Ожерелье Атона

Ольга Тарасевич, 2007

В роскошном отеле Хургады все не так. Жарче египетского солнца кипят страсти, разбиваются сердца, и обрываются жизни. Кажется, сама смерть загорает в шезлонге, иногда прерываясь для того, чтобы собрать новую кровавую жатву. Один за другим умирают русские туристы: все они охотились за ожерельем Атона, обнаруженным во время раскопок гробницы Тутанхамона. Завораживающая прелесть украшения таится в асимметричных гранях бирюзы, сердолика и лазурита. Яркие драгоценные камни, искрясь и переливаясь, вызывают одно-единственное желание – защелкнуть ожерелье. Похоже, века – не преграда для проклятия фараона, и драгоценность убивает тех, кто к ней прикасается…

Глава вторая

Египет, Новое царство, XVIII династия, примерно середина XIV века до н. э.

Даже после смерти лицо Нефертити поражало совершенством черт. Казалось, веки вот-вот дрогнут и из темных глаз польется свет. Яркий, теплый, ласкающий. Его лучам можно поклоняться до бесконечности. И пусть пересохнет Нил, и солнечный диск навсегда провалится в небо, и гремят войны, и накаляются страсти. Пусть происходит все что угодно, лишь бы открылись эти дивные очи.

Но нет. Изгнанная из дворца царица спала вечным сном на погребальном ложе. И Эйе, как ни силился, не смог разглядеть в любимом лице дыхания жизни. Ба^[18] покинула Нефертити.

Поцеловав усопшую, жрец горестно прошептал:

— Прости меня. Я так и не сделал тебя счастливой. О, если бы ты могла подождать еще немного. Совсем немного, любимая. Все могло быть по-другому…

Счастье любимой женщины и трон. Грезы вот-вот могли стать реальностью. После смерти Эхнатона Эйе хотелось петь и плясать от радости. Однако он вынужден был скрывать свои чувства. Ведь жрец — главное действующее лицо погребальной церемонии. Хочешь не хочешь, приходится держать себя в рамках приличий. Но даже Кийа^[19], неожиданно появившаяся в Доме Золота^[20], не смогла испортить прекрасного настроения Эйе, которое он старательно прятал за маской напускного сочувствия.

— Тебе нельзя здесь находиться, — твердо сказал жрец, увидев наложницу. — Разве ты хочешь помешать фараону благополучно закончить странствие через врата Дуата?

Ниточки бровей Кийа гневно шевельнулись.

— Эйе, не тебе рассуждать об Эхнатоне. — Возмущенная, она даже топнула маленькой ножкой. — Я знаю, это ты убил его! Ума не приложу, как тебе это удалось, ведь еду и напитки фараона всегда пробовали рабы. Но, клянусь всеми богами, это твоих рук дело!

Жрец спокойно смотрел на девушку. В ларце с драгоценностями, присланном в мастерскую бальзамировщика из царских покоев вместе с одеждой, оружием и многочисленными фигурками ушебти^[21], больше нет ожерелья Атона. Эйе, улучив момент, когда помощники займутся многочисленными погребальными хлопотами, быстро извлек сокровище из ларца. Так что волноваться совершенно не о чем. Девчонка (что ж, надо отдать ей должное: юная и очень красивая девчонка) ничего не докажет.

— Тебе лучше уйти, Кийа, — равнодушно заметил Эйе.

— Да, я уйду. Но вначале скажу кое-что. То, ради чего пришла. И это тебя не обрадует! Эхнатон успел подписать указ. Трон достанется Сменхкаре^[22]. Он женится на дочери фараона Меритатон. Такова воля покойного! А ты… ты убийца! Как же я тебя ненавижу!

Растерявшись, Эйе даже не заметил, как исчез в дверном проеме белый калазирис^[23] наложницы. Сменхкара и Меритатон — официальные наследники… Сменхкара — да кто он такой? Один из придворной свиты, один из многих, молод и неопытен! Действительно, неожиданная новость. Очень неприятная. И эта Кийа с ее подозрениями…

«Что ж, придется выждать какое-то время, — подумал Эйе. — Второй раз ожерелье дарить рискованно. Но вот если просто тайком положить его в шкатулку Сменхкары, рано или поздно он его обнаружит…»

Увы, новый фараон вовсе не торопился перебирать драгоценности. Его куда больше волновал вопрос восстановления культа развенчанных Эхнатоном богов. Поддержка Сменхкары со стороны супруги Меритатон превышала все мыслимые и немыслимые пределы. Она не возражала, когда муж решил удалить из дворца Нефертити, вызывавшую неописуемый гнев жрецов Амона из Фив…

Какая мать смирится с предательством родной дочери?! И Нефертити не смогла пережить такого позора. Она сгорела мгновенно, с безысходной поспешностью голубого лотоса, увядающего под палящими лучами солнца…

— Господин, нам пора. Скоро рассвет, — лицо возникшего у погребального ложа Нефертити раба выглядело озабоченным.

— Да, ты прав, — пробормотал Эйе. — Меня не должны видеть в доме опальной царицы. Мне нужно появляться при дворе. Теперь даже в большей степени, нежели прежде.

Жрец бросил прощальный взгляд на Нефертити, запечатлел на ее устах последний поцелуй и уныло побрел прочь. Любимая еще увидит миг его торжества. Он непременно наденет корону с золотым уреем. Но как жаль, что наблюдать за этим Нефертити станет уже с берегов Небесного Нила.

И Эйе опять просчитался. Напрасно его сердце учащенно билось от радости, спрятанной в напускном сочувствии при известии о смерти Сменхкары. Не помогла хитросплетенная паутина дворцовых интриг. Трон, как только что выловленная из Нила рыба, вновь ускользнул от Эйе, хотя и был близок как никогда.

Однако на церемонии бракосочетания дочери Эхнатона и Нефертити Анхесенпаатон с будущим правителем земли египетской Тутанхатоном^[24] жрец впервые испытал что-то похожее на угрызения совести.

Золото одежд и тяжелые лазурные короны все равно оставляли царскую чету детьми. Юным супругам едва минуло восемь лет. К таким правителям сложно относиться всерьез, их хочется посадить на колени, рассказать сказку.

— Ты назначен регентом, — шепнул на ухо Эйе стоявший рядом визирь Хоремхеб.^[25]

От жреца не укрылось выражение легкой досады на красивом лице Хоремхеба, и он понял ее причину: визирь тоже являлся опекуном юного фараона, а кому хочется делиться властью!

Тутанхатон…

Вначале он явно скучал на троне, пытаясь играть скипетром и хлыстом, то и дело перебивая Эйе:

— А поехали лучше покатаемся на лодке! Или хочешь — умчимся далеко-далеко на моей новой колеснице!

И Эйе бы ему не прекословил — чем позже фараон начнет интересоваться государственными делами, тем лучше. Но Хоремхеб считал по-другому. Никаких игр и развлечений. Только работа: изучение истории и воинского дела, разбор почты, первые самостоятельные решения.

Опасаясь утратить влияние на своего воспитанника, Эйе не спорил с Хоремхебом. Расчет оправдался: из двоих опекунов именно Эйе пользовался любовью фараона.

Но, конечно, он все же быстро повзрослел, их мальчик-правитель.

К четырнадцати годам, в знак примирения со жрецами Амона из Фив, он сменил свое имя на Тутанхамон. Юная жена стала соответственно Анхесенпаамон.

К пятнадцати он понял: для баланса власти нельзя допускать усиления какой-то одной придворной группировки. И перенес двор в Мемфис, ослабляя тем самым мощь Фив.

В восемнадцать фараон не придумал ничего лучше, как поблагодарить опекунов и сказать, что больше не нуждается в их советах.

Услышав эту новость, Эйе и Хоремхеб застыли у царского трона, как изваяния.

Тутанхамон попытался смягчить резкость своих слов:

— Нет, я буду по-прежнему ценить ваше мнение, буду им интересоваться. Но все решения фараон принимает сам. Да, Эйе и Хоремхеб? Вы же именно этому меня учили?

— Конечно, — торопливо сказал Хоремхеб и с деланым равнодушием пожал плечами. — Все правильно. Так и должно быть, о мой повелитель!

Эйе молчал. Его душу раздирали противоречивые чувства. Он успел полюбить Тутанхамона как собственного сына, а тот… Тот предал своего отца, унизил, растоптал, грубо указал на его место…

И ярость, внезапная, как смерч, вздыбливающий пустыню сплошным красным маревом, заполонила Эйе целиком и полностью. Он плохо помнил, как бросился в свои покои, к ларцу с драгоценностями. И вскорости разноцветные блики, отбрасываемые дивными камнями ожерелья, скользнули по смуглому лицу фараона.

— Атон… Какая тонкая работа! Настоящая красота! — восторженно прошептал Тутанхамон. — О, Эйе, ты сделал мне очень хороший подарок.

— Глядя вперед, всегда следует помнить о том, что оставляешь позади, — отозвался Эйе. Его сердце разрывалось от боли…

Он не стал забирать ожерелье Атона из ларца с драгоценностями, последовавшего за фараоном в Долину царей^[26]. Ни к чему. Пусть будет замуровано в гробнице. Если бы и воспоминания можно было бы навсегда оставить среди равнодушных скал…

Зато теперь у Эйе был трон. И корона с золотым уреем венчала его постаревшее лицо.

Нефертити, возможно, была бы довольна.

— Горе мое, куда ты опять улетела? Ты забыла сбрызнуть овощи маслом!

Лика Вронская послушно последовала Пашиному совету. Действительно, это же надо так задуматься, чтобы смолотить полтарелки незаправленного салата!

— Все сюжет придумываешь, — констатировал Паша, расправляясь с кольцами жареных кальмаров. — От тебя в такие моменты остается почти ничего не соображающая оболочка. Хм… А это мысль! А не воспользоваться ли твоим состоянием? Что, если я сотворю с тобой что-нибудь прекрасное? Например, ребенка заделаю. В сознательном состоянии ты не сможешь даже обсудить эту тему!

Равнодушно пожав плечами, Лика залюбовалась видом из окна ресторана. Там плавился второй закат «дольче-вита», жизни в настоящем раю.

Страна, отель, пейзаж — да все, буквально все вокруг казалось Лике неописуемо прекрасным. Сине-зеленое теплое море, лениво облизывающее желтую кромку пляжа. Разноцветные рыбы, подплывающие к самому берегу в ожидании кусочка булки. Ласковое солнышко. И сладкий, как грех, сок гуавы. Лишь один глоток прохладной жидкости из запотевшего стакана — и сразу же понимаешь: жизнь прожита не зря.

И все же Лика не могла отделаться от странного ощущения, что в этих прекрасных декорациях скоро начнет разворачиваться действие трагической пьесы. Пыталась понять, в связи с чем возникло это предположение, и ничего не получалось. Лишь сердце все сильнее сжимали нехорошие предчувствия.

— Русских женщин узнаешь сразу, — воодушевленно заметил Паша, отодвигая пустую тарелку. — Вы просто красавицы.

Лика мгновенно отвлеклась от своих мыслей и обиженно надула губки:

— Я тебе дам красавиц! У тебя, милый, есть только одно создание неземной красоты. И это создание — я!

— Так я же рассуждаю исключительно из эстетических соображений. Руками не трогаю. А неземная красота, конечно же, вся твоя!

Девушка, вполне заслуженно привлекшая Пашино внимание, появилась в ресторане со своим мужем. Профессиональная память Лики тут же напомнила содержание короткой, ни к чему не обязывающей беседы на пляже. Света и Вадим, манекенщица и предприниматель, прилетели на отдых из Москвы. Обычная история. Богатый мальчик покупает себе хорошенькую девочку, а та, в свою очередь, скупает себе содержимое всех попадающихся на глаза магазинов. Вот и теперь по количеству украшений Света смело могла составить конкуренцию новогодней елке. А с ее хорошенькой мордашкой и идеальной фигуркой украшения вообще были совершенно излишни. Да хоть холщовый мешок на такую красавицу надень — все равно окружающие посворачивают шеи, восхищаясь девушкой.

— Ешь, горе мое! — заботливый Паша водрузил на стол две тарелки с пирожными.

Лика робко запротестовала:

— А может, не надо? Ты, конечно, слегка слепенький, очки носишь. Но я к концу поездки могу так распухнуть, что даже ты ужаснешься!

— На здоровье. Кстати, пока ты дрыхла после обеда, я познакомился с таким классным дядькой! Профессором истории. Вон, видишь, он за соседним столиком, рядом с рыженькой женщиной.

Лысина профессора безнадежно сгорела на солнце. Он что-то увлеченно объяснял соседке. На безымянном пальце женщины блестело обручальное кольцо.

— Они муж и жена? — с набитым ртом поинтересовалась Лика.

— На ближайшие две недели — точно. Оба москвичи и…

Свою фразу Паша не закончил. Уставился на вбежавшего в ресторан парня. Словно спасаясь от преследования, тот окинул зал полубезумным взглядом. Потом, выдохнув с видимым облегчением, плюхнулся на стул рядом с Ликой.

И — запоздалое проявление вежливости:

— Вы позволите?

— Конечно, — улыбнулся Паша. Представившись, он кивнул на Лику: — Моя жена.

— А меня зовут Игорь.

— Очень приятно! Правда, мы уже закончили ужин и скоро уходим. Вы один отдыхаете? Тогда, как говорится, всегда просим к нашему шалашу. Завтракать или ужинать в одиночестве — скучное занятие. Сам я один есть просто ненавижу!

Прислушиваясь к ровному, хорошо знакомому голосу бойфренда, Вронская с досадой закусила губу: «Приехала, называется, в Тулу со своим самоваром, когда такие парни за столик присаживаются. Стоп-стоп! Что за мысли?! Срочно требуется аутотренинг! Как говорил красивый и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил по имени Карлсон: спокойствие, только спокойствие. Личная жизнь устроена. Нечего таращиться на парней, поздно. К тому же мальчик явно на пару лет младше…»

Дабы не повергать себя лишним соблазнам, Лика демонстративно отвернулась от наглого красавчика и снова уставилась в окно. Почти прижавшись лбом к стеклу, там стояла женщина. Поймав Ликин взгляд, она исчезла, но Вронская успела заметить на симпатичном личике откровенную ненависть. Незнакомка смотрела на их столик и пожирала Игоря глазами!

«Они все так и просятся на страницы книги, — подумала Лика. — Хорошо же начинается отдых. В этом отеле словно бы специально собралась масса подозрительных личностей. И каждый подойдет на роль убийцы в моем новом детективе. Мне стоило бы обрадоваться. В самом деле, можно ничего не придумывать, не напрягаться, описывай, что видишь. Только нет радости. Нет! Одна тревога…»

Лика огляделась по сторонам, словно пытаясь разувериться в смутных подозрениях. И на долю секунды ей показалось, что желаемое достигнуто. За соседним столиком ужинала очень красивая пара, и скорее всего — русские.

«Точно из России, — решила Лика, рассмотрев молодого, атлетически сложенного мужчину. — На пальце печатка, на груди массивный крест. Наш парень, европеец такую цепь под пыткой не наденет! Но спутница этого мужика… В ней что-то не так. Красивая женщина. Однако она производит впечатление совершенно забитой особы. Плечи опущены, не отрывает глаз от тарелки. Словно бы муж ее поколачивает. Нет! Успокоиться не вышло!»

— Айн бир, шнель! — раздалось за Ликиной спиной. — О, хорошо, парень! Быстро бегаешь! И пивко холодное.

Вронская обернулась, а Паша приветливо улыбнулся соотечественнику:

— О, вы тоже из России! Давайте знакомиться!

— Виктор. Попов, — коротко сказал мужчина и отхлебнул пива.

Выражение его лица отбило у бойфренда всякую охоту продолжать общение. Он перекинулся парой фраз с Игорем, равнодушно ковыряющим в тарелке, быстро допил чай и вопросительно посмотрел на Лику.

— Да, я закончила. Пошли, — и, выйдя из ресторана, девушка стала возмущаться: — Страна мне очень нравится. А вот русские туристы — нет! Совершенно! Особенно Виктор этот! Он какой-то мутный, правда, Паш? И еще я заприметила подозрительную парочку. Он похож на бандита. Она — какая-то забитая, нервная.

Бойфренд лишь рассмеялся и обнял Лику за плечи.

— По секрету тебе скажу: когда ты придумываешь новый роман, то становишься совершенно невыносимой. И очень подозрительной. Но я тебя все равно люблю. Даже когда ты дуешься!

Лика нахмурилась. Ее опасения почему-то становятся все более отчетливыми. И поговорить-то на эту тему не с кем. Пашка лишь дразнится и слушать ничего не желает!

Каждое утро Али начиналось совершенно одинаково. Он должен расставить шезлонги у берега моря. Прикатить из прачечной огромную тележку полотенец в широкую бело-синюю полоску. Поругаться с рисующим хной временные татуировки Шамсуддином. А как с ним не поругаться?! Если опять! Как всегда! Сколько ни говори этому шайтану, все равно заляпает красками скамью под тростниковым навесом!

Сделать все это, и — скорее в свою будочку, где Али выдает постояльцам полотенца в обмен на пластиковую карточку с надписью «Aton’s hotel towel». Скорее спрятаться от палящего солнца! Али здорово повезло, что есть где укрыться от пекущих лучей. Не во всех отелях такие будочки оборудованы навесами. В «Hilton long beach», например, никаких навесов. Бедные парни, которые там работают. Шутка ли — целый день на солнце!

Али совершенно не понимал, как могут европейцы сутками валяться на пляже. Он все свои двадцать шесть лет провел в Египте, но так и не сумел адаптироваться к изнуряющей жаре. К тому же гостиничная униформа состоит лишь из майки и шортов. А ему, привыкшему к просторной до пят галабиа, которые носят мужчины в родной деревне, все казалось, что в шортах особенно жарко.

Три недели ежедневной работы. Три недели жары. Зато потом — недельные каникулы, когда Али уезжает из Хургады к родителям, в деревушку под Александрией. Но даже там все равно он ходит в шортах. Хвастается городской одеждой перед друзьями, соседями. Делает вид, что привык. А самому в глубине души все-таки хочется надеть серую галабиа…

Сегодня тоже все было, как в любой рабочий день. Шезлонги, полотенца, аляповатые пятна краски на скамейке под тростниковым навесом. Только свое состояние Али привычным назвать не смог бы при всем желании. Он ждал Свету. От волнения пересыхало в горле, дрожали руки. Такого раньше никогда не было…

Обычно он быстро находил общий язык с одинокими русскими девушками. Спасибо Тане, научила фразе «где-где, в Караганде». Наташе — «супер-пупер». И особенно — Лене. «Ты — моя сладкая, скажи так, Али», — шептала она, тая в его объятиях.

Вкупе с парой-тройкой английских предложений этого лексического запаса было более чем достаточно для того, чтобы девушка рассмеялась. Потом согласилась сходить на дискотеку. Потом — счастье! радость! полет! — пригласила подняться в свой номер.

Впервые получив приглашение от симпатичной русской туристки, Али даже не помышлял ни о чем таком. Мало ли какие проблемы могут возникнуть? Конечно, отель «Атон» — отличная пятизвездочная гостиница, но мелкие неприятности время от времени случаются. От всего ведь застраховаться невозможно. Вдруг женщине не поменяли полотенца? Или не убрали комнату? Телефон, так случилось, сломан, а Али — единственный служащий, оказавшийся поблизости.

Он готовился помочь и, конечно, рассчитывал получить чаевые. Хорошо бы женщина расщедрилась на пару фунтов. Или даже на доллар. Евро, конечно, она вряд ли даст. Женщина — русская, а русские обычно всегда дают фунты или доллары.

Защелкнув дверь номера, туристка прервала размышления Али самым радикальным образом. Поцеловала его в губы! Али замер, пораженный.

Поцелуй! Так вот он какой! Женские губы мягкие, сладкие. Когда они прикасаются — перед глазами все плывет, ноги становятся ватными.

Поцелуй! Он был! Как же объяснить этой чудесной женщине, что в Египте даже во время помолвки жениху не позволяется целовать невесту? Жених может гулять с девушкой, приходить к ней в гости. Но всегда общение происходит только в присутствии родственников. Только в Каире, говорят, обрученные студенты могут тайком поцеловаться.

— Глупый, давай, обними же меня, — шептала женщина, увлекая Али в сторону кровати. — Не бойся, я хочу этого.

— Я не умею, — едва слышно пробормотал он, и щеки запылали от неловкости и стыда.

Женщина не расслышала его слов. Али как зачарованный смотрел на ее закрытые глаза, полуоткрытые губы, слушал прерывистое дыхание. Потом женщина взяла его руки, и Али, задыхаясь от восторга, понял: его ладони сжимают ее грудь, скользят по животу, поглаживают бедра.

Мысли Али путались. Женщина хочет, чтобы он на ней женился? Но у него нет денег на калым. Или русским калым не нужен?

Туристка на секунду отстранилась, выскользнула из платья, и при виде обнаженного тела Али почувствовал, как в шортах вдруг стало горячо и мокро.

Он совсем растерялся. Но очень быстро и мысли, и смущение исчезли. Он помнил лишь женские стоны. И день вдруг становился ночью. И вспыхивало солнце…

Потом было много-много других женщин. Они сами искали его ласк. Говорили, что восточные мужчины лучше, сильнее и нежнее, чем их соотечественники. Они учили Али своему языку. Объясняли: им приятно, когда на них обращают внимание, когда предлагают заняться любовью. Это их не только не оскорбляет, но даже радует. Али выучил пару фраз на русском. Стал смелее.

Но вид приближающейся Светы выветрил из головы Али и русский, и английский, и арабский. Русские девушки всегда очень красивы. Не привыкнуть к их светлым глазам, стройным фигуркам, не налюбоваться, не наглядеться. Кроме того, на русских мало одежды, они шутят, улыбаются мужчинам. Волей-неволей восхищенно зацокаешь языком. Но направляющаяся за полотенцем девушка была особенной. Исключительной. Самой-самой… Али даже показалось, что он ослеп. Таких красавиц ему приходилось видеть только на большом экране телевизора в холле отеля. Покачивая узкими бедрами, они демонстрировали умопомрачительные наряды и немного грустно улыбались в камеру. А тут точно такая же — тоненькая, изящная, хорошенькая и совершенно реальная — рядом. Протягивает ему карточки и вопросительно поглядывает из-под сдвинутых на нос очков. Дескать, что же ты застыл, истукан?..

Устав от ожидания, девушка изучила надпись на приколотом к белой майке бейдже и выразительно сказала по-английски:

— Мистер Али! Могу я получить полотенце?

— О Аллах! Хотите, я вам дам всю корзину? — Он наконец вспомнил, что есть речь, можно составлять слова в предложения, можно даже перекинуться с ангелом парой фраз. — Хочу говорить с вами! Как зовут?

— Света!

Выхватив из его рук два полотенца, девушка так же эффектно удалилась, и Али все не мог оторваться от созерцания длинных ножек.

«Только бы она отдыхала с подругой, только бы с подругой, только…» — мысленно молился он, облизывая пересохшие губы. Никакие силы не могли его заставить отвести взгляд от русской красавицы!

Длинные ножки приблизились к куда менее привлекательным — мужским, волосатым, коротким и кривоватым. Над ними колыхалось брюшко.

«Муж», — тоскливо подумал Али, и эта мысль отозвалась в сердце непривычной болью.

Все понятно: хит любого сезона, ключ к женскому сердцу «ты моя сладкая» ему не понадобится. Дискотеки и всего остального не будет.

Всю прошлую ночь его сны отчаянно ласкали хрупкое Светино тело, тонули в прохладном черноволосом дожде.

А теперь в своей будочке Али ждал ее с таким нетерпением, как не ждал никого никогда прежде.

Боги не вняли его молитвам.

Рядом с ангелом, по-хозяйски положив руку на смуглое плечико, шествовал супруг.

— Привет! — он протянул карточки. — Как дела?

Али вымученно улыбнулся, выдал полотенца. И, изгоняя видения обезглавленного мужа Светы, ответил:

— Все в порядке, хорошего вам отдыха!

— Что ты киснешь все время?! — взорвался Юра Космачев. — Тебе сейчас хорошо? Солнце не припекает? Никаких проблем? Так сделай лицо соответствующее!

Алина Гордиенко заискивающе улыбнулась и забормотала:

— Так, Юрочка, все в порядке. Просто мне не звычно.

— Чего нет?

— Не звычно, ну… непривычно, неудобно, значит. Так у нас дома говорят. Я вроде хорошо русский знаю. Мамка моя учительницей русского языка и литературы всю жизнь проработала и меня учила. Но иногда проскакивают украинские словечки.

— Так ты с Украины? Оно и видно! Акцент у тебя, как у хохлов, которые нам в офисе ремонт делали. — Юра выдвинул шезлонг из-под зонтика и уже мягче сказал: — Ладно, прости. Отдыхай. У меня нервы ни к черту стали. Шеф, Филипп Маркович, совсем задергал. И жена его Анна — тоже та еще фифа. Юра то, Юра это. Сорвался на тебя, прости. Мы для них — обслуга. Но друг с другом нам ругаться нечего! Вместе надо держаться. Чтобы ублажать наших работодателей. Впрочем, все-таки тебе проще. У тебя другой статус. Я за тобой вроде как ухаживать должен…

«Я бы с удовольствием поменялась с тобой местами, — подумала Алина, вытягиваясь на шезлонге и щурясь на солнце. — Может, тогда я бы избавилась от этой палящей ненависти. К ним, к богатым. К себе, бедной и слабой. Надо смириться. Это для Роди. Только для сыночка живу. Все будет хорошо…»

Отца своего сына Алина любила отчаянно. До бессонницы. Губы болели без его поцелуев. Стоит Ивану в командировку уехать — у нее глаза сразу же на мокром месте. И смех и грех. Щиплют обжигающие слезы, по щекам катятся. Не удержать. А Ванечка, шофер, через день в поездку отправляется. Так Алина себя убеждала, что не в Чернигове Иван, не в Киеве, а дома, в родном селе. Стоит лишь перебежать на соседнюю улицу, утопающую в кустах жасмина и сирени, — и там Ваня, любимый, родной. Он рядом. Просто ей… ну недосуг сейчас к нему бежать. Дел по хозяйству много. А так — здесь он, не уехал, близко.

Не любовь, любовища эта случилась с Алиной года через полтора, как Иван стал за ней ухаживать. Не верила она ему долго. Больше не хотела ничего. Ничего и никого.

Потому что была уже у нее одна такая любовь. Ночи лунные, прогулки, шея вся в синяках, отметках страсти. Деревенские сплетницы вслед шушукаются. А не важно это. Сердце бьется, как шальное. И кажется, что самое главное уже случилось. А дальше все будет просто, понятно. И светло. Очень светло.

Тот человек… Алина его специально по имени не называла. Думала: «Он, тот мужчина, тот человек». А как по имени назовет, пусть мысленно, — так сразу холод инструментов чувствует, боль невыносимую… И слышно, как кровь капает. Срок большой у нее уже был. В белой эмалированной посудине среди крови и сгустков ручки виднелись, головка ребеночка.

Тот человек, оказалось, женат. Сразу не говорил. А потом сказал:

— Ты пока аборт сделай. Жена тяжело болеет. Вот поправится, разведусь. У нас с тобой еще будут дети.

Когда любишь — веришь. И ждешь. Еще один раз Алине пришлось идти на такое. Правда, тот человек тогда денег уже дал. Чтобы в столицу поехать. В райцентре-то все без наркоза делали. И Алина в Киев съездила, к кооператорам. Чистенько в том медицинском центре было и врачи приветливые. А что толку с той чистоты? Себя-то не вычистишь. Идешь после, как выпотрошенная, ноги еле переставляешь. Низ живота тянет. Но не от физической боли сердце заходится. Еще один грех на душе. И так хочется, чтобы все закончилось. Чтобы ее саму машиной переехало. Ребенка убить проще, чем себя. Себя — страшнее. Но и жить нет сил.

Алина думала о смерти постоянно. Представляла себя в гробу. Бледное лицо, застывшее. Губы сжаты, руки на груди сложены. И в тот день, когда она в магазине хлеб покупала, тоже думала: «Ведь сбивают людей машины. Люди жить хотят, а их сбивают. Так пусть меня. Меня! Меня!!!» А потом все мысли вдруг испарились. Тот человек в магазин с женой зашел. Алина в первый раз их вместе увидела. Никакая жена не больная. Здоровая. Беременная. Топорщился тугой толстый живот под платьем…

После того человека Алина вообще ни на кого смотреть не хотела. И на Ивана. Но он настойчивым оказался. Отогрел, разморозил ее своей любовью.

Если бы только знать, что все так выйдет, Алина ни за что Ванечку в тот последний рейс не пустила. Прижалась бы к нему, обняла крепко-крепко. Только бы не уезжал…

Родиона Иван так и не увидел. А как любил сына, господи, как он его любил! Алина сама еще не знала, что беременна. Проснулась как-то среди ночи от того, что к животу ладонь прикасается. Иван просто сказал:

— У нас сын будет. Я чувствую, Алька, что он уже есть.

А потом, когда все случилось… Алина тоже выдумывала. Но уже другое. Как раз и представляла: в командировке Иван, в рейс уехал, скоро вернется. Вернется, к животу руку приложит и заулыбается. Ребеночек-то толкается.

Она старалась не волноваться. Но когда муж погибает в аварии, все равно нельзя не рыдать, не выть, не сходить с ума.

И сыночек родился с больным сердцем. Сам кроха, сердечко маленькое, а вот поди ж ты, больное, очень больное.

— Оперировать надо до трех лет, очередь на бесплатные операции огромная. Ищите деньги, — честно сказал врач.

Алина искала. Пыталась зарабатывать, света белого не видела. Когда Родьке исполнилось полтора годика, поняла: собрать нужную сумму не успевает. Никак не успевает…

* * *

— Здесь свободно?

Не открывая глаз, прикрытых полупрозрачными очками, красотка томно облизнула блестящие губы. Нарочито медленно коснулась рукой символических красных трусиков. И лишь тогда приподнялась на шезлонге.

Виктор Попов аж приосанился. На мази дело! Столько красноречивых жестов, не может быть, чтобы не клюнула! Но, приподнявшись, барышня разочарованно поморщилась и пробормотала:

— Простите, занято.

— Как зовут хоть скажи, красавица! — улыбнулся Виктор, все еще рассчитывая составить компанию молодой женщине.

— Галина. Вы мне солнце загораживаете!

— Понял. Не дурак. — Он недоуменно хмыкнул и положил свое полотенце на шезлонг в паре метров от строптивой длинноногой красотки. Занято у нее, видите ли. Как же, так он и поверил, старого воробья на мякине не проведешь. Особенно с учетом того, что Виктор уже добрых пятнадцать минут наблюдал за этой дамочкой из окна своего номера. Напрасно только облизывался, как кот на сметану!

«Не хотите — как хотите, — беззлобно подумал Виктор и мысленно напел: — Как много девушек хороших, как много ласковых имен…»

Теперь он со спокойной душой мог себе позволить немного побездельничать.

Снайперская винтовка ждала его именно там, где и обещал заказчик. В полуразрушенном (или недостроенном, у этих египетских ребят с ходу и не поймешь) доме близ рынка Хургады.

Виктор достал оружие из чехла и удовлетворенно осмотрел его. Старая верная СВД^[27]. Ее параметры так же идеальны, как девичьи «90-60-90». Калибр — 7,62, хороший оптический прицел, прицельная дальность тысяча двести метров. Все, что нужно для успешной работы. И изученная к тому же — опять-таки немаловажно для качественного выполнения заказа.

Фотографию клиента Виктору еще несколько месяцев назад сбросили по электронной почте. Чувствуется, заказчик или его команда — ребята с чувством юмора, письмо пришло с адреса Ошибка! Закладка не определена. Виктор щелкнул мышкой по прикрепленному файлу, и на экране монитора появилось типичное лицо бизнесмена средней руки: сытое, довольное и упитанное. В общем, ничего примечательного.

Зато примечательным оказался гонорар. Причем заказчик с ходу согласился на стопроцентную предоплату. Но качество работы Виктора того стоило. Осечек у него не случалось никогда. А секрет прост: полная информация о клиенте и детальное изучение обстановки.

То, что бизнесмена надо устранять за пределами России, Виктор понял сразу. Парень экономил на охране. Судя по представленной заказчиком информации, в Москве «клиента» всегда сопровождали три бодигарда, а вот за границу он летал в компании лишь одного охранника. Неплохим казался вариант ликвидации во время зимнего отдыха. Но любимый отель «заказанного» предпринимателя, как услужливо пояснял сайт в Интернете, располагался в отдаленном от транспортных коммуникаций месте. А это осложняло отход в случае возникновения проблем. Зато когда Виктор изучил предпочтения клиента среди южных курортов, все сомнения отпали. Только здесь, в Египте, в «Sun Palacio». В этом отеле, если судить по фотографиям во Всемирной паутине, удобные сплошные крыши над корпусами. И по ним можно быстро добраться практически до берега моря. Это удобно. Очень часто египетские отели напоминают деревушки. Вдоль побережья разбросано множество домиков. Рельеф местности горный. Отходить очень неудобно. А здесь, в «Sun Palacio», — бегом по крышам и в воду. Отлично!

Номер забронированного клиентом отеля Виктор выяснил еще в Москве. Так что непосредственно в Египте дел оставалось всего ничего: забрать оружие, осмотреть гостиницу бизнесмена. И купить маску и ласты, которые понадобятся после того, как сытый мужичок схлопочет пулю между глаз.

Выполнив все мероприятия из вышеприведенного списка, Виктор вернулся в свою гостиницу. Как и говорил заказчик, с тем, чтобы пронести оружие в отель, проблем не возникло. Лениво задремавший у рамки металлических ворот представитель туристической полиции даже не открыл глаза, когда пронзительно пискнул металлодетектор. И это Виктора обрадовало. Не служба безопасности — видимость. С выполнением заказа при таком отношении охраны к своей работе у него проблем не будет.

В номере он пару секунд размышлял, безопасно ли оставлять здесь оружие.

— Кажется, сегодня комнату уже убирали. Точно — вот и чистые полотенца в ванной, — пробормотал он. — На всякий случай спрячу винтовку за тумбочку.

Потом, надев плавки и смешную панамку, Попов отправился на пляж.

«Клиент прилетает сегодня вечером. Работать буду завтра днем. А теперь самое время поохотиться на симпатичную курочку, которая скрасит мое одиночество, — думал Виктор, лениво наблюдая за ребятишками, строящими на берегу замок. — Может, легкий флирт перерастет в нечто большее? А что? Самое время остепениться, обзавестись семьей. Деньги есть, на здоровье не жалуюсь. Пора. Да еще видения эти. Сплю-то спокойно, кошмары не снятся. Но иногда как картина перед глазами возникает: икона плачет. Губы святого шевелятся, и звучит раскатистое эхо: „Остановись! Покайся!“ Наверное, действительно пора завязывать. Последний заказ выполню — а потом баста!»

Под лучами щедрого солнца женские тела с легким блеском масла выглядели особенно соблазнительно. Виктор даже перевернулся на живот и подпер голову руками — так удобнее обозревать поле предстоящей охоты.

Блондиночка с проколотым пупком очень даже ничего. Отменяется: к ней топает пузатый тюлень с запотевшей бутылкой минералки. Еще одна блондинка. Черт, намазывает ребенка кремом, рядом муж. Брюнетка, шатенка, снова черненькая…

Скользнув взглядом по очередной тонкой женской щиколотке, Попов вздрогнул. Этот шрам! Он как две капли воды похож на тот, который Виктор видел несколько лет назад, когда пришлось сидеть за решеткой.

Да, сидел. Сел по-глупому. Накостылял какому-то хрычу, изводившему соседку. Романтик, блин. Рыцарь благородный. А тот хрыч только то, что соседке не нравится, не догонял. А так вообще дядька, чувствуется, сообразительный. Быстренько так заяву ментам накатал. Тяжкие телесные. Ничего не попишешь. Небо в клеточку. Но адвокат толковый попался. Писал апелляции и добился-таки, выпустили.

Но шрам! Похож, ох как похож. Очень любопытно… Надо бы потолковать с его обладательницей. Если это она — то за ней должок…

Почувствовав бесцеремонный взгляд, женщина обернулась. Ее глаза прикрывали черные очки. На губах заиграла приветливая, ни к чему не обязывающая и почти европейская улыбка.

Это действительно она? Неужели та самая? Или нет? Все-таки столько лет прошло…

«Поговорю с ней завтра вечером. Кажется, я видел ее накануне за ужином, хотя не уверен. Ладно, хрен с ней. Подождет. Не перед работой же разборки устраивать! — решил Виктор, поднимаясь с шезлонга. — Да и охоту на курочек, пожалуй, следует отложить. В этой жаре с ума сойти можно…»

Захватив в баре бутылку пива, Попов вернулся в свой номер, включил кондиционер, спрятал бесцеремонное солнце за плотными шторами и провалился в глубокий сон.

Он всегда засыпал мгновенно, едва голова касалась подушки. Спал крепко. Кошмары ему не снились. И совесть не мучила. Хороших людей убивают бесплатно. Хороших, молодых, которым жить да жить. Убивают сотнями, тысячами.

Чудом уцелев после первой чеченской войны, Виктор начал зарабатывать тем, чему его научили на Кавказе. Смотреть в прицел, нажимать на курок. Нормальных людей киллерам не «заказывают». Проплачивают, чтобы не стало уродов. Которые ради «бабок» на все готовы и в конечном итоге виноваты — прямо ли, косвенно — в творящемся в России бардаке. Уродов не жалко.

Виктор спал крепко, без сновидений. Проснулся лишь перед ужином и, улыбнувшись, пробормотал:

— Работа работой. Девочки — самой собой. Но пайка — по расписанию…

Ей вмиг стало холодно. Захотелось надеть майку или даже свитер. А еще лучше вернуться в номер, выключить кондиционер, спрятаться с головой под одеялом. И просто забыть. Забыть обо всем…

Она заставила себя как ни в чем не бывало улыбнуться и остаться на пляже. Теперь не время давать волю эмоциям. Потом, все потом, когда она как следует обдумает неприятную новость.

Но думалось плохо.

Испитое лицо отчима, ее вечный кошмар, призрак прошлого. Он вновь протягивал к ней руки… Крошить топориком его тело — какое наслаждение… Он получил по полной программе за все, что с нею сделал, так ему и надо, так скотине и надо…

После ареста адвокат честно предупредил: «Придется посидеть. Наши суды не выносят оправдательных приговоров по делам об убийствах с особой жестокостью при самообороне. Если бы еще было убийство по неосторожности с целью самообороны — можно было бы рассчитывать на отсрочку или условное наказание. Но твое дело так классифицировать нельзя. Какая неосторожность! Ты же отчима пошинковала в капусту. На учете в комиссии по делам несовершеннолетних состояла. И психиатрическая экспертиза не в твою пользу. Ты признана вменяемой. Мне врач говорил, что есть у него кое-какие сомнения. Но он считает, что лучше тебе на зону пойти, чем в больницу. Ты молодая, из зоны здоровой вернешься. А лечение в „дурке“ — оно бесследно не проходит, тебе же еще детей рожать. В общем, сразу готовься к тому, что несколько лет придется провести за решеткой».

С учетом всех обстоятельств суд дал ей всего два года тюрьмы.

До суда она находилась под подпиской о невыезде. Следственного изолятора удалось избежать, адвокат свое дело знал.

Как же страшно было представлять, что скрывается за словом «тюрьма»! Вроде и не хочешь думать на эту тему, а все равно думаешь. Наверное, там зэчки избивают друг друга. А ментам на все наплевать, защиты от них не дождешься. Еда плохая, сырость, болезни…

Может, на мужских зонах оно и на самом деле все так мрачно. Как в книгах, в фильмах. Женская тюрьма — тоже не курорт. Но жить там можно. Конечно, один раз пришлось в карцере посидеть. Расцарапала Верке лицо, хорошо так расцарапала. А чтобы не лезла ночью к ней под одеяло, ерунды всякой не говорила! В общем, в карцере посидела: холодно в камере, еда фиговая. Зато Верка больше не приставала, только смотрела на нее все украдкой, грустно смотрела. А так кормили на зоне нормально, сытно. На работу водили, рукавицы шить. Это тоже хорошо. Давит ведь барак на мозги, койки эти рядами, и все по сигналу, по команде. А контролеров девчонки любили. Дрались, можно сказать, за ментов, молодых, старых — без разницы. Главное — чтобы «залететь» получилось. На территории зоны находился дом ребенка. Зона в зоне, можно сказать. А на самом деле — вот там санаторий. Для деток в доме ребенка все условия. Пока беременная — кормят получше, передачи родственникам разрешают дополнительные присылать, свиданки дают чаще. А родила — тоже хорошо. К ребенку ходи хоть каждый день. А там и телевизор, и магнитофон. Многие поэтому и рожали. Чтоб было куда из барака убегать. Но она про ребенка и не думала. Какой ребенок — ей всего два года дали. А полгода еще «скосят» за хорошее поведение. Но болела. Болела часто. Устав бороться с вечными бронхитами, врач даже отправил ее с женской зоны в госпиталь. Там и мужчины лечились, отдельно, конечно.

И вот там-то ее как прорвало. Обычно она не откровенничала. Даже девчонки в бараке про ее дело подробностей не знали. А в госпитале как черт за язык потянул… Виктор Попов так романтично пробрался из мужского отделения к ней в палату. Среди ночи! И не лапал, не приставал, даже не намекал ни на что такое. Просто расспрашивал. И слушал. Как он слушал! Она и сама не заметила, как рассказала о том, при каких обстоятельствах появился тонкий белый шрам на щиколотке.

Рассказала — а потом безумно испугалась. За откровенность Виктор заплатил откровенностью. Больше она никогда не оставляла окно палаты открытым. От людей с таким прошлым лучше держаться подальше.

У нее получилось начать жизнь с чистого листа. Новое имя, другой город — да все изменилось. Только злополучный шрам остался. И единственный человек, знавший о ее прошлом.

«Никто ничего не должен узнать. Особенно с учетом того, что задумано, — твердо пообещала она себе. — Но надо поторопиться. Хотя я ума не приложу, как можно расправиться с профессиональным киллером!»

— И вот, вернувшись в шалаш, Исида с ужасом увидела, что ее ребенок задыхается и хрипит. Она поняла, что Гора укусил скорпион. В считаные минуты ребенку становилось все хуже и хуже…

Прислушавшись к дребезжащему с соседнего шезлонга голосу, женщина довольно улыбнулась. Хоть какая-то польза от занудного профессора, мешающего загорать всему пляжу своими россказнями. А может, это вариант? Надо попробовать…

Кондиционер в кабинете начальника службы безопасности «Aton’s hotel» Джамаля Фулани работал на полную мощность. Но после звонка с рецепции на лбу мужчины мгновенно выступили крупные капли пота.

Невероятно. Такого на его памяти еще не случалось.

У постояльцев гостиницы воровали вещи, туристы ломали руки и ноги во время прогулок по коралловым рифам, тонули в море и обгорали на солнце, но все эти неприятности в любой комбинации никогда не приводили к летальному исходу. В голове не укладывается — постоялец умер от укуса скорпиона…

Дежуривший на этаже уборщик, как выяснилось, открыл своим ключом номер 207, в котором проживал Виктор Попов, ближе к полудню.

— Таблички с надписью «Do not disturb» на дверях не было. Но к завтраку гость не спускался, и я решил, что он спит, — объяснял уборщик Джамалю, пока тот растерянно оглядывал распростертое на полу окоченевшее тело. — Однако к обеду я убрал все номера, кроме 207-го, и мне не хотелось оставлять работу незаконченной…

Покойник лежал на животе. На спине и правом бедре русского постояльца красовались светло-розовые вспухшие пятна размером с финик. Джамаль знал эти пятна, появляющиеся от укусов скорпиона. Крохотная ручка его племянника стала точно такой же, после того как он потрогал насекомое. Но они, местные, куда менее восприимчивы к яду, и ребенка сразу же понесли к врачу…

Почувствовав обжигающие укусы, Попов, видимо, вскочил с постели и попытался позвать на помощь, но силы покинули его раньше. Возможно, он страдал аллергией — шея, руки и ноги покойного вздулись от отеков…

— Номер осмотрел? — спросил Джамаль.

Уборщик кивнул:

— Да. Скорпионы, три штуки. Один заполз под простыню, и постоялец раздавил его. Два затаились возле кровати. И еще парочку нашел в общем коридоре. В остальных номерах чисто. Насекомые были очень большими. Таких специально разводят, чтобы делать сувениры для туристов.

Джамаль насторожился. Шансы, чтобы скорпион вот так вдруг попал в гостиничный номер, ничтожно малы. Ядовитые насекомые часто заползают в деревенские дома, но в городах их почти нет. Тем более таких, особо крупных, специально откармливаемых для усиления роста. Высушенных скорпионов в коробочках со стеклянными крышками можно приобрести в Хургаде на каждом углу. В том числе и сувенирных лавках отеля, где еще продаются и насыпанный в бутылочки разноцветный песок, и парфюмерия, фигурки богов, прочие мелочи. Но, может быть, Попов решил привезти домой живых скорпионов, и они расползлись по номеру?

Однако беглый осмотр комнаты не выявил никаких подтверждений энтомологических пристрастий покойного. Отсутствовал даже сосуд, из которого, предположительно, могли удрать насекомые.

И тогда начальник службы безопасности принял единственно возможное в этой ситуации решение: опросить в первую очередь русских постояльцев отеля. Земляки, как правило, легко находят друг с другом общий язык.

А начальнику службы безопасности «Aton’s hotel» было просто необходимо получить полную информацию об этом происшествии. В противном случае репутация отеля пострадает, уж конкуренты постараются объяснить произошедшую трагедию нерадивостью персонала «Aton’s hotel».

Уставившись в подготовленный сотрудниками службы размещения список гостей, приехавших из России, Джамаль потянулся к телефонному аппарату…

Девушка, значившаяся в списке как Лика Вронская, едва появившись в кабинете, забросала его вопросами на беглом английском:

— А почему вас интересует Виктор Попов? С ним что-то случилось? Вы полицейский? Следователь?

— Угомонись, — одернул ее спутник, тоже на английском. — Ты же слова человеку сказать не даешь!

— Так он же ничего не объясняет! Откуда мы знаем, зачем ему информация?!

Джамаль мысленно чертыхнулся. Какая активная туристка… И сразу же заговорила о полиции. Нет, к полицейским обращаться рано. Владелец гостиницы открытым текстом сказал: никакой полиции до результатов внутреннего расследования. Если в смерти Попова виноват персонал, то Джамалю предстоит сделать все для того, чтобы правда о произошедшем никому не стала известна. Конкуренция в их бизнесе жесткая.

— С Виктором Поповым, — нехотя начал начальник службы безопасности, — произошел несчастный случай. Он погиб. Мы проводим собственное расследование. У меня к вам большая просьба: пусть содержание этой беседы останется между нами.

И он коротко изложил хронику произошедших событий.

— Ну и дела! — присвистнул Паша. — Теперь ни за что спать не лягу, пока номер не осмотрю. Не повезло мужику. Как обидно-то, правда?

— Знаете, с Виктором мы не общались, — задумчиво произнесла Лика, явно вспоминая подробности разговоров с покойным. — Но он, честно говоря, сразу показался мне подозрительным…

Паша счел нужным пояснить:

— Понимаете, моя девушка пишет детективы. Творческая личность. Ей все кажутся безумно подозрительными.

Лика вспыхнула от возмущения и обиженно заговорила:

— Виктор всегда держался особняком от нашей русской группки. Сам к общению не стремился. На вопросы отвечал приветливо, но не более того. А еще я заметила, что он ни разу не появлялся на консультациях с гидом. Все приходили, расспрашивали об экскурсиях — а его не было.

Паша недоуменно пожал плечами:

— А если не интересовали человека пирамиды? Если он приехал просто на солнышке поваляться после напряженной работы? Ты такой мысли не допускаешь?

— А часто ты видел его на пляже? Я лично — только один раз. Причем он, кажется, сразу же обгорел и ушел в номер. Во всяком случае, на пляже он пробыл совсем немного времени…

Джамаль потер виски. Час от часу не легче. Чем же он тогда занимался, этот Виктор Попов? Разве что отсыпался в своем номере. Впрочем, есть ведь и такие туристы. Приезжают — и дрыхнут сутками напролет. Каждому свое.

Тяжело вздохнув, начальник службы безопасности поинтересовался:

— А вы не помните, может, у него были конфликты? С гостями отеля или обслуживающим персоналом?

Паша отрицательно покачал головой, а Лика уверенно заявила:

— Никаких конфликтов у него быть не могло. Я в этом не сомневаюсь. Он такой был весь… Ну не знаю, хоть к ране его прикладывай… Вежливый, предупредительный и вместе с тем… В русском языке есть такое слово — никакой.

— Не понял, — заметил Джамаль.

Лика на секунду задумалась, подбирая английские синонимы.

— Понимаете, человек, о котором сложно сказать что-то определенное. Обычно все просто. Один человек — хороший, второй — не очень, третий — вообще отвратительный. А вот какой Виктор — и сказать сложно.

— Теперь понял. Вы правы. Его вещи… Среди них не обнаружилось ничего личного. Никаких записных книжек, фотографий, книг. Он вам не рассказывал, чем занимается?

Лика и Паша только недоуменно пожали плечами.

И все же Джамаль узнал ответ на этот вопрос, сняв трубку зазвонившего телефона.

— За стенкой бюро, на котором стоит телевизор, мы нашли чехол. В нем оказалась винтовка с оптическим прицелом, — доложил сотрудник службы безопасности, получивший задание повторно осмотреть номер.

— Вам что-то сообщили, да? — поинтересовалась Лика. — Вы даже как-то повеселели сразу.

Джамаль уклончиво заметил:

— Не знаю, хорошие ли вы пишете книги, но в проницательности вам не откажешь.

Он сам уловил в своем голосе призывно-обволакивающие нотки. Симпатичная девушка. Если бы не дела и не парень рядом с ней…

— Объяснитесь. Вы ведь хотите, чтобы мы молчали про этот разговор!

— Шантажистка! — взорвался Паша. Вскочив с кресла, он схватил свою спутницу за руку. — Пошли загорать! Вы спросили все, что хотели?

— У него в номере нашли винтовку, — сдался Джамаль. — Но мне кажется, что ваши глаза тоже могут попасть прямо в цель. Хорошего вам отдыха в «Aton’s hotel».

— Ничего себе охрана в отеле! — воскликнула Лика. — Хотя чего еще ожидать?! Я обратила внимание: никто через ворота, установленные у входа в главный корпус, не ходит. Туристов много, все торопятся. А охранник никак не реагирует на нарушения. Тут не то что винтовку — бомбу в ваш отель пронести можно!

Выпроводив постояльцев, Джамаль разыскал телефон знакомых тележурналистов. Те сделали все в лучшем виде. Просто жертва бандитских разборок среди русских. И — ни малейшего упоминания о нерадивости сотрудников «Aton’s hotel».

С остальными русскими, отдыхающими в гостинице, Джамаль даже не встречался. Необходимости больше не было. К тому же чем меньше разговоров — тем лучше для репутации отеля.

В идеале, конечно, хотелось бы вообще избежать общения с прессой. Но Джамаль понимал: все равно информация уйдет, кто-то из сотрудников отеля проболтается знакомым или родне. Слухи дойдут до конкурентов, а уж они-то тогда такое раздуют! Гость умер! А персонал «Aton’s hotel» по этому поводу молчок!

Лучше уж задействовать знакомых телевизионщиков. Тем более что репутация русских известна. Что взять с бандитов?!

Примечания

18

Ба — наиболее близко к нашему пониманию души.

19

Кийа — наложница, возможно, вторая жена Эхнатона.

20

Дом Золота — мастерская бальзамировщика.

21

Ушебти — фигурки, изображавшие покойника. Египтяне верили, что их можно оживить в царстве мертвых и отправить работать вместо «оригинала».

22

Сменхкара — фараон XVIII династии Нового царства. Находился на троне в 1338—1336 гг. до н. э.

23

Калазирис — узкое хлопчатобумажное платье, плотно облегающее тело; платье это начиналось под грудью, поддерживалось на плечах особыми завязками и спускалось до ступней; иногда оно делалось с рукавами.

24

Тутанхатон, он же позднее Тутанхамон, — фараон XVIII династии Нового царства, 1336—1327 гг. до н. э.

25

Хоремхеб — знатный вельможа, возможно, визирь, впоследствии фараон XVIII династии Нового царства, находился на троне в 1323—1295 гг. до н. э.

26

Долина царей — некрополь фараонов Нового царства. Гробницы строили в глубине Фиванских холмов, надеясь, что труднодоступность этих мест позволит избежать разграбления.

27

СВД — снайперская винтовка Драгунова.