Письма и записки Оммер де Гелль

Павел Вяземский, 1845

«Я не узнаю моей книги ни в издании 1860 года, ни в издании моего покойного и незабвенного мужа (1843–1845). Это заметки, не имеющие ни малейшей связи, сшитые как попало или связанные вместе, но наобум. Правда, я согласилась с мнением моих лучших, самых веских и влиятельных друзей – исключить кое-какие подробности самого конфиденциального характера. Я преклонилась перед волею графа Сальванди. По возвращении моем из России, в конце 1841 года, несмотря на смерть герцога Орлеанского, мои отношения к королевской фамилии сделались еще интимнее, я была в еще большей милости (1842–1845); у ног моих были герцог Немурский, принц Жуанвильский и д'Омаль…»

№ 5. ДЕВИЦЕ МЮЕЛЬ

Париж. Суббота, 9 ноября 1833 года

Душа ты моя, радость ты моя, ненаглядная моя Полина. Бал в опере все откладывается. Я думаю, наверное, будет 12-го. Во всяком случае, ни одного бала не пропущу, хотя особенно нынче ехать совсем не хочется. Я моему жениху со дня его приезда до отъезда, без исключения, принадлежу всем телом и душой, разве только бал при дворе. Бал будет завтра, 10-го. Я надеваю мое голубое, небесного цвета, креповое платье на атласной, того же нюанса, юбке. Платье уже принесено 5 ноября, оно очень просто и чудо как хорошо сидит на мне. Четыре бархатные банта идут от кушака, и по обеим сторонам спускаются, все расширяясь, по два соединенных лавровых листа, образующие бархатные накладки; их по шести, от бантов, что на средине. Платье мне делала m-me Селиан Мортэн. Она просто в восторге. Герцог подарил мне диадему, которую я надеваю на бал. Это большая бирюза чудного цвета, оправленная очень крупными бриллиантами. Мать моя говорила, что девушки не носят бриллиантов. Я невеста, и какая же я девушка? Я думаю, сама королева знает. Г. Керминьян отсоветовал надевать, говоря, что опасно: в толпе с головы сорвут. Какой вздор! Что же делает полиция? Мы почти каждый день ездим в Жимназ. В большой моде «Старые грехи». Буффе, отставной балетный танцор, попавший в старосты церковные, увлекается старыми воспоминаниями, так и просится тряхнуть стариной. Старик принялся плясать с заезжей танцоркой, Женни Верпре; его застает старая маркиза, бывшая некогда, мимоходом, его любовницей. Женни Верпре просто прелесть. Она несравненно лучше Дежазе и гораздо моложе. Очень забавен «Парикмахер и парикер». Жюстина, посмотрев в окно, напевает:

Как легка и изящна карета.

Как красив конь гнедой и сюртук!

На что ей отвечает ее любовник:

Все — мое до жокея, Жюстина,

Это требует строго наш круг.

Есть ли что увлекательней в свете,

Как, по гладкой панели скользя,

Беззаботно промчаться в карете

И забрызгать плебею глаза?!

Я очень любовалась Леонтиной Фай. Давали: «Квакер и танцовщица» и «Дипломат». Она в обеих пьесах играла.