Позитив-2. Человек, который смеётся

Ольга Сергеевна Дерябина, 2019

Странный мужик устраивает стрельбу в массовых местах. Свидетели утверждают, что он был на позитиве перед тем, как жать на курок. И после учиненных расстрелов останавливаться явно не собирается. Роман Корабельников, герой первого «Позитива», пытается разобраться, что заставило обычного работника взяться за оружие, и выяснить: можно ли повернуть ход событий.Содержит нецензурную брань.

Часть 2. Вторая очередь

Когда с утренним моционом и новостями было покончено, Гена пошёл собираться на второй день.

Вещи были небрежно брошены в прихожей. Старая футболка пропахла потом и до сих пор не просохла. На джинсах он обнаружил пару бордовых пятен, как напоминание о прошедшем. Только ружьё было аккуратно повешено на вешалку. Он провёл пальцами по холодном стволу, закрыл глаза и снова вспомнил вчерашние кадры. Он жмёт на курок, люди падают, как мишеньки в тире. И чёртова пустота внутри. Впрочем, сложно пробывшему долгое время пустому сосуду так быстро наполниться хоть какими-то эмоциями.

Собравшись, Геннадий присел на подлокотник кресла — «на дорожку». Он не знал, как закончится этот день. Может, его уже вычислили, и он получит пулю в лоб, когда выйдет из подъезда. Или это произойдёт во время второго акта. Что он оставит после себя?

Геннадий снова вспомнил песню, которую пела девчушка на набережной: «Когда меня не станет, мир будет другим».

Из-за него этот мир уже стал другим, и после его смерти он тоже изменится.

Он подумал: может, оставить записку? Или написать завещание, чтобы квартиру передали Нине. Да, она подло бросила его. Однако не загуляла, замуж не выскочила. Живёт тихонько с мамой. Значит, он для неё что-то да значил, несмотря на второй — разводной — штамп в паспорте. Кстати, в том же самом паспорте: при замужестве она взяла его фамилию и оставила её после развода. С другой стороны, как ни крути, Нина была единственной оставившей след в его душе, к кому он был хоть как-то привязан.

Он оглянулся в поисках бумаги, понимая, что это лишняя трата времени. Откуда ей взяться? Максимум старые пожелтевшие газеты с программкой, которые вряд ли воспримут всерьёз.

Потом его осенило. Геннадий прошёл в спальню, в гардеробную, где пылилась его роба и инструменты. Достал чёрный рабочий фломастер и вернулся в прихожую. На обоях размашистыми буквами он написал: «После моей смерти квартиру наследует Нина Иванова».

Бросив фломастер в угол, он резко вышел из квартиры, закрыв её на один хиленький замок, который легко вылетит, стоит посильнее подуть.

Он вышел из подъезда, во дворе не было машин с сиренами и вооружённых людей. Царило обычное спокойствие, нарушаемое детскими отголосками со стороны школы.

–…Одиннадцать человек положил, убивец, — старушки — соседки привычно обсуждали последние новости. — Говорят, что-то кричал. По телевизору говорили, что именно, но вспомнить не смогу.

— И как таких земля носит? — вздохнула вторая.

— Здравствуй, Гена, — увидела соседа третья — бабка Шура.

— Здравствуйте, — он довольно улыбнулся, думая о том, что всё идёт по его плану: скоро о нём будут говорить на каждой скамейке.

— Прогуляться пошёл? — спросила она.

— Можно и так сказать, — Гена обнажил жёлтые зубы.

— Осторожней там, — предостерегла старушка. — Говорят, маньяк завёлся. Ходит и стреляет направо и налево. А пуля — сам знаешь, что дура.

Геннадий расхохотался, начиная впитывать в себя позитив нового дня.

— Я буду осторожен, баб Шура, не сомневайтесь.

Три старушки уставились на него, не понимая, чего вдруг развеселился вечно смурной Генка. Но он этого не видел. Мягко переступая кедами, на подошве которых остались бордовые пятна, он направился в соседний район.

Прятаться он не собирался: ведь лучшая маскировка — быть на виду. Поэтому он спокойно шёл вдоль оживленной дороги, насвистывая «Жёлтые ботинки» группы «Браво», которую любил в молодости. Мимо проезжали машины, проходили люди, но ни один не остановился, не ткнул пальцем и не закричал: «Это он! Держите мерзавца!»

Возможно, возникали сомнения при виде долговязого мужика в длинном застегнутом плаще. Но кто подумает плохое на спокойно шагающего человека? Преступник скорее будет прятаться по кустам, скрываясь от людей и правосудия. Эта мысль здорово развеселила его, и он захохотал в голос.

Он шёл к здоровенному торгово-развлекательному центру «Космос», который построили здесь год назад. По телевизору говорили, что он один из самых крупных аж в федеральном округе. Издалека Геннадию он напоминал муравейник, внутри которого хаотично суетятся люди.

Массивное трехэтажное здание было вытянуто в стороны, напоминая приплюснутую подарочную коробку. Часть стекла и хрома закрывали бесконечные вывески находящихся внутри арендаторов. «Киты» занимали почётные центральные места. Над первым этажом пестрела лента табличек-визиток всех остальных.

У комплекса было несколько входов и выходов. Крутящиеся стеклянные двери не останавливались, заглатывая желающих пошопиться и развлечься и выплевывая тех, кто уже это сделал.

Геннадий, шагая по расчерченной парковке, в такт круговым оборотам дверей изобразил чавкающие звуки и захохотал, задрав голову. Краем зрения он выхватил голубой мини-купер и движение за лобовым стеклом. За рулём сидела красивая женщина с тёмными волосами и в чём-то белом. Она взяла сумку с соседнего сиденья и потянулась к ручке. Геннадий на цыпочках, изображая мультяшную походку, подскочил к дверке и аккуратно открыл её с этой стороны, галантно протянув руку.

Женщина замерла, настороженно восприняв выпад незнакомца. Может, это бомж, который прилипнет, прося денег. Может, это грабитель. Может, угонщик или мошенник. В последние годы хоть новости не включай — сколько преступников развелось, и схемы одна другой хитрее.

— Смелее, прекрасная дама, — Геннадий улыбнулся и почти дотронулся её плеча. — Я лишь помогу вам изящно выйти из вашего автомобиля и тут же удалюсь, чтобы не докучать своим присутствием.

Автолюбительница слегка расслабилась. Но всё же крепко схватилась за ключи и сумочку, второй рукой опёрлась о ладонь обходительного мужчины. Он, как и пообещал, галантно поклонился на прощание и продолжил свой путь.

Женщина пожала плечами: вот уж чудак-добряк! Или её снимает скрытая камера для какой-нибудь телепрограммы? Она оглянулась, но ничего подозрительного не заметила, закрыла машину и вскоре забыла об инциденте.

Подходя к торговому комплексу, Геннадий не видел столпотворения охраны. Вообще никакой охраны! Поэтому не торопясь направился к центральному входу.

Футболка, которая впитала вчерашний позитив, снова была мокрой. Геннадий чувствовал, как пот стекает по спине, как капли подхватывает хлопчатобумажная ткань и делится влагой с наглухо застегнутым плащом.

Ладони намокли от жары и предвкушения. Раньше они были мокрыми от волнения и страха. Но сейчас всё изменилось! Он стал другим! От этой мысли он захохотал, вскинув голову (а это становится привычкой) и глазами наткнулся на камеру. Геннадий остановился, растянув рот в улыбке, чтобы с телеэкранов убрали этот чёртов фоторобот, заменив более пристойным снимком. Затем сделал реверанс и направился к вращающему кругу.

Внутри здания работали кондиционеры. Покрывший тело пот превратился в прохладную влагу, от которой пробежали приятные мурашки. Широкий коридор со стеклянными стенами по бокам, за которыми располагались магазины, вёл к фонтану. Он был в форме цветка, по лепесткам и листьям которого спускалась вода. По круглому периметру был аквариум с живыми рыбками. Третий круг занимали скамейки с отдыхающими под мерное журчание.

Круг проходил через всё здание вверх атриумом, через цветные стёкла которого проникал солнечный свет. Снаружи стеклянные выпуклости напоминали приземлившиеся на крыше планеты.

На втором и третьем этажах из-за прозрачных ограждений балконов выглядывали головы праздно отдыхающих. Большую часть круга на втором этаже опоясывали столики фудкорта, за которыми неспешно завтракали или обедали.

Геннадий обернулся, изучая публику. Несмотря на будний день, просторные помещения ТРЦ не пустовали.

Скамейки у фонтана заняла молодёжь. На одну из них пытались втиснуться человек семь. Пацаны и девчонки лет 18-19-ти постоянно хохотали, бегали вокруг сидящих друзей, падали на них, замирали в странных позах.

Напротив шумной компании у дерева в горшке уединилась парочка. Девушка закинула худенькие ножки в мягких кроссовках на колени парня. Тот одной рукой гладил её остренькие коленки, другой прижимал за талию. Они целовались, ни на кого не обращая внимания. Казалось, ничто и никогда не заставит их оторваться друг от друга.

Родители и моложавые бабушки гордо вели детей к местам развлечений, демонстрируя, какие они благополучные, сознательные, заботливые. А после зоопарков, кино, батутов чинно шли в зону фудкорта, где пичкали детей пиццей, пирожными, фастфудом, газировкой. Разумеется, всё это оставалось в истории в виде фото и видео, которыми должны были восхищаться френды в соцсетях.

Гену чуть не вывернуло при виде очередной самодовольной бабы. Она снисходительно поглядывала на окружающих через пухлые щёки, ведя нарядных детей, и громко цокала, привлекая к себе внимание. Всем своим поведением она показывала: как надо жить.

От фонтана вели две торговые улицы, как мысленно окрестил их Геннадий, под углом друг к другу. По главной шли две подруги, похожие на моделей. Обе девушки высокие, с неестественно ровными длинными волосами, чётко очерченными бровями, глазами, губами. На обеих были коротенькие облегающие платья, подчёркивающие стройные фигуры. Они шли как по подиуму, в унисон стуча шпильками, держа в каждой руке связки пакетов с названиями известных брендов.

Следом за ними шла располневшая женщина в лёгкой кофте и джинсах, в которых она казалась ещё толще. Она также завороженно смотрела на модельные фигуры подруг, стараясь не отсвечивать, не попадать в случайное сравнение с красотками. Женщина вертела головой с щедрой сединой, заглядывала в старый пакет, куда сложила немногочисленные покупки, смотрела на часы, проверяла телефон и снова пялилась на ухоженных от макушек до набоек туфель подруг.

Мужиков почти не было. Двое молодых мужчин скорее всего приходили пообедать.

С другой стороны семьянин лет под сорок тащил пакеты, набитые в гипермаркете. Жена, держа сумочку, словно её могли выхватить, критично оглядывала магазины по пути, словно решая: куда бы ещё заглянуть.

Охранники в белых рубашках и чёрных брюках лениво смотрели за происходящем на этажах, останавливая взгляды на хорошеньких девчонках и эффектных дамочках — их лицах, ножках и пятых точках. Один из них нахмурился, глядя на странного мужика в плаще, но потом равнодушно отвёл взгляд, видимо, решив, что он всё же не бич.

— Непростительная ошибка для человека, который не смотрит выпуски новостей, — едва слышно пробубнил Геннадий, сморщив складку между бровей и растянув губы в улыбке.

Он направился в сторону эскалатора — мимо шумной компании у фонтана, магазинов за стеклянными перегородками, продолжения торгового ряда.

Ограждение эскалатора притягивало большими красными буквами — «Отрывайся!». По краям призыва были фото прыгающих на батутах детей. Позитив переполнял прыгунов. Они счастливо замирали, оказавшись в воздухе. Замирали навечно — ведь выражения их лиц оставались в кадре неизменным, пока этот кадр существует и его не захотят кардинально изменить с помощью графических программ.

— От-ры-вай-ся! — вслух по слогам прочитал он и улыбнулся, обнажив жёлтые зубы. — Мне нравится!

Мягкими подошвами старых кед он ступил на нижнюю ступеньку, которая легко стала подниматься вверх, не чувствуя тяжести его веса. Проплывая мимо призыва, он дотронулся до каждой красной буквы, словно получая дополнительный импульс для действия. Каждое прикосновение он сопровождал протяжным «Там», начиная с уровня ноты «до» и поднимаясь вверх по октаве. Десятым был восклицательный знак, по которому Геннадий трижды хлопнул и громко закончил свою гамму победоносным «Та-да-ам!»

«Музыкальное сопровождение» не осталось незамеченным, и внизу лестницы показался тот же охранник, уже с рацией в руках. Сам он благоразумно остался внизу, зато к финишу эскалатора устремились трое его коллег со второго этажа. Они держали подозрительного типа взглядом, что-то говорили в рацию и — после отбивки шумом — слушали ответ.

— Я знаю отрыв, я вижу ориентир, — на мотив песни Веры Брежневой, которую он слышал десятки раз (а ту, которую пела девчонка на набережной, больше не услышит никогда) выдал Геннадий, резко дёрнув плащ в сторону. Разношенные петли снова легко поддались, обнажив нутро. На ремне вдоль худого тела висел автомат, ожидающий второй очереди. — Я верю только в это, — продолжил петь Геннадий, — позитив спасёт мир.

Он сошёл с эскалатора, шагнул вперёд и, захохотав, начал стрелять по двум чёрно-белым, которые подошли слишком близко. Ещё минуту назад на их лицах читалась уверенность хозяев положения. Но за доли секунд сменили удивление, а потом обречённость.

Они навсегда застыли с этой обречённостью, как те дети рядом с призывом отрываться. На белоснежных рубашках стремительно росли красные пятна. Убитые не успели упасть на блестящий пол, как торговый центр наполнился визгом.

Краем глаза Геннадий видел лихорадочные движения, напоминающее блики на новогодней мишуре. Люди на секунды закрывали свет, проникающий через космический атриум, устремляясь в разные стороны, ища надёжное убежище в этом стеклянном гробу.

Из магазинов выглядывали продавцы, пытаясь определить источник опасности. Одни сбегали, другие пытались закрыть прозрачные двери, словно это могло помочь.

Геннадию это напомнило иностранные фильмы, где герои трясущимися руками запирали цепочки, но ребята помощнее одной левой вышибали хилые двери. Сейчас было то же самое. Там — наивные люди, он — источник силы. Они — бьющиеся в истерике, он — получающий позитив. Когда-то ему было плохо, а другим хорошо. Сейчас полисы поменялись.

Геннадий развернулся к сквозному через этажи кругу, вызвав новую волну криков. Он поискал глазами охранников. Одну белую рубашку он засёк за рекламной конструкцией и начал стрелять. Фигура наклонилась, получив пулю, как и несколько других, которых он зацепил на горизонте. Геннадий повторно прошёлся очередью, увеличивая размах.

Паника достигала своего пика. Уровень децибел был способен снести все стекляшки внутри. Ему это так нравилось, что по мокрой коже приятно пробежали мурашки возбуждения. Он медленно шёл вперёд, наслаждаясь моментом. Повторял автоматные очереди, перезаряжался и снова жал на курок.

Он направлялся в сторону фудкорта, где граждане набивали животы в то время, когда он грыз безвкусную засохшую корку хлеба. Часть столиков была перевёрнута столешницей к нему. Еда, разбросанная по полу, продолжала излучать запахи, от которых желудок предательски заурчал.

Геннадий дал новую очередь, оставляя дыры в белых кругах и квадратах, затем резко обернулся, не отпуская курок, на случай, если какой-нибудь герой крадётся сзади. Он действительно попал в мужика в джинсовом костюме, у которого был пистолет в руках. Скорее всего тот случайно оказался на месте бойни и решил взять ситуацию в свои руки. И это была последняя его идея. Раненный, он рухнул на заляпанный едой пол.

Стрелок продолжил путь к стойкам кафе, которые сейчас пустовали. На одной из них стоял бумажный пакет. Улыбнувшись, он подошёл к стойке и забрал чей-то заказ навынос, брошенный в панике. Внутри свёртка лежал горячий фастфуд. Свою добычу он поднял на уровень носа, вдохнул аромат, прикрыв глаза от удовольствия.

Затем пнул один из продырявленных столиков, которых преграждал путь к балкону в форме круга. Дошёл до стеклянного ограждения и посмотрел вниз. У фонтана никто не сидел. Даже целующаяся парочка сумела оторваться друг от друга.

У вращающегося круга выхода образовалось столпотворение. Механизм не мог одновременно «проглотить» всех людей. Целиком он их не видел: верхнюю часть тела закрывал полукруг пола напротив. Но и с частичной картинкой было понятно, что там шла борьба за место, за спасение, за жизнь.

Чтобы прекратить эту бесполезную суету, он снова нажал на курок. Визг и крики стали подтверждением, что он попал.

— В десяточку! — сам себя похвалил Геннадий и в очередной раз обнажил жёлтые зубы в шахматном порядке.

Не торопясь, он направился обратно, периодически стреляя по стеклянным стенам магазинов, хотя за ними никого не видел. Где-то далеко продолжали кричать люди, где-то ближе стонать от боли. Геннадий сморщился. Он ничего не имел против этих людей, и даже готов был посочувствовать, но такова судьба — они оказались не в то время, не в том месте. Сами виноваты.

Он вспомнил «Жёлтые ботинки», которые насвистывал по пути в торговый центр, и продолжил позитивную мелодию. Мягко переступая кедами, Геннадий любовался результатами своей работы: разбитые стёкла, неловко лежащие тела в бордовых пятнах на полу, разбросанные вещи. И это только за несколько минут!

Насвистывая и периодически стреляя, он пошёл к эскалатору. С противоположной части коридора послышались приглушённые шаги. Геннадий направил дуло в ту сторону, готовый в любой момент выстрелить.

Через пару секунд показался пацан лет десяти. Стрелок посмотрел на юнца — такой же босота, каким он был сам. Старая футболка мала, застиранные штаны наоборот, большие. Если бы не тряпичный ремень, они спали бы до щиколоток. Вероятно, их начинал носить старший брат или другой родственник.

Пацан скорее всего случайно попал в торгово-развлекательный центр. Может, пришёл посмотреть, как тут кипит жизнь. Денег, чтобы присоединиться к процессу, явно нет, а за просмотр платить не надо.

Мальчишка затормозил на гладкой поверхности пола заношенными сандалиями и встал, как вкопанный. С лица отхлынула кровь. Взгляд, как у затравленного кролика, был устремлён на Геннадия. Тот тоже побледнел: всё-таки как пацан напоминал его — в детстве. Какой выбор ему дать? Мучиться дальше или прекратить всё сейчас? Влажный палец прикоснулся к курку, но рука с автоматом начала опускаться.

— Живи, — сквозь зубы сказал он, скорчившись как от боли, представив, сколько мальчишке предстоит перенести.

Ребёнок растерялся, не понимая, что ему делать.

— Вали, говорю, отсюда! — рявкнул Геннадий.

Пацан вздрогнул и рванул со всех ног. Стрелок слышал удаляющиеся за углом шаги, удар и дребезжание стекла. От страха спасённый не рассчитал траекторию и не вписался в витрину, открытую дверь или рекламные конструкции, расставленные по всему зданию. Мальчишка вскрикнул, тихонько простонал и продолжил бежать.

Дурачок. Решил, что спасён.

Геннадий дошёл до эскалатора и встал на верхнюю ступеньку, которая понесла его вниз. Увидев лозунг «Отрывайся!», он подмигнул ему, как хорошему знакомому, и расхохотался.

На первом этаже он свернул к гипермаркету. По пути он увидел распахнутый магазин мужской одежды. Аккуратные ряды пиджаков, рубах, верхней одежды остались без присмотра. Геннадий остановился, смотря на представленный ассортимент, задумчиво качая головой.

— Ну если вы настаиваете, — довольно улыбнулся он и зашёл внутрь.

Он взял плечики с голубой рубашкой, лёгким белым кардиганом, предполагая, что угадал с размером. Прихватил белую кепку, дымчатый нашейный шарф, очки и здоровый фирменный пакет. С приобретением — шопинг удался, дорогая! — он продолжил путь в гипермаркет.

Теперь он не стрелял, чтобы не выдать своё месторасположение. Хотя скрываться не собирался. Он спокойно прошёл мимо пустых касс, насвистывая «Жёлтые ботинки», мимо набитых продуктами рядов на «галёрку», где должна находиться служебная зона. По пути закинул в пакет с одеждой пару банок консервов и булку чёрного хлеба.

Вокруг всё словно вымерло. Если здесь и остались люди, они хорошо спрятались, на время забыв, как двигаться и дышать.

Служебная зона находилась прямо по курсу, как он и предполагал. За распахнутыми дверями никого не было.

— Как после апокалипсиса, — довольно усмехнулся Геннадий.

Он заглянул в несколько дверей. Выбрал складское помещение и закрыл замок: кто-то из работников оставил ключ изнутри в замочной скважине.

В помещении было множество коробок, за которым стоял складывающийся стульчик. Положив обновки на стопку чистой тары, он с удовольствием сел, откинул голову и сделал несколько глубоких вдохов. Плащ с футболкой были мокрыми от пота, но тело, получившее адреналин, продолжало вырабатывать новые порции.

Он встал, стянул плащ, бросив его рядом. Снял автомат и аккуратно положил рядом. Взял один из пакетов с фастфудом и вернулся на стул. Наклонившись, он раскрыл свернутый край и, почувствовав вырвавшийся аромат, проревел, как животное в экстазе.

Каждый компонент чьего-то заказа был аккуратно завернут в специальную бумагу. Геннадий выбрал среднего размера круг и, вытащив его, снова закрыл пакет. Ему, привыкшему к голоду, и этого хватит. Не хватало только заворот кишок получить в такой ответственный момент.

Он аккуратно распечатал упаковку. Внутри оказался гамбургер, в прослойке которого виднелись котлета, кружок помидора, лист салата. Геннадий жадно впился в него зубами, вкусовыми рецепторами пытаясь запечатлеть каждый слой. На вкус гамбургер оказался также хорош, как на запах. Он медленно жевал, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз ел действительно что-то вкусное. Когда ещё Нина была с ним? Когда ещё оставались деньги после работы? Он не помнил.

Желудок, привыкший к пустоте, быстро набивался, создавая неприятную пробку в пищеводе. Геннадий встал, отложил свой обед и прошёлся по помещению в поисках воды. Ему повезло. У стены оказалось несколько упаковок с газировкой. Вытащив пластиковую бутылку с колой, он вернулся к стульчику.

Газировка была тёплая. Почувствовав открывающийся выход, она коричневатой пеной рванула вверх. Геннадий успел убрать бутылку с колен, чтобы не облиться. Дождавшись, когда излишки оказались на полу, поднёс её к губам и жадно прильнул к горлышку.

— У-у-ух, хорошо-то как, — снова зарычал он и смачно рыгнул.

Он вспомнил, как впервые попробовал настоящую колу. Отец принёс две стеклянные бутылочки. Они стояли в холодильнике, дожидаясь праздника. Благо, что родители были готовы устроить пьянку по любому поводу, без великих торжеств. Так что шипучка дождалась своего часа в ближайшую пятницу.

Геннадию налили стакан газировки. Он смотрел, как за стеклом устремляются вверх пузырьки. Затем маленькими глоточками, стараясь запомнить этот вкус, стал пить.

Память действительно навсегда зафиксировала тот сладкий вкус. Только напоминал он не о впервые попробованной импортной газировке, а о детстве — запуганном, несчастном, полном обиды и боли. И сейчас, в складском помещении, Геннадий снова почувствовал ту горечь. От досады он бросил бутылку на пол, и остатки, шипя, стали выливаться наружу.

Он закрыл глаза и вздохнул, вспомнив маленького мальчика, который оставался одиноким при живых родителях и полный комплект в группах и классах. С ним не хотели дружить, играть. Его хотели обижать. Ребёнком он не понимал этой несправедливости: почему одни остаются в центре внимания, а других травят, как изгоев? И слёзы снова вернулись на глаза, как десятки лет назад.

От горьких воспоминаний его отвлекла борьба в животе. Пищевод, неожиданно получив такое количество еды, начал бороться с каждым кусочком. Геннадий погладил впадину под рёбрами, пытаясь успокоить урчание. Остаток бургера он выбросил в коричневую лужу на полу, в которой полопались все пузырьки.

За дверью послышалась суета — тихие голоса, лёгкие шаги. Кто-то опустил ручку, стараясь делать это неслышно. Затем второй раз, более уверенно. Ещё несколько раз — уже настойчиво. После чего ручку оставили в покое, а шаги с голосами удалились.

— Пора выбираться, — едва слышно сказал Геннадий.

Он поднялся, словно старик, опираясь на подлокотники. Под таким натиском стул готов был разломаться, но всё же смог устоять. Геннадий его откинул, чтобы не мешал.

Он снял мокрую насквозь футболку, вытер ею торс, постоял, ожидая, когда кожа высохнет. Достал прихваченные обновки. Взглянул на ценники, прежде чем оборвать их, и присвистнул: в своём ли уме люди, если покупают вещи за такие деньги? Если всё суммировать, то он в месяц получал меньше, чем эти никчёмные тряпки.

Геннадий надел рубашку, которая оказалась в пору, кардиган. На шею намотал шарф. Он их сроду не носил, но решил, что для маскировки это самое то. Кепку натянул до бровей, очки — сверху, чтобы оправа оказалась на козырьке. В новом обличье он почувствовал себя настоящим денди, и разве это не позитивно?

Свои вещи он аккуратно сложил в фирменный пакет, уложив автомат по диагонали. Он ещё раз оглянулся, проверяя: всё ли забрал. Об отпечатках пальцев, оставленном ДНК и прочей чепухе он не беспокоился. Заметать следы Геннадий не собирался, наоборот — ждал, чтобы все узнали о нём, о его существовании. Может, на генетическом уровне смогут объяснить, почему его жизнь стала такой.

Забрав пакет с фастфудом, он направился к двери. Приложил ухо, удостоверился, что в служебном коридоре царила тишина, и осторожно открыл дверь.

Звёзды были благосклонны: в коридоре действительно было пусто. Слева, со стороны торгового зала, слышались шаги и редкие тихие реплики. Его искали — но не там.

Он повернул вправо, решив, что выход скорее всего в той стороне. Мягкие подошвы беззвучно переступали по плитке пола. Геннадий шёл мимо служебных помещений и улыбался. Перед глазами мелькали, словно слайды диафильма, пережитые воспоминания: скорченные тела в лужах крови, разбитые стёкла, продырявленные столики. Страх, царивший в воздухе. Ему хотелось еще больше позитива, однако времени было в обрез. Надо было успевать до приезда силовиков.

Ему снова пришла мысль, что в любой момент может всё оборваться. Может, он делает последние шаги и скоро окажется под прицелом. Казалось, он думал об этом сто лет назад, хотя всего-то — сегодняшним утром. В душе всё же хотелось продлить удовольствие, ведь Бог любит троицу, и ему необходимо завершить начатое.

Плана, как будет выбираться, у Геннадия не было. Одна надежда на фарт. Он задумался: что есть удача? Попадание в благоприятное стечение обстоятельств или равнодушие ко всему, из-за чего любой исход будет удачным? Раздумья его прервал женский взвизг:

— Это — ты?!

Геннадий вздрогнул от неожиданности и почувствовал, как кровь отхлынула от лица подобно пловчихе, оттолкнувшейся ногами от бортика и поплывшую в центр бассейна. На мгновения он потерял контроль, однако быстро собрался, стараясь вернуть беззаботный вид. Затем повернулся и заглянул в открытую дверь, ведущую в крохотный кабинет с тусклым освещением с потолка и ярким от настольной лампы, нависшей над письменным столом. Стены закрывали многочисленные шкафы, набитые папками.

Конец ознакомительного фрагмента.