Колодец бесконечности. Цена таланта

Павел Полоз, 2021

Их трое и они такие разные: Первый – родом из другого мира и не знает об этом. Сирота, которого приютили и воспитали. Но его способности вновь отняли у него семью. Вторая – родилась вопреки прогнозам врачей. Её отец обладал даром, который передал дочери. Но гордыня отца и ее доброта навлекли беду на всех, кто оказался рядом. Третий – жил с матерью и злым отчимом. Он не помнил своего отца, но дед рассказал ему историю семьи и раскрыл смертельный секрет. Что их объединит? Их таланты, которые очень нужны порождениям мрака. Что они будут делать? Мстить со всей яростью и биться до конца, несмотря ни на что. Как закончится их путь? Они и сами этого не знают, и просто последуют по тропинке из хлебных крошек. Смело будут пересекать границы между мирами, отважно убегать и безрассудно идти в атаку, любить, злиться, ненавидеть, улыбаться, когда другие хмурят брови, искать неизвестные артефакты, противостоять интригам, и возможно в конце…

Глава 2. Малкольм

Джеймс собрал осколки скорлупы и бросил в камин. Пламя окрасилось в ярко-синий цвет. Крупные скорлупки с треском лопались, разбрасывая в стороны снопы искр. Мелкие части крошились с тихим шипением. Когда камин прогорел, груду древесной золы покрывал слой искрящегося пепла. Джеймс помешал его кочергой и поставил перед камином ширму.

“Вот и все” — подумал он.

Вскоре Джеймс убедился, что оптимизм его самая сильная черта. Как доктор и разумный человек, он понимал, что Малкольм необычный ребенок, а значит, стоит ждать подвоха в любой момент и в неожиданном месте. Он стал ждать и готовиться.

* * *

Первое происшествие Джеймс запомнил надолго, оно случилось, когда Малкольму исполнилось полтора года. Мальчик случайно опрокинул на себя небольшую кастрюльку с кипящим молоком. Никто не знает, как он выбрался из кроватки и, как попал на кухню. Джеймс видел только последствия.

Все произошло, когда он работал в своем кабинете. Звон посуды и пронзительный визг ребенка наполнили дом.

Джеймс вбежал на кухню и увидел Малкольма, который стоял в луже разлитого молока. Рядом лежал маленький стульчик. Левая рука ребенка, левая сторона груди и левая нога, светились тусклым светом. Под ногами мальчика лежала, какая-то тряпка.

Джеймс посмотрел на сына и присел рядом с ним. Свечение быстро прекратилось. Малкольм шмыгнул носом и плюхнулся голой попкой на пол. Как ни в чем не бывало, он поднял обеими руками тряпку и показал отцу. Джеймс покрылся испариной. Его сын держал в руках лоскуты собственной кожи, которые с хрустом, быстро усыхали. Еще мгновение и на пол упали сухие бесформенные обрывки.

Джеймс встал и поднял сына на руки. Тот обнял отца за шею.

— Горяте моко, — пролепетал он. — Бона.

От ожогов не осталось и следа. Розовая, румяная, как будто только что из сауны, кожа мальчика дышала здоровьем. Джеймс отнес сына в кровать и вернулся на кухню, чтобы убраться. За этим занятием его застала жена.

— Что произошло? — спросила она. — Почему молоко на полу?

— Ты не поверишь!

Он прятал в мусорный пакет сухие, ломающиеся в руках, лоскуты и думал, как рассказать ей о том, что произошло. Потом плюнул и выложил все. Выслушав мужа, Оливия долго молчала, перебирая столовые приборы.

— Он ведь никогда не болел, — произнесла она. — Если вдруг заболевала Джиллиан, я молила бога, чтобы они не заболели одновременно. Когда она выздоравливала, я не обращала внимания на то, что болезнь, вроде бы заразная, обошла Мэла стороной.

— Да, — добавил Джеймс. — Пять месяцев назад, помнишь, мы слегли с гриппом. Он только спал и просил есть. Я тогда подумал, какой стойкий оловянный солдатик нам достался.

— Ты же врач! — удивилась Оливия.

— И? — не понял он.

— Ты хотя бы раз брал у него кровь на анализы?

— Ребенок не кашляет, играет, как заводной, хорошо ест и спит. Я не считал, что это необходимо.

Джеймс Стоун лукавил. Он при первой возможности взял у сына кровь. Но, отдавать кому-то ее на анализ он не стал, а договорился с лабораторией и сделал тесты сам. Первые результаты его поставили в тупик. Повторный анализ дал тот же результат — его приемный сын имеет высокие регенеративные способности. Еще несколько странных результатов, уже пугали Джеймса. Он уничтожил их сразу, вместе с образцами крови.

Впервые в жизни, он не хотел копать глубже. Он боялся, что если продолжит исследования, результаты могут случайно попасть не в те руки и его сын станет “Объектом Х”. Работая на правительство, он знал всю кухню изнутри. Джеймс давно ушел со службы, работал врачом в маленьком городе и радовался жизни.

Когда жена задала неудобный вопрос, он с готовностью выпалил заранее заготовленную фразу. Но, теперь, Оливия смотрела на супруга с вызовом.

— Конечно, в свете новых данных… — начал он.

— Ты не на службе, Джеймс, — перебила его жена. — У нас есть дочь! Наша дочь!

— Малкольм, тоже наш сын… — пытался, возразить он.

— И я хочу точно знать, что ей ничто не угрожает! — оборвала мужа Оливия.

Джеймс кивал в знак согласия и думал, что можно рассказать жене и не напугать ее, а что нет. Вскоре, выбрав удобный момент, он рассказал Оливии, что Малкольм может быстро заживлять свои раны. Но самое главное — их сын не опасен. Конечно, если в будущем мальчик как-то себя проявит, Джеймс, обещал проследить и все рассказать жене.

Оливия успокоилась — она верила мужу. Жизнь в доме Стоунов снова потекла своим чередом. Они привыкли, что их сын не болеет, а порезы и ссадины на нем заживают так быстро, что иногда и сам Малкольм их не замечал.

Как бы там ни было, Джеймс продолжал ждать сюрпризов от сына. Он понимал, что странные способности Малкольма могут расцвести бурным цветом — гормональные изменения придуманы природой не просто так. Он наблюдал, как растут его дети, и в тайне надеялся, что все-таки ошибается.

* * *

Очередное происшествие, которое отложилось в памяти Джеймса, произошло прекрасным, летним днем.

Он вынес в садик за домом высокий и просторный манеж для детей. Посадив в него Малкольма и Джиллиан, он ушел на кухню. Сквозь широкое окно кухни хорошо просматривался весь задний двор дома, что позволяло Джеймсу наблюдать за детьми, пока он нарезал овощи для салата.

Солнечный день радовал безоблачным небом. Ветерок теплыми волнами гулял по саду. Джиллиан играла с пушистым медвежонком. Сквозь ячейки вязаного ограждения Малкольм пытался поймать бабочку. Она порхала над травой, садилась на цветы и снова взлетала.

Красавица с голубыми крыльями облетала манеж. Малкольм зорко следил за ней. Он вел себя, как настоящий охотник. Когда бабочка садилась, мальчик осторожно подползал к краю манежа и просовывал руку сквозь ячейки сетки. Снова и снова он пытался поймать чудное существо с яркими крыльями, но у него ничего не получалось.

Наконец, он просунул сквозь решетку манежа руку и вытянул вперед указательный палец, который начал пульсировать ровным розовым светом. Бабочка закружилась вокруг руки мальчика. Он развернул ладонь к солнцу. Бабочка коснулась ее крыльями и улетела. Малкольм почувствовал усталость, лег на спину и тут же уснул.

Конечно, маленький мальчик не знал, что его шалость с бабочкой навлекла на них с сестрой беду. Шурша травой, к ним приближалась опасность.

Сквозь живую изгородь в сад вползла молодая гадюка, длиной дюймов пятнадцать. Черная как уголь шкура с едва заметным рисунком на спине играла на солнце. Над травой поднималась голова змеи, похожая на наконечник стрелы. Гадюка изучала местность. Вскоре, черная убийца мышей добралась до просторного манежа. Нагретый солнцем пол — то, что надо для змеи. К тому моменту, когда гадюка заползла в манеж и свернулась клубочком на его середине, дети мирно спали в разных концах манежа.

Джеймс неспешно готовил обед, изредка поглядывая в окно на спящих детей. Змея, похожая на одну из игрушек, млела под солнцем никем не замеченная. Как долго могла продолжаться эта сонная идиллия, и могло ли все хорошо закончиться — неизвестно. Случилось то, что случилось.

Джиллиан проснулась первой. Она, обрадовалась новой игрушке, которая лежала в центре манежа, так загадочно и призывно поблескивая на солнце. Схватив за хвост опасную гостью, девочка потянула ее к себе. Разбуженная змея яростно зашипела и бросилась на бедного ребенка. Девочку спасла большая плюшевая морковь. Джиллиан держала ее в другой руке и успела закрыться.

Она закричала, выпустила гадюку и прижалась к сетке манежа. Заплакав, она выставила перед собой игрушку, как рапиру и стала махать ей из стороны в сторону, чем еще больше злила непрошеного, опасного гостя.

Малкольма разбудил крик сестры.

Он сел и начал кулачками протирать глаза. Некоторое время он смотрел на сестру со страхом и не понимал, что происходит. На его глазах появились слезы, а губы изогнулись. Он решил присоединиться к сестре в хоровом плаче. Мгновение спустя его кулачки сжались, а на лице появилась гримаса обиды.

Он поднялся на ноги, подошел к яростно извивающейся змее и схватил ее за хвост. Гадина извернулась и ужалила его в руку. С криком боли и страха он отбросил врага на мощеную дорожку, что шла через сад. Громко плача, Малкольм зажал укус. Джиллиан, глядя на брата, припустилась в плаче с удвоенной силой.

Змее не удалось уползти далеко. Джеймс уже бежал на задний двор. Он видел начало схватки. В одной руке он сжимал двузубую вилку для мяса, в другой — поварской тесак. Острые зубцы вилки вонзились в шею изворотливому хищнику, а тесак доделал остальное. Оставив безголовую змею извиваться, он подбежал к манежу. Бегло оглядев дочь и поняв, что она в порядке, он тут же осмотрел руку сына. Выругавшись, он схватил обоих детей в охапку, он бросился в дом.

Малкольм продолжал поскуливать. Джиллиан уже не плакала, а с интересом рассматривала брата и не могла понять, почему он плачет, ведь, они на руках у папы. Джеймс рассадил детей по их кроваткам. Рука сына опухла, а место укуса приобрело нездоровый цвет. Он побежал в кабинет, где хранилась его армейская аптечка, и вернулся с наполненным шприцом к кровати сына. Мальчик сидел, продолжая поскуливать и зажимать укус рукой. Кожа вокруг раны светилась бледными разводами.

Наконец, Малкольм затих и опустил обе руки. Джеймс видел, что место укуса покрылось крупной чешуей. Он потрогал руку сына, чувствуя неровную, прохладную текстуру змеиной кожи. Опухоль медленно спала, а минутой позже, чешуя исчезла. От укуса не осталось и следа. Мальчик, повернулся на бок и, всхлипывая, еле слышно, уснул.

Джеймс постоял еще некоторое время возле кровати сына, не зная, делать укол или нет. Мальчик спал глубоким сном, хотя, мертвенно бледная кожа оставалась холодной, дышал он ровно и спокойно.

Спрятав шприц в карман, Джеймс обернулся к кровати дочери. Джиллиан стояла, держась за перила с широко раскрытыми глазами. Она внимательно смотрела на спящего брата.

— С ним все будет хорошо, милая. Что тебе принести.

— Майковь.

— Сейчас все будет в лучшем виде, моя принцесса.

Джеймс не знал, какую морковь хотела его дочь, поэтому, когда снова появился возле ее кровати, держал в руках плюшевую игрушку и свежую чищеную морковку.

— Выбирай милая.

— Мое!

Джиллиан протянула обе ручки, одной — поймала игрушку и бросила ее в кровать, другой — сжала сочную ярко-оранжевую морковь. Маленькие белые зубки со страстью впились в сочный овощ. Она села и принялась грызть принесенное отцом лакомство. Джеймс подошел к кровати сына, осмотрел его и еще раз убедился, что мальчик в порядке.

Он вернулся на кухню, мысленно прокручивая в памяти картину увиденного, сопоставляя с тем, что когда-то его озадачивало. Чешуя на руке сына — не видение. Результаты анализов, которые ставили в тупик и пугали, теперь выглядели логичными. Джеймс еще сильнее уверовал в правильность своего поступка. Его сын — не лабораторная крыса. Малкольм необычный ребенок и его секреты нужно охранять. Какие еще сюрпризы ждут их в будущем, оставалось загадкой.

Наверное, впервые в жизни, Джеймс боялся за будущее семьи.

С этого дня он стал вести дневник, в который записывал наблюдения за сыном. Дневник выглядел как книга, на корешке которой значилось: “Заболевания верхних дыхательных путей у детей до года”. Записи легко терялись на большой полке среди литературы по медицине.

* * *

Дети росли. Малкольм казался самым обычным мальчиком. Глядя на него, никто бы не сказал, что он какой-то особенный. Да, чуточку сильнее сверстников: быстрее бегал, выше прыгал, но мыслей не читал, взглядом колбаски не жарил и воду в персиковый сок не превращал, а персиковый сок он любил.

Хотя вылупился Малкольм из огромного яйца, похвастаться пышным оперением не мог и роскошного крокодильего хвоста не имел. От родителей он отличался только цветом волос и, мало заметной, слегка вытянутой по вертикали, формой зрачков. Волосы его пепельно-серебристой копной непослушно торчали в разные стороны. Необычную форму зрачков скрывал темно-серый, почти черный, цвет глаз. Вот, пожалуй, и все.

Странные происшествия с Малкольмом происходили все реже и реже. Джеймс практически перестал делать записи в дневнике. И мальчик рос в полной уверенности, что он родной сын Джеймса и Оливии Стоун.

В любой семье есть тайны, большие и маленькие.

* * *

Джеймс Стоун долгое время работал за границей, побывал в разных странах. Он никому не рассказывал, чем занимался, работая на правительство. Но, как он сам говорил жене, ему повезло, что жизнь побросала его по свету, а однажды в порыве откровенности он сказал фразу, которая запала ей в память: “Я знаю, как искалечить человека и как его, потом вылечить и второму я хочу посвятить остаток жизни”

Джеймс сам тренировал детей. Он говорил жене, что они должны уметь постоять за себя и в трудной ситуации помочь себе, и тем, кто рядом. Оливия полностью соглашалась с мужем. Она даже иногда принимала участие в их тренировках, но махания руками и ногами казались ей утомительными.

— Йога — истинный путь к совершенству тела и духа, — говорила она, расстилая коврик.

— Что ты будешь делать, если в темном переулке на тебя нападут? — спрашивал Джеймс, наиграно хмуря брови.

— Я не шляюсь по темным переулкам. В нашем городе их просто нет. Но, если что — ты меня спасешь, — отвечала она, с хитрой улыбкой.

Больше пяти лет дневник тихо стоял на полке. Джеймс надеялся, что странные способности сына ограничатся только умением быстро заживлять раны. Он ошибался. Когда Малкольму исполнилось девять, произошел случай, который заставил его снова достать дневник и перечитать записи.

* * *

Стоуны жили в городке Литлхоуп, где-то между Льюисом и Ньюхевеном, что в Восточном Суссексе. На окраине их городка жил мальчик года на два старше Малкольма и Джиллиан. Его звали Найджел Кирби. Достижениями в учебе он не отличался, зато господь наградил его ростом и силой. Чем обделил его господь, люди предполагали, но помалкивали. Малец считал своим долгом задирать сверстников и детей помладше. Если ему удавалось кого-то взгреть или над кем-то поиздеваться после школы, он считал, что день прошел не зря.

Найджел и его друзья, Бобби и Грэг, такие же лоботрясы, постоянно досаждали Джиллиан своими приставаниями. Когда Малкольм и Джиллиан шли домой вместе, такие встречи заканчивались словесными уколами. Хулиганы считали, что вместе, брат и сестра — слишком крупная добыча для них. Возможно, они побаивались Малкольма. Но, чему быть, того не миновать.

Однажды Малкольм ненадолго задержался в школе. Джиллиан не стала дожидаться брата, и с подругами пошла домой. До дома оставалась пара кварталов, когда девочки расстались. Джиллиан поправила сумку и быстрым шагом засеменила по улице. Неприятности скрывались в тупичке между магазинчиком мистера Смайла и складом.

Неразлучная троица проводила время “со вкусом”.

— Шухер, кто-то идет! — раздался голос.

Джиллиан успела заметить, как Найджел выбросил окурок и выдохнул струйку сизого дыма. Она поспешно отвернулась.

— Я даже затянуться не успел, — бросил Найджел. — Держите эту курицу.

Джиллиан ускорила шаг. Бобби преградил ей дорогу. Она попыталась его обойти. Мальчик схватил ее за руку. За другую руку ее схватил Грэг и ловко зажал ей рот, прижимая спиной к себе. Сумка сползла с ее плеча и упала на землю.

— Отец меня убьет, если узнает, что я у него сигареты тырю, — ворчал Найджел. — Тащите ее сюда.

Джиллиан пиналась и попала между ног Бобби. Тот загнулся и тихо завыл, зажимая руками ушибленное место. Найджел засмеялся. Грэг прыснул, продолжая крепко держать Джиллиан.

— Брыкается, — буркнул Грэг. — Курица.

Он ударил ее под коленку. Девочка, ойкнув, присела. Грэг поволок ее к Найджелу.

— Ничего, сейчас мы ее ощиплем, — продолжал смеяться Найджел.

Бобби стоял на коленях возле сетки ограждения и держался одной рукой за ушибленное место, а другой — за сетку. Его пунцовое лицо горело злобой и болью. Щеки раздувались, как у лягушки. Он глубоко и часто дышал, шепча проклятья в адрес Джиллиан.

— Как там твои, “шалтай-болтаи”, друг? — спросил Найджел.

Он продолжал скалиться, забыв про испорченную сигарету. Найджел предвкушал удовольствие более изысканное — издевательство над слабым и беззащитным.

— Вставай уже, — продолжил он. — Или боишься, что гоголь-моголь по штанам растечется?

Он снова засмеялся. В такие минуты Найджел Кирби казался себе крайне остроумным. Грэг приволок Джиллиан за большой мусорный контейнер у стены магазина. Девочка попыталась его укусить. Он ударил ее коленом. Джиллиан выгнулась и поджала одну ногу. Из ее глаз текли слезы. Волосы успели растрепаться.

Найджел навис над ней. Лицо его украшала зверская ухмылка.

— Что нам с тобой сделать, курица? — спросил он. — Ты испортила нам праздник… Разбила орешки моего друга…

Он не успел договорить. Его оттолкнул Бобби. В руке у него блеснул перочинный нож.

— Мы выпотрошим эту курицу, — сказал Бобби со злобой.

— Убери железку, придурок! — сказал Грэг. — Мне не нужны проблемы.

Он ослабил хватку. Джиллиан поняла — сейчас или никогда, и укусила его за руку, снова ударив между ног Бобби, который отлетел к стене склада и свалился, скуля, как ошпаренная собака.

От боли и удивления Грэг выпустил ее, но убежать Джиллиан не успела. Толчок Найджела отбросил ее к мусорному баку. Раздался глухой удар и, зажимая рану на лбу, она осела на землю.

Голова гудела и кружилась. То, что произошло потом, Джиллиан видела как во сне. Она так до конца и не верила в произошедшее, даже потом, когда рассказывала отцу.

* * *

Малкольм бежал домой и у магазинчика мистера Смайла, заметил школьную сумку сестры. Он хотел ее поднять и тут шум привлек его внимание. В тупике, у стены склада, он заметил скулящего Бобби, а толчок Найджела завершил картину.

Малкольм бросил свою сумку и, защищая голову кулаками, ринулся вперед, словно молодой бычок или игрок в регби. Он не издал ни звука до тех пор, пока не врезался в Найджела Кирби. Он подбросил его с такой силой, что бедняга пролетел добрых пятнадцать футов и упал на пустые коробки.

Грэг схватил складной нож, который выронил Бобби и стал махать им из стороны в сторону, словно обезумел.

— Только подойди, — рычал он.

— Беги, пока цел, — процедил Малкольм.

— Порежь его, — простонал Бобби.

Малкольм направился к сестре. Грэг сделал выпад. Нож порезал рукав школьного пиджака. Малкольм отскочил и зажал рану. Боль жгла, словно на руку пролили кипяток. Рукав промок. Он посмотрел на свою ладонь в крови, но не испугался, а удивился. Секунду спустя на смену удивлению пришла ярость.

Малкольм по-змеиному отклонился в сторону и ударил Грэга по руке, в которой тот держал нож. Не замедляясь ни на секунду, он ударил его ногой, вложив в удар всю злость. Грэг отлетел и врезался в стену склада с такой силой, что треснула пара досок за его спиной. Он упал на асфальт рядом с Бобби, который сидел и таращился на Малкольма.

Перочинный нож, выбитый из руки Грэга, не упал на землю. Он остался висеть в воздухе. Подобно жалу скорпиона, его лезвие смотрело в сторону Бобби. Нож покачивался, но не падал, словно подвешенный на ниточке.

Малкольм взмахнул рукой, и нож пулей устремился в сторону Бобби.

— А-а-а-а! — завопил испуганный хулиган.

Нож врезался в асфальт между его ног. Лезвие вошло в дорожное покрытие по самую рукоятку, которая разлетелась мелкими обломками. Из асфальта торчал маленький кусочек клинка. Бобби дрожал и часто тряс головой. Руками он ощупывал мокрую ширинку брюк.

— М-м-м-м-а-а-а-м-м-м-а-а, — скулил он.

Губы его дрожали. По подбородку текла слюна.

— Если еще, хоть раз… — прорычал Малкольм.

Воздух вокруг него вибрировал.

Голос сестры, откуда-то издалека, помог ему успокоиться. Малкольм опустил руки и посмотрел на Джиллиан. Она смотрела на брата с удивлением, без тени страха. Малкольм помог ей встать. Они обошли мусорный контейнер, подняли сумки и, не оглядываясь, пошли домой. Только у самого дома Малкольм посмотрел в сторону магазинчика мистера Смайла, над которым, словно смерч, кружила стая черных птиц. Вдруг несколько из них спикировали вниз. Из тупика между магазином и складом выбежал орущий Бобби. Птицы летели за ним по пятам.

На другой день, известная троица — Найджел, Бобби и Грэг — в школе не появилась. Три дня спустя, в вечерних новостях по местному радиоканалу, передали информацию о пропаже трех подростков десяти — одиннадцати лет. На общем собрании школы, директор предупредил учеников и посоветовал быть крайне осторожными.

Только спустя неделю Малкольм и Джиллиан рассказали отцу, что произошло недалеко от их дома. Малкольм клялся отцу, что не знает, почему обычный нож, вел себя так странно, и что произошло потом.

После разговора с детьми, Джеймс зашел в кабинет и достал дневник, в который уже давно ничего не записывал.

* * *

Через неделю, когда жена и дочь уехали в Брайтон^[1] за покупками, Джеймс, достал свой дневник и позвал сына.

Небольшой кабинет отца нравился Малкольму. В нем царили порядок и уют. Слева от двери кабинета располагался письменный стол, на котором, стоял компьютер и, всегда лежала пара книг. У стола стояло кожаное кресло на колесиках с высокой спинкой и мягкими подлокотниками. Справа от двери кабинета находился журнальный столик, а около него пара кресел. В центре журнального столика покоился круглый разнос, на котором стоял графин с жидкостью цвета крепко заваренного чая и два перевернутых стакана. Вдоль стен кабинета шли книжные полки. Единственное широкое окно, даже в пасмурный день давало столько света, что отпадала нужда в помощи настольной лампы во время чтения. Аромат старой кожи, книг и чего-то еще всегда витал в кабинете.

— Присаживайся.

Джеймс указал сыну на кресло.

— Думаю, это тебе пить еще рано.

Малкольм улыбнулся. На столе появился графин с апельсиновым соком и белая салфетка. На салфетку легли два скальпеля в пластиковой упаковке, ватные шарики, перекись водорода, маленькое блюдце и секундомер.

Малкольм с интересом и тревогой наблюдал за приготовлениями отца. Особенно его озадачили новенькие скальпели. Мальчик решил, что отец все расскажет и покажет сам. Он перевернул один из стаканов и налил себе сок.

— Тебе налить? — спросил Малкольм.

— Не откажусь, — ответил Джеймс с улыбкой.

Он отошел к окну, собираясь с мыслями. Малкольм отпил сок и поставил стакан. Мужчина молча смотрел в окно.

— Папа, — сказал Малкольм. — Ты меня пугаешь.

— Извини, сын.

Джеймс сел на второе кресло возле журнального столика, отхлебнул сок и шумно его проглотил.

— Я не знаю с чего начать, поэтому начну с вопроса, — сказал он. — Малкольм, ты мне доверяешь?

Джеймс сделал ударение на слове «доверяешь». Малкольм удивленно смотрел на отца. Он никогда не задумывался, над этим вопросом раньше, и теперь, не отрывал взгляд от его лица и медленно качал головой.

— Да, — сказал Малкольм, растягивая слова. — Папа.

— Тогда лучше один раз показать, чем сто раз рассказывать.

Джеймс пропитал ватный шарик перекисью водорода и протер им руки, особенно большой палец своей левой руки. Затем он положил шарик на салфетку и вскрыл упаковку скальпеля. На долю секунды лезвие коснулось пальца. Малкольм вздрогнул от неожиданности. На подушечке выступила кровь и медленно потекла на ладонь. Джеймс запустил секундомер.

Недоумение на лице мальчика росло. Он задавал себе простой вопрос, зачем отец это делает. Малкольм предполагал, что с ним снова будут разговаривать о случае возле магазина, но вместо этого он смотрел, как завороженный, на палец отца. Кровь перестала течь. Она стала темнеть, засыхая на вытянутом пальце.

Джеймс выключил секундомер и повернул его к сыну. Мальчик недоуменно смотрел на циферблат. Цифры замерли на отметке сто сорок восемь секунд. Мужчина взял вату и осторожно протер руку и палец. Он старался не касаться пореза.

— Как часто ты резал пальцы, Малкольм?

Мальчик посмотрел на свои руки. Он помнил, что когда они с отцом строили бумажные модели самолетов и кораблей, точно резал пальцы, но почему-то эти воспоминания не оставили ярких картин в памяти.

— Не помню, папа, — ответил он честно. — Наверное, часто.

Он разглядывал пальцы своих рук, без единого шрама, и не понимал, куда клонит отец. Джеймс пододвинул к сыну запакованный скальпель.

— Сможешь порезать большой палец, как я? — спросил он, понимая, что его просьба звучит странно. Мальчик испуганно и удивленно смотрел на отца.

— Зачем?

— Если честно, я знаю, каков будет результат, но я бы хотел, чтобы его увидел ты.

— Если я порежу палец, у меня пойдет кровь!

Джеймс постучал по секундомеру.

— Как долго будет идти кровь? — спросил он.

Малкольма озадачивал разговор. Он спешно пытался вспомнить те моменты, когда случайно резал пальцы бумагой или другим острым предметом. Он помнил вид своей крови. Сразу после пореза ему хотелось затолкать палец в рот. Когда он доставал палец изо рта пореза уже не было. Он вспомнил, как жгло руку, когда его полоснул ножом Грэг. Когда они с сестрой добрались до дома, рана исчезла. О происшествии напоминал рваный рукав, испачканный кровью.

Малкольм долго смотрел на скальпель и палец отца.

— Вот еще один фокус, — сказал мужчина. — Его ты повторить не сможешь.

Он надавил на свой палец. Мальчик видел, как разрезанная кожа вновь разошлась, и кровь опять выступила на пальце. Одна капля упала на блюдце красной кляксой.

— Полного заживления раны не произошло.

— Затолкай палец в рот, — сказал Малкольм. — У меня так быстрее заживает.

Джеймс рассмеялся, затолкал порезанный палец в рот и запустил секундомер. Он пододвинул секундомер ближе к сыну. Взрослый мужчина сидел напротив сына и выглядел забавно, держа большой палец руки во рту. Когда пошла сто двадцать третья секунда, мальчик остановил секундомер.

— Можешь вынимать, — уверенно сказал он. — Уже зажило.

— Поверь мне, сын, представление еще не закончено.

Джеймс вынул палец изо рта. Он повернул его порезом к сыну и надавил. Парез снова открылся. Мальчик смотрел на отца с интересом. Он не понимал, что хочет показать ему отец. Любопытство взяло верх.

Мальчик взял скальпель и вскрыл упаковку. Он поднял ватный шарик, намочил его перекисью водорода и обработал руки. Малкольм пару секунд нерешительно смотрел на свой большой палец, затем осторожно поднес скальпель и надавил. Острое лезвие не причинило боли. Рубиновая жидкость окрасила сталь. Вновь появилось желание засунуть палец в рот. Малкольм уже собрался это сделать, но отец остановил его.

— Постой, смотри на палец.

Малкольм не поверил глазам. Рана начала затягиваться. Кровь больше не шла. Мальчик взял ватный шарик и вытер палец, внимательно изучая его. Порез исчез. Джеймс поднес к пальцу сына свой, на котором виднелась рана от скальпеля.

— Я не понимаю? — сказал Малкольм. — Папа ты болеешь, да?

Джеймс засмеялся.

— Интересные выводы! — сказал он. — Нет, сын, я здоров.

Джеймс взял стакан с соком и сделал глоток.

— Что все это значит? — сказал Малкольм.

— Ты, Мэл, отличаешься от людей в нашем мире.

Малкольм вновь посмотрел на отца испуганно.

— Многие свои таланты ты принимаешь, как само собой разумеющееся.

— О чем ты, папа? — спросил Малкольм. — Какие таланты?

— Я специально провел этот опыт с порезом пальца. Твои способности хорошо видны со стороны, например, мне. Способность быстро заживлять раны — одна из них.

— Не может быть, — сказал Малкольм. — Я уверен, Джиллиан тоже так может.

— Нет, Малкольм, поверь мне. Твоя сестра самая обычная девочка.

— На что ты намекаешь, Па? — спросил Малкольм. — Я особенный?

— Ты, конечно, не Супермен, — ответил Джеймс с улыбкой. — Летать ты не умеешь, вроде… Предметы взглядом воспламенять, надеюсь, тоже не можешь. Ты чуточку быстрее и сильнее сверстников, но твои самые странные способности, как мне кажется, проявляются в моменты страха или злобы и вот они меня озадачивают и пугают больше всего.

— Ты о чем?

— Я говорю о том, что даже ты не можешь объяснить, как ударил ногой того хулигана, что его отбросило на стену склада. Джиллиан почувствовала вибрацию воздуха за секунду до удара. Она видела и чувствовала все.

Джеймс отпил сок и посмотрел на сына, надеясь, что он его понимает.

— Меня беспокоит вот что, — продолжил он. — Каждый раз, после проявления твоих странных талантов, вокруг начинают происходить неприятные вещи.

Малкольм молча смотрел на отца.

— Ты помнишь птиц и то, как они себя вели?

— Да.

— Тебе это не показалось знакомым?

Малкольм молчал и морщил лоб.

— Я сам отвечу на вопрос, — сказал Джеймс, после долгой паузы. — С самого твоего появления на свет, ты, как и все периодически попадаешь в неприятности. Это нормально. Только вот способы, какими ты выкручиваешься из них, недоступны обычному человеку и почему-то привлекают разную живность. Ладно бы это были милые песики и пушистые кролики. Но нет, это всякая дичь, которая ведет себя крайне агрессивно. И тогда неприятности набирают обороты с новой силой и уже страдают окружающие.

— Ты пытаешься меня напугать, пап?

— Нет, я не пугаю тебя… Помнишь инцидент с дикой лисицей? Тогда могла пострадать Джиллиан.

Джеймс встал и подошел к окну. Капли дождя медленно стекали по стеклу.

— Если честно, я боюсь того, что с тобой происходит, — сказал он. — И не только за тебя, но и за всю нашу семью. За твою сестру, потому что она часто рядом с тобой. Ты должен научиться управлять интенсивностью своих чувств. Мне кажется, именно сила твоих душевных порывов, выпускает наружу нечто, что отличает тебя от обычного человека и вызывает агрессию животных.

— И что мы будем делать?

— Я попытаюсь научить тебя контролировать чувства и особенно страх и злобу, — сказал Джеймс. — От них нельзя избавиться, но можно снизить накал. Надеюсь, это поможет.

Джеймс подошел к своему столу, достал из ящика цепь с медальоном в виде дракона, вернулся к сыну и протянул их ему.

— Эта вещь принадлежит тебе с рождения, — сказал он.

Малкольм перехватил цепь. Он не понял слов отца, но не задал ни одного вопроса, надеясь на разъяснения в будущем. Цепь холодила пальцы. Медальон тускло поблескивал, и казалось, будто дракон ползет по цепи, медленно перебирая лапками.

Он молча повесил подарок на шею.

* * *

Джеймс понимал, что ребенок это фонтан энергии и научить его управлять своими чувствами будет сложно. Однако он не так хорошо знал сына, как думал.

Малкольм, как губка, впитывал новые знания, охотно присоединялся к вечерним медитациям и выполнял рекомендации. Да, он многого не понимал и частенько засыпал, сидя в позе лотоса, но не хотел разочаровывать, отца, которого очень любил.

Кто-то скажет, что чувствами нельзя управлять, их можно только подавлять. Но рано или поздно «джин» вырвется наружу, и тогда жди беды. Возможно это так. Джеймс думал по-другому и верил в сына.

Они оба верили в лучшее будущее.

Примечания

1

Брайтон (Brighton) — курортный городок в графстве Сассекс (Sussex) в Англии.