Успенский Тихвинский монастырь и его архимандрит Боголеп накануне и в первые годы Северной войны

Павел Седов, 2018

Монография посвящена внутренней жизни Успенского Тихвинского монастыря в годы настоятельства архимандрита Боголепа (1697–1708). На основе новых архивных данных автор проанализировал внутренние конфликты в монастыре, которые препятствовали духовенству отстаивать общие сословные интересы перед лицом грозных царских указов. Наиболее значимые документы по теме исследования опубликованы в Приложении. Издание рассчитано на специалистов-историков и всех интересующихся отечественной историей.

Донос старца Иоасафа

Едва новый тихвинский настоятель вступил в управление обителью, как на него поступил донос. Уставщик монах Иоасаф часто хаживал в соседний женский Введенский монастырь к ссыльной старице Авксентии (Бакуниной). Как потом признался на следствии сам Иоасаф, он жил с нею «блудно» и частенько получал от нее хмельное питье. На Троицын день 1698 г. он явился к старице с поручением своего архимандрита молиться о дожде (Авксентия была уставщицей Введенской обители). Иоасаф был уже «гораздо пьян» и в таком состоянии сообщил старице, что Боголеп будто бы решительно осудил самого царя за торговлю табаком. Целовальнику, назначенному продавать табак на Тихвинском посаде, архимандрит будто бы заявил: «…будь-де ты проклят и с тем, хто указал табак продавать», а также грозился раздавать попам по копейке, дабы те взялись «проклинать у престола Божиа того, хто повелел таким товаром торговать»¹⁵.

Следствие, проведенное по этому извету в Великом Новгороде, показало преувеличенность обвинений. Сам изветчик не присутствовал при этих словах настоятеля, а передал их с чужих слов. Показания Иоасафа оказались неточными относительно того, что сказал архимандрит, но они отразили те пересуды, которые начались в монастыре вокруг этой истории. Свидетель диалога тихвинского настоятеля с табачным целовальником — стремянной конюх Константин Кобыляков — показал на следствии, что Боголеп «отказал» целовальнику торговать табаком на Тихвинском посаде «и сказал, что-де табак проклят от святых отец». Архимандрит сказал сущую правду: церковная традиция того времени решительно осуждала употребление табака, но и эта более осторожная фраза была явной дерзостью. Как заметил стремянной конюх, передавая слова настоятеля келарю, «тем табаком велено торговать по указу великого государя»¹⁶.

На следствии обвинения Иоасафа не подтвердились. 6 июля 1698 г. Боголеп заявил во владычном приказе, что табак не проклинал, но отвел табачному целовальнику дворы на Тихвинском посаде и «он во сю ярманку торговал и собою съехал». Изветчик Иоасаф покаялся перед митрополитом, заявив, что спьяну оговорил тихвинского настоятеля¹⁷.

Не подтвердились и другие обвинения Иоасафа. Со слов несдержанного на язык монаха, Боголеп будто бы велел на «царский ангел» предыдущих лет петь «за упокой обедни» и, несмотря на запрет владыки строить церковь, «своим самодурством делает без братцково приговору». Кроме того, «в церковь ходить ленив, а благовесту часа полтора и два часа; а придет в церковь, и он лежит все, и то не на месте своем, все с бабами, где женки стоят. Да он же, архимандрит, царских ангелов не хранит, на заздравную чашу пиво ставит, а у себя на погребе мед и другой держит»¹⁸. Рассмотрение этого извета затянулось более чем на год. Отметим, что донос Иоасафа на своего пастыря по поводу запрещенного царем каменного строительства в монастырях содействовал стеснительным ограничениям царя против духовенства.

В черновике октябрьского письма 1698 г. Боголеп благодарит новгородского митрополита Иова за оказанное заступничество: «…в прошлом 206-м году избавил мя от клеветы и многоразличных сети ловящих многогрешную душу и плоть мою» и сообщает о новом доносе против него, среди зачинщиков называя старца Авксентия. На самом деле последний был не монахом, а крестьянином Ярославского уезда Иваном Григорьевым, который «жену свою убил для оговоров». Иван солгал, что будто был пострижен в Песошском монастыре, и вскоре «показался во многих в двоеобразных плотцких блуднех и в девичье монастыре с черницею с Анкою Харловой». За это Боголеп ему «многажды наказание чинил», а Иван-Авксентий в отместку «составлял на меня клеветы», которые окончились для обманщика ссылкой в Хутынский монастырь. Там Иван-Авксентий «стакался» с дьяконом Успенского монастыря Иринархом Шумаком, который также пострадал от архимандрита за «неистовое житие» и «почасту за ево озорничество плетьми наказан был и ис цепи мало свобождался»¹⁹.

Мстя Боголепу, Шумак в пятницу Светлой недели 1698 г. устроил в Успенском монастыре пожар: «зажег в городовой башни, и выгорело города больши ста сашен, а он, Иринарх Шу-мак, в ту ночь под каменным сводам, кирпичем себя обложа, укрылся, искренним сыском едва ево сыскали». За это преступление дьякон сидел в монастырской тюрьме больше полугода, где исхитрился написать на архимандрита «коварственную клевету, что невозможно к таким лицам применятца». Боголеп сумел принять меры: обыскал Иринарха, выслал его из монастыря, а найденный у него извет, в котором упоминались столь высокие персоны, что их даже не рискнули назвать, был предан огню.

Выгнанный из монастыря дьякон и ссыльный ИванАвксентий возобновили свои наветы на тихвинского настоятеля: Иван, «будучи в Хутыне монастыре, о той клевете в приказной полате извещал». По доносу новгородский воевода окольничий П. М. Апраксин приказал доставить из монастыря будильника монаха Геннадия, монаха Маркела Брюшова и служек Якова Зайцева, Василия Постникова, Ивана Спирова «для государева дела». В челобитной Боголеп просил митрополита Иова защитить его от новых «клеветников»²⁰.

Таинственные слова о высоких персонах, имена которых настоятель даже не смел предать бумаге, стали известны ближайшим к Петру лицам. 3 ноября 1698 г. новгородский воевода П. М. Апраксин получил письмо от кравчего К. А. Нарышкина, в котором предписывалось расследовать дело по обвинению Боголепа «в непристойных словах». В тот же день П. М. Апраксин допросил уставщика монаха Иоасафа, и тот заявил следующее. Летом 1697 г. он сидел в монастыре «в трубенной кели на чепи» и пожаловался слуге Якову Зайцеву на то, что Боголеп долго держит его скованного и «управы не чинит». На это слуга отвечал: «…архимандрит-де наш чинитца и сам равен царю». Яков Зайцев сказал это потому, что слышал от другого слуги — Ивана Спирова, — как их пастырь сказал неосторожные слова в своей келье: в июне 1697 г. архимандрит призвал к себе трех крестьян Шунгского погоста и говорил им «от божественного писания многие учителные слова, чтоб они церковного расколу не держались; да к тем же словам сказал он, архимандрит, при нем Ивашке: “и я-де равен царю”»²¹.

Боголеп старался всеми силами доказать, что его недруги обманщики. Среди монастырских документов сохранилась запись приговора патриарха Адриана от 2 февраля 1699 г. по делу о подлинности пострижения изветчика Иоасафа в Костромском Песношском монастыре. На основании показаний игумена этого монастыря Афанасия было установлено, что Иоасаф не только не был пострижен в этом монастыре, но и никогда не жил там. Патриарх указал рассмотреть дело о мнимом монахе Иоасафе новгородскому митрополиту Иову²².

18 декабря 1699 г. новгородский воевода П. М. Апраксин приказал изветчиков старца Иоасафа (в миру расстригу Ивана Григорьева) и служку И. Спирова «бить кнутом на козле нещадно»²³. Других участниц извета, Авксентию Бакунину и Анну Харламову, 10 января 1700 г. повезли из Введенского монастыря в Новгород²⁴. В том же месяце все подлинное дело по извету было отослано в Москву²⁵.

О закулисной борьбе вокруг этой истории узнаем из писем представителя Успенского монастыря в Новгороде Романа Фомина. 25 января 1700 г. он сообщал: «А рострига и черницы введенские еще сидят скованы в старых местех, и указу им никакова нет для того, что поборает по них воевода, только у владыки не то смышлено, ожидает ево съезду»²⁶. Это важное свидетельство указывает на то, что окольничий П. М. Апраксин был склонен, наказав изветчиков за преувеличенность извета на Боголепа, все же дать ход их доносу. Митрополит Иов, напротив, покрывал архимандрита и тянул время до приезда нового новгородского воеводы, которого ожидали уже на следующий день, 26 января.

Примечания

15

Белокуров С. А. Материалы для русской истории. С. 197.

16

Там же. С. 201.

17

Там же. С. 205–206. В челобитной 1698 г. посадский человек Савва Дьяконов упомянул, что во время тихвинской ярмарки того года по указу архимандрита Боголепа на его дворе был поставлен «табакопродавец» Кирьян. Следовательно, Боголеп позволял себе высказываться о греховности табака, но царскому указу о табачной торговле открыто не противился (Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 49. Д. 95. Сст. 1).

18

Белокуров С. А. Материалы для русской истории. С. 198–199.

19

Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 49. Д. 94. Сст. 1.

20

Там же. Сст. 1–1 об.

21

Белокуров С. А. Материалы для русской истории. С. 217–218, 226.

22

Запись о допросе песношского игумена Афанасия и приговоре патриарха Адриана относительно лжемонаха Иоасафа сделана на обороте черновика челобитной Боголепа царю по земельному делу (Там же. Д. 146. Сст. 1 об. — 2 об.).

23

См.: Приложение. № 1. Сст. 1–7.

24

Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 50. Д. 62.

25

Белокуров С. А. Материалы для русской истории. С. 227–228.

26

Архив СПбИИ РАН. Ф. 132. Оп. 1. Картон 50. Д. 82. Сст. 2.