Багульник

Ольга Чудновская, 2019

Автор с 2006 года выпустила три книги стихов в издательстве газеты "Штерн", печаталась в журнале "Уральский следопыт". Этот сборник включает стихи разных лет и, по мнению автора, наиболее полно отражает ее творчество.

* * *

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,

Поезда….

Едет поезд запоздалый —

Как всегда,

И светлеет вдоль дороги

Грусть полей,

И за берегом пологим,

И левей.

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,

Ветерок….

Едет поезд запоздалый

На восток.

Взгляд баюкает равнина,

Хлещет лес.

Жизнь казалась длинной-длинной,

А — в обрез….

Но пролистывает время

День за днем:

Пламя, имя, бремя, стремя —

Все живем….

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,

Мост, столбы.

Едет путник запоздалый

Вдоль судьбы.

Вдоль неистовой печали,

Вдоль теней.

Мчится поезд, как в начале

Давних дней.

Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы,

Семафор

То сиреневый, то алый

Целит взор,

И продольно-поперечный

Знак дорог,

И раздольно просторечный

Говорок….

Водит пальчиком тревога

По спине,

И железная дорога —

Вся во мне….

Стук колесный, звон железный,

Провода

Стали счастьем безнадежным

Навсегда.

2007

* * *

Давным-давно темно. Заснуть не хватит духа,

пока среди теней дождем морочит тьму.

Заснешь — и пустота насвистывает в ухо:

«Не сторож и не страж ты брату своему».

Не сторож и не страж, и что отдашь за повод

смертельную тоску признать за добрый знак,

пока последний дождь спускается на город

и первый снег ночной не потревожил мрак?

И в прописях судьбы закончена страница.

Перевернуть — и вновь начать привычный труд.

И страх хохочет вслед, и свет в стекле двоится,

и стынет тишина на россыпях минут.

И давит высота, нависшая пудово,

и сходит жизнь на нет, не ясно почему;

и слово на лету цепляется за слово:

«Не сторож и не страж ты брату своему».

Сквозняк открыл окно. По дому чередою

проходят запах снов, дорог, сырых ветвей.

Заснешь — и поутру проснешься за чертою,

пропав в глухих снегах Лапландии своей.

1998

* * *

Но все прошло, все минуло.

Чу! Колокольный звон.

Н. Некрасов

Жизнь минула, не кончившись пока,

Жизнь миновала, как проходят сроки,

Как в тексте обрывается строка,

А дальше — сплошь словесные потоки.

Как в шлягере пронзительный куплет,

Сложившийся как будто против воли.

Жизнь миновала, как сцепленье лет,

Как вид в окне вагонном — лес и поле.

Жизнь минула, но где-то вдалеке

Она еще живет, и отголоском

Сюда доходит привкусом в глотке,

Неясным гулом, профилем в наброске.

Взлетая в ночь, грохочущий трамвай

Вплетается в таинственное эхо

Судьбы, тоски, и самый крайний край

Не выглядит сложнее, чем уехать,

Сбежать туда, где до сих пор светло.

Жизнь миновала. Но осталось время

Расклеить рамы, протереть стекло

И слушать звон, летающий над всеми.

1999

* * *

Кореш твой, сентябрь плакучий,

разбросал листву и перья.

Сквозняки, как подмастерья,

в услуженье у ветров,

по домам все ищут лучших,

пыль летит, грохочут двери,

если есть, конечно, двери

у оставленных домов.

Если есть, конечно, лица

у таких, кто помнить может,

то по лицам, их тревожа,

пролетит, промчится тень.

Если к ним не подступится —

значит, век до срока прожит.

Птицы в небо путь проложат,

канут в небе в этот день.

Твой дружок, озябший скверик,

все чинарики стреляет,

в речку веточки бросает

и гоняет детвору,

на скамейках мокрых дремлет,

сор под веки задувает,

и глаза слезятся, тают

слезы, сохнут на ветру.

Если есть, конечно, слезы

у того, кто отмахнулся,

отступился, отшатнулся,

задержался, занемог.

Дождь ночной ударной дозой

рухнет, словно сам свихнулся,

вспомнив, кто же подвернулся

под горячий кулачок.

Твой браток, сиротский город,

размывает очертанья,

все строчит на пропитанье,

все толпится у дорог,

безотцовщину за ворот

за бесплатное катанье

выставляет и летальный

составляет эпилог.

Твой сынок, дымок летучий,

завивается в колечки,

долетая до крылечка,

залетает под навес.

Кореш твой, сентябрь плакучий,

ставит желтенькие свечки.

Есть еще такие свечки,

нет осечки у небес.

1990

* * *

Как в детстве первые дожди

Воспоминанья —

о том, что будет впереди

как бы заранее —

вдруг пробуждали, и в ветвях

иное время

шумело, словно второпях,

годами всеми.

И было счастливо стоять

под этим гулом,

и настежь окна отворять,

чтобы продуло,

Чтобы дыхание свело

от обещанья.

Так и теперь почти светло,

как от прощанья —

со всеми вместе и со всем,

что завершилось,

в переплетенье лет и тем

смешалось, сбилось.

Так потеряло в свой черед

свое значенье,

что отрешенность впредь сойдет

за отреченье.

И только первый дождь, его

хмельная сырость

врасплох застанет: ничего

не позабылось.

И там, где с мокрых темных крыш

слетают тени,

чуть приглядеться — различишь

иное время.

И можно вспомнить день любой —

и расстоянье

насквозь пронизано судьбой

и расставаньем.

1999.

* * *

Я катаюсь на трамвае

И билетик тереблю.

Места я не уступаю:

Я старушек не люблю.

Не люблю я стариков —

Жил старик и был таков.

И от этой перемены

В доме облетают стены.

И стихов я не пишу,

Просто ем, хожу, дышу.

Даже бред мой был не долог–

Будто кто-то стал мне дорог.

И привидится ж такое!

Лучше я глаза закрою.

Не увижу, как забор

Обрамляет кругозор,

Как знакомые дома

Сны ссыпают в закрома.

Жизнь твою читать не буду!

Лягу спать и все забуду.

Только перед сном услышу:

Самолет летит над крышей.

Может, этот самолет

Душу в небо унесет,

Пусть летит куда угодно —

Буду я совсем свободна.

2005

«Стихи про сад» для Сашки

Ветер боится деревья задеть, шелохнуть,

Воздух лесной непричастен к чужим вечерам.

Эта тропинка в траве — самый верный твой путь,

Тени притихли, приникли к твоим следам.

Белка подхватит слово, к себе унесет,

Будет в дупле хранить рассыпанным по слогам.

Сизый, прозрачный дым сквозь стволы плывет

Чтоб отыскать садовников по садам.

Город, где все не ладно, не перейдет границ.

Тихие люди здесь тихую осень ждут,

Жгут костерки и кормят собак и птиц,

Нянчат деревья и кислые гроздья рвут.

Память о первой встрече — последний взгляд.

Можно задать вопрос, но нельзя получить ответ.

Вот потому деревья вокруг молчат,

Вот потому в глазах удивленных — свет.

2008

* * *

Август. Автобус. Аврал приближенья.

Ливня овация, бликов паденье.

Лиц наших странных в стекле отраженье.

Поодаль — страхи, намеки, виденья.

Как мне запомнить тебя,

Чтоб запомнилось,

Чтобы заполнилось,

Чтобы восполнилось?

Залпом, затоном.

В размыв и в затопленность.

Снизу и доверху,

В повесть и в проклятость.

Вывертам нас наизнанку не вывернуть.

Чтобы любовь из меня —

И вся вынута?

Разве возможно?!

И окликом, окриком,

Дрожью и ощупью,

Шепотом, почерком

Снизу и доверху, сверху и донизу

Силится все вернуть…

Древние тайны маячат бессмысленно,

И на версту к ним нельзя подступиться.

Август. Автобус. Реклама «Даниссимо».

В космос ли ринуться? В землю ли врыться?

2005

* * *

С тем, что я чувствую,

С тем, что я помню и знаю,

Легче зимой,

Когда улицы белого цвета,

Звуки смиренней

И глуше грохочут трамваи

В утренней тьме,

Что огнями сквозит до рассвета.

Легче зимой,

Когда снежные омуты тише

Этих осенних,

Где небо плывет под ногами.

Трудно идти,

Наступая на тучи и крыши.

Так ничего не пройдет,

Возвратится кругами.

Легче в морозы,

Чем в эту осеннюю смуту.

Тихие ветры пространства

Насквозь пробирают.

Падает сердце.

И тщетно дождаться минуты,

Той, чтоб не чувствовать:

Словно с небес задувает.

2005

* * *

Ни снега, ни зимы не будет —

Один непрожитый сезон.

Прозрачный город ветер студит,

И небо льнет со всех сторон.

Почти вплотную подступает,

Чем выше, тем с земли видней.

Глаза слезятся, шум сбивает

С притихших веток сор теней.

И ждет земля в оцепененье

Среди звучащей тишины

Не то снегов, не то знаменья

И с высоты, и с вышины.

И вертит ветер по дорогам

Обрывки писем, слов, имен…

И этой осени так много,

Что, кажется, не проживем.

А проживем — придет другая,

Судьба — реальность без затей,

Конец ознакомительного фрагмента.