегала общества его друзей-оборотней с тех пор, как выслушала от них град насмешек и неприличных шуток о русалках в благодарность за корзинку с едой, принесённую в овраг. Щенки, что прежде радостной гурьбой бежали выхватить свой пирог один вперёд другого, выросли и принялись похваляться друг перед другом, кто больше презирает нежить вообще и русалок в частности. Лука не участвовал в безобразной травле, но и не остановил её. Даже День рождения его не стал поводом для того, чтобы Аделаида забыла об этом. И впервые за много лет она не принесла в овраг сладкий «Каравай» имениннику.

Хозяйка подошла к дубовой горке¹ и достала свёрток. Небольшой, но увесистый.

— Это подарок.

Лука помедлил ещё секунду. Он размышлял, что сильнее: досада или желание остаться. Выдохнул, улыбнулся и протянул руки, чтобы принять презент. Только он открыл сверток, обида мигом выветрилась из его головы.

— Компас? Тот самый?

Лука осторожно положил подарок на стол и, с жаром обняв Аделаиду, замер. Он размышлял, может ли прижать её к себе или и без того уже позволил себе лишнего. Секунды побежали одна за другой.

— «Какое неловкое положение», — подумала Адель. Она близоруко наблюдала за происходящим в зеркало оконного стекла, пока в нём не появилась радостная физиономия ещё одного гостя. Он постучал тростью о деревянную раму.

— Петенька! — воскликнула Адель, мысленно благодаря позднего визитёра. Она высвободилась из объятий Луки и бросилась открывать дверь. Комната, в которой ещё минуту назад висела тишина, наполнилась весёлым суетливым щебетанием хозяйки. Лука насупился.

— Проходи, — радушничала Аделаида. — Чай, кофе?

Она засуетилась по комнате в поиске чашек.

— Остановись, — Петер поймал её руки и поцеловал тонкие пальчики. По всему было видно, что у него грандиозные новости. Из кармана пиджака появилась бутыль коньяка почтенного возраста. Та самая, что Петер поставил на полку своей мастерской со словами «Открою, когда всё получится». С тех пор бутылка пылилась более ста лет.

За эти годы Явь, мир смертных людей, изменился до неузнаваемости, но Навь, мир духов, только-только неспешно начал примерять образы XX века. Старый город, так называли навьи Нижний на том свете, был таким, каким помнили его люди. И прежние улицы уступали место новым, когда уходила память о них вместе с последним смертным, кто видел их своими глазами. Навьи жили в обоих мирах, и частенько бывало, что ямщик или извозчик путал адреса. Бывало, что после вечера в трактире иной чёрт захаживал как к себе домой в дома смертных Наяву и делал много шума. Впрочем, порой и в здравом уме и трезвой памяти, не зная точной дороги, найти нужный дом в Старом городе было сложно. Свернул не тем переулком и вышел хоть к правильному месту, а нужного тебе адреса и нет. Вместо, к слову, одного дома другой. И жильцы другие. Вот видны уж нужные ворота, а чтобы проехать к ним, ещё не один кружочек навернёт извозчик по улочкам мимо то деревянных, то каменных усадеб на одном и том же углу. Так многие старожилы могли с уверенностью сказать, что короткими путями плутать по городу дольше. Впрочем, и Наяву навьи своим привычкам не изменяли. Потому удивляли смертных горожан, что ходили от Покровской до Ильинской такими мудрёными путями, будто их леший водил.

Недалека от истины была эта мысль. Порой приезжие леших нанимали, чтобы те провожали к нужному адресу на противоположной стороне улицы. Потому многие лешие летом, в дни Ярмарки, приезжали в город на заработки водить приезжих купцов да гостей по закоулкам Старого города, отбивая хлеб у местных духов холмов и оврагов.

В мир людей навьи ходили через Двери. Веками они были открыты у родников, камней, священных деревьев. Там и построили навьи и люди где храмы, где дома, где арки, лестницы в никуда или совсем странные сооружения.

— Получилось?! — подпрыгнула Адель и, будто не веря, потёрла пальцем по столетней этикетке. Петер широко улыбнулся и кивнул.

— Мои поздравления, — глухо, почти улыбаясь, произнёс Лука, протягивая руку одновременно для приветствия и поздравления. Он понимал, что ему не в чем упрекнуть Петера, но под рёбрами неприятно кололо раздражение, которое отчётливо читалось в глазах юноши. Петер не замечал этого. Он был доволен собой и слишком счастлив.

Он не хотел ждать ни минуты, чтобы поделиться своим успехом.

— Столько лет, столько попыток…

Петер говорил сам с собой, то садясь, то вставая с кресла и потирая руки. Его серо-голубые глаза блестели и осматривали всё вокруг, будто изучали новый мир, в котором теперь всё должно было перемениться.

Лука не вникал в подробности растянувшегося на целый век проекта Петера, хотя Адель постоянно твердила о том, что «Петенька умница». Петер Патролль уже много лет мечтал создать машину, которая перевозила бы своих пассажиров и по городским улицам, и между Навью и Явью одновременно. Так, чтобы навьи могли приходить из своего мира в мир людей не только в строго отведённых для этого природой местах, а повсюду, где им будет удобно. Идея пришла ему в голову в год открытия Нижегородского трамвайного депо², а потому машину свою представлял непременно трамваем. Впрочем, это быть может ещё и потому, что Петера невероятно увлекало электричество.

По звонку Петера спешно приехала Татьяна Строганова — давняя его подруга. Она была журналистом и «высиживала» новость об инженерной сенсации много лет.

— Ты молодец! — восхитилась Татьяна. Крепко обняла триумфатора, но сразу отстранила и деловито спросила:

— Когда же мы его испытаем все вместе?

— Хоть сейчас! — воскликнул Петер.

— Неправильно это делать без Трофима Владеленовича. Он оказал огромную помощь твоему прожекту. И напомню, что, всё-таки это его вагон.

— И правда, — смутился Петер. — Я должен был об этом подумать. Тогда я завтра, нет, сейчас же телефонирую Трофиму. Я хочу сказать ему сам. Ты не против, Танюша?

Татьяна пожала плечами. На секунду запнувшись, она уступила.

— Конечно, справедливо, что ты сам скажешь ему. Да, кстати, какой интерес испытывать трамвай вокруг мастерской? Трофиму как владельцу трамвайных линий не составит труда поставить эту машину на общегородские рельсы. Скажи ему, что я хочу прокатиться по всему городу. Он не откажет.

Быстро приближалась летняя полночь. Петер припоминал, что от радости забыл о чём-то важном. Вздрогнул и посмотрел на часы:

— Лука! С Днём рождения тебя! Чёрт знает, что такое! Совсем потерял счёт дням в своей мастерской. Я смотрю, Аделаида уже вручила свой подарок. Каждый день справлялась, успею ли я.

Инженер привычно взял компас, над которым работал много дней, легко открыл золотую створку, как вдруг под ней заплясали тонкие стрелочки. Лука, который уже считал вещь своей, недовольно дёрнул плечом, но увлечённый Петер этого не заметил. Он продолжал:

— Вот смотри, это всё, как обычно: запад, восток. А вот это Путеводная Навья. С ней даже в болоте с огнями не заблудишься. А вот это Адель не просила меня, но я сделал. Пусть будет от меня лично подарок! Вот эта стрелочка, видишь? Едва заметная. Эта стрелочка укажет путь в любое место, куда тебе нужно дойти. Владей!

Петер торжественно протянул компас Луке. О таком подарке волчонок и не мечтал. Его подкупало, что Аделаида заказала для него такую роскошь. Радовало, что Петер добавил такие невероятные возможности. Но более всего ему были важны слова о том, что Адель лично каждый день торопила мастера. Лука взял компас и, смущённо поджав улыбку, поблагодарил.

Вещица была изящна. Стрелки аккуратно нанизаны мастером на тонкую, словно волос, спицу Земной оси. Механизм закрывался лепестками затвора, и на замке красовалось фамильное клеймо мастеров Патроллей.

Петер родился в семье голландского тролля — Бенедикта Патролля, что прибыл в Россию с инженерами и мастерами, приглашёнными Петром Великим. Воодушевлённый возможностью работать на многочисленных стройках царя Петра, Бенедикт Патролль в российской Яви стал зваться Веденей Иванович Петров. И первенца назвал в честь российского государя Петером. В Нижнем Новгороде семья Патроллей обосновалась во время постройки Нижегородских верфей³, где Веденей Иванович смог совместить свой инженерный талант и страсть к судостроению. Однако Петер не разделял страсти отца и отправился на строительство электростанций⁴, как только наступил век электричества.

Утром трамвай Петера доставили к рельсам электростанции Благовещенской слободы у Похвалинского съезда. Рабочие были удивлены, что столетний, притащенный из мира людей, трамвай поставили на рельсы, ведь было так много новеньких вагонов, и столпились посмотреть, что же такое делается.

Когда хозяин трамвайного депо, Трофим Владеленович Строгаль, подъехал на место, у электростанции уже ждала Татьяна. Посреди пыли и высохших брызг Благовещенской площади её «Ситроен» образца 1939 года блистал нарочитой чистотой. Будто подчёркивая это, Татьяна стояла, прислонившись к изумрудному крылу своего автомобиля бедром в белоснежных матросских брюках.

Трофим, хоть и не одобрял новомодных причуд Татьяны, привык к ним за уже не одно столетие. Он больше не жалел остриженной золотой косы и узнавал Татьяну издалека по свободным кудрям.

Яркое солнце июня обжигало вампира, и он медлил выходить из тени крыши своего ландо. Трофим надел перчатки и шляпу с полями, настолько широкими, что позволяли ему приличия и, наконец, покинул укрытие.

Адель же отправилась на испытания пешком после прогулки вдоль реки. Она шла, неловко подхватив рукой синий шелковый подол, короткими шагами, проваливаясь каблуками в песок. Наяву набережная давно была закована в камень, а в Старом городе навий песчаный берег пригодным для женских туфелек делали только деревянные помосты-переходы. Любимое кружевное пальто Аделаиды, которое сплели для неё балахнинские мастерицы, было весьма кстати. Летнее утро было ещё свежим. Лёгкий, но прохладный ветерок старался выдернуть локоны из аккуратной причёски под маленькой шляпкой. Это немного огорчало Адель, и она время от времени проверяла, крепко ли держится гребень в чёрном узле.

Между лодок она заметила Луку. Он стоял по колено в воде, ловил мелких рыбёшек и, снимая их с крючка, бросал обратно в воду. Лука предпочитал удобную одежду Яви и своим видом вызывал неодобрительные причитания прохожих. Старый город не готов был ещё к джинсам и бесстыдно обнажённому торсу, что Наяву — в Новом городе, где предпочитал жить волчонок, было делом давно привычным.

— Это твои важные дела? — окликнула Аделаида. Уходя ночью, Лука наотрез отказался от приглашения Петера, сообщив, что будет занят весь день с самого утра очень-очень важным делами.

В ответ на язвительный оклик Лука тряхнул шапкой жёстких волос, отмахнулся от большого овода и вышел из воды.

— Хочешь, пойдём со мной? Или тебя дела не пускают? — подначивала Адель.

В руке Луки всё ещё трепыхался окунь. Волчонок аккуратно вернул рыбу в реку и ответил:

— Я закончил.

Он раскатал джинсы, накинул на плечи рубашку и пошёл вслед за Аделаидой. Повернув за угол гостиницы «Петербург», в открытых окнах электростанции зоркий Волчонок увидел мечущуюся фигуру героя дня. Петер, сняв пиджак от жары и волнения, что-то объяснял рабочему. Заметив ландо Трофима, инженер помахал рукой всем собравшимся и поспешил выйти.

Трамвай загремел своим обычным путём по Старому городу, но стоило ему остановиться, в одной из дверей трамвая показывался Новый город — Явь.

Наяву по своим делам спешили через обновлённый сквер на Чёрном пруду офисные работники и гуляли мамы с колясками, на лавочках сидели студенты с грустными думами об экзаменах. Но в соседней двери было видно, как скользят лодки по воде Чёрного пруда. Вот за окном плоты и пароходы, бесконечные пристани, за которыми не видно Оки. Суетились на песчаном берегу грузчики и босяки в поисках работы. А в проёме другой двери открывалась свободная река, поблёскивающая в утреннем солнце и легко летящие белые паруса малочисленных яхт. Нижегородцы беспечно прогуливались по чистой каменной набережной. Большая Покровская улица всё так же пестрила прохожими. Наяву трамвай виден не был, но можно было улучить минуту, когда в шумной толпе на главной пешеходной улице никто и не заметил бы в суетливом движении, как из ниоткуда появились фигуры навий.

Прокатившись на трамвае по доступным маршрутам, навьи на том решили, что испытания прошли успешно. Трофим распорядился оставить трамвай в своём депо. У Гостиного двора⁵ Петер передал рабочим приказ: «Забрать вагон и беречь его «пуще глаз своих».

Отметить застольем прекрасное событие было решено Наяву, так как запахи, несущиеся на Рождественскую не то от рыбных рядов, не то с пристаней, аппетита не вызывали, даже напротив. Пройдя через трамвай из Нави в Явь, навьи почувствовали другой воздух. Воздух, полный продуктов горения топлива сотен тысяч автомобилей. Но всё же это не рыба на солнцепёке и не смрад Миллионки⁶.

В ресторане, что располагался Наяву на первом этаже дома купцов Пятовых, официанты в павловопосадских жилетах «под старину» расторопно принесли обед и игристое.

Трофим с вампирским аппетитом придвинул ближе алый густой борщ и переставил чашечку с чесноком на край стола. Петер потёр ладони и длинными пальцами убрал густую пепельно-русую чёлку со лба и, игнорируя горшок с пельменями и густой сметаной, заговорил:

— Что, Трофим, а? Наконец-то твои вложения окупятся. Завтра же отпишу, что намерен патентовать «Мобильные двери Патролля». Или нет. Пусть будет «Трамвай Патролля». Или лучше «вагон»?

— Ну, ты, Петя, из меня венчурного, прости Господи, капиталиста⁷ не делай. Чай не бизнес-ангел, даже не близко.

Татьяна улыбкой оценила каламбур. Трофим продолжал:

— Не время сейчас такими козырями кидаться. Снова Двери закрылись сегодня.

— Где на этот раз?

— Кидекша и Карачарово. Там больше нет ни единого портала.

— Власти не принимают меры?! — воскликнул Петер. — Пророки и оракулы предрекают смертным огромную войну, эпидемии и смуту, а мы… мы, неровен час, потеряем всякую с ними связь. Тогда наш трамвай — спасение. Подумай только, Трофим!.. Как завтра взорвутся газеты во всём мире. Как ко времени наш вагон!

— Саблю положь, не то порежешься. Меры. Так вот скажи, учёный, Двери сами исчезают, или их намеренно закрывают? Полбеды, если сами. Тогда твоя «чертовская таратайка»⁸ озолотит и меня, и тебя. А если кто-то их закрывает? Потому ты, Петя, обожди с патентами. И давай, вот кроме нас, о трамвае твоём пока никто знать не будет.

— Есть мнение, что Двери не исчезают, а перемещаются, — вмешалась Татьяна. Ей, так же как и Петеру, не терпелось сообщить миру о трамвае. Тем более что её эксклюзивное преимущество над прочими журналистами тут было неоспоримо. — Гностиариум отправил несколько экспедиций на поиски. Есть ещё надежда, что мы найдём Двери в других местах.

— Я знаю, — мрачно усмехнулся Трофим Владеленович. — У меня на эти их изыскания просили денег. Дал. А толку?

— Не веришь, что обошлось без ваших кровопийц?

— Не без наших, — показал вампирские клыки Трофим. — И на одно только надеюсь, что они это всё только ради наживы затеяли.

— А ради чего ещё вампиры могут напрягаться? — съязвил Лука.

— Даже для вампиров есть вещи поважнее наживы. Петя, как друга прошу, обожди. Настанет время, и мы всё получим: ты славу учёную свою, я доход и почёт. Но сейчас не время. Войны людей мы переживали и переживём их немало. А ещё одну войну навий не переживём ни мы, ни люди.

— Осторожно, двери закрываются, — злобно пошутил Лука, передразнивая голос диктора метро Нового города.

Адель и Татьяна мысленно дали ему по подзатыльнику.

«Порой приезжие леших нанимали, чтобы те провожали к нужному адресу на противоположной стороне улицы».

Примечания

1

Горка — шкаф-буфет с застеклёнными дверцами, предназначенный для хранения и демонстрации высокохудожественной посуды.

2

Нижегородский трамвай — система транспорта в Нижнем Новгороде, работающая с 1896 года, возглавляет тройку старейших электрических трамвайных систем в России. Раньше Нижнего трамвай появился в Киеве, который сейчас не Россия, и Калининграде, который не был Россией в те годы

3

В мае 1722 года Петр I подписал Указ о строительстве верфей в Нижнем Новгороде.

4

В 1876 году на Сормовском заводе начала действовать первая силовая станция. 12 котлов, работавших на нефти и торфе, выдавали мощность почти в 3000 киловатт. А в 1885 году начала работать Ярмарочная электростанция. Одна из крупных в России в то время.

5

Находился на улице Рождественской, в районе Площади Народного единства, на «Скобе». До сегодняшнего дня Наяву не сохранился.

6

Исторический квартал в Нижнем Новгороде. Находился в районе современной улицы Кожевенной. Традиционное место пребывания нищих, бродяг и неблагонадежного элемента в поисках заработка. Аналог лондонского Руккери и парижского Двора чудес. Городское «Дно» из произведений М. Горького.

7

Венчурный капитал (англ. venture — рискованный, авантюрный) — капитал вкладчиков, предназначенный для финансирования новых, предприятий и фирм и поэтому сопряжённый с высокой или относительно высокой степенью риска; долгосрочные инвестиции, вложенные в рискованные ценные бумаги или предприятия, в ожидании высокой прибыли.

8

Полная цитата: «Ну, тут одна только чертовская таратайка разве проедет». Н. В. Гоголь. «Пропавшая грамота». Написана предположительно в 1829—1831 гг. Впервые опубликована в 1831 году.