Исчезая с рассветом

Павел Георгиевич Козлов, 2022

Деспона ДиМарко невероятно талантлива. Ведь даже в самом сердце большой Пустоты она умудрилась нажить себе неприятности. Во-первых, с ней происходят удивительные вещи. Вещи прямо-таки поразительные, потому как на Шпиле, богами позабытой колонии на границе реальности, теоретически не должно происходить ровным счетом ничего. Во-вторых, даже здесь прошлое умудрилось ее настичь. Это прошлое зовется Бардом, ведет себя все так же бесцеремонно, сообщает тревожные новости и просит спасти от забвения небезразличную ему прекрасную даму. Превосходно! И, наконец, Деспоне небезосновательно начинает казаться, что весь привычный ей мир вот-вот разрушится. Причем разрушится в самом буквальном смысле этого слова. А для того, чтобы трагедии не случилось, нужно понять одно. Почему люди превращаются в тени?

Глава первая. Чего боятся тени

Записка на скомканном листке пожелтевшей бумаги:

«Утро. Часы бьют семь, и она слышит голос:

— Вспомни мое имя, когда ступишь на снег.

— Снег… Что это? Я никогда не видела снег. По нему можно ходить?

Полдень, двенадцать гулких ударов, и голос снова говорит с ней:

— Позови меня, когда пойдешь сквозь огонь.

— Огонь? Я… Я знаю огонь. Но я не хочу подходить близко! Он ужалит меня!

Вечереет, и часы снова заходятся беспорядочным боем. Она перестает считать удары. Она просто ждет новую загадку.

— Возьми мою руку, когда пепел сомкнется над твоей головой.

— Пепел? Но… Откуда ему взяться? Скажите мне… Его породит огонь? Его будет так много, что я утону?

Она ничего не понимает. Было одиннадцать ударов? Или десять? Почему-то сейчас это кажется самым важным.»

***

— Боги, какая несуразица… Дешевый пафос! — пробормотала Десс, в тридесятый раз за вечер перечитывая содержимое записки, сделанной на изрядно помятом клочке бумаги чьим-то неразборчивым почерком, и тут же комкая ее обратно.

Почерк был чересчур витиеват, но, надо сказать, в чем-то приятен глазу. При должном желании его расшифровка не занимала много времени — нужно было только твердо запомнить, какая из закорючек соответствовала каждой из букв.

А Десс знала это наверняка.

Потому что это был ее почерк.

Вот только она совершенно не помнила, когда и при каких обстоятельствах она сделала эту несчастную записку, а также что она этим имела в виду. Если, конечно, автором безымянной памятки и вправду была сама Десс, а не злоумышленник со странным чувством юмора и схожими представлениями о каллиграфии.

Десс вздохнула.

Должно быть, кто-то подбросил ей эту злополучную бумажку. Но… как? Когда и зачем?

Записка как будто всегда была здесь, на ее столе. Она обнаружила ее одним ужасным дождливым вечером сколько-то вечностей тому назад, и с тех пор они были неразлучны — Десс и клочок бумаги, исписанный ее почерком.

Казалось бы, всей этой неприятности можно было подыскать весьма прозаичное объяснение: как-то ночью Десс проснулась и, не приходя толком в себя, записала разбудивший ее сон. Элементарно! Даже с такой здравомыслящей девушкой, как она, мог произойти столь тревожный казус.

Вот только подобная гипотеза была настолько очевидной, что она просто не могла быть правдой. Этот урок Десс усвоила на всю жизнь — правда никогда не бывала очевидной. По крайней мере, ее правда. Было не очень понятно, как обстояли дела у других людей, но себя как природный феномен она изучила достаточно досконально.

Увы.

Десс вздохнула еще раз.

О, как же она надеялась, что привычка вздыхать не посещала ее на публике! Все эти неконтролируемые вздохи отдавали нездоровым декадансом, что было совсем не похоже на Десс. Даже дома не получалось расслабиться: каждый новый вздох грозился стать неосознанным, а там было недалеко и до полноценной и необратимой склонности. А если, в придачу ко всему, она еще окажется и сомнамбулой…

Это никуда не годилось. Совершенно!

Десс поборола желание вздохнуть еще раз и в поисках новой горести окинула взглядом свой кабинет.

Стол. Очень черный, изящно-массивный, изогнутый, грандиозный. Ее гордость.

Белая стена из непонятного материала — твердая, гладкая и холодная. Все строго необходимые свойства! По правде сказать, она могла бы иногда бывать чуточку теплой (для разнообразия), но нельзя было требовать от стены слишком многого.

А еще — окно в стене. Да-да, самое настоящее оконце из совсем непонятного материала. С тем лишь отличием, что на сей раз материал был прозрачным.

Подумать только… Окно! Абсолютно нелегальное. Запрещенное на всех уровнях. Вопиющее. Возмутительнейшее. Окно.

Единственное на весь Шпиль.

Десс… нет, она не вздохнула. Она будет сдерживаться. Она поморщилась.

У окна стоял телескоп. Это соседство было бы вполне естественным в любом из вообразимых миров, однако Шпиль диктовал свои правила.

На первый взгляд, его обитателям едва ли могли понадобится окна, а телескопы и подавно. Дело было в том, что Шпиль со всех сторон обступало самое настоящее Ничто, и смотреть из его гипотетических окон было бы решительно не на что.

По крайней мере, таково было всеобщее заблуждение, которое всеми доступными ему средствами поддерживал и укреплял Конклав.

Но Десс было известно немного больше.

Небольшое окно, хитрая ставня под цвет стены для того, чтобы вовремя его спрятать в случае острой необходимости, а также изящный серебряный телескоп. Окно скрывается за ставней, и телескоп тут же становится декоративным элементом и очередным проявлением чудачества хозяйки апартаментов. Этим никого на Шпиле уже давно было не удивить.

Но стоит ставенке приоткрыться…

Не вставая со стула, Десс ухватилась за край столешницы и ловко скользнула к тому месту, где должно было таиться окно — ножки стула были предусмотрительно подкованы тканью, и пол, должно быть, совсем не царапался. Ее тонкие пальцы нащупали небольшое углубление на гладкой поверхности стены и легонько надавили. Нажатие должно было быть противоестественно аккуратным — ровно таким, каким его закодировала Десс. Даже у нее самой не всегда получалось открыть ставню с первого раза, но сегодня, когда мысли были заняты другим, тело слушалось ее без нареканий. Что-то щелкнуло, и ставня внезапно спружинила внутрь и демонстративно стукнула о стену.

Странно, раньше она открывалась более плавно. Наверное, стоило смазать механизм. Конечно же, уже не сегодня. Даже если на это не хватит времени завтра, нужно будет предпринять что-нибудь в течение ближайшего месяца. Но только в том случае, если ставня будет снова вести себя вызывающе. Десс не признавала превентивные меры. На самом деле…

Нет.

Она не будет трусить.

Хватит.

— Да посмотри ты уже наконец в это окно! — Десс шепотом упрекнула собственную нерешительность.

«Страшно!» — ответил ей внутренний голос.

— Чудовищно страшно, — согласилась Десс. — Но что поделать? Кроме меня никто с этим не справится.

Как, наверное, жалко звучал ее голос. Слабый и сдавленный. Глаза продолжали искать что-то на полу, на коленях, под столом. Смотри куда угодно, только не заглядывай в это трижды проклятое оконце. Не смотри.

Тело будто бы съежилось в знакомом свинцовом оцепенении. Она была такой маленькой, незначительной. Потные ладони, трясущиеся руки, ком в горле.

— Да нет же, милосердные боги, нет!

Презренное, ничтожное существо! Неужели так сложно поднять глаза? Десс сжала кулак и со всей ненавистью ударила по гладкой поверхности стола.

Несколько мгновений она ничего не чувствовала, но вскоре по руке разлилась боль. Десс зажмурилась. Ладонь мерно пульсировала. Десс зажмурилась еще сильнее и подняла голову.

Она не стала храбрее, и ей не стало менее страшно. С каждым разом ритуал выглядывания в окно все больше затягивался. Абсурдно, ведь то, что уже началось, было необратимо. Лучше уже не будет, Десс знала об этом.

Чудовищная инерция сделала ее веки тяжелыми, а руки — беспомощными.

Та самая инерция, из-за которой она оказалась здесь, на вершине Шпиля, одна, чужая и сломленная. Та самая инерция, из-за которой простые вещи стали невыносимыми, а боль — привычной и пустой.

Десс усмехнулась.

Рука продолжала ныть. Возможно, она все же сломала какую-то косточку. Ей не могло везти до бесконечности. Возможно, руку нужно будет забинтовать. Возможно…

Она распахнула веки.

Ничего.

Окно было пустым.

Только слепая чернота — и ничего больше.

Десс облегченно вздохнула.

Это не считается. Такие вздохи допустимы, решила она. Они даже приветствовались.

Десс чуть было не улыбнулась, но вовремя одернула себя. Радоваться было рано — оставался еще телескоп.

Она знала, что если то, чего она страшилась увидеть, станет заметно невооруженному взгляду, конец будет неотвратимо близок. Но и сейчас дела были достаточно плохи для того, чтобы надолго забыть об улыбках и радостях. Просто не очень кошмарные новости на время заменили хорошие. Чем не повод для того, чтобы немножко перевести дух?

Десс собрала всю свою храбрость в охапку и наклонилась навстречу телескопу.

Десс немного сощурилась.

Десс посмотрела в телескоп.

Десс нахмурилась и вздохнула.

Стоило признаться, что она все еще на что-то надеялась. Очень робко и необоснованно, но все же — надеялась. Она понимала, что надежда ее глупа, и процесс не обратится вдруг вспять по собственной воле и без всякого стороннего вмешательства, но какая-то глупая, противоестественная, человеческая почти что надежда все еще жила в ее сердце.

Однако Десс увидела телескопе то, что и ожидала.

Она увидела, как Ничто медленно и неумолимо погибает.

Возможно, у Шпиля еще было в запасе несколько недель. Возможно, даже месяц. А может быть и год. Или столетие.

Но не больше. Нет, никак не больше.

Хотя… Что такое столетие для Шпиля? Заметит ли она, когда век пройдет?

Быть может, мир разрушится уже завтра…

Она задумчиво постучала ногтями по столу, поправила прическу (в чем совершенно не было необходимости, потому как ее раздражающе прямые волосы упрямо отказывались изображать хоть какое-то подобие художественного беспорядка), еще раз наклонилась к телескопу и… вздрогнула.

Десс поняла, что у нее будут гости, еще за секунду до того, как они соизволили заявить о своем прибытии, — старые инстинкты до сих пор иногда давали о себе знать.

И вскоре в дверь действительно постучали: три отрывистых удара, пауза и еще два стука немного тише.

Их старый сигнал.

Десс закрыла глаза и откинулась на спинку стула. На ее губах промелькнул призрак усталой улыбки. Дверь была за ее спиной, но ей не было никакой нужды поворачиваться.

— Не заперто, — объявила она.

Дверь скрипнула. Неужели ее тоже придется смазывать? Наверное, в следующем месяце.

— Опять смотришь в пустоту, милая Беглянка? — съязвил голос.

Десс вздрогнула резким движением руки захлопнула ставню. Кисть отозвалась ноющей болью.

А что, если бы это был не он? Что, если кто-то другой проведал про их секретный сигнал и сейчас…

Нет, это было решительно невозможно. Что, впрочем, не оправдывало ее неосмотрительность.

— Право, Деспона, к чему такая скрытность? Неужели между нами остались секреты?

Десс сделала все возможное для того, чтобы не надуть губы, и ловко развернулась вместе со стулом.

Бард широко улыбнулся и многозначительно развел руки в стороны, как будто ожидая, что она прыгнет к нему в объятия. Но Десс была не так проста. Десс решила не поддаваться.

Хотя это было гораздо сложнее, чем можно было подумать. Боги милосердные, ей больше всего на свете хотелось улыбнуться ему в ответ и обнять его крепко-крепко. Но вместо этого она скрестила руки на груди, втянула губы и даже немного прищурилась. Он догадается, почему. Не может не догадаться.

— Что у тебя с рукой? — обеспокоенно спросил Бард. Улыбка оставила его губы, и даже его глаза сделались непривычно серьезными.

Десс удивленно проследила за его взглядом и посмотрела на собственную кисть. На тыльной стороне ладони правой руки, очень неудачно оказавшейся открытой его взору, и вправду красовалась громадная свежеприобретенная ссадина. Вид у нее был достаточно жуткий.

— Ерунда, — заявила Десс и поменяла руки местами таким образом, что последствия ее бессилия оказались спрятаны в изгибе рукава ее черной рубахи. Дабы усилить впечатление, Десс закинула одну ногу на другую и гордо выпрямилась.

— Отличные сапожки, — отметил Бард, кивая на ее обувь. — Высокие, как ты любишь. Снова почти вся в черном, и все то же неизменное сероватое трико.

— А ты опять вырядился, как последний придворный шут, — парировала Десс.

— Милая Деспона, если наличие в облачении человека более одного цвета вызывает у тебя ассоциации с шутовским нарядом, мне тебя искренне жаль. А у меня их всего, дай-ка подумать… три! Я, извини меня, менестрель, и должен выглядеть презентабельно.

Футляр с лютней появился из-за его спины и мягко скользнул на пол по его предплечью. А что это было с футляром? Неужели царапина? Бард берег свою лютню как зеницу ока.

Десс нахмурилась, признавая его правоту. Белая рубаха с кружевными манжетами, плащ непонятного темного цвета, который в тускловатом освещении ее комнаты казался воистину черным, но на самом деле наверняка отдавал синевой… Пара штанов земельных оттенков и сапоги под стать… Настоящий походный ансамбль бывалого путешественника с претензией на аристократизм. Строго, эффектно, таинственно. Незамысловатый по большей части покрой скорее намекал на двойное дно, недели выдавал простоту, а качество ткани лишь подтверждало неизбежные подозрения.

Обладатель всего этого великолепия смотрел на нее черными глазами из-под беспорядочного сплетения столь же черных волос, которое при определенном желания можно было бы посчитать челкой. В глазах читался до боли знакомый Десс озорной сарказм, не лишенный, впрочем, определенной теплоты. Его скулы были высоким, кожа — смуглой, рот тонким и решительным, нос дразнил намеком на горбинку.

Вот уже который раз, глядя на него, Десс поймала себя на мысли, что он был во всем ее полной противоположностью. Ее плавный овал лица и его резковатые, порывистые черты; ее четкость и его грубоватая мечтательность. Десс снова втянула губы. Интересно, что он думал о ней? Думал ли он о ней вообще? Какой он видел ее? Она еле удержалась от того, чтобы провести рукой по своим гладким волосам цвета темного меда.

Боги, женщина, где витают твои мысли!

— Деспона, ты здесь? — смеясь, позвал ее Бард.

— Прекрати меня так называть, — обиделась она.

— А как еще мне тебя называть? — игриво возмутился менестрель. — Это же твое имя! Или моя старинная подруга Деспона ДиМарко куда-то съехала, и нынче здесь проживает ее абсолютный двойник?

Деспона вздохнула. Этот невыносимый менестрель наверняка помнил, как сильно она ненавидела ритуалы и церемонности, включая именование людей их не в меру вычурными полными именами и прочие несуразности. Десс никогда не знала, как вести себя в ходе подобных обменов колкостями — ей было не поспеть за остроумием этого воображалы, да и не то чтобы она находила его шутки слишком забавными… Ее глаза внезапно округлились от ужаса.

— Что на сей раз, Десс? — спросил Бард почти что с отеческой нежностью.

— Я обещала себе не вздыхать! — созналась Деспона. — Это как-то по-старушечьи. И вот опять не сдержалась.

— Классическая Десс, — одобрительно кивнул ее гость. — Обещания и работа над собой. Я рад, что в этом мире осталась частичка стабильности. Чем еще порадуешь?

— Радостей мало. Например, Шпилю, как мне кажется, скоро придет конец, — как бы между делом бросила она. Нужно было проверить его реакцию. — А ты с чем пожаловал?

— Повтори? — от былой игривости Барда не осталось и следа. Кстати, а что это сверкнуло в его глазах? Он наверняка был осведомлен, он просто не мог не знать. Но чего он хотел от нее?

— Я поинтересовалась у тебя, с чем ты пожаловал, — притворилась Десс.

— Что значит, Шпилю конец? — резко подсказал ей Бард. В его теплый голос вернулись стальные нотки — тоже до боли знакомые. Десс не умела так. Она не могла перемениться вот так запросто, за мгновение ока: в одну секунду забавная и простая, в другую — чужая и твердая. Бард был неразрешимой загадкой.

Не было смысла упираться. Десс устало махнула рукой в сторону телескопа.

— В нашем Ничто теперь хозяйничает Нечто.

Бард прошествовал внутрь комнаты и прислонился к столу, встав рядом с Десс. Она вновь повернулась вместе со стулом, чтобы не выпускать его из виду.

— Проходи, чувствуй себя как дома, — саркастически процедила она. — И не говори, что ничего об этом не знал.

Бард многозначительно скривился.

— Может все-таки скажешь, зачем ты решил меня навестить? — еще раз спросила Десс, надеясь, что разочарование не просочится в ее голос. — Как ты меня нашел? И что стало с курьером?

Разочарование? Откуда ему было взяться?

— Соскучился, — заверил ее Бард с отголоском былой шутливости.

— Обожаю честных людей, — обезоруживающе улыбнулась Десс. — И все же? Ты принес книги?

— Какие книги? — не понял Бард.

— Значит, он тебе не сказал…

— Кто он?

— Боги… — Десс покачала головой. — Ладно, попробуем еще раз. Зачем ты пожаловал, Бард?

Бард кивком головы указал на ее телескоп и сделал неопределенный жест рукой, как будто что-то сигнализируя невидимому оркестру, игру которого слышал только он сам.

— Не знаешь, как объяснить мне, что хочешь воспользоваться телескопом? — грустно ухмыльнулась Десс. — Не ожидала от тебя такой скромности.

Бард вздохнул.

— Ага! — Десс триумфально вскочила со стула. — Я тебя заразила!

Бард попытался возразить, но смех разобрал его прежде чем, чем слова покинули его губы.

— Всевидящие Боги, Десс! — он покачал головой. — Мне и вправду тебя не хватало.

Всего лишь на одно прекрасное мгновение Десс почудилось, будто в ее груди встрепенулось какое-то давно позабытое, удивительно теплое и уютное чувство. Она чуть было не совершила невообразимое — еще немного, и ее губы, повинуясь милосердной иллюзии, сложились бы в искреннюю улыбку…

И это было бы самое прекрасное событие из всех, что приключились с нею за последнюю пару лет, однако именно в этот ответственный миг Бард предпочел вспомнить о своей любимой привычке и одним словом разрушить всю благодать.

— Хорошо! — провозгласил он. — Давай я сразу перейду к делу. Мне нужна твоя помощь.

Сердце Десс упало с оглушительным стоном.

— А телескоп? — мрачно напомнила она.

— Я знаю, что я в нем увижу, — заверил ее Бард, однако сам все же подошел к инструменту и склонился над ним. — Но на всякий случай убедиться не помешает, — буркнул он себе под нос, подкручивая маховик.

— Стоило догадаться, — прошипела Десс. Вздохи отчаяния отныне тоже не считались за вздохи, решила она.

— Да, — заключил Бард, распрямляясь, — все так и есть.

— Но оно не становится хуже, — поспешила заметить девушка, — мне кажется, что мерцание не меняет свою интенсивность вот уже несколько дней. Возможно, я даже слишком рано начала паниковать. Возможно…

— Десс, — Бард успокоил ее осторожным жестом. — Десс, ты не ошиблась в своих оценках. Мы оба знаем, что это означает. Дела наши действительно очень плохи.

— Прости? — прищурилась она. — Я уже успела озвучить кому-то свои оценки?

Бард виновато пожал плечами.

— Я не видел твое письмо мастеру Гилфи. Он так и не показал мне его прежде, чем снарядить меня на мою миссию. Не хотел меня лишний раз расстраивать, как он выразился, хотя сделал тем самым лишь только хуже… Он и сам толком ничего не понял из твоего послания…

— Я заметила, — вставила Десс. — Книжек я так и не увидела.

— Понятия не имею, о чем ты ведешь речь, — признался Бард. Искренне? — Но я видел других людей, Десс, и птиц, и зверей…

— Птиц? Значит, это сова все-таки все подслушала!

Бард рассмеялся.

— Видимо! А ведь ты даже не удивилась, увидев меня?

Десс пожала плечами.

— Я никогда не сомневалась в твоей способности доставать из-под земли нужных тебе людей.

Ее слова прозвучали несколько более резко, чем она планировала, но куда менее ядовито, чем он того заслуживал. Несносный менестрель!

— Даже если единственной зацепкой в моем распоряжении оказывается небольшое письмо без обратного адреса? — усмехнулся Бард.

— Этим письмом я фактически уведомила вас о том, что я пребываю на Шпиле. Я живу здесь под своим настоящим именем. Что же такого необычного в том, что ты меня наконец разыскал?

— То, что Конклав никому не выдает данные о нахождении своих подданных, — огрызнулся Бард. — А также то, что разговорить любого незнакомца в этом Богами позаброшенном месте проще, чем подружиться с метлой. Это было очень похоже на поиск иголки в стоге сена, скажу я тебе. Более того, всего несколькими месяцами ранее я и понятия не имел о том, что такое этот ваш Шпиль, и ты это прекрасно знаешь, дорогая Деспона. А мастер Гилфи, скорее всего, так до сих пор ни о чем и не догадался. Поэтому я жду… нет, я требую должного восхищения с твоей неблагодарной стороны!

— За что я должна быть тебе благодарна? — Десс рассвирепела. — За то, что ты нарушил мое уединение? Или за то, что ты прервал размеренный ход моих дум очередной порцией своего беспредметного звона? Или за то…

— Как насчет этого, — самодовольно ухмыльнулся Бард. — За то, что предупредил тебя о пришествии Гончих Фавра.

Деспона опустошенно замолкла.

— Ну же? Неужели ты не сподобишься ни на слово признательности в адрес старого друга?

— Гончие Фавра, — ошарашенно повторила Десс. — Но… Зачем им я?

— Очевидно, у них есть вопросы, — Бард кивнул в сторону телескопа. — Я бы не стал ожидать от них слишком грубой настойчивости, все же люди Фавра не напрасно едят свой хлеб — эти господа не привыкли работать топорно. Однако и на быстрое снисхождение надежды почти что нет — их наверняка заинтересует, почему о грядущем катаклизме первым узнает не Конклав, а твой старый учитель из прошлой и давно позабытой жизни.

— Откуда им стало известно про мое письмо? — Десс отчаянно старалась побороть ком, подступающий к горлу, и не слишком в этом преуспевала.

— Не столь важно, — снисходительно отмахнулся Бард. — Важно то, что они знают. Вот мой совет тебе, Десс. Искренний и дружеский. Если ты хочешь по секрету сообщить кому-нибудь что-то монументальное — не стоит писать письма. Лучше приди и скажи обо все сама, как это делаю я, а еще лучше — закодируй свое сообщение и найди, с кем передать его устно таким образом, чтобы твой адресат обо всем догадался.

Десс не сразу нашлась, что ответить.

— Я думала, что Конклаву давно обо всем известно, — призналась она. — Какой смысл был в том, чтобы идти с этими новостями к ним? Начались бы бюрократические проволочки, они бы сковали мои руки и не дали бы мне и шагу ступить без полного согласования даже самых малозначимых моих действий со всеми мыслимыми и немыслимыми инстанциями… У меня точно не нашлось бы возможности отослать записку мастеру Гилфи. Видят боги, я не хотела его в это впутывать! Я и знать не знала, что он может мне хоть как-то помочь, все получилось на удивление глупо! Хотя, стоит признать, что он — единственный из моих знакомых, кто в любой ситуации умеет посоветовать что-нибудь дельное.

— Кроме меня, — заметил Бард.

— Единственный, — с жаром отрезала Деспона.

Бард усмехнулся.

— Допустим! Но как ты донесешь свою мысль Конклаву? О, я бесконечно уверен, что они с восхищением примут пассаж о бюрократических проволочках!

Деспона судорожно прокручивала в голове содержимое своего письма мастеру Гилфи. Она совершенно точно не упоминала там свое потайное окно. Если Гончие обнаружат окно, ей конец — ее тут же выдворят со Шпиля, и это в лучшем случае. О худшем не хотелось и думать. Но телескоп совершенно точно вызовет у них ряд самых пренеприятных вопросов, и, после всех тщательно зашифрованных, но каким-то образом ставших известными откровений из ее письма, никто точно не спишет факт наличия серьезного астрологического инструмента в ее апартаментах на простую привычную эксцентричность. Они совершенно точно увяжут телескоп со всеми остальными фактами.

Ей так не хотелось возвращаться обратно в Империю! Она и не смела помышлять о побеге — Гончие, единожды взяв ее след, не отпустят ее даже в Настоящем. В старом мире, то есть. Сможет ли Бард ей помочь? Спорно, даже он был не всесилен. Да и захочет ли он? Можно ли было ему доверять?

Кто, кроме него и Гилфи знал о письме и смог бы преуспеть в его расшифровке? И почему письму дали дойти до адресата? Слишком много вопросов.

— Что ты хочешь от меня? — спросила она наконец.

— Помощи.

— Помощи в чем? Что тебе с того, что Шпиль исчезнет? Твое место не здесь. Если бы не я, ты бы никогда не прослышал о Шпиле, никогда бы не испытал его зов.

— Верно, — Бард одобрительно кивнул. — И не сказать, что я бы многое от этого потерял.

— Тогда что я могу для тебя сделать? Не томи! — взмолилась Деспона.

— Помоги мне… вернуть одну тень, — молвил Бард.

Десс прочла в его глазах неподдельную скорбь.

***

— Стало быть, это личное? — поинтересовалась Деспона, пока они с Бардом спускались по широкой винтовой лестнице к подножию башни Дзета.

Бард только усмехнулся.

— Твоя знакомая стала тенью? — не сдавала Десс. — И теперь ты хочешь ее вернуть, так?

Улыбка покинула глаза Барда, и он кивнул.

— Я ее знаю? — уточнила Десс. Она надеялась, что ее голос не дрожал слишком сильно. По крайней мере, с чего бы ему не дрожать в то время, как его обладательница бодро скакала вниз по ступенькам? Это было вполне естественно.

Бард снова покачал головой.

— Возможно, — бросил он.

Десс раздраженно решила не смотреть на него больше. Она не знала, что и думать.

Самым ужасным было то, что она не имела ни малейшего представления о том, как вернуть человека из теневого забвения, но говорить Барду об этом сейчас было бы слишком жестоко. Она могла бы по крайней мере выслушать его историю и не делать поспешных выводов. Всему свое время.

Бард предложил продолжить разговор в парке, и Деспона не стала спорить. Снаружи их ожидало куда больше шансов на то, что каждое слово встретит внимание нежелательной аудитории, однако Десс решила не поднимать эту тему. Если Гончие Фавра и вправду были у нее на хвосте, собственные апартаменты уже не казались ей таким уж безопасными.

Конечно же, Бард соизволил перед самым выходом еще раз привести ее в бешенство.

Когда у самой двери ее рука машинально потянулась за серой замшевой шляпкой, этот несносный менестрель заявил:

— У тебя чудесные рожки.

Боги!

Ремарка была совершенно напрасной. Бестактной. Чудовищной.

Рука Десс замерла в нерешительности, а глаза налились стыдом. Она сама так и не успела толком привыкнуть к этой давно уже не новой, но все так же весьма неожиданной детали своей внешности.

А ведь Бард до того самого момента имел наглость делать вид, что ничего не заметил!

— Проклятье! — прошипела Деспона. — Неужели ты и правда только сейчас обнаружил?

— Признаться, да, — обескураженно оскалился Бард. — Они тебе настолько идут, что сразу их и не приметишь.

— Я не знаю, откуда они! — выпалила девушка.

— Понимаю тебя, тоже неоднократно за собой подмечал! — залился смехом менестрель. — То и дело вскакивает то хвост, то крыло. Причем только то, что справа, — полному комплекту я бы непременно обрадовался.

— Бард! — вскричала она. — Это низко! Я же говорю, я не знаю, откуда они взялись!

Бард совершенно искренне попытался притвориться, что ему больше не смешно, и потерпел сокрушительную неудачу.

А ведь Десс говорила чистую правду! Она просто проснулась с этими рожками! Одним отвратительнейшим, омерзительным утром она обнаружила их на своей голове и в одночасье из женщины превратилась неизвестно в кого! Подумать только, по своей парадоксальной неправдоподобности это событие находилось на твердом втором месте в списке ее злоключений, уступая лишь только той самой записке сомнительного содержания. И, как думалось Десс, это был еще не конец ее неприятностей. Возможно, в следующий раз она хотя бы заметит, как с ней что-то произошло? Эту будет ощутимым прогрессом!

Она постаралась взять себя в руки.

Глубокий вдох… Гнев покидает ее, эмоции больше не владеют ее организмом, она мудра и спокойна. Спокойна!

— Не переживай, — добавил Бард, — ты далеко не самая зловредная демонесса из тех, что мне довелось повстречать.

Десс изобразила недовольную гримасу и демонстративно резким движением водрузила шляпку себе на макушку. Этим ее не возьмешь! Пусть обзывается, сколько душе угодно. Она человек! Человек! Самый настоящий! Девушка!

Бард вздохнул.

Возможно, с его стороны это была лишь еще одна грубовато-неловкая попытка утешить Деспону? Он и раньше отличался подобными несуразностями. Бард привык во всем полагаться на свое чувство юмора и временами, надо признать, его переоценивал. Может быть, не стоило так сильно на него обижаться?

— Вот если бы мои волосы были хоть немного, хоть чуть-чуть вьющимися, — зачем-то попыталась оправдаться Деспона, — я бы уже тысячу лет назад избавилась от этой дурацкой шапки. Рожки было бы почти не видно…

— Знаешь, — усмехнулся Бард, — с тобой нужно держать ухо востро. Все эти присказки про тысячу лет в любой момент могут оказаться правдой.

Десс тогда только разочарованно покачала головой.

— Мой старинный друг, ты последний человек на свете, от кого я ожидала столь омерзительный поток диких банальностей. Как ты меня назвал? Демонесса?

— Именно. А кто же ты?

— А кто же я? — ухмыльнулась Десс.

— Не знаю, ты никогда не рассказывала.

— И сейчас ничего не расскажу, — триумфально оскалилась Десс. — Даже и не надейся. Особенно если ты продолжишь сыпать банальностями и утомлять меня пошлостью из репертуара второсортных менестрелей. Подумать только, демонесса.

— Эй, на что ты намекаешь? — картинно нахмурился Бард, легонько постукивая по крышке футляра своей лютни. Он шутил лишь наполовину, отметила про себя Десс. Какая-то часть его музыкального «я» ощетинилась миллионами негодующих смычков от одной только мысли о том, что под второсортным менестрелем мог подразумеваться именно он.

Ну, и поделом!

— Как еще мне тебя называть, когда у тебя рожки? — почти что обиженно довершил он, пятясь спиной в коридор и позволяя Деспоне запереть за собой дверь.

Он продолжил неловко шутить по и пути вниз, а сейчас, лишь только она попыталась вернуть беседу на серьезные рельсы, тут же отказался ей помогать. Несносный музыкантишка!

Возможно, по-своему он был прав. Коридоры и лестницы башни порою преподносили неприятный сюрприз в виде случайных прохожих, передвигавшихся поодиночке или небольшими группками, а беспризорные тени и вовсе сновали по стенам во всех возможных направлениях. Бард, хоть и старался всем своим видом показать, что его как бывалого путешественника это зрелище нисколько не впечатляет, то и дело украдкой бросал в сторону настороженный взгляд.

Даже бывалые колонизаторы пустоты не сразу привыкли к столь необычайной активности на стенах, составлявших внутреннюю оболочку их Шпиля. Ты становился истинным Беглецом только тогда, когда сумасбродные тени переставали вызывать у тебя нервную реакцию — и ни секундой раньше.

Деспона и сама с ностальгией вспоминала те времена, когда она думала, что каждой тени надлежит иметь своего обладателя.

Но Шпиль диктовал новые правила, и здесь не у всякой тени был законный хозяин. Обитатели Шпиля относились к ним так, как обитатели Настоящего относились к городским птицам. Вы же не станете пялиться, если на площади перед ратушей вам доведется увидеть голубя? Было лишь одно незначительное «но», о котором люди предпочитали не думать: голубь не полетит при первой же удобной возможности доносить на вас своему покровителю, в то время как от тени можно было ожидать чего угодно.

Именно поэтому двери частных апартаментов оснащались специальными стражами — ни одна заблудшая теня не могла забрести за порог, если жилище было специальным образом защищено. Разумеется, далеко не всякая тень обладала достаточной мотивацией для того, чтобы испортить вам жизнь. Многие из них и вовсе выглядели безнадежно потерянными даже для этого мира. Но любой дом становился чуточку уютнее, если было доподлинно ясно, что непрошенных гостей в нем не будет.

Интересно, подумалось Десс, а Бард учитывал эту особенность публичного пространства, приглашая ее в парк? Знал ли он, насколько велик риск?

— Здесь красиво, — он внезапно нарушил молчание. — Но как-то… холодно, что ли. Все эти стены настолько безжизненны, они будто сделаны из железа. Мне по душе теплота нашего дерева, и даже горделивая неприступность благородного камня вызывает у меня более сильные чувства.

— Ко всему привыкаешь, — отмахнулась Десс, хотя в глубине души она и была с ним немного согласна. Ну, самую чуточку. — Зато эти стены умные. Днем они испускают свет, а ночью тухнут. Разве это не чудесно?

— Чудесно? Только с точки зрения механики волшебства. В остальном же это — жизнь без солнца и неба, добровольное погребение в коконе. Я бы не смог так существовать, это не жизнь!

— Так тебя никто и не звал сюда, — добродушно напомнила Десс.

— А я и не планирую здесь оставаться, — кивнул Бард.

Почему-то это прозвучало немного обидно.

Лестница бежала вниз, то и дело застывая на широких пролетах и давая жизнь неожиданным ответвлениям. Чем ближе к основанию, тем больше ответвлений и переходов попадалось на глаза Деспоне и Барду, однако их плотность не шла ни в какое сравнение с муравьиным порядком замков и городов Настоящего. Чувство личной свободы, нарушаемое лишь бесконечным мельканием теней и периодическим осознанием полной изолированности Шпиля, ценилось его обитателями превыше всего.

Строго говоря, Шпиль был целой амальгамацией башен и башенок, возносившихся в пустоту из центрального основания. Колонна, в которой жила Деспона, ничем не отличалась от абсолютного большинства своих серебристых собратьев. Пространство между внешними оболочками предназначалось для жилых апартаментов, в то время как стержень, который обвивала лестница, тоже, как правило, не пустовал: какая-то часть его помещений отводилась административным работникам, в то время как остальные двери пестрили табличками туманного содержания и недвусмысленного посыла — посторонние здесь явно не приветствовались.

Повинуясь внезапному импульсу, Десс дернула Барда за рукав и увела его за собой по одному из открывавшихся перед ними туннелей. Они вынырнули в совершенно другой башне — ее лестница была гораздо уже, чем та, из которой они пришли, в то время как стены ее отдавали отполированной бронзой.

Бард зажмурился, реагируя на внезапную смену освещения. Деспона понимающе хихикнула.

— У этого материала похожая интенсивность свечения, но совершенно другой состав, — пояснила она. — А еще — погляди, на каждом повороте висят канделябры, и в ночное время свет всегда остается в пределах твоей видимости.

— Я чуть было не забрел в одну такую башню, пока искал тебя, — пробурчал менестрель. — Для чего она предназначена?

— Эй, — развеселилась Деспона, — неужели ты думаешь, что я буду разбалтывать наши секреты случайному посетителю?

По стене скользнула тень, и Бард проводил ее глазами.

— Все никак не могу привыкнуть, — он покачал головой.

— Это не так просто, — понимающе кивнула Десс. — Но со временем начинаешь воспринимать их как некую часть интерьера и не особенно обращаешь внимание.

— Но она же настолько похожа на человека, — поморщился Бард. — Словно чей-то искореженный силуэт… Тонкие ноги, руки, узковатая голова… Она как будто задержала на мне на мгновение взгляд своих несуществующих глаз и пронеслась мимо. Это даже немного ужасает.

— Возможно, нас и вправду осмотрели, — осторожно согласилась Деспона. — Возможно, даже услышали…

Вот. Она сказала это. Его комментарий пришелся как нельзя кстати — теперь она без лишних на то усилий поймет, знает ли он о том, что тени могли подслушивать.

Но Бард ничего не сказал. Он молча продолжил движение вниз, и Десс вынуждена была последовать за ним. Они явно играли во что-то. Десс ненавидела игры. Ненавидела, когда правила не были ей понятны с первого раза. Ненавидела просчитывать ходы.

— Бард, — начала она, но тут же осеклась. Его мысли явно были далеко: он почти не отреагировал на ее робкое обращение.

Они проделали остаток пути в тишине.

Стены начинали тускнеть по мере того, как на Шпиль спускался вечер.

Лестница внезапно завершилась перед двойной дверью, едва заметно украшенной состоящим из плавных сдержанных линий узором — типичным представителем свойственного Шпилю декора.

— Готов? — тихо поинтересовалась Десс, слегка дотрагиваясь до его плеча.

Бард нахмурился.

— Я уже был снаружи. Как я, по-твоему…

— Да! да, конечно, — неуклюже перебила его Десс, поспешив исправиться. И когда она успела настолько поглупеть? Никак, оставила свою непутевую голову наверху, в апартаментах.

Бард одним махом распахнул дверь, и сумеречный свет скользнул им навстречу. Они шагнули наружу.

Интересно, подумалось Десс, а можно ли было хоть где-то на Шпиле и вправду оказаться снаружи? Ее собственное понимание того, как была устроена колония Беглецов, да и все базовые сведения об устройстве мира, известные ей еще с первого университетского года, давали на этот вопрос негативный ответ.

Шпиль был местом-которое-не-место, во времени-которое-не-время. Даже сам факт его существования граничил на грани безумства и едва ли воспринимался с позиции Настоящего. Сказать про него, что он «был», означало грубо исказить реальность. Если понятие реальности еще продолжало иметь смысл в этом котле заблудившихся душ.

Десс огляделась по сторонам. Она с удовлетворением отметила про себя, что Бард, несмотря на недавнюю дерзость, был также сражен открывшимся видом. Можно было приучить себя к теням, снующим по стенам, но вот привыкнуть к королевскому великолепию этого засыпающего мира было выше человеческих сил.

Как и несчетное число раз до этого, она с придыханием подняла глаза. Железные своды утопали в бесконечности наверху. Где-то вдали они смыкались в подобие купола, повинуясь задумке Архитектора, что решил придать своему произведению законченный, привычный первым колонизаторам вид. Вершина купола терялась в сердитой массе облаков, пронзаемых многочисленными башнями.

Башни, преимущественно серебряные и лишь изредка тускловато-бронзовые, поддерживали купол на своих стройных плечах, перекликаясь между собою посредством изящных мостиков итуннелей.

Земля под их ногами сбегала вниз, где-то застывая на протяженных плато, а где-то соскальзывая навстречу далекому краю в стаккато из спусков и лесенок. Если приглядеться, на некоторых из них можно было различить человеческие фигурки, многозначительно спешащие по своим делам.

Все лестницы вели наверх, к вершине, к самой центральной башне и к царю всех шпилей, черной громадой выстреливающему из череды своих собратьев и мчащемуся наверх в самое сердце купола.

— А ты говоришь, что мы не видим неба, — мечтательно протянула Десс. — Посмотри, у нас даже облака есть.

— Это не настоящее небо, — отрезал Бард, помотав головой, словно стряхивая с себя наваждение. — И это не настоящие облака. У неба не должно быть предела, в то время как все ваши башни утыкаются в потолок этой громадины.

— Это не купол в чистом виде, Бард, — терпеливо объяснила Десс. — Слово потолок в твоем исполнении — несказанно грубая аппроксимация. Это… некая оболочка, которая видится тебя замкнутой. Понимаешь?

Он не понимал, но Десс продолжала.

— Во-первых, на своей вершине поверхность вырождается в шпиль. Видишь центральную ось? А во-вторых…

— Десс, перестань, — Бард осторожно прервал ее. — Мне незачем знать все эти премудрости. Половина используемых тобою терминов мне все равно ничего не скажет. Ты же знаешь, что все эти разговоры ученых людей всегда оставляли меня в состоянии легкого замешательства и сильно травмированной самооценки.

Десс кивнула из вежливости, хотя ей и нелегко было вообразить себе самооценку Барда сильно травмированной. Эта составляющая его естества была одной из самых живучих.

— Хорошо, — уступила она. — Но вот, например, облака…

— Такая же непонятная материя, как и эти фальшивые стены, — угрюмо отрезал Бард.

— Возможно, — не сдавалась Десс, — но они дают самый что ни на есть настоящий дождь!

— Четко спланированный дождь!

— По плану, не известному нам! — закончила Деспона. — Откуда тебе знать, из чего состоят облака в Настоящем, и кто ими руководит? Быть может, за их расписание также отвечает какая-нибудь неведомая канцелярия. Разница лишь в одном, Бард! Дома кто-то обустроил весь мир без нашего деятельного участия, в то время как здесь мы все делали сами, и сами за все отвечаем!

— Ты сказала дома, — ухмыльнулся Бард.

— Это специально, — покраснела девушка, — чтобы тебе было понятней!

— Ну, естественно! — засмеялся Бард.

Деспона надвинула шляпку на глаза и скрестила руки на груди.

— Ты невыносим, — резюмировала она.

— Так мы идем в парк? — все еще смеясь, предложил Бард.

***

Ближайший парк был, как и все на Шпиле, многоярусным. Ступеньки соединяли несколько рощ и садов, оседлавших четырехугольник между группой серебряных башен.

Вечерело, и Деспона с Бардом неспешно шагали по аллее в одной из таких рощиц в сени на удивление ровно посаженных деревьев.

Время от времени их путь пересекали тени, выныривавшие из кустов и тут же скрывавшиеся в зарослях напротив.

— Итак, — набралась смелости Десс. — Ты позвал меня сюда… — она выдержала небольшую паузу, — Зачем?

— Затем, чтобы более пространно попросить о помощи, — спокойно ответил Бард.

Еще несколько десятков шагов было сделано в тишине.

— Так, ясно — подбодрила его Десс.

Он не успел ничего ответить, так как из-за угла на изгибе аллеи им навстречу прошествовали два господина в черных плащах. Когда господа скрылись из виду, Деспона не сдержалась и решила сделать еще один намек.

— Знаешь, Бард, — тихо сказала она, — люди — это не единственные здешние обитатели со способностью слышать и передавать разговоры.

Бард посмотрел на нее. Прочитать выражение его лица в сгущающейся полутьме было очень сложно.

Десс сдалась.

— Почему ты не захотел продолжать разговор у меня? — прямо спросила она.

— Тени не могут проникнуть к вам в дома, верно? — спросил Бард вместо ответа.

— Верно, — нервно сглотнула Деспона, чувствуя, как ей становится не по себе.

— Значит, она была права, — пробормотал он.

Они свернули с основной аллеи и прошли еще несколько минут в тишине. Стало настолько темно, что среди густой черноты было невозможно отличить живые тени от настоящих. Десс прекрасно понимала, чем завершится эта прогулка, но почему-то не могла вымолвить ни слова.

А что она должна была сделать?

Развернуться и подняться назад в свои апартаменты?

Сказать ему, что никуда не пойдет?

Наверное, так и стоило сделать. Несколько раз она чуть было не решилась обратиться к нему, но знакомый страх сковал ее мысли и украл ее голос, и она смолчала.

Это не закончится ничем хорошим, думала она, шагая за ним в темноте. Это закончится дурно. Будь здравомыслящей женщиной, Десс, вернись домой!

Но она не смогла.

Знакомый шелест лютни о его плащ тащил Десс за собой, словно на цепи.

Домой. Она уже раз говорила сегодня о доме, и тогда она имела в виду вовсе не Шпиль.

Шпиль был убежищем, бегством. Неужели кто-то и вправду мог считать эту одинокую громадину истинным домом? Неужели он годился на что-нибудь, кроме временного пристанища? Сколько еще она будет себя обманывать? Так темно и жутко, и как же мало кругом фонарей! Нужно было захватить на прогулку собственный светильник — еще одно сожаление в ее бесконечном списке. Боги, сколько лет она провела здесь сама, в этом эскизе на нормальный город? Да и мог ли кто-то сказать, как здесь текло время, когда все связи с Настоящим были необратимо порваны?

Два года? Возможно,и дольше.

Бард не сильно изменился со дня их последней встречи, но это могло означать что угодно. Нужно было непременно спросить у него, сколько времени ее не было в мире. Непременно, но не сейчас. Возможно, завтра.

Она была так рада видеть его, что только сейчас мысли о возможных рисках стали одолевать ее разум. Строго говоря, насколько ей было известно, контакты с Настоящим не были законодательно запрещены, но она никогда не была большой поклонницей кодексов и прочих порождений бюрократии. Возможно, что препятствия все-таки были. Где бы их деликатно узнать?

Наверное, не стоило так замыкаться на службе и на собственном внутреннем мире. Наверное, иногда нужно было выходить в свет… Выходить полноценно, а не номинально, как это делала она.

Конечно, Деспона порой посещала таверны, библиотеки и прочие увеселительные заведения, но, как ей казалось, ее хмурый взгляд порой отпугивал желающих посудачить.

Некоторых храбрецов она осаждала собственноручно, о чем вспоминала нередко и с большим сожалением.

Строго говоря, только одного человека на Шпиле она могла считать своим хорошим знакомым…

— Боги милосердные, Десс, хватит витать в облаках!

Именно! Она была как никогда согласна со своим внутренним голосом! Уж если и слушать чьи-то советы, так это собственные! Хорошо бы…

— Десс!

Девушка вздрогнула.

— Зачем ты кричишь? — испуганно потребовала она у неясного силуэта Барда.

— Затем, что тебя опять куда-то унесло, — прошипел он с нетерпением. — Десс, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Чудовищный миг настал. Десс вздохнула.

— Ты опять вздыхаешь, — вздохнул Бард.

— Прекрати, я давно не вздыхала, — вздохнула Десс.

— Ты готова?

— Нет, — честно ответила она.

— Я тоже, — признался он. — Она обещала быть где-то здесь.

Они стояли под массивной колонной с плавно изогнутым основанием, на вершине которой взгромоздился хронометр. Часы — о, чудо! — подсвечивались, и в их окрестности было видно даже немного дальше собственной вытянутой руки.

— Я даже не заметила, как мы сюда пришли.

— Ты не сильно меняешься со сменой места жительства, — заметил Бард.

— Это хорошо?

— Ты ведь пытаешься сейчас отсрочить неизбежное?

— Да, — вздохнула она. — Хотя…

Нет, все же нужно было это сказать! Деспона ДиМарко могла за себя постоять, пусть менестрель это знает!

— Бард!

— Да? — его голос звучал удивленно.

— Бард, я ведь не обязана это делать.

— Извини? — немного нелепо переспросил он. Загнать Барда в тупик дорогого стоило.

— Я хочу сказать, — объяснила Десс, чувствуя приток храбрости, — что я еще не дала свое согласие тебе помогать. Я ведь еще могу отказаться. Я не знаю, как это скажется на моем положении здесь. Возможно, тебе не стоит тут находиться. Возможно, это опасно для нас обоих, причем неизвестно, для кого больше.

— Десс, — замялся Бард. — Я… Прости! Проклятье!.. Десс, я не знаю, что и сказать.

Она многозначительно приподняла одну бровь и понадеялась, что в темноте он успел разглядеть этот тонкий ход с ее стороны.

— Я думал, — продолжил оправдываться Бард, — что раз уж ты решила за мной последовать и ничего не возразила до сего момента…

Да, с этим доводом было сложно поспорить, а оттого Деспона еще более преисполнилась праведным гневом. Ну почему, почему даже тогда, когда она умудрялась оказаться права, она все равно была права немного не до конца?

— Я ничего не обещала, — заметила она.

— Правда… — согласился Бард.

— И потом, у меня столько вопросов, а ты толком ничего не объяснил! — она перешла в атаку. — Как так получилось, что мое сообщение все-таки дошло до мастера Гилфи, но тем не менее его все равно кто-то перехватил? Откуда ты знаешь о том, что думает обо мне Фавр, если ты здесь даже в парках не очень-то ориентируешься? — Деспону было не остановить. — Да и как ты вообще здесь оказался?

— Справедливые вопросы, — согласился Бард. — Но я рассудил, что, возможно, некоторые ответы тебе лучше будет услышать из первых рук, а потому не спешил со своими. Я же помню, что тебе обычно нужно время на то, чтобы переварить информацию, Десс.

Да, оно определенно знал ее слишком хорошо. Это никуда не годилось.

— Я требую объяснений, — твердо сказала Деспона. — Давай по порядку.

— Не боишься теней? — с грустной усмешкой уточнил Бард.

Десс не нашла иного выхода и опять вздохнула. Она чуть было не забылась. И зачем она так громко кричала про Фавра посереди парка, пусть и ночного? Отсутствие других гуляющих наверняка сделало их безальтернативной приманкой для теней, голодных до информации.

— У нас будет несколько часов для спокойной беседы, — успокоил ее Бард. — Моя знакомая обещала об этом позаботиться.

— И как же она это сделает? — скептически (оправданно скептически) процедила Десс.

И для чего он снова упомянул свою неведомую незнакомку? Прошло еще совсем немного времени, но Десс уже успела ее возненавидеть. Любой, абсолютно любой человек на ее месте почувствовал бы себя точно так же и даже хуже. Гораздо хуже — Десс была на удивление терпелива и снисходительна.

Бард пожал плечами.

— Она просто пообещала, что некоторое время тени будут принимать нас с тобой за своих и не станут прислушиваться к нашей беседе. Определенный риск все равно есть, но мы должны на него пойти.

— Ты ей слишком безоговорочно доверяешь, — едко отметила Десс. — На тебя это не похоже.

— Да, — просто сказал Бард.

— Да? — Десс отработанным движением вздернула бровь. Правую! — И все?

— Просто «да», — кивнул Бард. — Да, я доверяю ей безоговорочно. Пожалуй, даже слишком. И, да, это совершенно не в моем духе.

— А я-то почему должна в нее слепо верить? — потребовала Десс. — Я все еще ничего тебе не обещала, не забывай!

— Десс, — в голосе Барда прозвучала усталость, — Если не веришь мне, так и скажи. Я провожу тебя домой, и мы забудем о моей просьбе раз и навсегда. Идет?

Деспона опешила.

— Ты изменился! — вырвалось у нее.

— Возможно. Сложно отследить в себе перемены, когда все время варишься в собственной компании, знаешь ли.

Десс на мгновение почувствовала себя преданной. Да как он посмел? Сначала внезапно нагрянул и вернул свет в комфортную темноту ее кокона, затем вытащил ее в парк посреди ночи, а потом и вовсе преподнес вот такие вот мерзкие новости, а сам и бровью при этом не повел!

Она собиралась высказать ему все, что о нем думала! Она…

Гнев оставил ее так же внезапно, как и пришел.

Десс категорично вздохнула.

Как же комично она, должно быть, сейчас выглядела! Сердиться на Барда было глупо, решительно глупо. Она, наверное, тоже не особенно напоминала себя прежнюю. В конце концов, именно Десс, а не Бард, оставила за плечами всю свою прошлую жизнь и бежала из Настоящего на этот Шпиль посередине Ничто.

Нужно было принять какое-то решение. Вернее, нужно было сообщить о решении Барду, ведь он был сокрушительно прав в своей трактовке ее тишины. Деспона даже и на секунду не задумывалась о том, чтобы отказать ему. Лишние вопросы никогда не практиковались в их дуэте — Деспона и Бард просто были друг для друга опорой, когда это требовалось. Все объяснения ожидались потом, после бури; и только в том случае, если одна из сторон считала нужным их предоставить.

Разве можно было винить Барда за то, что он ожидал от Десс нечто, к чему она давно его приучила? Да и стала бы сама Деспона надеяться на меньшее, если б сама оказалась в беде?

Причина была явно в чем-то другом. В ком-то. Или чем-то?

Десс не хотела сейчас об этом думать.

— Хорошо, — сухо сказала она.

— Так я могу на тебя рассчитывать? — голос Барда прозвучал настолько изумленно, что Десс сделалось совестно. Она отнесла эту слабость ко внушительному списку абсурдностей всего аномально сумасшедшего дня.

— А ты сомневался? — сказала она, приправляя слова незапланированным ядом. — Доверяешь мне меньше, чем своей новой знакомой?

Бард помотал головой.

— Эх, Десс, я скучал по нашим дружелюбным перепалкам.

Дружелюбным? Подлая провокация!

Десс зажмурилась.

— Давай не будем тянуть. Где притаилась твоя пассия?

— Пассия? — оторопел Бард. — Любопытный поворот. Десс, я не припомню, чтобы я представлял ее подобным образом!

— Неважно, — Деспона махнула рукой. Как же нагло мужчины умели врать!

— Действительно, неважно… — пробурчал Бард.

Он откашлялся, как будто готовясь к выступлению.

— Так я зову ее?

— Пожалуйста, — кивнула Десс с показным безразличием.

Бард, как это с ним часто случалось, сделал совсем не то, что Десс от него ожидала. Он не стал свистеть птичкой или прибегать к другим общепринятым способам призыва тайных сообщников. Он не стал бормотать заклинание, и даже не подумал запускать в воздух сигнальный огонь. Вместо этого он позволил футляру с лютней соскользнуть со своего плеча, извлек из него инструмент, сел на лавочку напротив подсвечиваемых часов и изготовился играть.

— Бард! — прошипела Десс. — Бард!

Он одарил ее настолько удивленным взглядом, что Десс даже не нашла в себе сил рассвирепеть. Сама невинность! Как будто она только что помешала ему осуществить самый очевидный и безобидный замысел на свете!

— Ты обезумел? — на всякий случай уточнила она, хотя ответ и так был очевиден всякому здравомыслящему человеку.

— Другого способа нет, — спокойно отметил музыкант.

— Бард, ты не представляешь себе, какая это глупость! — прошептала Деспона. — Люди на Шпиле не играют по ночам в парке на музыкальных инструментах! Люди на Шпиле по ночам сидят у себя дома и, если им очень этого хочется, играют там!

— А днем, — недоверчиво поинтересовался Бард. — Днем они где-нибудь играют? Быть может, в трактирах? Я видел здесь пару заведений, похожих на питейные.

— В трактирах играют, в том числе и вечером, — согласилась Десс. — Но это другое! — добавила она с жаром.

— Тогда, быть может, исполнение музыки в парке как-то запрещено?

— Хм, — задумалась Десс. — Понятия не имею. Я не читаю указы и прочую бюрократию.

— Ты же здесь живешь? — усмехнулся Бард.

— И что с того? — Десс ощетинилась в ответ. — Зачем мне столько избыточных сведений, ежели я не собираюсь ничего нарушать?

— Любопытно, — скривился Бард.

— Бард, все тени сейчас следят за нами! Ты нашел единственное освещенное место в парке, водрузился на лавочку и приготовился производить шум! Бард…

— Десс, прошу тебя! — слабо возразил он. Странно, но такой способ оказался действеннее, чем его былая импульсивность. Десс обессиленно опустила руки. — Десс, пойми же! Ей нужно воспоминание для того, чтобы услышать меня, и ей нужен свет для того, чтобы нам явиться. Если выбирать между обществом людей и случайных теней, я предпочту второе. И потом, я же обещал тебе, что суть разговора до них не дойдет.

— Ты не осознаешь риски, — Десс устало помотала головой и сдалась.

Бард провел пальцами по струнам.

— Она сама предложила этот план, знаешь?

Он взял несколько мечтательных аккордов и закрыл глаза, плавно запрокинув голову.

— Самое светлое место в самое темное время. В этом вся она.

Искусственная ночь Шпиля окончательно вступила в свои права, и внезапно часовой столб оказался единственным маяком в бескрайней и черной вселенной. Бард сидел на самом краю неправдоподобно ровной окружности, сотканной из света одиноких часов, а Десс стояла ближе к ее центру, почти у самой колонны.

С первых нот и вопреки здравому смыслу, она решила, что волновалась напрасно. И правда разве могла музыка Барда вырваться за пределы их освещенного островка и улететь во враждебное «ничего»? Променять теплоту и доверие их отчужденного «мы» на прохладу и безразличие сущей неправды? И, даже допуская обратное, разве можно было себе вообразить, что хоть какая-то мерзопакостная тень заподозрит в этой гармонии диссонанс и преисполнится подозрений?

Боги, как же она скучала по его игре! Никакой Конклав, никакой Фавр не заставят ее позабыть волшебство этих струн!

Только Бард мог разбудить в ней столько противоречивых чувств — заставить ее печалиться и в то же самое время разглядеть в печали надежду, пуститься в пляс во весь дух и в самом сердце танца вдруг узреть сожаление…

После нескольких знакомых пассажей он заиграл задумчивую мелодию, нежную и решительную одновременно. Как томилась его душа! Как он, должно быть, любил эту незнакомку!

Деспона не знала этот мотив — наверняка он сложил его специально для своей тайной любви.

Для тени.

Для тени, без которой он не мог сформулировать свою просьбу.

Деспона поежилась, и музыка ослабила хватку на ее мыслях.

Подумать только, а ведь за все бесконечные месяцы жизни на Шпиле она так и не успела познакомиться с настоящей тенью! Ни одна из них не задерживалась на одном месте дольше удара сердца, и Десс даже начала сомневаться в их способности к привычной человеку коммуникации.

Или у сильных мира сего были свои методы убеждения неожиданных союзников, или же слухи о практических свойствах теней были сильно преувеличены. Не намеренно ли?

И какой она окажется, эта Бардова тень? Сможет ли она говорить? Как прозвучит ее голос? И не протянет ли эта сумеречная рука ключ к собственному спасению?

Внезапно, музыка стихла.

Десс подняла глаза.

***

Десс потом часто мысленно возвращалась к той секунде и пыталась понять, почему она не раздумывая посмотрела перед собой.

Тени, даже самые самостоятельные, перемещались по стенам и по земле. Они мелькали там, где обитали другие, привычные тени. Они не возникали перед вами посреди ночи и не заглядывали вам в душу.

Деспона просто ощутила чье-то присутствие.

Это было единственное объяснение, которое при этом умудрялось не объяснять ровным счетом ничего.

Почувствовала присутствие? Какая-то мистика.

Возможно, все это было не так уж и важно. Важно было то, что она перед собой увидела.

Это была тень. Это совершенно точно, самым что ни на есть решительным образом была тень. Только не вполне настоящая. Точнее, как раз-таки чересчур настоящая… Точнее…

Тень была необратимо чужой в этом круге искусственного свечения. У нее были густые черные волосы, и легкий ночной ветерок робко тормошил подол ее платья. Ночная гостья смотрела на Барда, и Десс не смогла разглядеть ее лица. Она заметила только, что из-под платья виднелись аккуратные туфельки, тоже черные. Тень куталась в черную шаль.

Бард дрожащими руками отложил лютню. Десс никогда не видела раньше, чтобы он просто так оставлял инструмент без присмотра — ее Бард никогда не пожалел бы секунду-другую на то, чтобы упрятать лютню в футляр.

Он смотрел на тень, как на чудо во плоти. Еще секунду, и менестрель пал бы перед ней на колени.

Но этого не случилось.

Бард встал и, придерживая рукой полу плаща, слегка поклонился.

Беспризорная лютня между тем продолжала украшать собою лавку.

Тень слегка поклонилась Барду в ответ.

Какое странное и официальное приветствие! Так кем же ему была эта женщина?

— Ты пришла, — молвил музыкант, не сводя с гостьи взгляда зачарованных глаз.

— Мне с каждым разом все труднее, — прошептала в ответ тень. Ее голос прозвучал немного виновато. Это был голос молодой женщины, многое пережившей, — мелодичный и мягкий, но начисто лишенный наивности юных лет.

Бард сделал движение к ней навстречу, словно он хотел заключить ее руки в свои, но на полпути он застыл в нерешительности.

Десс заметила, что тень так и не подняла голову после своего сдержанного поклона — она продолжала смотреть в пол перед собой, стягивая шаль своими тонкими пальцами. Она не шелохнулась в ответ на неловкое движение Барда — то ли не заметила, то ли предпочла не заметить.

— Анна, — начал было Бард, жестом приглашая ее сесть. Незаметным плавным движением, тень не позволила его пальцам коснуться своего плеча и грациозно опустилась на лавку.

Десс тихонько ахнула.

У тени не было лица. То, что поначалу показалось Деспоне черной тканью ее одежд, было одним естеством, и этому естеству было сложно назначить цвет. Скорее, то было отсутствие всякого света; зияющая пустота на том месте, где должен был быть человек. Ее безупречно женственный силуэт затмевал слабый свет от часового столба, а ее волосы волновались со всей живостью настоящей прически, но в остальном… Ее как будто не существовало.

— Анна, — Бард опустился на скамью рядом с ней, но тут же вскочил и энергично сигнализировал Деспоне.

— Десс, садись рядом, — позвал он. — Я боюсь, что наш разговор выйдет долгим, а ты уже давно на ногах…

И с чего только он стал таким заботливым?

Десс мешкала.

— Ну же, — позвал Бард, и в его голосе промелькнули нотки отчаяния.

Десс сделала несколько нерешительных шагов, но ноги словно налились свинцом.

Легкое головокружение.

Слабость.

Десс зажмурилась и уперлась ногами в землю, надеясь, что это предотвратит падение, но было уже поздно — баланс ускользнул и девушка опустилась на одно колено.

Краем глаза Десс заметила, что тень вскочила со своего места и сделала какой-то неясный жест.

— Нет, — слабо воскликнул Бард, заламывая руки и не зная, к кому броситься в первую очередь.

Деспона осторожно покачала головой.

— Все в порядке, Бард, я…

— Боишься, — сказала тень.

Что звучало в этом голосе? Грусть? Презрение? Брезгливость? Страх? Как будто бы разом все вместе и сразу ничего. Ей было стыдно за себя или за Деспону? Она чувствовала себя оскорбленной или же виноватой?

Десс подняла взор и посмотрела на тень.

На Анну.

Она будет называть ее именно так.

— Все хорошо, — сказала она еще громче и, сделав неимоверное усилие, встала на ноги.

— Простите мне эту слабость, леди Анна, я иногда страдаю внезапными обмороками. Чувствую, что местный климат мне не совсем подошел, — соврала Десс и, изо всех сил надеясь, что ей удалось сохранить хотя бы осколок своего достоинства, преодолела несколько шагов, отделявших ее от скамьи, и тяжело опустилась рядом с… Анной.

Бард даже не потрудился скрыть свой вздох облегчения.

— Отлично, — прошептал он себе под нос. — Отлично.

Десс сидела прямо, как прилежная ученица за школьной партой, и смотрела строго перед собой. Туда, где были только свет и часы на столбе. И Бард. Нервный, измученный, потерянный Бард.

Поделом ему.

— Итак, — пробормотал менестрель. — Мы все здесь… Итак!

— Бард, — отозвалась Анна. — Позволь мне начать?

Грусть. В ее голосе жила только грусть. И почему Десс не заметила этого раньше? Это открытие пронзило ее с силой откровения, и она, сама не понимая, что делает, повернула голову и посмотрела на тень.

Их взгляды встретились.

Да, у Анны не было глаз — только лазурные огоньки неясного очертания — но Деспона была уверена в том, что произошло. Она смотрела в самые очи бездонного мрака.

— Как вы страдали! — невольно вырвалось у нее.

Она была готова поклясться, что Анна улыбнулась ей.

Ей плечи — они были опущены под грузом ускользнувшей надежды.

Ее руки неясными силуэтами лежали у нее на коленях, где тонкие пальцы сплелись в нервную хватку.

Бедняжка! Невольно подумалось Десс. Она моргнула, стряхивая наваждение.

Что за унизительный приступ эмпатии нашел на нее? Совершенно негоже так расклеиваться! Нужно было как можно скорее войти в курс дела, выдумать действенный способ подсобить двум заблудшим душам и покончить с этой темной историей раз и навсегда. И чем скорее она выгонит эту тень из своей жизни, тем лучше.

Довольно!

— Так кто из вас начнет? — решительно потребовала Десс.