Алиби. Искусство обмана

Павел Рубцов, 2019

Преуспевающий сценарист Петр Решетников был хорошо известен в мире российской киноиндустрии. Но там проявлялась лишь одна грань его таланта. Только узкий круг посвященных знал, что Решетников владеет агентством, которое придумывает и создает алиби неверным супругам, проворовавшимся дельцам и проштрафившимся политикам. Он привык к роли манипулятора и, без преувеличения, властителя судеб. И не предполагал, что однажды сам станет марионеткой в безжалостных руках по-настоящему страшных людей. А началось все с момента, когда в агентство за алиби пришла его собственная любимая жена. Литературный ремейк мелодраматического сериала Первого канала «Алиби». Сюжет порадует любителей авантюрных историй. В сериале в главных ролях играют Евгений Стычкин («Гоголь. Начало», «Максимальный удар», «Троцкий»), Ольга Сутулова («Снег и пепел», «Ленинград»,»Рожденная звездой»), Варвара Бородина («Молодежка»).

Глава 3

Ночью Решетников просматривал список постояльцев гостиницы, в которой ночевала его жена. Для начала он вычеркнул всех женщин и детей, оставив только мужчин, живущих в гостинице без сопровождения членов семьи. Всех, кто предположительно мог оказаться любовником Ольги, он стал искать в соцсетях. Кое-какие вводные данные у него были: у мужчины жена и двое сыновей — это сузило круг поисков до двух фамилий «Завадский» и «Смирнов». Думать больше было нечего. Завадский — тридцатилетний актер, находящийся, что называется, на пике популярности. Тем более что Смирнов оказался малопривлекательным мужчиной лет пятидесяти, да и жил он в Сочи, а в Выборг приехал в командировку.

Значит, Завадский — известный актер, играющий в романтических комедиях и транслирующий населению, как важно быть верным мужем…

Решетников взял со стола фотографии других людей и опустил их в шредер, не отрывая глаз от изображения Завадского. Затем взял телефон и набрал Жданова.

— На Раскольникова надо Завадского. И только. Я под него пишу, — заявил он, едва тот ответил на звонок.

— Что? А чего так поздно-то?

Решетников не ответил и повторил:

— Завадского нужно, хорошо? И я бы хотел с ним встретиться, поговорить над образом, как можно быстрее, сделаете?

— Давай утром, хорошо?

— Хорошо, но — чтобы Завадский, — настаивал Решетников.

— Я понял, понял. — Жданов отключился.

Решетников отправил в измельчитель фото Завадского. В этот момент в квартире отключилось электричество — скорее всего, выбило пробки. Листы застряли в шредере. Подсвечивая дорогу телефоном, Решетников вышел в прихожую и подошел к щитку. Действительно, пробки. Переключив тумблер, он вернулся в кабинет, вынул из шкафчика со своими наградами бутылку дорогого коньяка и устроился на диване.

* * *

В этот раз Достоевский был явно не в духе:

— Что ты ходишь ко мне? Напьешься и ко мне, я тебе что, психотерапевт?

— Может, я их убью, сяду в тюрьму, как вы, потом напишу что-нибудь из подполья, а?

— Идиот. Я не за убийство сел.

— Ну вы же тюрьму благодарили. Вдохновение через страдание приходит, так же? — Решетников покачал головой, явно не согласившись. — Моя жена трахается с Завадским, — произнес он после паузы.

— Радуйся, что просто с Завадским. А не с Маяковским или Чеховым.

— И все равно. Мне больно. Я унижен, немного раздавлен.

— Вот и пиши про это, кровью своей пиши, но чтобы весело, как ты умеешь. А теперь иди, спи, а то всю ночь со мной тут просидишь, тебе спать надо и бухать меньше. И берись за работу. Начинай писать. Серьезно.

— Благословили? — спросил Решетников.

— Да хорош уже, меня кто благословлял? Долги брата? Пиши, — ответил Достоевский.

* * *

На следующий день Решетников приехал из офиса пораньше, зная, что Ольга должна уже быть дома. В прихожей стоял чемодан.

— Я дома, ты где? — крикнул он с порога.

— Здесь, — донесся Ольгин голос из спальни.

Жена сидела за монтажным столом. Решетников увидел, что она поставила на паузу видео с Завадским. Петр почувствовал, как болезненно сжалось сердце.

— Ты хотела со мной поговорить.

— Я все время об этом думала, не могла… работать. С этим что-то надо делать, меня трясет.

— Ты о чем?

— Твой сын встречается с учительницей!

Решетников чуть слышно с облегчением перевел дух:

— А, ты про это…

Ольга резко развернулась к нему лицом:

— Ты так реагируешь, как будто это… А это, между прочим, жизнь твоего ребенка, и надо бы посерьезней к этому относиться…

— Да я понял, понял. Конечно, давай решать проблему.

— Я все эти дни не могла ни о чем думать, кроме как о Саше и этой…

— Ну, вы хоть все сняли?

— Да какая разница, ты понимаешь, что у нас большая проблема? Ты с ним говорил?

— Сегодня собирался. Мне тоже нужно время…

— Решетников, тебе все по барабану. Конечно, зачем говорить с сыном, можно просто переброситься шутками и уйти в разные комнаты — отличная семья.

— А что у нас, не отличная семья? — Решетников подошел к жене и встал у нее за спиной.

— Мы должны поговорить с этой училкой. Сегодня же. Сейчас же.

Решетников согласно кивнул и позвонил Красовской, чтобы договориться о встрече.

Анна жила в простенькой, но уютной однушке, заставленной комнатными цветами. К их приходу она купила торт.

— Извините, у меня не убрано, не ждала гостей, — сказала она, пропуская Решетникова с женой в квартиру.

— Мы гости?

Ольга была холодна и строга.

— Съемная квартира? — спросила она, оглядываясь.

— Да.

Красовская проводила их на кухню, где уже был накрыт стол с тортом.

— Ты можешь помягче? — вполголоса обратился к жене Решетников, когда они остались одни.

Ничего не ответив, Ольга взяла в руки рубашку, висевшую на стуле. Она вышла из кухни и обратилась к Анне более мягко:

— Я нашла рубашку Саши. Я заберу, постираю. Не против?

Красовская растерянно кивнула.

— Если есть еще вещи, давайте.

— Нет. Рубашку он забыл, да.

Разглядывая Анну, пока она разливала по чашкам чай, Решетников подумал, что понимает, почему его сын влюбился в нее. Потянувшись за тортом, он поймал укоризненный взгляд жены, но все же взял кусок и начал с аппетитом есть.

— Анна Николаевна, у нас возник конфликт интересов: у вас большая и чистая любовь к Саше, нам же важно будущее нашего сына, — сказала Ольга, положив на стол сцепленные руки.

— Я правильно понимаю, что со мной у Саши будущего нет? — мягко спросила девушка.

— Скажем так, не о таком будущем мы мечтали. Просим понять нас как родителей. Это единственный сын. Мы бы хотели разрешить ситуацию полюбовно.

С минуту все молчали, Решетников наслаждался тортом.

— Давайте поступим так: вы расстаетесь с нашим сыном, и мы все продолжаем жить дальше, — продолжала Ольга.

— Нет, — тихо произнесла Анна. — Ладно я, но вы про Сашу подумали? У него же чувства.

— Совратить мальчика и говорить, что он тебя любит, — вот это педагогика.

— Я никого не совращала.

— Я больше говорить с вами не буду. Если вы не отстанете от него, я вас уничтожу.

Решетников мягко тронул жену за руку и тихо сказал:

— Давайте без угроз.

Ольга отдернула руку.

— А как? Ты же видишь, она не хочет от него отвязываться.

— Да это не я, а он ко мне привязался. Он любит меня. И это надо принять как факт, — заявила Анна, взглянув на Ольгу сверкнувшими глазами.

— А вы просто терпите любовь, да?

— Полтора года он за мной… а вы ничего не видели! Вы совершенно не знаете своего сына, совершенно. Учится хорошо, и ладно. А то, что он едва руки на себя не наложил, вы об этом знаете? Нет. Только я знаю.

— Ну понятно, сейчас вы так все вывернете, что мы вас благодарить начнем и на ремонт класса скинемся, — усмехнулась Ольга.

Решетников спросил:

— Какой вы видите выход из этой ситуации, Анна Николаевна?

— Я бы оставила все как есть. Подождите, не перебивайте. Дайте ему окончить школу, поступить, и, если это просто влюбленность в учительницу, он сам меня оставит. А вы сохраните хорошие отношения с сыном.

— Какое благородство!

— Сейчас он любое вмешательство в его личную жизнь воспримет очень агрессивно, устроит бунт.

— Ничего не устроит, я знаю своего ребенка.

— Родители — это последние люди, которые знают своего ребенка, — ответила Красовская.

В бессильном гневе Ольга повернулась к мужу:

— Нет, а ты чего молчишь?! Скажи ей что-нибудь этакое, удиви нас.

— Мы должны помнить, что интересы Саши здесь главнее всего, — примирительно произнес Решетников.

— И какие его интересы? Спать с учительницей, давай же скорее их удовлетворим. А когда захочет наркотиков, купим ему первый косяк, так же поступают правильные родители?

— Не сравнивайте… — попыталась вмешаться Анна.

Но Ольга не дала ей договорить.

— Достаточно, — отрезала она, отодвигаясь от стола вместе со стулом. — Мы вас выслушали. Вы нас тоже. Если вы не порвете с Сашей, как-нибудь аккуратно, то я сделаю так, что учителем вы больше работать не будете.

Готовая разрыдаться Красовская поднялась и вышла.

Ольга положила рубашку сына в свою сумку и направилась к выходу. Анна, справившись с эмоциями, вышла их проводить.

— И да, мы найдем другого репетитора, — сказала Ольга с порога.

— Не делайте этого.

Не слушая девушку, Ольга вышла за дверь. Решетников последовал за женой.

— Я уволю ее из школы, — сказала Ольга, когда они уже сидели в машине.

— Отлично, — ответил Решетников, — устрой скандал, это гораздо больше сблизит нас с сыном. Переходный возраст пережили нормально, так хоть в конце школы покуражимся.

— А что предлагаешь делать? Ничего?

— Не надо форсировать.

Ольга молча смотрела на дорогу.

* * *

Вечером, паркуя машину во дворе своего дома, Решетников увидел, что Ольга сидит в своей машине. Он постучал в окно.

— Я сижу здесь уже час и не могу подняться в квартиру. Он уже дома, видела, зашел, — начала Ольга, когда он сел к ней в машину. — Я не знаю, что ему сказать. Сказать надо же, я же мать, а что? Он и сам ждет разговора, а я в растерянности. Это ведь первая наша серьезная проблема с Сашей, и мы оказались полностью не готовы.

— Пошли, — сказал Решетников и подбадривающе похлопал жену по руке.

— Мы хорошие родители? — сказала Ольга, посмотрев на мужа. — Вот честно, без шуток.

— Думаю, на этот вопрос ответ даст только время.

Ольга покачала головой:

— Только Саша на это может дать ответ.

— Саша на это сможет ответить только через время, — сказал Решетников. — Когда меня ставили в угол, в детстве, я бы сказал, что мои родители самые ужасные, но сейчас я понимаю, что лучших и нет, наверное. Мы все делаем правильно.

— Что мы ему скажем? — спросила Ольга, выходя из машины.

— Найдем что. Это как рожать — не умеешь, а рожаешь. Импровизация.

Они поднимались в лифте. Решетников долгим взглядом смотрел на хранившую молчание жену и вдруг произнес:

— Ты отдаляешься. Эмоционально. Хотя мне может казаться.

— Нет, почему. Ты прав.

Решетников не ожидал такого ответа. Он пожалел, что начал этот разговор. Но теперь его нужно было продолжать:

— Это просто кризис семейных отношений. Какие там года, третий, пятый, седьмой, четырнадцатый? У нас сколько? Надо сходить в ресторан, съездить вместе на отдых…

— Может быть, — в задумчивости обронила Ольга.

Они вышли из лифта.

— Может быть, какой-нибудь пеший тур, — продолжал приободренный Решетников. — Километров семьсот пройдем и станем…

— Давай с Сашей разберемся, подумаем, как вместе проведем время, придумаем что-то оригинальное.

Войдя в квартиру, они увидели Сашу, который, по всем признакам, как раз собирался выходить.

— А ты куда собрался? — спросила Ольга.

Вместо ответа Саша прошел в ванную и вернулся с рубашкой, которую они принесли от Красовской.

— Я нашел это в стирке.

— Правильно. А где быть грязной одежде? — Ольга стояла в прихожей, не разуваясь.

— Она была дома у Анны Николаевны.

— Ты до сих пор называешь ее на «вы», как романтично.

— Вы были у нее дома?

Решетников решил вмешаться:

— Да, мы были у нее, мирно поговорили, выпили чай, съели торт. Очень вкусный торт. Ты его ел?

Саша остался глух к шутливо-добродушному тону отца.

— Кто вас просил?

— Нас не надо просить, мы твои родители, — с гневом ответила Ольга.

— Что вы ей сказали?

— Ничего такого, просто поговорили.

— Ты не можешь просто поговорить, мам. Ты если говоришь, значит, там ультиматум.

Решетников сказал примирительно:

— Саш, все хорошо. Клянусь.

— Хорошо? Она не берет трубку. Даже цветы не взяла. Молодцы.

Саша прошел мимо матери и вышел за дверь.

— Кажется, у нее сегодня день рождения… — Решетников осекся под негодующим взглядом жены, резко повернулся и выбежал вслед за сыном.

Он нагнал Сашу уже во дворе.

— Не волнуйся, Анна Николаевна не согласилась на условия мамы. Она тебя любит и не даст в обиду.

Саша молча продолжал идти.

— Я тебе сейчас кое-что расскажу, ты не перебивай, выслушай.

Видя, что его никто не собирается перебивать, Решетников продолжал:

— Правильно. Ты молчи. Я поговорю. Нет, я не буду рассказывать никаких историй, нет. Даже напротив, я за то, чтобы ты продолжал отношения с этой Анной Николаевной. Нет, я считаю, что это ошибка. Но это та ошибка, которую надо совершить, из которых будет складываться твой личный жизненный опыт.

Решетников увидел, что сын прислушивается к его словам.

— Но пора начать жить мудрее. Ну что ты этим конфликтом с мамой решишь? Ничего. Только ссоры, потом будут неврозы. Слушай меня, как надо поступить тебе в этой непростой ситуации. Значит, так, маме ты говоришь, что повинуешься, а сам тихо, украдкой встречаешься со своей Анной Николаевной. Покупаешь второй телефон, там будет вся ваша личная переписка, об этом телефоне никто не должен знать, даже я.

Саша не отвечал. Они все шли рядом. Решетников продолжал говорить:

— Но, чтобы ты знал, ничего серьезного не выйдет. Но я помогу тебе совершить эту ошибку, под моим присмотром мы избежим серьезных последствий.

Выдержав паузу, Решетников произнес:

— Анна Николаевна как-то в сердцах заявила нам, что мы тебя не знаем, с этим я соглашусь, но добавила, что ты хотел покончить жить самоубийством. Это имело место быть?

Саша остановился и посмотрел на отца:

— Да. Так она думает.

— А на самом деле нет?

— Ладно, надо объяснить, а то… — Саша замялся. — Просто я хотел обратить на себя внимание Анны Николаевны, а она никак не сдавалась, даже пригрозила, что прекратит занятия. Ну я тогда и прикинулся, мол, в семье все не так, мысли о суициде. Ну и через это как-то сблизились.

— Ты прикинулся суицидником и добился ее? — резюмировал Решетников.

Саша немного помолчал.

— Ну да.

— Здорово. Неплохой сценарий ты придумал. Давай ко мне в соавторы? — перешел Решетников на шутливый тон.

— Я подумаю. — Губы Саши тронула легкая улыбка.

— Ну так как тебе мой план?

— Я не буду лгать. Вы меня так воспитали.

— Но ты уже лжешь. Про суицид.

— Нет, это другое.

— Нет, это именно то, — твердо сказал Решетников. — Ты хочешь, чтобы мама сходила с ума? Да, лучше было, когда она ничего не знала, но теперь другая ситуация, и сейчас пора вспомнить о лжи, которая во благо.

— А ты много врешь, во благо?

— В меру. Вот сейчас, например, вру маме, что не знаю, что она мне изменяет, — произнес Решетников с улыбкой.

— Как с тобой мама живет? — Саша определенно не принял всерьез слов отца.

Решетников пожал плечами:

— Можно я совру маме, что мы хорошие родители? Ну как будто ты так сказал мне. Это во благо ложь.

— Это не ложь.

Саша улыбнулся и пошел по направлению к дому Анны.

— Мы хорошие родители. Так и сказал, — объявил Решетников Ольге, которая с волнением ожидала его прихода.

— Он у нее?

— Нет, ушел с одноклассниками в кино на ночной сеанс.

— Спасибо, — сказала Ольга и обняла мужа. Решетников обнял ее в ответ.

Работа над «Преступлением и наказанием» начала спориться. Решетников бодро стучал по клавишам, как вдруг замер, увидев, что машинально вместо фамилии «Раскольников» написал «Завадский». Он закрыл ноутбук и набрал Жданова.

— Ну что с Завадским?

— С Завадским никак, — ответил Жданов. — Он не Раскольников, нет. Никак не подойдет.

— Завадский очень даже Раскольников, — возразил Решетников. — Современный.

— Раскольников студент, бывший, ему двадцать три года. Завадскому тридцать, и он выглядит на них.

— Поймите, — горячо заговорил Решетников, — сейчас все помолодели, сейчас человек в двадцать три года — это вообще сопляк, школьник, он любит тусоваться и трахаться, если дают. Все, больше его ничего не интересует. И только к тридцати люди начинают немного взрослеть. Современный Раскольников — это возраст Завадского.

— Я понимаю, вам нужно от кого-то оттолкнуться, но…

Решетников не дал Жданову договорить:

— Это то условие, при котором я буду писать.

— Вы подписали договор, вы будете писать.

— А я не буду! Я в психушку лягу, и все, никакой договор не работает, нервный срыв, хотите?

После короткой паузы Жданов произнес:

— Давайте спокойно.

— Вы предложите это каналу, уверен, понравится. Даже скажите, что это ваша идея.

— Допустим. Но тогда и у меня тоже просьба: давайте побольше постельных сцен, народ это любит, я это люблю. Но без излишней обнаженки, чтобы эротично и нравоучительно. И школьникам, и учителям.

Удовлетворенный Решетников снова раскрыл ноутбук.

* * *

На следующий день в агентстве вновь появилась Ольга.

«Пора бы мне к этому привыкнуть», — подумал Решетников, чувствуя, как при виде жены, сидящей на диване в переговорной, в очередной раз покрывается холодным потом.

— Здравствуйте, что у вас? — собравшись с духом, произнес он.

— Я решила все рассказать мужу. Вот хочу сообщить вам лично.

— Не стоит рассказывать, — прокашлявшись, ответил Решетников.

— Вы знаете, тут все странно. Я приехала с полной уверенностью в том, что остаюсь в семье, у нас сын, у нас… Понимаете, он очень хороший, он отец, настоящий. Я не могу ему врать.

— Можете. И нужно, если любите. Это ложь во благо.

— Я хочу, чтобы все было честно, чтобы мы начали заново.

— Ничего заново не начнется.

— Почему?

— Я бы такого не простил. Мужчины устроены по-другому, измена для нас — это…

— Я много думала, я решила. Спасибо вам, — сказала Ольга, вставая.

— А если не простит?

— Если не простит… Это будет справедливо.

Дверь за Ольгой закрылась. Решетников еще долго сидел за столом, обхватив голову руками.

* * *

После мучительных размышлений Петр решил, что без участия сына он не сможет вернуть Ольгу. Саша отнесся к предложению отца с интересом. Он позвонил матери и сказал ей то, что просил Решетников.

— Мам, ну что вы натворили?! Не надо, ты слушай, хоть раз послушай меня! Вы влезли в мою личную жизнь! Личную! Она у меня была! А теперь… да, она решила со мной порвать!

— Расстались? Саша, ну ты не переживай, не надо…

Решетников, слушавший разговор по громкой связи, отметил, что в голосе Ольги просквозило облегчение.

— Не переживать? Все! Да не надо мне… Мне надо…

Решетников дал знак Саше, что пора обрывать разговор.

Саша нажал отбой и повернулся к отцу.

— Нормально?

— Талант, — ответил Решетников. — Надо закрепить успех.

У Саши зазвонил телефон.

— Мама звонит, — сказал он.

— Не берешь трубку до вечера.

— Откуда ты так все знаешь, как надо? — улыбаясь, спросил Саша.

Решетников не ответил.

— Вечером мама придет домой, ты будешь сидеть в комнате, делать уроки. На ноутбуке будет играть какая-нибудь грустная музыка, романтик колекшн, как говорится. Мама зайдет в комнату, начнет расспрашивать, чем ты занимаешься. Ты сначала не отвечаешь, показываешь всем видом, что обида твоя велика. Мама начнет говорить, что мы тебя любим, переживаем и все такое. Ты ответишь спокойно, рассудительно, с легкой грустью: «Мама, я понимаю, что вы хотите мне лучшего, но есть ошибки, которые человек должен совершить». На это мама скажет тебе примерно следующее: «Саша, поверь мне, эту ошибку совершать не надо. Последствия могут быть очень большими. Поверь мне. Есть моменты в жизни, когда ребенок просто должен согласиться с родителями. Просто сделать то, что они просят. А потом уже со временем ты поймешь, что так было лучше». И ты согласишься. Понятно?

Саша сосредоточенно кивнул.

— Потом сядь рядом с мамой на кровать, возьми ее за руку и скажи: «Хорошо, мам. Я все сделаю, как ты просишь». Наверняка мама заплачет. Потом вы еще немного поговорите в таком духе, она тебя поцелует и, спокойная и счастливая, выйдет. Занавес.

Вечером Саша позвонил Решетникову и сообщил:

— Получилось.

— Теперь у тебя вся жизнь впереди. Надеюсь, не вся с Анной Николаевной, но ошибайся, я не против. И называй меня «отец».

— Тебя мама ищет, ты чего трубку не берешь?

Решетников ответил:

— Готовлю ей романтический сюрприз. Все, скорбный вид и делать домашку.

Решетников прекрасно понимал, для чего Ольга хочет его увидеть. И он действительно приготовил жене сюрприз.

Он позвонил жене, изменив голос:

— Здравствуйте, это из агентства.

— Что такое?

— Вы должны приехать в гостиницу «Космос», номер восемьсот тринадцать.

— Зачем?

— Вы должны это увидеть.

Решетников боялся, что Ольга откажется, но она приехала. Дверь восемьсот тринадцатого номера была приоткрыта. Она осторожно заглянула в комнату. В глаза бросился столик с шампанским вином и фруктами. Пройдя в глубину номера, она увидела обнаженную молодую женщину, которая занималась любовью в позе наездницы. Ничего не понимая, Ольга несколько секунд наблюдала эту сцену. Тут девушка отклонилась в сторону, и стало видно, что мужчина с ней — Решетников. Увидев его, Ольга мгновенно метнулась в сторону, попятилась к двери и выскочила из номера.

Решетников ожидал чего угодно, но только не такой реакции. Он рассчитывал, что жена, застукав его, устроит скандал, они проорутся, и стена между ними рухнет. Тоскливая тревога все сильнее охватывала душу.

Он оделся, выпроводил актрису и помощников, не зная, что делать дальше. Вдруг по «рабочему» телефону позвонила Ольга.

— Зачем вы это мне показали? — Она плакала.

— Почему вы сразу ушли?

— Потому что иначе пришлось бы устраивать скандал, или молчать, или… это было бы ужасно в любом случае. Ужасно.

— Вы плачете? — Решетникову стало немного полегче.

— Да я рыдаю. Я изменяю, муж изменяет, разве это семья?!

— И теперь начните с ним заново.

— А если я теперь не хочу?

— Вы хотите, вы просто расстроены. Он был бы так же расстроен, если бы узнал о вашей измене. А теперь он не знает, что вы знаете о его… чувства вины у вас нет, а это было главное. Вы можете начать заново, поверьте мне.

— Нет, правильно будет разойтись. Мы уже не семья.

Рыдания душили Ольгу, она отключила телефон.

Решетников был растерян — весь его четкий план развалился.

— Твою мать, Оля, ну почему с тобой всегда все не так! — крикнул он, глядя на себя в зеркало. В ярости он швырнул в свое отражение чашку. Зеркало разбилось. Но легче ему не стало. — Ты дура, дура! — вскричал он, обращаясь к молчащему телефону. И добавил, сев на кровать в изнеможении: — А я идиот…

Перед ним возникло лицо Достоевского.

— Ну, ты дурак, — сообщил классик Решетникову. — Но персонаж из тебя отличный, говорю. Про себя пиши, про себя.