Хранители Мультиверсума. Книга пятая: Те, кто жив

Павел Сергеевич Иевлев, 2023

История выживания, борьбы и преодоления – и история общества, которое сформировалось в этих условиях.

Коммунары. Холодная ночь

Снега навалило уже по ступицы, но загруженный кузов прижал к дороге ведущие колеса, и машина пошла увереннее. Возле Института орудовал военный путепрокладчик БАТ-М, могучим отвалом отгребающий снег от грузового пандуса, по которому выгружали в подвал какие-то ящики, тюки и коробки. Работа кипела, и Ольге пришлось ждать очереди на разгрузку. Иван сразу выскочил и ухромал куда-то в сторону начальства, а она сидела в кабине и наблюдала за жутковато выглядевшим сквозь темноту и снегопад бульдозером. Он ворочался и взрёвывал в светящейся ауре подсвеченного снега, выплёвывая в чёрное небо клубы солярного дыма, как какое-то хтоническое, выползшее из-под земли чудовище.

— Пошли! — Иван открыл дверь кабины так внезапно, что девушка подскочила от неожиданности.

— Но разгрузка…

— Сейчас подойдёт водитель, дальше они сами. Ты слишком ценный кадр, чтобы баранку крутить, — засмеялся Громов.

В Институте царила суматошная суета торопливой эвакуации — по полутёмным коридорам и еле освещённым аварийными лампами лестницам люди несли, катили и тащили волоком самые разнообразные предметы — от стульев и тюков свёрнутых штор, до блоков электронного оборудования. Это напоминало разворошенный муравейник.

— Куда они? — спросила удивлённая Ольга.

— Вниз, в бомбоубежище.

— Но зачем? Нас будут бомбить?

— Погоди, сейчас на собрании скажут.

— Итак, закрытое партсобрание организации Института предлагаю считать открытым, — сказал вставший с председательского места Лебедев. Он выглядел очень усталым.

— Но я же не член партии… — прошептала Ольга мужу.

— Тихо! — одернул её он.

— Первым вопросом предлагаю рассмотреть принятие в члены КПСС нашего сотрудника Ольгу Громову, с установлением кандидатского стажа в год. Думаю, рекомендации Ивана Громова, члена партии с тысяча девятьсот сорок третьего, будет достаточно.

— Рекомендация мужа? — бросил скептическую реплику Куратор.

Лебедев посмотрел на него тяжёлым взглядом и сказал:

— Я могу сам дать ей рекомендацию, если у вас есть возражения по кандидатуре.

— Нет-нет, продолжайте, пожалуйста, — он сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

— Кто за? Кто против? Кто воздержался? — Куратор поднял руку на последний вопрос.

«Вот гад!» — подумала Ольга. Она волновалась и немного гордилась, что в такой момент партийная ячейка нашла время на неё.

— Принято единогласно при одном воздержавшемся! — провозгласил директор. — Поздравляю вас, Ольга Павловна, примите это с честью и достоинством. Кандидатский билет выпишем вам позже.

— Спасибо, — растроганно сказала Ольга. — Я постараюсь оправдать доверие!

— Теперь, когда на собрании только члены и кандидаты, предлагаю перейти к основной повестке. Слово предоставляется Игорю Ивановичу Матвееву, научному руководителю первой лаборатории.

Профессор не стал вставать, он зашуршал бумажками, раскладывая перед собой какие-то расчёты, и начал говорить так тихо, что директор попросил:

— Погромче, пожалуйста!

— Хорошо, — учёный прокашлялся и повысил голос. — Я попробую коротко обрисовать наше положение с научной точки зрения. В результате, хм… не вполне корректного срабатывания установки, мы получили неожиданный, но крайне любопытный эффект…

— Любопытный? — не выдержал администратор Голоян. — Любопытный?

— С научной, разумеется, точки зрения, — уточнил Матвеев. — Мы создали собственную небольшую Вселенную. С чем я вас и поздравляю. Если бы я не был атеистом, я бы сказал, что мы повторили Акт Творения. В масштабе один к бесконечности, но всё равно результат неплохой. Для начала.

Матвеев замолчал, и все уставились на него.

— Э… Я, конечно, горжусь таким успехом вашей лаборатории, — осторожно сказала Елизавета Львовна Мегрец, невысокая полноватая женщина с круглым добрым лицом идеального педиатра. — Но, боюсь, как биохимик, я не могу в полной мере оценить его значимость для советской науки. Поэтому можно изложить это в более… практическом плане?

— Да, Игорь, — поддержал её директор. — Повтори, пожалуйста, то, что ты мне рассказывал внизу.

Матвеев закатил глаза, вздохнул и сказал:

— В результате непрогнозируемого изменения фазы поля, Установка, вместо того, чтобы… — он запнулся. — Палыч, допуск по нашей теме у всех есть?

— Да говори ты уже! — махнул рукой директор.

— Да, вместо того, чтобы сделать прокол в совмещённые пространства Мультиверсума, мы получили… э… обратный эффект. Произошла капсуляция фрагмента пространства-времени в изолированный микроверсум.

— Я не совсем понял… — сказал завлабораторией электроники Петин. — А как нам теперь попасть на материк?

— Никак, его не существует, — отмахнулся Матвеев и снова замолк.

— Не существует относительно нас, — пояснил Воронцов. — В привычной нам метрике. Вся наша сегодняшняя Вселенная, оставаясь бесконечной, имеет радиус примерно отсюда и до школы, и представляет собой неориентируемое проективное пространство, вложенное в условно трёхмерную геометрию.

— А что снаружи? — спросила растерянно Ольга.

— Ничего, — пожал плечами Воронцов, — точнее, нет никакого «снаружи». Не пытайтесь это представить, это за пределами возможностей мысленной визуализации.

— Давайте попробую объяснить я, — сказал Лебедев. — Я далёк от теоретической физики, поэтому ограничусь бытовым аспектом. Мы заперты в доступной нам части города и не можем её покинуть. Так, Игорь?

— Примерно… — согласился Матвеев.

— А значит, мы располагаем только теми ресурсами, которые имеем на сегодняшний день. Это касается топлива, продовольствия и других средств жизнеобеспечения. И самое неприятное — это холод.

— Да, почему температура падает? И почему темно?

— Мы не позаботились прихватить с собой Солнце, — пояснил Воронцов. — У нашего мира нет источника тепла, и тепловая энергия быстро рассеивается.

— Куда? — удивился Петин. — Ведь вы говорите, что мы в замкнутом пространстве…

— Это не я говорю, а товарищ Лебедев упрощает, — скривился Воронцов. — Оно замкнутое в бытовом смысле — из него нельзя выйти ногами, но вы не найдёте и стенки, которая бы его ограничивала. В общем, не вдаваясь в теорию, энтропия будет расти, пока наша микровселенная не придёт в состояние термодинамического равновесия.

— Равновесия?

— Полностью замёрзнет, — пояснил учёный. — Возможно, вас слегка утешит, что наша предыдущая Вселенная тоже должна была прийти к тепловой смерти. Просто здесь она произойдёт быстрее.

— Насколько быстро? — спросил практичный Громов.

— Мы не знаем точно, — неохотно ответил Матвеев. — Наличие гравитации нарушает принцип энтропийной изотермии. Но экстраполяция измерений температурной динамики не радует. Ориентировочно через двадцать-двадцать пять дней воздух на поверхности перейдёт из газообразного состояния в жидкое. Через тридцать…

— Спасибо, — перебил его Иван. — Дальнейшие несомненно очень познавательные процессы, как я понимаю, пройдут уже без нашего участия, так что давайте не будем на них отвлекаться. Времени у нас, как я понял, немного…

— Мы можем продержаться дольше в подземельях Института, — сказал Лебедев. — Земля остывает медленнее воздуха, а служебные тоннели и заглубленные лаборатории находятся достаточно глубоко. Но нам нужен источник тепла, поэтому энергетики уже приступили к перезарядке реактора. В данный момент они демонтируют крышку активной зоны.

— Но… какие у нас перспективы? — растерянно спросил Голоян. — Разве мы можем реактором обогреть всё?

— Разумеется, нет, — ответил ему Воронцов. — Но, при наличии энергии, мы сможем запустить Установку и снова попробовать сделать прокол. В прошлый раз у нас практически получилось…

— Если это называется «практически получилось», — покачал головой Куратор, — я боюсь представить себе ваш успех…

— Хватит, — перебил директор. — У нас мало времени. Мы должны аккумулировать все доступные нам ресурсы в подвалах Института. Этим уже занимается сформированная хозгруппа, ответственный — Иван Громов. Второй вопрос — обеспечение жизненного пространства в подземных помещениях. Теплоизоляция, коммуникации, свет, вода, тепло и так далее. Ответственный — Вазген Голоян. Третий — кадровая работа. Мы должны немедленно произвести перепись всех человеческих ресурсов, учесть их профессиональные навыки, знания и умения для наилучшего использования. Ответственная — Ольга Громова. Размещением людей и их бытовыми вопросами займётся…

Лебедев уверенно распределял полномочия и обязанности. Было видно, что он хорошо всё продумал и подготовился. Ольга немного упокоилась — после не очень понятных, но зловещих заявлений учёных распоряжения администрации давали какую-то определённость.

Темнота за обледенелыми окнами сбивала с толку. Приходилось периодически поглядывать на маленькие стрелки подаренных мужем часов «Заря», поднося их к тусклой настольной лампе. В кабинете первого отдела было очень холодно, приходилось сидеть «капустой», напялив на себя в несколько слоёв всю теплую одежду. Только здесь были папки с личными делами сотрудников. Перемещать их было запрещено, да и пока некуда — в обширной подземной части института было выше нуля, но там царила суматошная суета стремительной реорганизации рабочего пространства в жилое. Туда стаскивали мебель из общежития, всякий бытовой хлам из магазинов, продукты со склада и всё остальное, включая игрушки для детей, — с ними посменно дежурили матери, устроив импровизированный детский сад в одном из блоков бомбоубежища. Энергию экономили, как могли — освещали и отапливали только детскую, развёрнутый рядом лазарет и реакторный зал, где сияли прожектора, гудел тельфер, и рычала электросварка — энергетики восстанавливали работоспособность реактора.

Люди приходили к Ольге неохотно, не хотели отрываться от работы, но без выдаваемых ею талонов с печатью их не ставили на довольствие. Только предъявив справку из первого отдела, можно было получить порцию еды в столовой, тёплую одежду (хватало не на всех) и временное спальное место в бомбоубежище. Ольга аккуратным школьным почерком вносила людей в толстую амбарную книгу — имя, фамилия, отчество, профессия, дополнительные умения, семейное положение… С последним было особенно плохо — многие семьи оказались разорваны катастрофой. Почти у всех кто-то остался с той стороны — жёны, мужья, дети, родственники… Ольга сначала пыталась их успокаивать, но получалось плохо, да и силы её были не беспредельны. Люди шли и шли, она выматывалась, от холода часто хотелось в туалет, а с этим уже были проблемы — туалет на этаже замёрз, в нём пришлось поставить обычное ведро, с соответствующим удобством. Она грелась чаем, кипятя чайник на походном примусе, и от этого в туалет приходилось бегать чаще. Поэтому вскоре она стала ограничиваться сухим казённым выражением сочувствия и заверением, что для преодоления последствий катастрофы делается всё возможное.

Иногда забегал проведать муж. Пил чай, рассказывал, что вывоз продуктов со склада закончен, что их много, но меньше, чем хотелось бы, и единственная радость в том, что не нужны холодильники — всё распрекрасно замерзает и так. С предметами быта — одеждой, мебелью, бытовой химией, постельным бельем и так далее — дела обстоят похуже, потому что единого склада промтоваров в досягаемости не нашлось. Приходится буквально очищать квартиры, а это долго, сложно и морально тяжело.

— Очень неловко входить в чужие дома, — жаловался Иван, — копаться в чужих вещах, забирать одежду, продукты, даже обмылки из ванной. Чувствуем себя мародерами какими-то…

К вечеру (определяемому теперь исключительно по часам) Ольга вымоталась настолько, что работу пришлось прервать. По длинным еле освещённым лестницам она спустилась в бомбоубежище. Ниже первого этажа пролегла граница тепла и холода — там обрывался намёрзший на стенах иней. Внизу ей положили миску какой-то каши с подливой, которую она съела, от усталости не разобрав вкуса, и указали свободные нары, покрытые слежавшимся влажным матрасом поверх крашеных досок. Девушка скинула войлочные боты и улеглась, укрывшись пальто. Мешал живот, в котором кое-кому приспичило потолкаться, и ломило от длительного сидения на холодном жёстком стуле спину, но усталость победила — она заснула, не обращая внимания на ходящих вокруг людей и плачущих детей.

Разбудил её муж.

— Рыжик, уже утро! Ну, насколько это можно назвать утром… — он был чёрный от усталости, сильно хромал, и на брюках проступили подозрительные пятна на левом колене. — Еле нашёл тебя, так ты под этим пальто спряталась!

— Ты что, так и не спал? — ужаснулась она.

— Некогда, столько было дел…

— Ложись немедленно, я тебе тут место нагрела. Ложись-ложись, даже слушать ничего не хочу! Если ты себя угробишь, никому легче не станет. А мне всё равно пора продолжать перепись.

— Ладно, — сказал Иван, садясь на нары и закатывая штанину, чтобы отстегнуть протез. — Но про кабинет свой забудь, спроси Вазгена, пусть тебе внизу где-нибудь уголок выделит. Там похолодало.

— Сильно?

— Очень сильно, — вздохнул он. — Минус пятьдесят. Снег, правда, прекратился, и температура падает уже не так быстро. Пришлось свернуть все работы наверху. Навалило столько, что ехать мог только полугусеничный, но у него на таком морозе трансмиссия не прокручивается. Вся техника встала, теперь только пешком…

Он зевнул, завалился на бок, укрылся тулупом и через несколько мгновений уже спал. А Ольга, с трудом собирая себя после не принесшего отдыха сна, побрела, зевая, в импровизированную столовую. В убежище было прохладно, но насколько именно — спросонья было не понять. Столовую нашла не сразу — в том помещении, где она ужинала, спешно расставляли кровати. Оказалось, перенесли в одну из подземных лабораторий, где было больше места, а главное — работала мощная вытяжка. Оборудование ещё не демонтировали, но на лабораторных столах уже резали, крошили, разделывали и замешивали. Кипели огромные кастрюли-выварки, из которых усталые повара разливали черпаками по мискам какую-то жидкую еду. Здесь было по-настоящему тепло, даже жарко, и Ольга сняла пальто. Увидев её живот, какой-то подросток сразу вскочил из-за стола, уступая место.

— Не надо… — ей стало неловко.

— Садитесь-садитесь, я уже почти доел. Не вставайте, я вам сейчас принесу порцию! Всем одно и то же дают…

Он, на ходу дохлёбывая из миски, дошёл до поваров, показал им на Ольгу и принёс полную посудину не то густого супа, не то жидкой каши.

— Спасибо!

— На здоровье! — ответил мальчишка и убежал куда-то.

Пока Ольга ела, люди приходили и уходили. Её узнавали и здоровались — вчера она успела пропустить через свой бумажный гроссбух немалую часть оставшихся. Хотя, к сожалению, мало кого запомнила, от усталости все сливались в одно лицо. Больше всего было сотрудников Института — техников, лаборантов, учёных, инженеров по оборудованию, механиков из институтских мастерских… На момент инцидента (так деликатно называло случившееся руководство Института), они были либо на работе, либо во входящих в институтский комплекс семейных общежитиях. Вторая категория — члены их семей, как правило, жёны и дети. Их было меньше, многие летом уехали за город или в санатории. Неприкаянно бродила осиротевшая детская экскурсия. Куда делись их родители — никто, включая Матвеева, ответить не мог. Исчезли бесследно, оставив на месте всё имущество, которое, по мере возможности, перетаскали вчера в обширные институтские подвалы хозкоманды Ивана. Таскали бы и дальше, но мороз обездвижил машины, а на руках много не унесёшь. Кадровый учёт ещё не был закончен, но Ольга уже могла прикинуть примерную численность — около двух тысяч человек. Под институтом располагались большие подземные помещения: лаборатории, технические туннели, склады оборудования, аппаратные и так далее — Ольга и половины не знала. В них можно было разместить и больше народу — но как обогреть такие площади? Поэтому людей старались размещать компактно, взяв за центр бомбоубежище. Убежище в Институте было капитальное, рассчитанное аж на три тысячи человек — правда, по нормам ГО, то есть «пять человек на одни нары». Пересидеть ядерный удар можно, но долго так не проживёшь. Сооружение оборудовали недавно, поэтому оно было неплохо оснащено — морозильными камерами для продуктов (не самая нужная вещь в нынешних условиях), складами со средствами индивидуальной защиты и даже экспериментальной гидропонной установкой, где теоретически можно выращивать еду — если найдётся, из чего. Но самое главное — при нём имелась артезианская скважина, так что хотя бы с водой проблемы не было.

Поев, Ольга достала из портфеля свою книгу учёта кадров, и решила, что будет работать прямо здесь — тепло, светло, да и мимо никто не пройдёт.

— Товарищи! Кто ещё у меня не записывался? Подходите по одному!

На дневном совещании все были усталыми и невеселыми. Ивана разрешили не будить, потому что работы хозгрупп пришлось прекратить.

— Две последних группы сегодня не вернулись, — встревоженно сказал Лебедев. — Готовим поисковую команду, а пока пусть отдыхает.

С реактором тоже всё оказалось сложнее, чем ожидали. Энергетик пришёл на совещание прямо в костюме химзащиты. «Работает наоборот — не даёт мне загрязнять помещение…» — грустно пошутил он. Николай рассказал, что неудачная форма каких-то «пазов шпонок крепления» вызвала напряжения металла и спровоцировала появление трещин с перспективой разрушения футеровок. Теперь придётся полностью извлекать экранные сборки, ремонтировать футеровки, заваривать пазы и переваривать крепления.

— Люди понахватали бэров, с ног валятся, — жаловался он. — У нас есть оснастка, позволяющая работать в облучённом корпусе, но в ней неудобно и очень медленно, многие пренебрегают защитой в пользу скорости. Меняются, конечно, но даже в комнате отдыха уже фон такой, что дозиметры шкалит…

— Солярка для дизелей на исходе, — сказал директор. — Если в ближайшее время не запустим реактор — просто вымерзнем здесь.

— Хиба я не розумию? — снова перешёл на украинский Николай. — Всё зробимо. Но поспешати теж неможно — пока не опрессуем каждый трубопровод, загружать ТВЭЛы не буду. Бидистиллята на одну заливку, любая утечка — и всё. Его ещё греть приходится, щоб не змерз…

Ольга понимала, что реакторная группа сейчас в прямом смысле жизни кладёт — радиологической клиники в институте, разумеется, не было. Но другого выхода нет — без энергии погибнут все.

— Пайки для не занятых на тяжёлых работах надо сокращать, — докладывал Вазген. — Тогда протянем пару месяцев, хоть и без разносолов. Биологи сейчас расконсервируют установку гидропоники, но ей тоже нужен свет и тепло, так что всё упирается в реактор…

— Сокращайте, — распорядился Лебедев, — Сейчас большинству делать особо нечего — инженерно-технические группы утепляют входы и дорабатывают внутренние коммуникации, остальные просто так слоняются.

— Это не дело, — строго сказал Куратор. — От безделья у людей появляются всякие ненужные идеи.

Ольга нервно вздрогнула — она и забыла про него, благо, столичный гость сидел в тёмном углу и в совещании до сих пор участия не принимал. «А он-то чем занят? — подумалось ей. — Какие такие обязанности исполняет?»

— Да, — согласился с ним директор, — Громова, возьмите на себя культурный досуг кадров. Лекции, там, какие-нибудь организуйте, или, я не знаю, коллективные чтения…

— Я ей помогу, — вызвался Куратор, и Ольгу буквально передёрнуло. Однако отказаться было как-то неправильно — не время сейчас для проявления личных антипатий.

— Да-да, займитесь, — сказал Лебедев с заметным облегчением. Его явно тоже смущал неопределенный статус Куратора, который при огромных, формально, полномочиях в сложившейся ситуации вёл себя странно.

Идею «культурного досуга» подал Ольге Мигель, которого она встретила в коридоре.

— Да что там думать! — воскликнул он радостно. — «Важнейшим из искусств для нас является кино!».

В Институте был свой небольшой, на сотню мест, кинозал, куда привозили новинки, научно-популярные и обучающие фильмы, кинохроники и так далее. Там же располагался и свой институтский довольно обширный киноархив.

— Там как раз новый боевик завезли, «Зелёный фургон»! В субботу должны были показывать! — рассказывал молодой лаборант. — А в убежище есть «красный уголок» с проектором…

— Ничего у вас не выйдет… — сказал пренебрежительно Андрей, который так и таскался везде за Куратором, успешно избегая общих работ. — В «красном уголке» проектор «Украина», на шестнадцать миллиметров, а в зале, небось, стационарная киноустановка, на тридцать пять. Я знаю, я на кинопередвижке работал, пока не…

Тут он осёкся, и Ольга подумала, что он тоже какой-то странный.

— Так у нас и кинопередвижка есть! — сообщил Мигель. — По сёлам в порядке шефской помощи катается… Кажется, там же, при кинобудке, её оборудование лежит.

— А что за аппарат? КН-13? — заинтересовался Андрей.

— Откуда мне знать? Железный такой ящик на треноге. Динамик в чемодане, усилитель, ещё какие-то коробки…

— Смотреть надо, — авторитетно сказал Андрей. — Но шансы хорошие. Если притащить сюда, можно будет кино крутить.

— Так чего мы ждём? Собирайтесь! — скомандовал Куратор.

У выхода к лестнице столкнулись с Иваном — тот вместе с Сергеем-Василием, юным радистом и ещё парой незнакомых молодых ребят тщательно укутывался, заматывая шарфом промежуток между шапкой и тулупом, так, что торчали только глаза. На поясе висела лампа от фонаря, провод от неё уходил под одежду.

— Вы куда собрались? — удивился он.

— В кинозал, — сказала Ольга, — Будем досуг организовывать.

— Это правильно, это хорошая мысль, — одобрил Иван. — Только подготовились вы плохо. Там минус пятьдесят пять уже в здании и минус семьдесят на улице.

— На улицу мы не будем выходить! — сказал Мигель.

— Всё равно — и одеты вы легко, и фонари у вас… На таком морозе батареи сразу мёрзнут, а в темноте вы куда? Нет, вы как хотите, а жену я так не отпущу.

Иван покачал головой и начал выпутывать из-под тулупа провод.

— Во-первых, оставь это пальто, ты в нём уже при минус двадцати мёрзла, вспомни. Возьми вон там, у дежурных такой же тулуп. Они тебе велики все, ну да ничего, не бегом бегать. Валенки возьми большие, прямо поверх ботинок своих наденешь…

— Ботинки тёплые! — запротестовала Ольга.

— Не настолько. Рыжик, ты просто не представляешь себе, что там творится! Сидела бы ты внизу, а?

— Ага, ты даже на одной ноге, вон, собираешься, а я внизу сиди?

— Мне надо, — вздохнул он. — Хозгруппа не вернулась, идём искать. Маршрут известен, так что мы быстро — туда и обратно. А на снегоступах — что одна у тебя нога, что вовсе ни одной… Всё едино ковыляем, как утки. И вот, возьми…

Он протянул Ольге фонарь и отдельно, на проводе, аккумуляторную батарею к нему.

— Повесь на пояс под тулупом, провод вот так выпусти и свети этой фарой. Я другой возьму. Да, рукавицы не забудь! И шарф! И…

— Да перестань ты, я всё поняла!

В результате выбрались только через полчаса, когда группа Громова уже давно ушла. Дежурные, ругаясь на замерзающую смазку и дубеющие уплотнители, открывали гермодверь двумя ломами. Мороз перехватил дыхание уже в тамбуре — висевший там термометр втянул красный спиртовой столбик ниже минимальной риски «минус тридцать». Вторую дверь открывали сами. В свете фонарей вырвалось наружу облако инея, а глаза защипало от холода. Подниматься по лестнице в длинных до земли тулупах было сложно, особенно Ольге. Приходилось делать передышки на площадках, очищая шарфы на лицах от быстро нарастающей ледяной корки.

— Ничего себе! — голос Мигеля из-под шарфа звучал глухо, но оптимистично. — Мы как Папанин на полюсе!

В тусклом свете фонарей стены и полы коридоров красиво сверкали густым инеем — температура падала так быстро, что влага из воздуха кристаллизовалась на всех поверхностях. На полу отчётливо виднелась протоптанная дорожка к вестибюлю, где через прокопанный в снегу коридор выходили на улицу хозгруппы. Кинозал был в другой стороне. Ольга вздохнула — ещё четыре лестничных пролета в тяжеленном, волочащемся по земле тулупе. В таком хорошо в карауле стоять, а не по ступенькам взбираться.

Кинозал располагался в «Центре культуры и отдыха». Из административного корпуса туда надо было идти по переходу на уровне второго этажа. В нём, видимо, от температурной деформации выдавило алюминиевые рамы панорамных стекол, и на фоне белого инея стен проёмы зияли жутковатой чёрной пустотой. Ольга не удержалась и выглянула, посветив фонариком вниз. Снег оказался неожиданно близко, почти под самыми окнами. Если идти по его поверхности, то внутрь перехода можно просто перешагнуть.

Оборудование кинопередвижки Андрей одобрил, и обратно мужчины несли серые деревянные ящики с аппаратурой, а Ольге достались жестяные цилиндрические коробки с плёнками, которые она тащила на импровизированной, сделанной из столешницы, волокуше. Доска легко скользила по обледеневшему полу, и было не тяжело, но руки коченели даже в рукавицах. Ломило от холода лоб, глаза и переносицу. Непроизвольно выступали слёзы, которые тут же замерзали, склеивая ресницы. А протирать глаза было неудобно.

В переходе остановились передохнуть. Андрей и Мигель, несмотря на обжигающий лицо мороз, закурили.

— Потом за остальными сгоняем! — бодрился лаборант, пуская дым в пустой оконный проём. — Я посмотрел, там много всяких фильмов, и для детей есть мультики… Стоп, что это?

Он направил свет фонаря в окно. Ольга тоже посветила туда, но ничего не увидела.

— Там что-то двигалось! — заявил лаборант.

Он высунулся в пустой проём и пробежался лучом по снегу.

— Да вот и след же!

Параллельно переходу, в паре метров от окна в лучах фонарей действительно просматривалась какая-то размытая борозда, как будто что-то только что протащили. Рыхлый и лёгкий перемороженный снег плохо сохранял форму следов.

— Это было что-то большое, чёрное и быстрое! Я не успел разглядеть.

— Да ладно, — засомневался Андрей. — На таком морозе ничего не выживет. У меня даже папироса к губе примёрзла…

— Я видел! — настаивал Мигель. — Да вон, смотрите, смотрите же! Вот оно!

Вдалеке, за границей светового луча, вроде бы что-то двигалось, рассекая снег. Из-за слабого света и поднятой снежной пыли, разглядеть подробности не удалось.

— Я же говорил! — торжествовал лаборант.

— Чему ты радуешься, придурок? — неожиданно грубо оборвал его Куратор. — Быстро берите ящики и бегом отсюда.

Мигель обиженно засопел в шарф и замолчал. Подняли ящики и понесли — не бегом, но всё же быстрым шагом, непроизвольно оглядываясь на пустые проёмы окон за спиной. А Ольга, таща волоком за собой коробки, неотвязно думала о том, что где-то там, в морозной темноте, сейчас ведёт спасательную группу Иван. От этого неприятно заныло предчувствием беды сердце.

Когда, вернувшись в убежище, она увидела растерянную суету толкущегося у входа руководства, то сразу поняла — так и есть, случилось.

— Что с Иваном? — схватила она за рукав свитера Лебедева.

— Неизвестно, — отмахнулся он. — Радист вышел на связь и доложил, что у них что-то произошло в котельной. Кто-то, кажется, погиб, но мы не поняли кто и почему, а больше на связь они не выходили. То ли батареи замёрзли, то ли…

Директор не договорил.

— Я иду за ним! — твёрдо сказала Ольга.

— Ты с ума сошла?

— Я с вами! — быстро сказал Мигель.

— Остановите эту сумасшедшую, — повелительным тоном распорядился Куратор, но директор не обратил на него никакого внимания.

— Оленька, — сказал он успокаивающе, — ну куда ты в твоём положении пойдёшь? Там темнота и мороз…

— Я только что оттуда, не надо мне рассказывать! И я уже одета, снаряжена и готова.

— И я! — поспешил заявить Мигель.

— В моём положении нет ничего особенного, мне рожать не завтра, а пока вы собираете новую группу, они могут там погибнуть.

— Я с вами, — внезапно сказал Андрей, выходя из дежурки со своим карабином.

— Ты-то куда? — заметно разозлился Куратор. — Я тебе запрещаю!

— Запрещалка не выросла! — отмахнулся Андрей.

— Чёртов авантюрист… — зло сказал Куратор, но, стиснув зубы, отошёл в сторону.

Лебедев пристально посмотрел на Ольгу, хотел что-то сказать, но только махнул рукой.

— Снегоступы у выхода возьмите, мы их много наделали, — подошел кто-то из дежурных. — Там ступеньки в снегу вырубили, по ним подниметесь на поверхность, а дальше снег рыхлый, без снегоступов никак. И вот ещё очки лабораторные из плексигласа…

Идти на снегоступах оказалось с непривычки очень сложно — ноги приходилось широко расставлять и высоко поднимать. Овальные алюминиевые пластины, грубо нарезанные из какого-то технического лома, привязывались к валенкам ремнями, а Ольге ещё и валенки были велики, болтаясь даже поверх бот. Первое время им приходилось то и дело хвататься друг за друга, чтобы не упасть, но потом понемногу привыкли. Институтская котельная находилась на окраине территории. От главного входа до неё было примерно километр, но преодолеть это ерундовое, в общем, расстояние оказалось не так просто.

— Это наверняка оно… — попытался говорить Мигель, но вести беседу на таком холоде оказалось просто невозможно — воздух выстуживал так, что, казалось, сейчас зубы треснут.

В плотно прилегающих к лицу лабораторных очках глаза уже не так резало холодом, но сами очки понемногу обмерзали.

— Надо было мылом натереть… — не унимался говорливый Мигель.

Андрей шёл молча, сосредоточенно сопел, старательно переставляя ноги и поддерживая Ольгу за локоть, когда она теряла равновесие. Этот человек был ей непонятен — он прибыл в Загорск-12 вместе с Куратором, но в качестве кого? Почему именно он — это было безапелляционное требование — должен был пройти через созданный установкой прокол? Что за дела были у них в гараже — настолько важные, что они были готовы чуть ли ни за оружие взяться? Ответов на эти вопросы у неё не было, но всё же она была благодарна, что Андрей вызвался идти с ними — если потребуется спасать людей, лишние руки не помешают.

В темноте оказалось неожиданно сложно ориентироваться даже на знакомой территории Института. Заваливший всё снег скрадывал контуры зданий и путал ориентиры, фонари светили слабо и недалеко. С первой попытки прилично промахнулись — уперлись в гараж, причём не сразу даже поняли, что торчащие из-под снега кусок стены и угол крыши относятся именно к нему. Сориентировались, прикинули направление, пошли дальше — и чуть не убрели невесть куда. Спасло то, что Ольга зацепилась краем снегоступа и упала. Оказалось — за верхушку фигурного кованого копья, венчающего скрытую под сугробом ограду.

Жуткий холод и рыхлый снег выматывали, выпивая последние силы. У Ольги от непривычного движения враскоряку ужасно болели внутренние мышцы бедер. Противно ныли остывшие кисти рук, которые она безуспешно пыталась согреть, сжимая и разжимая кулаки внутри варежек, потеряло чувствительность лицо. Когда они, скорее по удаче, чем по расчёту, всё-таки нашли котельную, она уже была готова лечь в снег и умереть — настолько пропиталось тело ядом усталости. К железной двери был прокопан в снегу утоптанный спуск. На наезженной волокушей колее контрастно выделялись пятна жидкости, которая сначала показалась Ольге чёрной. Но в свете фонаря стало видно — снег пропитался пролившейся тут в изобилии кровью.

— Откройте! Это мы! — уже стучал в железную дверь Мигель. Заглушённый промерзшим шарфом голос и толстые варежки на руках свели его попытки на нет, и Андрей, в конце концов, пару раз грохнул в железный лист прикладом.

— Кто здесь? — послышался из-за двери знакомый голос, и у Ольги зашлось сердце — жив!

— Это я, Иван, я! — закричала она, отдирая ледяную корку с шарфа.

— Рыжик? — удивился он. — Как тебя… Открываю!

Ввалились в тёмное помещение — коридорчик при входе, — зацепились снегоступами, чуть не посшибали друг друга.

— Сюда, сюда, — тащил Ольгу за локоть почти невидимый Иван. — Мы тут растопили один котёл…

В топочной не было тепло — стены покрывал толстый слой инея, — но, после лютого мороза снаружи, казалось — жара. Сумрак, подсвеченный слабым мерцанием огня из открытой топки, возле которой неразличимо сгрудились какие-то люди.

— Остатки угля из бункера дожигаем, — сказал Иван, как бы извиняясь. — Там всё равно мало было…

— Что случилось? Почему вы не возвращаетесь?

— Вот что… — он повернул фонарь в сторону, и Ольга увидела лежащие рядком в дальнем углу припорошенные инеем тела.

— Кто…

— Хозгруппа, — грустно сказал Иван. — Они вывозили из подсобки баллонный газ и не вернулись. Их мы и искали, когда…

Но Ольга уже и сама увидела лежащего перед дверцей топки, в зоне относительного тепла, замотанного в окровавленные тряпки юношу-радиста.

— Он шёл последним. Что-то выскочило из темноты и ударило его в спину… Если бы не рация…

— Что-то?

— Мы не видели. Но радиостанция пробита насквозь, как будто копьём, и в спине глубокая рана, задето легкое. Пришлось разводить огонь, накладывать повязку…

— Как это случилось? — спросил взволновано Мигель.

— Мы нашли хозгруппу у входа, — сказал Громов. — Они в кого-то стреляли, было охотничье ружье, там два стреляных патрона. Ружье сломано, они убиты, кровью всё залито. Вышли на связь, сообщили, начали переносить тела внутрь, и в последний момент Олегу вот так прилетело. Мы не увидели, кто это был — все были уже внутри, и фонари светили в другую сторону. Пока прогрели помещение, чтобы не поморозить при перевязке, он много крови потерял…

— Надо его срочно в медпункт! — решительно сказала Ольга.

— Да, — согласился Иван, — мы как раз готовимся к выходу.

Он показал на лежащие в зеве топки, в стороне от горящего угля, кирпичи.

— Завернём в тряпки, положим на волокушу, сверху уложим мальчика, — пояснил Громов. — Поедет, как Емеля на печке. Иначе не довезём — замёрзнет. Тела погибших, к сожалению, придется пока оставить здесь.

Чтобы укрыть раненого, пришлось раздеть трупы. Они успели окоченеть, замерзшая кровь схватилась ледяным клеем, так что тулупы просто срезали, распоров по швам. Получившимися кусками овчины обернули уложенного на горячие кирпичи радиста, который так и не приходил в сознание. Дыхание его было редким и слабым, лицо — бледным до синевы. Даже далекому от медицины человеку было очевидно, что дела его плохи.

Тропу прокладывал ловко скачущий на снегоступах Мигель. За ним, как два ломовых битюга, упрямо топали впрягшиеся в волокушу Сергей и Василий. Ковыляли, держась друг за друга, Иван и Ольга.

— Хромой да беременная — два полбойца, — пошутил неунывающий Иван.

Рядом с ними, с фонарём и карабином наизготовку, широко переставляя ноги, шагал Андрей. Он тревожно глядел по сторонам, пробегая лучом света по сугробам, но осветить удавалось немногое — темнота как будто обгрызала по краям тусклый желтоватый круг с тёмным пятном рассеивателя посередине. Мечущиеся тени только увеличивали нервозность — краем глаза как будто цеплялось какое-то движение, но, стоило посветить туда фонарём, — ничего. Верхушка куста и или крыша беседки. Замыкали процессию два работника хозчасти. Ольга наверняка их знала, по крайней мере, в лицо, но сейчас видела только тулупы, шарфы и очки. Они категорически отказались бросить последние газовые баллоны и сейчас упорно тащили за собой вторую волокушу. Три пятидесятилитровых емкости со сжиженным пропаном везти было нелегко, сани с ними приотстали, и никто не увидел, что именно случилось.

Вскрик, пронзительный, рвущий уши свист, отвратительный запах этилмеркаптана — Ольга аж присела. Андрей завертелся на месте, вскинув к плечу карабин.

— Не стреляй, рванёт! — заорал на него Иван, хватая за руку.

Сани были перевёрнуты. Из небольшого, с вогнутыми внутрь краями, треугольного отверстия в баллоне со свистом выходил последний газ. Снег пропитался как будто чёрным — но Ольга уже знала, что это красный.

Тела нашлись в нескольких шагах, как будто их отбросило с тропы. Страшные раны — словно их рубили топором.

— Уходим, быстро, — жёстко сказал Иван.

— Надо же их забрать… — неуверенно сказал то ли Сергей, то ли Василий.

— Потом заберем, сейчас уходим.

К концу пути, когда перегорел адреналин ужаса, Ольга почти отключилась от усталости и холода, из последних сил механически переставляя ноги. Ей казалось, что это какой-то кошмарный сон, когда бесконечно идёшь, идёшь — и остаёшься на месте, и кто-то, идущий по твоим следам, догоняет, догоняет…

Но никто на них не напал.

Поддерживая друг друга и волокушу с раненым, они медленно спустились в убежище, где еле тёплый воздух тамбура показался раскалённым жаром печи. Вокруг засуетились люди, радиста быстро унесли в медпункт, а Ольга сползла в уголке по стеночке, не имея сил расстегнуть задубелый тулуп.

— Ну что же ты так, Оленька? — хлопотала вокруг неё в импровизированном лазарете Лизавета Львовна. — Ты, конечно, барышня крепкая, но в твоём положении нельзя…

— Что с Олегом? — перебила её девушка. — С мальчиком-радистом?

— Рана тяжёлая, потерял много крови, но жить будет, — вздохнула Лизавета, — наверное… Я же не хирург. В войну санитаркой была, потом закончила медицинский, но пошла по научной части. Эх, нет у нас врачей-то…

Женщина только печально махнула рукой.

— Я да фельдшерица из медпункта — всего персонала. Да и медикаментов у нас… А уже куча простуженных, трое с лёгкими обморожениями, дети с их болячками… Я с ужасом жду, что у кого-нибудь аппендицит или ещё что-то полостное. А я после медпрактики и за скальпель не бралась ни разу.

— А Иван как? — спросила Ольга.

— Ой, да что твоему мужику сделается! — улыбнулась Лизавета. — Культю перевязал и поскакал дальше.

— Я тоже пойду, пожалуй… — стала подниматься с топчана Ольга. Тело ломило, ноги не слушались, голова как ватой набита — но, к её удивлению, ничего, в общем, не болело. Устала просто, и нервы…

— Иди, что тебе тут вылёживать, — не стала удерживать её врач. — Только я тебя умоляю — хотя бы отдохни, прежде чем опять на подвиги бросаться.

Ольга вышла в скупо освещённый и гораздо более холодный коридор — лазарет грели дефицитным электричеством, а в остальных помещениях убежища держалось примерно плюс десять. «Неудивительно, что много простуженных, — подумала она, — из жаркого лета в такой холод». В коридорах было пусто и безлюдно — идя в столовую, она никого не встретила. В залах, на двухъярусных, застеленных на скорую руку топчанах спали, храпя, кашляя и тревожно ворочаясь, люди. Пахло сыростью, туалетом и портянками. Похоже, авральные работы по переселению закончены, все отдыхают, прежде чем начать методично обживаться в новых условиях.

В столовой было сумрачно, горели только аварийные лампы. За плитой зевала, разогревая еду для полуночников, совсем молодая девушка, практически подросток.

— Я сегодня дежурный повар, — то ли пожаловалась, то ли похвасталась она Ольге, — вам побольше положить? Блюдо одно — каша пшённая с тушёнкой, — но её много.

— Обычную порцию, пожалуйста, — Ольга увидела сидящих в углу с мисками Андрея и Мигеля и, получив свою посуду, направилась к ним.

— Привет! — сказал испанец, Андрей только сухо кивнул. Он так и таскался повсюду с карабином, сейчас тот стоял, прислонённый к стенке.

— Как себя чувствуешь? — поинтересовался Мигель. — А то тебя сразу в лазарет утащили.

— Лизавета Львовна перестраховалась, — отмахнулась Ольга. — А что тут творится? И где Иван?

— Громов у начальства, совещаются снова, — начал рассказывать он. — Энергетики возятся с реактором, что-то у них не ладится. Вся энергия с генераторов у них, поэтому холодает. Через ФВУ⁸ идёт ледяной воздух, греть его нечем, а не качать нельзя — задохнёмся. Иней забивает вентканалы, приходится чистить. Один вентилятор от холода сдох, остальные пока держатся, но выключать их нельзя — замёрзнут. Продовольствие успели вывезти со склада всё, но его не очень много. Если где-то что-то и осталось, то уже не добраться. Палыч запретил выходить на поверхность — слишком, говорит, опасно. Там уже минус восемьдесят, как на полюсе холода в Антарктиде. Ну, и ещё это… Которое ребят…

Мигель замолчал и начал быстро доедать остывающую кашу. Ольга последовала его примеру. Мяса в каше было совсем немного, и это при том, что дежурная явно пыталась положить беременной девушке порцию понаваристей. Похоже, ситуация с продуктами действительно была не очень хорошей.

— Как ты, Рыжик? — в столовую прихромал усталый Иван.

— Нормально, не волнуйся, а вот ты себя совсем загонял…

— Ничего, осталось последнее усилие! — муж старательно изображал оптимизм. — Энергетики почти закончили, осталось ТВЭЛы загрузить — и да будет свет! И тепло, конечно…

— Это же прекрасно! — воодушевился Мигель. — Будет свет и тепло — как-нибудь не пропадём!

— Надо только эти самые ТВЭЛы доставить, — вздохнул Иван. — Они на складе.

— Притащим как-нибудь, подумаешь!

— Двести сборок. Каждая три метра длиной и двадцать кило весом, не считая ящика. И это ещё полбеды — а ведь надо вытащить отработанные… — пояснил Громов. — До склада, к счастью, есть коридор прямо из реакторной, но погрузчик остался на складе и замёрз, надо полагать, наглухо. Так что только ручками….

Мигель, видимо, представил себе масштаб работы и сразу как-то поскучнел:

— Ну, деваться-то некуда…

— И думать забудь! — строго сказал ему Иван. — Пойдут только мужики за тридцать, у кого уже есть дети. То есть, я, например, — он кивнул на Ольгин живот и подмигнул ей.

— Это ещё почему! — возмутился Мигель.

— Радиация, молодой человек! Береги будущее потомство. Тебе только предстоит осчастливить какую-нибудь юную красавицу, а у меня она уже есть.

Мигель покраснел и умолк.

— Так что предлагаю всем пойти поспать, — закончил Иван. — Через пять часов начнём погрузку.

— И где мы теперь спим? — растерянно огляделась Ольга, выйдя в коридор.

— Тссс! — с заговорщицким видом подмигнул ей муж. — Я тут немножко воспользовался служебным положением! У нас на сегодня роскошные личные апартаменты!

«Апартаментами» оказалась пустая кладовка при лазарете, где стояли наспех сколоченные «двуспальные» нары под тонким старым матрасом без белья. Но здесь было теплее, чем в общих помещениях, а главное — они были одни.

— Не могу упустить случая, Рыжик, — щекотно зашептал ей в ухо Иван, когда они улеглись, погасив крохотный огарок свечки. — А ну как подлая радиация попадёт, куда не надо? Вдруг в последний раз?

— Типун тебе на язык! — сердито прошептала в ответ Ольга. — А ну, иди сюда! Я тебе покажу «последний раз»!

Примечания

8

Фильтро-вентиляционная установка.