Самый лучший комсомолец. Том 3

Павел Смолин (2024)

Пятый том «пионерского» цикла про похождения Сергея Ткачева в СССР конца 60-х.

Глава 3

Попрощавшись с гостями, таки добрался до папы Толи — сидит, бедолага, грустный-прегрустный, бумажки перебирает. Грусть не из-за работы, понятное дело — из-за непутевого брата.

— А, это вы, — без энтузиазма поприветствовал он нас с Виталиной.

Пап Толин секретарь — здоровенный мужик с жутким шрамом на лысом черепе (отшучивается стандартным «бандитская пуля») зашел в кабинет с подносом в руках и наделил нас чаем с шоколадными чизкейками.

— Спасибо, Леопольд Васильевич, — поблагодарил я его.

Мужик откланялся, и я со вздохом пожаловался:

— Жру сегодня как не в себя.

Виталина вздохнула еще горше:

— Три килограмма за неделю набрала!

— Кушайте на здоровье, — рассеяно улыбнулся папа Толя, поставил печать на последнюю бумажку из огромной стопки, откинулся на стуле, снял очки и устало потер пальцами глаза. — Андрея видел? — спросил он меня и поделился грустью. — Даже не зашел ко мне!

— Видел, — подтвердил я. — Ты себя виноватым главное почувствовать не вздумай, пап Толь.

— Физиогномист! — фыркнул он.

— В самом деле — ты ж ему не нянька, с какого-то возраста родственник неминуемо отправляется в условно-свободное плаванье, где все зависит от него. Мог бы карьеру в КГБ строить, шпионов ловить, а он решил вот так — ну кто виноват? — развел я руками.

— Мы с ним когда детьми были в «Дурака» постоянно играли, — поерзав в кресле, открыл Судоплатов-младший страшный фамильный секрет.

— И ты постоянно у дяди Андрея выигрывал, — предположил я. — Из-за чего его психика получила рану, которая дала о себе знать в среднем возрасте.

— Да, — почти с испугом в глазах посмотрел на меня Судоплатов.

— Просто угадал, — развел я руками. — Второй вариант — он постоянно выигрывал, привык ощущать вкус победы, и итог один черт точно такой же, как сейчас. Не переживай, пап Толь, вылечим.

— Да какая там болезнь, — поморщился он.

— Самая обычная, — покачал я головой. — Хроническое прогрессирующее неизлечимое смертельное заболевание «зависимость». С таким же успехом он мог бы бухать, жрать аптечные препараты без назначения врача, придаваться беспорядочным половым связям и тому подобное — словом, откармливать лимбическую систему до полной потери самоконтроля. Осуждение тут только навредит — будет дергаться и сопротивляться внешнему влиянию. Он же взрослый мужик, и, если сильно надо, возьмет себя в руки в любой момент, — сдобрил я последнюю фразу щедрой порцией сарказма. — А если все вокруг говорят какой он больной, дядя Андрей проникнется, и со временем, если повезет, завяжет. Как диабет, например — сразу не умрешь, но силой воли уровень сахара в крови не проконтролируешь. Связи с московскими картежниками ему дед Паша уже оборвал — это важный шаг, потому что провоцирующее зависимость тлетворное влияние исчезло. Далее нужно потихоньку заставить его признать наличие проблемы — сиречь болезни. Это уже сложнее — пока он выглядит прямо обиженным, но со временем у нас получится. Потом — внешний контроль в виде новой жены. Желательно с железным характером, чтобы подмяла его под каблук как можно глубже — тогда дядя Андрей попадет под внешний контроль, который компенсирует недостаток внутреннего. Как-то так пока.

— Болеет братец, значит, — откинувшись в кресле, пап Толя прокрутил ручку между пальцев.

— Болеет и точка! — подтвердил я.

— Совхоз тоже болеет, — перешел Судоплатов к одной из наших стандартных тем. — Это, конечно, твои деньги, но полтора миллиона «минуса»… — удрученно покачал головой.

— Было-то два, — заметил я. — Потихоньку выбираемся из долговой ямы, стало быть. Ничего, скоро восьмое марта, тюльпанов у нас полно, минимум полмиллиона только на них «отобьем». Из крупных «рублёвых» покупок у нас почти всё закончилось, значит дальше будет только лучше. Не дальше осени в «плюсы» выйдем.

— У меня все хорошо, а у Андрея… — снова приуныл папа Толя.

— Винить себя за то, что у тебя все хорошо, когда у кого-то плохо — это прямо полная хрень, — отмахнулся я. — Всем в нашем мире плохо, всех экзистенциальна пустота и животная составляющая точит, но кто-то справляется, а кто-то нет. У дяди Андрея были все возможности прожить жизнь нормально, но он сам все про*бал. Потому что болеет, а не потому что мудак! — напомнил о важном.

— Когда отца посадили я мал был, а он уже все понимал, — вздохнул Судоплатов-младший. — Ему тяжелее чем мне пришлось.

— Ох уж эти детские травмы, — вздохнул и я. — Их тоже у всех хватает, так чего теперь, кружки коллективного суицида для особо грустных открывать?

— Еще и поножовщина эта, — потерял папа Толя остатки настроения. — Вот почему нельзя спокойно выпить и спать пойти? Обязательно нужно собутыльника пырнуть.

— Несовершенен человек, — пожал я плечами. — Про пьяную поножовщину и прочие прелести даже думать лень, если честно — просто примем как данность и будем жить дальше. Типа как молния в кого-то ударила — не так часто, к счастью, но все-таки случается. Плюс один зэк, минус один житель — чистая статистика.

— А зачем тебе пуанты? — перевел он тему. — В Большом заказывать пришлось, а у нас даже балета нет.

— Думал нашим танцорам понадобятся, — развел я руками. — Впарим кому-нибудь по бартеру, не проблема — балетных кружков в стране хватает.

Доели чизкейки, и неведомо как подгадавший момент Леопольд Васильевич принес самодельных, еще теплых, пряников:

— Моя напекла, принесла вот, — добавил комментарий.

— Спасибо Людмиле Антоновне! — поблагодарили мы.

Пряники у нее обалденные получаются. Потрескали — Виталина начинает выглядеть прямо виноватой.

— Тренажерный зал через две недели оборудуем, — приоткрыл я перед ней завесу будущего.

Успокоилась вроде.

— Придется на восьмое марта грузовики арендовать, — поделился проблемой папа Толя.

— Норм, отобьется, — заверил его я. — Лучше в лизинг оформить — типа аренды с последующим выкупом. Мы уже много всякого возим, а дальше логистики станет еще больше. Ах да, Венедикт Юрьевич просил передать, что нужен еще как минимум один бензовоз и резервуар, иначе наша заправочная станция станет «бутылочным горлышком».

Венедикт Юрьевич у нас за топливо отвечает, раньше в КГБшном гараже тем же самым занимался.

— Опять расходы непредвиденные, — горько вздохнул папа Толя.

Матроскина все еще нет, а цитаты из него есть — до чего техника дошла!

— А зачем на сцену болгарский линолеум? — спросил он.

— Потому что лучше отечественного, — развел я руками. — Кроме того — «Болгария не заграница», поддержим братский народ.

— Может тогда уголь в Англии будем закупать? — ехидно спросил папа Толя.

— Вот оно, тлетворное влияние научной карьеры! — обвиняюще ткнул я в его сторону надкушенным пряником. — Наизучался своей Англии, теперь лоббируешь интересы!

— Это шутка была, — на всякий случай уточнил Судоплатов-младший.

— Понимаю, — с улыбкой кивнул я.

Тоже на всякий случай.

— Я в таксисты не нанималась! — раздался с улицы голос Виктории Викторовны.

Громко, значит проблема. Не сговариваясь, дружно переместились к показывающему крыльцо и кусочек улицы окну, увидев стоящих у учительской машины владелицу и дядю Андрея. Папа Толя приоткрыл форточку, чтобы лучше слышать.

— Не ори ты! — ответил ей игроман.

— Собрался в побег, — предположил я.

— Вы, гражданин, подозрительный! — ткнула в него пальцем Виктория Викторовна. — Никуда я вас не повезу!

— Да я брат председательский! Ткачеву дядей прихожусь! — напряг связи дядя Андрей.

— Надо идти к ним, — решил я.

Свалит же сейчас проблемный дядюшка, а нам от деда огребать.

— Надо, — согласился папа Толя.

Надели верхнюю одежду и вышли на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть сидящего на переднем сиденье дядю Андрея и идущую нам навстречу Викторию Викторовну.

— Поеду я, — пояснила она цель визита в ДК.

— Будем очень рады, если однажды вернетесь, — широко улыбнулся ей я.

— А это правда ваш брат, Анатолий Павлович? — кивнула она на машину. — Похожи! — проявила наблюдательность.

— Брат, — подтвердил Судоплатов-младший.

— Дядя мой, — добавил я.

Папа Толя обошел Викторию Викторовну, подошел к машине и постучал в окно, дав понять старательно отворачивающемуся дяде Андрею, что «не заметил» здесь не проканает.

Тот повернулся, натянул на рожу приветливую улыбку, вышел из машины и пожал руку папе Толе:

— Здорова! Ты, говорят, занятой, не хотел тебе мешать — думал вечером зайти.

— На брата-то время всегда есть! — заверил его не менее улыбающийся папа Толя. — Но ты вроде как уезжать собрался?

— Вечером и вернулся бы, автобусом, — отмазался (а может и правда так планировал) дядя Андрей, указав на табличку с расписанием дважды в день курсирующего от нас в Москву автобуса.

Пока хватает — по торговым делам наших совхозников возят отдельно.

— А тебе зачем в город? — не отстал папа Толя.

— Дядя Андрей болеет, — шепнул я на ушко Виктории Викторовне. — Картами сильно увлекся, проигрался, сюда на исцеление папенька-генерал сослал.

— В «буру» играет? — зачем-то уточнила она.

— В преферанс, — ответил я.

— Как интеллигентно! — вздохнула она и посмотрела на дядю Андрея со смесью интереса и жалости в глазах.

Не очень мне это нравится — Виктория Викторовна у нас дама творческая, возвышенная, и в ее способность вылечить игромана я как-то не верю. Впрочем, «в быту» я ее и не видел. Ой, да плевать — мне-то чего?

Тем временем картежник объяснял цель своего скорого отбытия:

— У меня двое штанов, одни трусы и вот это, — показал на свои пальто и шапку. — Даже собраться не дали! Я что, зэк? Можно хотя бы щетку с бритвой привезу?

— У меня-то зачем спрашиваешь? — сымитировал обиду папа Толя. — Я же просто спросил, — развел руками.

— Извини, — вздохнул непутевый Судоплатов. — Я вернусь и к тебе в гости зайду, хорошо? — просветлел. — «Пульку» распишем по-родственному? — и потер руки.

— Я в преферанс не умею, — отмазался папа Толя. — Но ты заходи, что-нибудь придумаем, — ободряюще хлопнул брата по плечу и пошел в ДК, по пути отвесил Виктории Викторовне улыбку. — Если захотите к нам перебраться, Виктория Викторовна, вакансию вам найдем.

— Я подумаю, — с улыбкой пообещала она.

Дядя Андрей забрался обратно в машину, попрощавшаяся со мной и Вилкой учительница села за руль, и они отбыли в столицу.

— Если вернется сам и сегодня — значит не все потеряно, — поделился я мыслями с Виталиной. — Если вернется через день-два, без вещей и под конвоем — официально неизлечим, и я с ним разговаривать только по работе буду — нафиг мне лишний головняк? Я им не психотерапевт.

Андроповых «лечить» согласен, там дело государственной важности, а генеральских сынков у нас в стране как грязи.

Далее отправились за дом — здесь у нас стоит памятник Ленину, без которого никак, залит каток — сейчас пусто, ребята на уроках, но по вечерам катаются — автобусом добираются, коньки тем, у кого нет собственных, выдаются бесплатно. По весне замостим эту будущую главную площадь брусчаткой. Пока под снегом земля, но организации праздника это не мешает: поставили длинный, старательно ошкуренный столб — прямо сейчас на него привязывают призы в виде импортных хромированных сапог (мечта любого колхозника!) и коробок с утюгами (мечта любой домохозяйки!). Еще будет куча викторин — тоже с призами, но для детей и с призами в виде книжек и игрушек. Рядом — сцена, на которой кружковцы будут показывать плоды своих трудов, а я — петь и толкать анекдоты. Чуть поодаль — «снежный городок», который будут брать ребятишки. На самой «площади» установили огромные палаточные «шатры» со столами — холодно на улице же, а так хоть от ветра защищает. Поодаль — места для готовки шашлыка. Остальные блюда готовятся на мощностях столовой и кооперативного пищевого цеха. Никакого алкоголя — приноси с собой, если хочешь, а для поддержания порядка из Москвы скоро прибудет автобус с милиционерами.

— А, Сережка! — обрадовался контролирующий привязывание призов к столбу парторг и направился к нам. — Аниматор простудился, — поделился плохой новостью.

— Фигово, но у нас еще четырнадцать осталось, — не расстроился я.

Многотысячные гуляния устраивать вообще непросто — чуть что не так, и получим «Ходынку» в миниатюре, поэтому взваливший на себя эту ношу Антон Сергеевич — большой молодец.

— Кроме аниматора никаких проблем нет, — отчитался он.

— Отлично! — одобрил я и посмотрел на часы. — Пойду готовиться.

— До вечера, — улыбнулся довольный суетой парторг.

* * *

Темнота празднику не помеха — помимо фонарей по периметру площади освещение создавали расположенные на крыше дома прожектора (вояки одолжили), огонь в мангалах и лампочки внутри «шатров». Сцена, само собой, тоже светится что твоя новогодняя ёлка. С Новым Годом происходящее роднили и многочисленные натянутые над площадью гирлянды вперемежку с аппликациями и бумажными фигурками, изготовленными совхозными школьниками и детсадовцами. Народу — тьма тьмущая, даже считать не пытаемся, но пришли все, кто хотел. Не пускать приказано только заранее «накативших» — в этом случае подпивший родитель отправляется домой, а его ни в чем не виноватые дети поручаются заботе «кураторов» из педсостава и по окончании праздника доставляются домой автобусом. Некоторые взрослые такому даже рады — шашлыка и дома можно пожарить, а вот вечерок кутежа без детей случается не так уж часто. Не осуждаю — у всех своя голова на плечах и свой взгляд на мир. Но ребят немножко жалко — вон девочка лет восьми слезки вытирает. Оп, аниматор в костюме Крокодила Гены вручил ей леденец-петушка и слезки вылечились. Вот и хорошо!

На сцене — танцевальная группа, отплясывают под Boney M. Дальше выступит хор доярок (у нас такой есть), квартет механизаторов (самоорганизовались без участия меня и парторга), бабушки-частушечницы (на гармошке — местный виртуоз Семен Никифорович Уралов, восьмидесяти лет отроду, полное «комбо» собрал за свою нелегкую жизнь — Первую мировую, Гражданскую и Вторую, будь она неладна, мировую). Далее — фольклорный детский хор, театральные зарисовки (участвуют мои «актеры», будут давать кусочки «Ревизора»). Потом моя очередь, и, в конце, на правах хедлайнеров, один из составов «Ласкового мая».

Ребята завершили выступление, народ поаплодировал и одобрительно посвистел, и вышедший на сцену Антон Сергеевич объявил первый раунд «перекуса». Сидящие за кулисами (отсюда видно всю площадь) мы питаемся отдельно — не потому что зазнались, а потому что КГБ бдит и потравы не допустит.

Далее пошла «конкурсная» часть, и внимание народа переключилось на столб с призами, к которому подошел первый участник.

— Степаныч, ты ж электрик! — раздался возмущенный мужской голос из толпы.

— Точно, по столбам всю жизнь лазил! — разделил негодование голос женский.

Степаныч попытался было оправдаться — «когтей» мол нету, так что все честно — но понимания не встретил и мудро решил терпение односельчан не испытывать.

После него вышла Матрена Ильинична — пятидесятилетняя дородная вдова. Скинув валенки и (не без одобрительного свиста мужской части совхоза) колготки, она осталась в юбке, ватнике и платочке и решительно запрыгнула на снаряд, обвив промерзшую древесину голыми ногами.

Увы, где-то в середине пути она потеряла сцепление и рухнула в предусмотрительно организованный под столбом сугроб под радостный гогот односельчан.

Участник следующий — дедушка Никодим, девяносто одного года отроду. Закаляется, бегает на лыжах, не пьет и не курит. Настоящая местная знаменитость! Дедушка недрогнувшими руками скинул с себя одежду, оставшись в легкомысленно украшенных ромашками «семейниках», продемонстрировав на зависть сохранившуюся фигуру легкоатлета. Хромовые сапоги нашли первого владельца! Скинув добычу вниз, он забрался на самый верх столба, встал на одну ногу (две не влезут) и поклонился ликующему народу. Сделав сальто назад, приземлился в сугроб, выбрался, с видимым удовольствием на бородатом лице обтерся снежком, благодарно кивнул предложившему ему полотенце аниматору — тигру, вытерся и оделся, после чего примерил обновку.

— Маловаты! — удрученно поцокал языком, вызвав народный хохот.

— Заменим, Никодим Афанасьевич! — пообещал парторг.

Далее удаль продемонстрировали еще два десятка совхозников — три утюга (обвинения в подкаблучничестве не заставили себя ждать, потому что два достали мужики, а третий — очень довольная своей второй попыткой Матрена Ильинична) и две пары сапог нашли своих владельцев. После того как позарившийся на последнюю пару Андрей Вадимович — он у нас числится наладчиком доильных аппаратов — в неудачном падении сломал ногу, парторг мудро решил заканчивать этот этап праздника. Теперь еще и больничный оплачивать и замену искать.

Самодеятельность, покушать, и вот ребята весело месятся в «снежном городке». Одного достаточно, потому что команды давно сформированы. Еще цикл, еще, еще, и вот на сцену вышел я. И без того довольный мероприятием народ возрадовался еще сильнее, и после выступления провожал меня долгими аплодисментами, которые, впрочем, оборвались как только меня сменил «Ласковый май» — их любят еще больше, я-то уже без пяти минут местный, привычный, а эти — звезды всесоюзного масштаба. Вот бы по всей стране стать «привычным», а то на пальце мозоль от ручки уже каменная — учитывая, что ею я пишу только во время раздачи автографов, степень популярности переоценить сложно. Ну и ладно — любовь не ненависть, а к подконвойной жизни я уже привык.