Адепт не хуже прочих

Павел Корнев (2024)

Я был проклят ещё до своего рождения, а при столь паршивом раскладе глупо уповать на долгую счастливую жизнь. Обмануть судьбу не помогут никакие зароки, ведь на всём белом свете не сыскать ничего прилипчивей порчи. И сгинуть бы мне до срока, да только иной босяк живучей помойного кота — вот я и выкрутился, умудрившись прыгнуть выше головы. Лишился при этом всего, что только имел и чем дорожил, зато разжёг в себе белый пламень магического таланта. Стал другим человеком. Тайнознатцем. Магом и колдуном. Адептом не хуже прочих!

5-18

Стало совсем худо. И до того нехорошо было, а тут и вовсе поплохело.

Врач неверно оценил реакцию на свои слова, приняв замешательство за недоверие, и пояснил:

— Лучезар — последний в своей семье, да и отношения со старшей ветвью оставляют желать лучшего. Обстоятельства привели его на задворки Поднебесья, у нас здесь попросту нет доступа к реактивам и практикам, необходимым для раскрытия его потенциала, а без этого ритуал очищения не пройти.

Я вытер с лица испарину и уточнил:

— Неужто старшая ветвь даже в такой малости помочь не хочет?

Лучезара так и перекосило.

— Ты чем слушаешь вообще?! Да они меня сюда и спровадили!

О семейных дрязгах в боярских родах были наслышаны даже босяки, я кивнул и подробности выпытывать не стал, вновь провёл ладонью по занемевшему лицу и спросил:

— Тому, кто выдаёт себя за боярина или дворянина, полагается колесование или четвертование?

— Это всё пережитки прошлого! — беспечно отмахнулся врач. — Во внутренних землях — риск и вправду был бы слишком велик, но не в этом захолустье!

А Лучезар так и вовсе рассмеялся.

— Не бойся! Если напортачишь, до колесования просто не доживёшь! Потихоньку удавят, не станут сор из избы выносить.

С этим было не поспорить, но я всё же покачал головой.

— Я чужого не беру! Зарок у меня такой. Не могу чужим именем представляться.

Врач и его ассистент воззрились на меня в немом изумлении.

— Ты сейчас серьёзно?! — угрожающе протянул Грай. — Пойдёшь на попятную из-за какого-то зарока?

— Не пойду, если он… — ткнул я пальцем в Лучезара, — даст мне право называться его именем.

— Да вот ещё! — рявкнул юнец. — Не бывать тому!

— Это лишнее, — поддержал ассистента врач.

— Вовсе нет! — возразил я. — Я же проклят! Возьму без спроса чужое — тут же аукнется! Проклятие именно на это завязано, а с ним шутки плохи!

— Тебе в любом случае от порчи избавляться придётся!

— Это когда ещё будет! Да и получится ли её полностью вычистить, чтобы и следа даже не осталось?

Лучезар обозвал меня парочкой крайне обидных словечек из числа тех, за которые на Заречной стороне и нож под рёбра сунуть могли, но Грай быстренько утянул его в соседнюю комнату, там они недолго пошушукались, а после возвращения юнец объявил:

— Я, Лучезар из семьи Серебряного всполоха рода Огненной длани, даю право… — Он зло глянул на меня и после подсказки врача продолжил: — Серому с Заречной стороны Черноводска именоваться моим полным именем. Доволен?

Вопрос он едва ли не выплюнул, и Грай укоризненно покачал пальцем, после чего обратился ко мне:

— Но и ты дай слово держать нашу договорённость в тайне!

Я хоть и едва ворочал уже языком, не выдержал и фыркнул.

— Ну не враг же я себе!

— Дай слово!

— Слово! — отозвался я, и мы пожали друг другу руки.

Утром от слабости не осталось и следа, дурно сделалось лишь после завтрака. За время пребывания в каземате привык к царским порциям, а тут вручили миску овсяной каши, две кружки травяного отвара и пяток пилюль. Вот как проглотил их, так и ощутил головокружение, а дальше и вовсе замутило.

— Это нормально, — успокоил меня врач и нацепил на нос оправу с загодя вставленными линзами — белой и фиолетовой. — Сконцентрируй энергию у солнечного сплетения и держи, сколько сможешь.

Смог я три счёта, чем вогнал Лучезара в откровенное уныние.

— Атрибут он не примет! — мрачно изрёк молодой человек и с укором посмотрел на старшего товарища.

Грай беспечно пожал плечами.

— База есть, остальное приложится.

— Приложится, угу… — шумно выдохнул я и смахнул с лица пот. — А с порчей как быть? Когда вычищать начнёте?

— Не так сразу! — отмахнулся приютский врач. — В первую очередь тебе надо укрепить дух. Всё, идём!

Но тут из приёмного покоя донеслось звяканье закреплённого на двери колокольчика, и Грай страдальчески поморщился.

— Узнай, кого там нелёгкая принесла! — попросил он ассистента.

Тот накинул на голову капюшон, сгорбился и покинул заднюю комнату, в которой я и провёл эту ночь.

— Чего тебе, Дарька? — спросил он кого-то с нескрываемой насмешкой.

— Меня зовут Огнедар! — рыкнули в ответ, и я узнал голос конопатого дружочка Овода. — Где наставник Грай?

— Занят.

— Паршивого чернокнижника лечит?! Да сколько можно?! Мне ожоги свести надо!

— Я же дал тебе бальзам! Вот им и мажься!

— Толку от него как с козла молока! Мне нормальное лечение нужно! Зови Грая!

— Покомандуй тут ещё! Зря и бальзам дал! — заявил в ответ Лучезар и обидно рассмеялся. — Уж лучше ожоги, чем конопушки!

— Ах ты гад!

Ассистент врача в долгу не остался, и взялся высмеивать перестарка, а Грай взглянул на часы, приложил к губам указательный палец и потянул меня из комнатушки. Двинулся он прочь от выхода в приёмный покой, повернул раз и другой, завёл в глухой закуток, где обнаружилась массивная дверь, запертая сразу на два навесных замка. Оба были зачарованы, с каждым врач провозился никак не меньше минуты.

Перебранка в приёмном покое стихла, но Лучезара мы дожидаться не стали и по винтовой лестнице спустились в подвал с грубой каменной кладкой, какой не было даже в каземате. Внизу оказалось темно хоть глаз коли, врач снял с крюка керосиновую лампу, воспламеняющим приказом запалил фитиль и первым двинулся по коридору.

— Не отставай! — коротко бросил он мне.

Вопреки ожиданиям в подземелье было не прохладно и сыро, а жарко и душно. Воздух переполняло незримое оранжевое сияние, через него приходилось буквально проталкиваться. Я немедленно начал обливаться потом, Граю — хоть бы что.

— Там источник? — спросил я, когда проход перегородила дверь из зачарованного металла, на которой раскалённым серебром светились защитные руны и чернели изображения горящего чертополоха.

Врач рассмеялся.

— Что ты! На таком расстоянии от источника ты бы в прах обратился!

— А здесь? — уточнил я, облизнув пересохшие губы.

— Здесь — нет, — заявил Грай и начал снимать с двери колдовскую защиту.

После недолгой возни распахнул ту, и меня едва не снесло волной хлынувшего в коридор жара. Отшатнулся было, но сразу качнулся обратно и устоял на ногах лишь благодаря двум шажкам вперёд. Одному и другому. Через порог и чуть дальше. Прямиком в огненный ад.

Черти драные! Это меня Грай в спину пихнул!

Я подался назад, но дверь уже захлопнулась. Упёрся в неё да так и сполз на пол, закрывая руками лицо.

Давным-давно, когда ещё жил у тётки, мы всем семейством непременно раз в седмицу выбирались в баню, и в парилке, где от невыносимого жара уши в трубочку сворачивались, я неизменно опускался как можно ниже, там — становилось легче, в зале с бушевавшим меж высоченных колонн огненным штормом, куда меня втолкнул драный врач, — нет. Напор обезумевшей оранжевой энергии не просто иссушал тело, а прямо-таки его сжигал. От переизбытка небесной силы я начал запекаться изнутри, более того — должен был вот-вот обратиться в живой факел. И тогда — всё, тогда — конец!

Не хочу!

Попытка закрыться отторжением успехом не увенчалась: барьер попросту разметало, а меня самого крепенько приложило отдачей.

Черти драные, не то!

Я мысленно окутался защитной пеленой, отгородился ею от огненной стихии, и даже сумел продержаться так с десяток ударов сердца, прежде чем моя воображаемая броня оказалась прожжена сразу в нескольких местах. Вновь замутило, но слабину я не дал и вновь закрылся от накатывавшего со всех сторон оранжевого шторма, только на сей раз ещё и взялся выдавливать из себя обжигающее сияние, как на занятиях с приютскими воспитанниками вычищал из духа обездвиживающие приказы. Приходилось скрипеть зубами от боли и терпеть в надежде, что ещё немного и станет легче, но легче не становилось.

И всё же я не сгорел и не запёкся изнутри. Даже сумел несколько раз приложиться ладонью по двери.

Как ни странно, Грай не только услышал эти жалкие шлепки, но и соизволил меня из душегубки выпустить.

— Молодец, быстро разобрался, — похвалил он, вновь затворяя дверь.

Я дышал и никак не мог отдышаться. На языке так и вертелись всякие крепкие словечки, но проявил благоразумие и от ругани воздержался, ещё немного полежал на холодном каменном полу и спросил:

— Что там?

— Один из якорей, который оттягивает на себя излишки энергии и стабилизирует источник, — пояснил врач и поторопил меня. — Давай вставай уже! Вставай! — Он помог подняться на ноги и протянул ремень, в кожаные гнёзда которого были вставлены песочные часы. — На полу нарисована схема перемещения, двигайся строго по ней. По волнистым линиям — медленно, по прямым — обычным шагом, по прерывистым — быстрым. Где точки и пунктиры — беги. На кругах стой минуту, на базах с поперечными чертами — две. Далее ориентируйся на количество углов. Считать ведь обучен?

Песочные часы в гнёздах оказались рассчитаны на измерение от одной и до пяти минут, и я сказал, застёгивая пряжку ремня:

— Разберусь.

Возвращаться в душегубку нисколько не хотелось, но ныть и протестовать мне и в голову не пришло. Как там толковал наставлявший неофитов у часовни Карающей десницы монах? Слабому не закалить тело и не укрепить дух? Вот-вот. Дам слабину — сдохну. Не прямо сейчас, так во время ритуала очищения.

— Если собьёшься, возвращайся к входу и начинай заново, — предупредил Грай. — Приду за тобой через час.

— Подождите! — всполошился я. — А сюда больше никто не заявится?

— Сюда никто не наведывался как минимум полвека и едва ли что-то изменится в ближайшем будущем, — усмехнулся врач и вздохнул. — Приют рассчитан на куда большее число воспитанников, нежели обучается в нём сейчас. Воспитанников водят на закалку в зал над источником.

Сразу вспомнилась просьба Первого, но в казематы возвращаться мне было не с руки, так что от расспросов я воздержался.

— Готов? — уточнил Грай.

Я не был, но кивнул.

— Вернусь за тобой через час! — предупредил врач, распахивая толстенную железную дверь.

Ничего не оставалось, кроме как шагнуть прямиком в оранжевый шторм. И — выстоял! Не шарахнулся обратно, не опустился на корточки, даже руками не закрылся. Выдержал первый самый лютый натиск!

Постоял, всё уверенней и уверенней отгораживаясь от жара, а как самую малость очухался, то принялся вертеть головой по сторонам. Зал оказался вытянутым, высокий потолок подпирали воздвигнутые в кажущемся беспорядке колонны, в дальнем конце подземелья полыхало оранжевое сияние, поэтому темно здесь не было.

Не было и жарко. Так только казалось, а на самом деле — нет.

Прямо от входа куда-то в сторону уходила волнистая линия, я собрался с решимостью и ступил на неё, двинулся вперёд медленно-медленно. Но не только из-за наставлений Грая, просто ускорить шаг не сумел бы при всём желании, пусть бы даже от этого и зависела сама моя жизнь.

Приходилось не только закрываться от энергии, но и проталкивать себя через ставшую какой-то очень уж неподатливой реальность. Да ещё чертовски разболелась правая нога и начало невыносимо припекать рубцы, оставленные на спине плетью палача.

Ну что за напасть такая?! Я ведь о них лет десять не вспоминал!

Когда кое-как доковылял до пятиконечной звезды и перевернул песочные часы, то обратился к внутреннему зрению и через оранжевое сияние различил, как подрагивают и съёживаются фиолетово-чёрные отростки, дотянувшиеся от голени до середины бедра. А помимо этого проклятия проявилось ещё и старое, доставшееся по наследству от мамы с папенькой: едва заметный прежде пурпур пошёл пятнами, где-то выцвел, где-то собрался в прожилки. Его сдирало натиском энергии, мой дух словно ошкуривали призрачной тёркой! Аура потеряла стабильность и мерцала, а по спине так и вовсе будто не далее пяти минут назад трижды протянули плетью, ещё и соль в раны втёрли.

Конец ознакомительного фрагмента.