Дарован день

Ольга Михайловна Левонович, 2015

Эта книга была издана в 2015 году. В ней собраны стихотворения о реалиях жизни, о природе, о любви трагической и любви счастливой, о детях и родных, о противостоянии болезням и несчастьям, мистические и религиозные. Все они исповедальны и предельно искренни.

Дороги есть такие

Трещат сороки в перелеске

Трещат сороки в перелеске.

Села печален древний лик.

В пруду не слышно рыбьих всплесков.

Раскинул зонтик борщевик…

Вода в колодце стала горькой.

Бурьян штурмует сельский ток.

Заборы ветхие — в подпорках.

Косилки отслужили срок,

Комбайн ржавеет у дороги.

Поля кустами заросли.

А люди, жалуясь на Бога,

Лекарство ищут от тоски.

Начальство костерят привычно.

Детишки в город подались.

Травой поросший, горемычный,

Храм, осыпаясь, смотрит ввысь.

Тропу изрезали овраги,

Дубрава старая — густа.

Рисуют ласточки зигзаги

Над колокольней без креста.

Русь

Кто мы, кто мы для Тебя, Россия?

Дочери твои и сыновья?

…В лихолетья Ты не голосила,

Очи слёзные ладонью заслоня.

Ты нужду с достоинством терпела,

Крохи собирала для сирот.

Скольких схоронила и отпела…

Горевала за славянский род…

Было время — рожь не колосилась,

Взрывы искорёжили поля.

Огненные бури проносились,

Всё смешалось: небо и земля.

В эти годы собирала жатву,

Щедрую, по градам-весям смерть.

Ты о жизни так молилась жарко,

Как другой, конечно, не суметь.

Как могла, хранила и спасала

Свой народ от супостатов Ты.

Но История пока не пролистала

Всех скорбей печальные листы.

Пусть хотят тебя служанкой сделать,

Радости, надежд лишают пусть,

Белоглазая косится чудь и нелюдь,

Будешь, как была — Святая Русь.

Воскресные зарисовки

Сегодня в храме многолюдно.

Толпа, и повернуться трудно.

К иконам вовсе не пробраться.

Старушки к лавочкам теснятся.

Горит свечей медовых лес.

Звенят молитвы до Небес.

Пищат детишки слабым хором.

Все на мамаш глядят с укором.

Алтарник нынешний, Серёжа,

Свечу выносит осторожно.

Священник возглас подаёт,

И дружно крестится народ.

Вот исповедь, и к аналою

Приход придвинулся волною.

Старик взглянул на образа,

Потупил влажные глаза.

Вот у священника старушка.

И шепчет батюшке на ушко.

Подходят бледные девицы.

Отходят — розовые лица.

Переминается парнишка.

Второй стоит — уткнулся в книжку.

А третий крутит головой.

Похоже, в храме он впервой…

Ну вот, и детки, и мамаши

Идут, скрестивши руки, к чаше.

Причастников неровный ряд…

Алтарник держит красный плат…

У батюшки усталый вид.

Но он с амвона говорит.

Народ подходит ко Кресту

На нём распятому Христу…

Собрались люди на Крещенье,

И ждут, когда придёт священник.

Кадильный дым… Мерцают свечи…

Всем православным в храме — легче.

Уходят лишние проблемы,

Воочью видим — кто мы, с кем мы….

… У храма бабушки стоят,

И расходиться не хотят….

В городе чужом

В городе чужом — одна…

Среди шума, взгляды — скользом.

Словно бы коснулась дна…

На витрине сохнут розы.

Пёстрых вывесок сумбур,

И машин столпотворенье.

Нищий ждёт… Цветёт гламур…

Муравейника кипенье…

Деловые в пиджаках

Так спешат — гляди, затопчут.

Дамы проплывают — ах.

Бабки шлёпают в платочках.

Инвалиды, лимита,

Зазывалы возле лавок.

Спешка, давка, суета,

Словно жить осталось мало…

Стройки шум… А тут — ремонт,

Стены в сетке-паутине.

Рёв машин. Какой-то понт

Встал на «зебре». «Вот скотина!» —

Дед вопит. Народ глядит,

И спешит, собою занят.

Сам себе уж дед ворчит…

А витрины блеском манят…

Вот монашенка спешит,

Рукавом взмахнув, как птица.

…Так молитва для души —

Растревожит и промчится…

Перед входом в банк — швейцар.

Толстый кот с надменным взглядом.

Душит жир, в мундире — жар.

Он мечтает о прохладе.

Грустно, жарко и легко:

Здесь меня никто не знает.

Тот, кто любит — далеко.

Он делами плотно занят.

Ухожу, бреду назад,

Вдоль и поперёк движенья…

И ловлю в витринах взгляд

Своего же отраженья…

Папка из архива

Проснувшись, улица сияла,

Слепила стёклами машин,

Зевак витрина зазывала…

А на обочине один

Стоял немолодой мужчина,

В себя, как в омут, погружен.

Уйти в себя была причина.

Архивный зал покинул он.

Он вспоминал — вручили папку.

Допросы, справки, протокол…

Там дед его походкой шаткой,

Никем не видимый, пришёл.

И рассказал, для всех неслышно,

Как жизнь тюремная текла.

И как по обвиненью вышло —

Он контра, враг, и все дела…

Он объяснял, что невиновен.

Но глух и жуток был допрос.

Ломали душу аж до стона.

Вопрос — что гвоздь… Ещё вопрос…

Нелепо, дико обвиняли,

Не слыша, что он говорил.

Как будто роботы из стали

Его терзали что есть сил…

Вот новый протокол подписан.

Он снова им: не признаю!

И кружат, тупо кружат мысли:

Нагромождая, дело шьют.

Увидит ли жену и деток?

Отпустит страшная тюрьма?

Он замурован, заперт в клетке,

И впереди глухая тьма…

…В глаза он посмотрел и молвил:

«Попал, как рыба на крючок.

Ты молодец, что деда вспомнил.

Ты разберись во всём, внучок…».

Страницы дела кровью пахнут

Страницы дела кровью пахнут…

Тоской и болью, без конца…

Казалось — имя будет прахом,

Ни памяти, и ни лица…

Но со страниц, сквозь дебри строчек,

Кричит он мне: не виноват!

Бумажный серенький клочочек

Пронзает сердце, мутит взгляд.

Расстрелян… Осень золотая

Бросает красную листву…

Я дело прадеда листаю.

Читаю медленно… Реву…

Предки

Офицер с молодыми глазами,

Сутулый священник с котомкой…

С фотографий, умытых слезами,

Смотрят на нас, потомков.

Прямая дорога на муки

Их ждет. Они знают об этом.

Но слишком беспечны их внуки, —

Такого предчувствия нету.

А путь, как всегда, неизменен —

За дух мы заплатим кровью,

И выступят предки из тени,

Сияя нездешней любовью.

Поэт тридцатых

Покуда страх не одолеет,

Клещей зловещих не сомкнет,

Сквозь крики, что от часа злее,

Он о своем поет, поет…

Его облепят сотни гурий,

Снесет клокочущей волной.

Он — точка зарожденья бури.

Стеклянен временный покой.

Беги в распахнутую небыль,

Пей книг тягучее вино…

Ждет север и седое небо —

Страны тюремное окно.

Судьбы смертельные уколы

Не значат, впрочем, ничего.

Падут стальные частоколы

Пред беззащитностью его.

Дороги есть такие

Дороги есть такие — в никуда.

Идёшь, идёшь,

вдруг — каменная россыпь.

Зелёных сопок низкая гряда.

Глушь, тишь… Спускаешься с откоса:

Оградка кладбища, жестяная звезда…

На месте дома — рощица сквозная…

Дороги есть такие — в никуда,

Но лишь для тех,

кто ничего не знает.

Серый день

Серый день, и пахнет снегом.

Но дышать легко, свежо…

Запыхавшись, как от бега,

Дед идёт: шажок… шажок…

Постоит, шагает дальше,

Палкой трогая асфальт.

На пальто из старой замши

Хлопья редкие летят…

Дед уселся на скамейку —

Закружилась голова.

В парке клёны — по линейке,

И подстрижена трава…

…Старый парк — знакомый с детства,

Помнит то, что сам забыл…

Жили рядом, по соседству…

Ту сирень — отец садил…

Зябнут старые берёзы.

А в душе царит покой.

Снег летит уже серьёзно,

Надо бы идти домой…

Дед вздохнул, с трудом поднялся.

Дома — кресло, старый плед…

«Бабка! — скажет, — Нагулялся!»

И посмотрит на портрет…

Встреча с ветераном

Четырнадцатилетние балбесы,

Мы ждали встречи с ветераном.

Услышать было очень интересно

О подвигах, разведчиках и ранах…

А ветеран вздохнул, и вдруг заплакал.

Он тихо всхлипывал в звенящей тишине.

Он слышал взрывы и призыв к атаке…

Так нам открылась правда о войне.

Вокзал

Идет состав по первому пути,

Мешая гарь вокзальную с туманом.

Спят в зале, на потрепанном диване

Бомж старый и девчушка лет пяти.

Под взглядами текучими прохожих

Спят, съежившись — здесь холодно с утра.

А девочка — с моею дочкой схожа…

И сердце дернулось… Но в путь уже пора.

Дела, что ждали — канули. Осталось:

Вокзал раскинул чадные крыла,

Дверь хлопала, и стекла в такт качались,

И сиротливо… доченька… спала…

В пути

Яркий луч из-за деревьев брызнет…

Грохот стихнет… Мимо деревень

Пролетает поезд, словно призрак.

Яркий — в ночь, зеленогибкий — в день.

Он в полях теряется, в сугробах…

На вокзалах — грозен и высок.

Мельтешат оранжевые робы…

Встречного пронзительный гудок…

Мы — в вагоне, в пятнах тьмы и света,

Под ритмичный грохот-перестук,

Слушая вопросы и ответы,

Свои души понимаем вдруг.

И, тоскуя об укладе прежнем,

(К новому привыкнуть нелегко),

Мы — в пути, и мы живём надеждой…

Станции мелькают за окном…

Байкал

Из повседневности — да в бесприютность,

В стук-перестук, разговоры вагонные,

В однообразность, в оконную мутность,

Вневременную тоску, внепогодную…

Влагой овеет наш поезд усталый.

Солнце расколется в льдинах прибрежных,

И — распахнутся байкальские дали,

И оживет, встрепенется надежда.

Солнечный ветер! Он скуку разгонит,

Вырвет из плена томительной лени…

В сумрак тоннелей уносит вагоны —

В черные дыры, к новой вселенной…

Интернетные страдания

1.

Вот проблема — этим летом

Заболела Интернетом.

И с утра до поздней ночи

В монитор таращу очи.

Позабыты даже книжки —

Я сижу, играю с мышкой.

От такого рвения

Посадила зрение.

И, что вовсе не похвально,

Уж влюбилась — виртуально.

Коль нет связи с Интернетом,

То меня несчастней нету.

Вслух скажу, набравшись духа, —

В паутине я, как муха!

Как бы выбраться мне ныне

Из глобальной паутины?!

2.

Волнующе и странно погружение

В другую душу, в тени, в зеркала.

Оно не любит резкие движения:

Раз ошибёшься — вырастет скала.

Здесь мэтры, корифеи — просто тени,

Что боязливо расправляют сеть,

Чтобы других поймать в свои сплетения,

Но сами умудряются влететь…

Здесь добрячок окажется вампиром,

А юморист легко впадёт в тоску.

А этот думает, что правит целым миром.

Мечты — песок — сквозь пальцы утекут.

Здесь есть любовь — на выдумку похожа,

Тепла, как зайчик солнечный она.

Скажи, ты кто? — задаст вопрос прохожий.

Мы — призраки. Мы — видимость одна.

Ранимые, беспечные, живые…

Непостижимые… До грубости просты…

Обычные… Не добрые, не злые…

Но дрогнет клавиша: мой ближний — это ты?..

3.

Компьютер выключай скорей,

Беги, беги из интернета!

Он приставучий, как репей,

С ним никакого слада нету.

Заглянешь почту посмотреть,

И час — как языком слизали…

Уж суток промелькнула треть…

Проблемы с шеей и глазами…

Какой уж тут уютный быт,

Коль состоянье — как с похмелья….

Стоит посуда… Пол не мыт…

Пылится где-то рукоделье….

Скорей, скорей его гаси!

От новостей не окосеешь,

И на приборку хватит сил,

И мужу суп сварить успеешь…

4.

Подзавис компьютер.

Вот и хорошо.

Время есть придумать

Новенький стишок.

Книгу позабытую

Взять и перечесть.

Дождиком умытые

Яблочки поесть.

Перестать сутулиться,

Клавиши терзать,

Погулять по улице,

Радуя глаза.

Снова сыплют дождики

Из небесных сит.

Дни без компа прожиты.

Пусть себе висит.

Телевизор

Вся семья приросла к телевизору.

Поглощает поток новостей.

Там на выбор любая провизия,

Винегреты вестей и страстей.

Иссушается мозг, выпивается,

Незаметно, под визги реклам.

Даже стих мой сейчас спотыкается:

Тянет силы бормочущий вамп.

Голоса, голоса накалённые,

Барабанный ритмический звук.

Очи в очи, глаза остеклённые…

Пьёт энергию… телепаук…

Не имею телевизора

Не имею телевизора,

Не читаю я газет.

Но идут из мира вызовы…

От него покоя нет.

Рассказал сосед о пенсиях,

Продавщица — про теракт…

Новостей течёт эссенция.

На душе царит бардак.

А душа сопротивляется:

Знать о взрывах — нелегко.

И скорбит она, и мается,

Растеряла весь покой…

В лес пойду — пичуга светлая

Трелью радует меня.

Утешают липы ветками,

И приходит радость дня.

Мир, в огне, скорбях и ужасах,

Разъярённый и больной,

Не исчез, а просто сузился,

Стал горошинкой одной.