Рождение света. Том первый

Перл Каплун (2024)

Первая книга открывает перед читателем завесу над мирами, где судьбы главных героев переплетаются в сложных и порой противоречивых узорах, подталкивая их к поискам любви, смысла жизни и самопознания. Их отношения — это битва внутренней гармонии, и напряжённых конфликтов, где на каждом шагу встаёт неумолимый выбор между долгом и страстными желаниями, отражая вечную борьбу свободы и искушения. Все это происходит в фэнтезийной реальности, где переплетаются реальные и вымышленные миры, подчинённые особым законам и правилам. Два временных пласта — конец XV века и начало XXI века — создают мост между прошлым и будущим, раскрывая новые горизонты для размышлений о времени, судьбе и человеческих ценностях.

Глава 4. Инсертум

Геридон

Который час отсиживаю свой шедимав зад за столом, заваленный бумагами и кусками пыльного пергамента. Работы навалилось перед началом учебного цикла просто непочатый край! Мелкие поручения я уже успел распределить между остальными учителями терсии, но всё равно зашиваюсь от накопившейся бумажной волокиты.

Хочется выть и отправить себя на скамейку запасных. Беру в руки очередной «важный» документ… Опять нужно подписать писульку, связанную с этим балом, будь он неладен. Несомненно, что такое событие требует особого контроля, — впервые за историю существования Имморталиса в непринуждённой обстановке, попивая горячительные напитки, соберутся все высшие сливки бессмертного общества, но… Ливах, как бы чего дурного не случилось! В организации таких высококультурных мероприятий я сам ещё ни разу не принимал участия.

И не только я который ама хожу сам не свой — Фаэ тоже был по уши завален работой и мыслями, чтобы бал прошёл пускай хотя бы без катастрофических эксцессов.

Как же дожить до этого и не сойти с ума?

Достаю из кармана брюк любимые чётки и начинаю привычно перебирать бусины из кремового селенита^[30], постепенно возвращая себе необходимое спокойствие. Видимо, я перегорел. Срочно нужно дать себе хотя бы немного отдыха и проветриться. Охота, конечно, сходить на земной матч, сбросить напряжение, глазея на игроков, попивая пшеничный лагер…

Бросив уставший взгляд на незаконченный отчёт для Каберсева, недовольно отодвигаю бумаги в сторону, из-за чего лежащие на краю книги гулко падают на пол.

Девра с ними!

Мне просто необходимо покинуть обитель пыли и шедимав бюрократии, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Выхожу из кабинета, даже не подумав запереть за собой дверь — никому, по правде, не сдались эти бумажки, — и бреду по давно изученному маршруту на задний двор. За время каникул Эрит выглядел опустевшим, но уже сегодня сюда начали прибывать ученики, хотя до начала учёбы ещё есть несколько амаишс. В высокие витражные окна бьёт закатное солнце, играя на стенах коридора разноцветными бликами благодаря мозаике, где изображены сюжеты из истории бессмертных. Сколько я работаю и почти живу здесь, но так и не привыкну к этой красоте, к небу, поражающему оттенками синего и голубого, к постоянно ясной погоде и мягкому климату. Последний раз, когда я спускался в Гиенум, долго не мог там продержаться — слишком жарко, слишком душно, слишком шумно. Либо я «старею», либо просторы родного дома больше не внушают мне былого удовольствия.

Дойдя до широкой арки, являющейся проходом на задний двор, где ученики во время перерыва обычно сидят на скамейках и миленько беседуют или готовятся к урокам, останавливаюсь и облокачиваюсь о холодный камень, складывая руки на груди и наблюдая, как вдали парят кучевые облака с небольшими островками суши. Вокруг царит безмятежность…

Тишина. То, что нужно для моей головы, забитой под завязку.

По саду неспешно прогуливаются ученики. По их нежным оттенкам перьев, которые переливаются в лучах оранжевого солнца, сразу понятно, что в Эрит возвращаются ангелы. Большая часть из них уже учится не первый цикл, но вот последняя группа — точно новенькие. Они с любопытством озираются по сторонам, разглядывая монументальную постройку, выполненную в готическом стиле, — таких у них сейчас не водится.

И всё это — наше с Фаэ достояние…

Я шёл и шёл по плохо освещённому тёмному коридору Каберсева, ведущему к главной зале, где обычно проходили самые значимые собрания. И сегодняшний день был для меня почти что роковым: предстоял важный, но одновременно тяжёлый разговор с Ниссахс. Откладывать столь судьбоносное решение никак было нельзя — слишком долго мы с Фаэ добивались открытия Эрита. Прошлый раз претерпел неудачу, но теперь что-то подсказывало мне — вроде смертные называют это внутренним голосом, но мне кажется, что это зов отчаяния, — в этот раз должно получиться.

Всё или ничего.

И если сейчас ситуация не сдвинется с мёртвой точки, то я потеряю всякую веру в справедливость. Зря, что ли, я столько шанас думал, каким образом мне выбраться со дна кагеиль иза! Как наконец-то воспрять духом и перестать околачиваться на отшибе… И шедимав иерархии и самого Гиенум. Я просто обязан справиться. Да и помимо прочего многие давно стали понимать, что обучение молодняка неполно: они, может, и знают досконально о законах Гиенум, но им не хватает более развёрнутой информации обо всём Имморталисе. И как я вместе с другими учителями-шедимс мог помочь им в этом? Ответ был ясен без всяких пояснений — никак. Поэтому в данный момент Эфаэль старался переубедить Серафимов, а я пытаю счастье с сильными мира Гиенум.

Остановившись у больших дверей, я глубоко вздохнул, наполняя самого себя хоть какой-то частичкой самоуверенности. Одно дело — объяснять правильность предлагаемого решения перед каждым Ниссах в отдельности, другое — когда они все вместе, да ещё и при Едэлем, который прежде был кардинально против.

Нужно как-то сконцентрироваться…

Подняв взгляд, я посмотрел на мрачный расписанный потолок, откуда на меня глядели тысячи глаз Аргуса ^[31]. Одна их часть спала, а другая бодрствовала, что делало его идеальным стражем. Жуткое зрелище, особенно когда знаешь эту тварь вживую.

Расправив плечи, я сотворил самое невозмутимое лицо из возможных, а после открыл двери…

Не помню уже, сколько шанас я не бывал в зале собраний, — он претерпел значительные изменения после моего последнего визита: фрагменты на стенах, что изображали безмятежные моменты истории, исчезли, а их место заняли новые фрески с высшими шедимс, облачёнными в доспехи, навевающие могущество и превосходство.

— Геридон, как всегда вовремя, — произнёс низкий голос, принадлежавший Рашев Гиенум.

Он сидел на небольшом возвышении прямо напротив меня, держа ладони перед собой, переплетая пальцы. По левую руку от него восседал Левиафан, что слегка кивнул мне в знак приветствия. Подле Милецет сидели Баал-Зевув, Ма-Амон, Веельфегор и Аэшма-Дэва, но место между двумя последними пустовало, равно как и место по правую руку от Едэлем. И если первое точно предназначалось мне, то второе — Йорев, которого здесь не было.

В полумраке помещения, что раньше освещалось ярким пламенем факелов, мне было не различить, в каком настрое находились собравшиеся. Почтенно поклонившись всем присутствующим, я немедля занял стул, любезно уготованный мне.

— Вот теперь все в сборе… Кроме вашего сына, Рашев. Долго нам ещё его ждать? — с явным раздражением спросил Баал-Зевув. — Ниссах Эйлель так и не научился пунктуальности.

— А ваши слуги, Ниссах Баал-Зевув, так и не научились быстро бегать.

В проёме стоял Йорев с гордо поднятой головой и искрящимися от ненависти глазами.

— Довольно, — жёстко проговорил Едэлем, указывая одним взглядом место подле себя сыну. — Геридон, мы готовы тебя выслушать.

Эйлель сложил крылья и медленно направился в сторону кресла, кивая по очереди каждому. Последний раз я видел его по возвращении из изгнания. Как же он стал походить манерами и характером на своего всесильного родителя. Он даже сидел в кресле точно так же, как и Едэлем, однако его взгляд — мрачный, наполненный тягостным равнодушием ко всему происходящему, — был для меня совершенно неестественным.

Одёрнув себя от размышлений и понимая, что Ниссахс ждали моего вступительного слова, я, выпрямив спину, начал:

— Я попросил вас, Рашев, об этой встрече, чтобы вновь поднять вопрос об открытии образовательного учреждения для бессмертных, но не в том статусе, что он должен был значиться прежде, а в статусе независимого образовательного института — Эрита.

— Опять заладил со своими институтами… — заворчал Баал-Зевув, недовольно скалясь, словно меня здесь нет. — Он попросту тратит ваше время, Едэлем!

— Ниссах Баал-Зевув, может, вы хоть раз за своё бессмертие проявите терпение и выслушаете нашего уважаемого директора? — сдержанным тоном произнёс Ма-Амон, благосклонно улыбнувшись мне. — Прошу, Геридон, продолжайте.

— А, да. Благодарю… После многочисленных собраний между заинтересованными бессмертными я и ангел Эфаэль пришли к выводу, что открытие Эрита для обеих сторон уже не является простым капризом. Это необходимость.

В зале поднялся бессвязный галдёж — каждый из Ниссахс начал активно что-то доказывать другому, и только Едэлем со своим сыном молча наблюдали за процессом, но затем громче и чётче всех прозвучал голос Веельфегора:

— Об этом уже заходил разговор, Геридон, но тогда озвученные хадурс идеи не возымели никакого результата. Что же изменилось в этот раз?

— Время показало, что раздельное обучение бессмертных неполноценно. Наши знания об Имморталисе разрозненны и однобоки.

— Но раньше-с как-то данная система работала-с и без таких кардинальных мер, — встрял Ниссах Похоти и Разврата Аэшма-Дэва, вытянув шею и слегка нависнув над столом. — Зачем менять то-с, что исправно работает?

— Возможно, до какого-то определённого момента это и работает, Ниссах, но не для всех шедимс достаточно обучения в шидеах. Для тех, кто будет управлять киссевс, полученных знаний мало. Насколько мне известно, Ниссах Веельфегор всеми силами пытается вложить максимум знаний в своего сына, сделать его достойным преемником, но, когда он будет вынужден действовать самостоятельно, как он сможет принимать разумные решения, если не имеет никакого понятия о мирах за пределами Гиенум?

Я пытался как можно мягче и нейтральней изъясняться, чтобы не разбудить в Ниссахс негодования. Направить поток их мыслей… чтобы не получить в свои ворота ненужного пенальти.

Веельфегор ничего не ответил, но в его молчании было больше положительного, как если бы он начал вступать со мной в диалог. По недовольному цоканью Баал-Зевува я сразу понял, что он в корне не согласен. Оно и ясно, как солнечный смертный ама. Полемика разрослась с новой силой, но среди обсуждающих, которых я старался слушать очень внимательно, на этот раз я не услышал голоса Левиафана — он молчал, задумчиво смотря куда-то в сторону. А в тот ама, когда я пришёл к нему с данным предложением, он был всеми руками, ногами и хвостом за.

— Я не отказываюсь от своих слов, — произнёс Ма-Амон, привлекая к себе всеобщее внимание, вынужденно начав говорить на тон выше. — Любезный Геридон пытается донести до нас простые истины, одним из первых подключив логику. Подросшее поколение нуждается во всестороннем развитии, а что, как не совместное обучение с хадурс, как бы это парадоксально ни звучало, позволит им получить необходимые знания? У нас появится прекрасная возможность познать обе стороны медали!

— Несусветная чушь, Ма-Амон. Никому из зуас такого счастья не надо! — разозлился Баал-Зевув, кривя своим огромным ртом. — Если твоей профурсетке Ницнуцаль нужно забивать хоть чем-то голову, то моему сыну такое не сдалось! Он и без этих «сакральных» знаний сможет в полной мере управлять Охнегав Гахдис. Знакомство с кагеиль хадурс никак на его способности не повлияет.

— Не горячись, шавоним-с, — проговорил Аэшма-Дэва, стараясь успокоить своего «приятеля». — Из всего можно извлечь пользу. Представь-с, какая это прекрасная возможность — пристроить всех своих чад. Твой сын быстро смекнёт-с, как ему себя вести в этом заведеньице… Я и сам бы не против, признаюсь, отправить-с на обученьице парочку своих надоедливых дочерей-с, но окончательное решеньице за Едэлемам, — чуть ли не промурлыкал последнюю фразу Ниссах. — На всё, Рашев, ваша воля.

— Твои доводы, Геридон, просто полный абсурд, ибо Ниссахс никто не обучал, и они прекрасно со всем справлялись, — неожиданно для меня произнёс Эйлель. — Сама мысль о создании Эрита, где шедимс будут вынуждены находиться рядом с кагеильс, претит мне в высшей мере!

Едэлем вдруг улыбнулся уголком губ и одним лишь жестом повелел всем успокоиться.

— На этом всё, Геридон?

Сглотнув мгновенно образовавшийся ком в горле, я растерялся, стараясь ни о чём не думать, ибо Рашев читал меня, как раскрытый фолиант. Но утаивать последнего факта было ни в коем случае нельзя.

— Помимо хадурс в Эрите наравне с шедимс будут обучаться полукровки, бывшие смертные. Инсертумы, что по задумке изначально не будут признаваться ни одной из сторон, — произнёс я не совсем уверенно, сразу ощущая на себе давление со стороны семи пар глаз, среди которых тяжелей всего чувствовался взгляд Йорев. — Это ключевое условие хадурс было озвучено моему — не побоюсь сказать этого слова — коллеге на последнем соборе Серафимов…

В зале Изем повисла тишина, нарушаемая противным пыхтением Баал-Зевува. Ниссахс нужно было время всё обдумать, и пока они не начали напропалую отказываться от моего предложения, я решил высказать своё искреннее мнение. Так сказать, бросить все имеющиеся силы для решающей атаки.

— Едэлемим, — обратился я напрямую, ведь именно от него зависело окончательное решение, — я руковожу шидеах не один амер и понял один ужасный факт… Мы застыли. Нам не преодолеть этот барьер, пока не будут предприняты кардинальные меры. И посему я дражайше прошу рассмотреть моё предложение.

— Ты в своём уме? — вспылил Эйлель, вскакивая с места и сжимая руки в кулаки. — Книжная пыль совсем припорошила твой рассудок? Давайте ещё усадим в Изем Каберсева мёртвые душонки, чтобы они помогали нам нести «мир и справедливость»! Это какой-то бред…

— Да, Ниссах, многие надеялись, что с наступления Надер Оцемуш никто из нас не будет иметь с хадурс дел, но уважаемый директор прав — мы не можем взять и забыть об их существовании, — мягко и тягуче произнёс Ма-Амон, поджимая губы, и я сразу понял, как сильно слова Эйлеля расстроили его. — Мы клялись не соприкасаться с ними, однако время показало, что это решение оказалось неверным. Без хадурс не будет нас, и наоборот.

Сын Едэлем отвёл взгляд в сторону, ничего не ответив Ниссах Алчности и Богатства. Судя по всему, где-то в глубине он все ещё уважал его мнение, не решившись встрять наперекор.

— Зачем-с кагеильс нужны эти так называемые инсертумы-с? — задумчиво протянул Аэшма-Дэва. — Неужели-с они надеются переманить на свою сторону полуземное отребье-с и развязать новый конфликт?

— У них ничего не получится, — хохотнул Баал, брызнув слюной и став еще более омерзительным. — Даже если они заберут себе всех полукровок, наша мощь неоспорима.

— Это условие выдвинуто, дабы выстроить так называемый паритет, — устало выдохнул я. — Чтобы установленное равновесие имело статус не только на бумаге…

— Одним словом, кишка у них тонка, — закончил мысль Эйлель.

— Вынужден согласиться с Геридоном и Ма-Амоном, их слова несут разумное зерно, — взял слово Веельфегор, переводя усталый взгляд на Едэлем. — Определённо, моих собственных возможностей, времени и даже знаний порой не хватает, чтобы доходчиво объяснить Матхусу мироустройство Имморталиса. Возможно, что такое место поможет ему почерпнуть нечто полезное. Я поддерживаю предложение, а что до так называемых инсертумов, то мне лично всё равно, кто ещё там будет учиться. Главное, чтобы моему сыну не мешались.

Когда Ниссах Уныния и Лени закончил изъясняться, Едэлем перевёл свой взгляд на Баал-Зевува, у которого от недовольства на лбу вздулась уже не одна сочная вена.

— Твоё слово, Баал, — обратился Едэлем, уперев голову о сложенные перед собой руки.

— Согласен с Йорев, Рашев. Смертные — навязчивая липкая грязь под нашими ногами, и позволить им учиться наравне с нашими преемниками? Никогда!

Я начал нервничать по-настоящему, как если бы мне пришлось бить штрафной у самых ворот противника, и совсем не скрывал этого. Два — за, два — против, а Аэшма-Дэва, который готов на всё, лишь бы не выглядеть неугодным в глазах Рашев Гиенум, своё решение полностью отдал ему во власть. Получается, что теперь исход зависел от подозрительно молчаливого Левиафана… Не считая варианта, что Едэлем уже заранее принял сторону и просто был заинтересован в мнении своих приспешников.

— Остался лишь ты, Левиафан. Каково твоё решение? — произнёс Едэлем.

Я впервые видел, чтобы он неподдельно интересовался мнением Милецет. Раньше присутствие и слова Левиафана не значили ровным счётом ничего, но затем Ма-Амон поведал мне, что вес Ниссах на Изем начал неуклонно расти вверх. И теперь мне самолично предоставилась возможность увидеть данное необычное явление.

Милецет ответил не сразу, по очереди растерянно оглядывая каждого из присутствующих.

— Рашев, я… Я скорее за, нежели против… — тоном тихим и покорным произнёс Левиафан, немного сгорбившись.

— Решено, — тут же заключил Едэлем, не дослушав до конца. — Геридон, твоё решение одобрено Изем. На этом всё.

Хлопнув по столу, он встал со своего кресла, а за ним, следуя примеру, поднялись все остальные, включая всё ещё ничего не понимающего меня. Пространство залилось более ярким светом, и я теперь воочию смог увидеть реакцию Ниссахс. Одно наслаждение было лицезреть совершенно потерянную морду Баал-Зевува, который не сводил взгляда с Едэлем, раскрыв рот от удивления. Но я знал точно — он не посмеет возразить. Аэшма-Дэва с Веельфегором выглядели безучастно, по их хладнокровным лицам не было понятно, удовлетворены ли они результатом. Ма-Амон же был более всех доволен — улыбнулся, искоса и хитро поглядывая на ничего не соображающего Баала. А вот на Эйлеля я боялся даже мельком бросить взгляд, ведь его реакцию было нетрудно предугадать — ясно это показывала его горькая и до слёз острая энергия, которую он под давлением эмоций перестал скрывать.

— Есть ещё кое-что… — обратил на себя внимание Едэлем. — Отвечать за это будут… Хм… Эйлель вместе с Левиафаном. Геридон, постепенно начинай вводить их в курс дела, — твёрдо добавил он и направился к дверям.

За ним последовали все Ниссахс, кроме его сына, который остался стоять на месте, прожигая меня ожесточённым взглядом, из-за чего я невольно попятился назад и пожелал только одного — поскорей убраться восвояси.

— Хоть отец и велел, но я не собираюсь заниматься делами вшивого Эрита, Геридон! — обратился он ко мне, когда двери за ушедшими затворились.

Я не знал, что ему сказать… Да и Эйлель точно не ждал от меня ответной реплики. Любое слово сейчас было бы использовано против. Взглянув на меня с явным презрением, он быстрым шагом направился в сторону дверей и, оказавшись подле них, кинул напоследок:

— Со смертными тем более. Пусть только попробуют попасться мне на глаза!

— Сальвдиум, вы ведь глава терсии демонов? Вы Геридон?

Проморгавшись, я по привычке оглядываю того, кто отвлёк меня от ностальгических воспоминаний: ангелочек самый обыкновенный — щупленькая, среднего роста блондинка с бледной кожей и светло-серыми глазами, за спиной белые крылья с лёгким серебристым переливом. Одета тоже слишком «по-ангельски» в светлые тона: белая рубашка, серые брючки и белые кеды. Ничего примечательного и как-то, кхм, совсем не женственно.

Молча киваю ей в ответ, едва заметно улыбнувшись, подмечая, как она побаивается стоять со мной рядом.

— Я — Самаэль, — говорит ангелочек своим высоким голосом. — Мой отец Михаэль решил, что мне пора начать обучение здесь…

Цокаю, чтобы остановить её пояснения. Здорово, конечно, что она дочь самого Архангела, но мне всегда было плевать на происхождение. Терпеть не мог все эти ранги, статусы и разделения — я признаю лишь силу, которой, к собственной гордости, обладаю в достаточном объёме.

— Ближе к делу, Самаэль, — проговариваю, чувствуя её сладкую энергию с небольшой кислинкой.

— Аг пинитет…

Девушка тушуется, прижимая свои крылья ближе к спине, отвечая мне на солус, но успевает вовремя опомниться, переходя на эквил.

— Впервые в своей жизни вижу демона, — поясняет она, поправляя ворот рубашки.

Значит, совсем молоденькая… Нелепая… Видимо, высокородный родитель ни разу не выпускал своего отпрыска из Хадая. Что ж, не завидую. Шедимс точно начнут высмеивать её за наивность, которую видно невооружённым глазом. Тазер тавах, бакуриш!

— Когда мы летели в Эрит, — продолжает ангел, постоянно делая паузы, подбирая подходящие слова, — на одном из юнаулосил я увидела девушку…

— И что в этом странного?

Даже бровью не веду, надеясь, что она оставит меня в покое. Не понимаю, в чём странность. Мало ли, что бессмертным взбредёт в голову.

— Ну… — мнётся та, кто назвала себя Самаэлем, — у неё были необычные синие крылья…

— Просто одна из «ваших» решила посидеть на камушке.

Пожимаю плечами, отвечая с привычным равнодушием, но в памяти сразу же перебираю всех учеников, у которых могло быть схожее оперение.

Таких в Эрите нет.

— Извините, — Самаэль отрицательно мотает головой, — я знаю почти всех жителей Рая и с уверенностью могу сказать, что никогда не встречала ангела с таким цветом крыльев.

Её слова звучат весьма убедительно… И тот факт, что дочь высокопоставленного Архангела видела хотя бы раз всех белокрылых, имеет место быть.

— Я взгляну? — как можно мягче спрашиваю, чтобы не напугать.

Самаэль кивает, сама делая шаг навстречу. Больше не медля, я всматриваюсь в её глаза, пытаясь увидеть необходимое воспоминание. Как я понимаю, новоиспечённая ученица вышла из библиотеки тицеля и направилась за остальными к краю парящего острова, где потом взлетела и постепенно начала отставать от основной цепочки. Хм, не думал, что у дочери Архангела могут быть такие немощные пёрышки.

Вскоре она и правда увидела девушку, которая находилась даже не на островке — на маленьком осколке парящей суши. Несколько раз прокрутив данное воспоминание, я пытаюсь понять, видел ли я её когда-нибудь… Но образ слишком расплывчатый, да и с такого дальнего расстояния Самаэлю не было видно.

Очень подозрительно.

— Может быть, это демон? — бросает бакур, но я тут же качаю головой в ответ.

Нет, среди наших уже давно нет представителей с синими крыльями.

— Почему не сказала вашему провожатому? — с упрёком спрашиваю я, отстраняясь от ангела.

Ведь с ними же должен был быть кто-то из «взрослых». Мурри упоминала, что как раз с новенькими прилетит сюда. И обычно она никогда не пустословит…

— Никто нас не провожал, — несвязно бубнит Самаэль, — нам просто сказали следовать за старшими учениками.

Ну, бессмысленно полагаться на «старших», которые ничего дальше своего носа не видят. Понятно теперь, почему никто, кроме юной и слишком впечатлительной белокрылой, не обратил внимание на девушку.

— Проверим, что за неженку ты нашла, — на выдохе произношу я. — Где?

— Я… — хмурится ангелочек. — Я помню лишь примерно.

— Тогда по старинке.

Одним взмахом оказываюсь в воздухе высоко над Эритом, чувствуя приятный прохладный ветерок. Но похоже, что полёт будет не таким быстрым, как я предполагал, — Самаэль еле поднимается, не в полной мере владея своими пёрышками. Что ж, трудно ей придётся на уроках, но ничего. Новый учитель по полётам дело своё знает.

Когда ангел наконец равняется со мной, то указывает направление, и мы летим на восток.

А вдруг это новый инсертум?

Но я отбрасываю мысль моментально. Не может такого быть — смертные души появляются в строго определённом месте: на краю скалы неподалёку от Эрита, и об их появлении всегда свидетельствует предшествующий метеоритный дождь. Но сегодня ничего подобного не наблюдалось. Неразбериха полная.

Помимо дум о загадочной девчонке мне приходится то и дело оглядываться и дожидаться еле поспевающего за мной ангела. Ей определённо не хватает опыта: парящие островки она облетает с трудом — от них нужно ещё успеть увернуться. Хорошо, что у меня отменная реакция, — в очередной раз хватаю её за руку и тяну, чтобы она — не дай Едэлем — не врезалась в парящую скалу. И чему только учат ангелочков?

Вскоре на горизонте показывается островок, где и правда виднеется размытый силуэт, и чем ближе мы подлетаем, тем отчётливее я осознаю, что ангелочек говорила правду.

Девушка. И перья синие, больше напоминающие крылья земных бабочек. Но что-то с ней точно не в порядке — она лежит у самого края и не шевелится.

Приземлившись, я первым делом помогаю Самаэлю устоять на месте, подмечая про себя, что над приземлением ей тоже стоит поработать. Девушка тяжело дышит от быстрого полёта, стирая со лба пот. Никакой выносливости. О стандартной разминке перед тренировкой она ничего не знает.

— Порядок?

— Да, спасибо… Просто не привыкла к частым долгим перелётам, — отвечает она, не отрывая взгляда от незнакомки.

После я подхожу к незнакомке поближе, чтобы лучше разглядеть. Из-за того, что левое крыло полностью закрыло тело, ничего не видно, кроме золотой копны кудрявых волос. На наше появление она никак не реагирует, продолжая лежать неподвижно.

— Она спит?

В голосе Самаэля читается испуг, она боится подойти к ней — продолжает стоять на месте, наклонив голову набок.

— Не знаю, — словно сам себе говорю и отодвигаю перья, чтобы нащупать пульс, но тут мой взгляд спускается вниз, и я останавливаюсь.

Ливах!

Да она совершенно голая!

Торопливо снимаю свой чёрный плащ и накрываю девушку, аккуратно убирая волосы с лица, и словно от моих манипуляций её веки начинают слабо трепетать. Начинаю поочерёдно убирать ткань плаща — то с ног, то с рук, то с других частей тела, — чтобы оценить степень повреждений, не желая полностью оголять девушку. Ладони в ссадинах — скорее всего, она царапала ими камень. У основания крыльев запеклась кровь, а на животе три небольших, но глубоких пореза. Почему они не поддаются регенерации? Что-то экстраординарное, не иначе. Но ничего смертельного — выкарабкается.

Собираюсь уже окончательно укутать девушку в плащ, как замечаю яркий красный проблеск на тонкой шее. Отодвинув чёрную ткань, застываю на месте, не в силах пошевелиться, ведь на груди у неё броским пламенем искрится рубин!

Пытаюсь проморгаться, не веря своим глазам. Провалиться мне на месте в Гиенум или куда-нибудь подальше! Что тот самый камень делает на шее у бывшей смертной? Он же был утерян!

— Она сильно ранена? — обеспокоенно произносит ангел за моей спиной. — Может быть, я попробую помочь?

— Ей помогут в лазарете, — отрезаю я, не желая больше ни секунды оставаться здесь. — Возьмись за плечо.

Нужно срочно переместить её!

Наконец ангел послушно кладёт свою ладонь поверх моей рубашки. Прижимаю девушку к себе, чтобы освободить левую руку, и щёлкаю пальцами.

Мы оказываемся у бокового входа в Эрит. Бакур тут же опускает руку, но не перестаёт разглядывать незнакомку с неприкрытым любопытством.

— Твоя миссия выполнена…

Ясно давая понять, что больше ей здесь делать нечего, иду в сторону дверей лазарета.

— Иди в свою кроватку, скоро отбой.

Но Самаэль будто не слышит и глазами как у побитого щенка смотрит на девчонку и следует за мной. Лучше бы подумала о том, как не стать посмешищем Эрита из-за мягкости своего характера. Ангел ангелом, но себя в обиду давать нельзя.

— Кто она? — очнувшись от созерцания, спрашивает Самаэль, словно не слыша то, что я ей только что сказал.

— Новый инсертум.

Какой она, беззер, инсертум? Перья ведь не серые, как у других типичных представителей. Но других разумных вариантов у меня просто нет.

— Я смогу её позже навестить?

— Если лекарь разрешит, — холодно отвечаю, оказавшись перед лазаретом. — Спасибо, что проводила. Но теперь ступай к себе, Самаэль.

Ангел, вежливо улыбнувшись, уходит по коридору в сторону женского крыла, а я возвращаю взгляд на девчонку с не менее загадочным рубином, пинаю ногой дверь и захожу внутрь просторного помещения, залитого светом зажжённых свечей. По обе стороны от меня располагаются больничные койки, аккуратно застеленные кипенно-белым постельным бельём. Подхожу к одной из них и укладываю девушку, не снимая своего плаща, — пусть этим занимается Амелия, лекарша-ангел.

Однако прежде нужно снять камень — если это то, о чем я думаю, то нельзя, чтобы оно попало в чужие руки.

Тяну руку, соприкасаясь пальцами с гранями драгоценности, и…

Удар, толчок и резкая волна боли. Кожу словно обдаёт потоком разгорячённой лавы, а энергия — такая сильная и тёмная — отбрасывает меня прямо к дверям лазарета.

Диха!

Поднимаю руку, что держала камень, и вижу, как от первых фаланг двух почерневших пальцев идёт едва заметный дым.

Что я наделал?

Поднимаю взгляд на девушку, на которую произошедшее никак не повлияло.

Это точно он!

Девра хаса!

Дав скорые указания Амелии, спрятав от неё ладонь, пулей добегаю до Нертиса, где находятся рабочие кабинеты и покои преподавателей. Стараюсь дышать ровнее, но свежий воздух совсем не помогает справиться с волнением, и я по привычке достаю чётки, надеясь, что они помогут.

Мне срочно нужен Фаэ. Надеюсь, он до сих пор корпит над документами и не спит — ангелы возвели бюрократию до уровня сюрреалистичного. Похлеще, чем у шедимс.

Подняв голову наверх, я ищу взглядом окно кабинета шавоним и выдыхаю с облегчением: там горит неяркий свет. Значит, точно пашет без отдыха.

Расправив крылья, взмываю вверх и подлетаю прямо к окну — времени подниматься нет. Престол действительно бодрствует — задумчивый и усталый, он горбится над каким-то раскрытым свитком и скрупулёзно выводит свои витиеватые буковки. Окна закрыты изнутри на щеколду, и чтобы не пугать его своим странным появлением, аккуратно стучу в окно — Фаэ вздрагивает, с удивлением косясь, и сразу же встает с места.

Взметнув бровь, он открывает мне путь внутрь и, недоуменно оглядывая меня, спрашивает:

— Решил вспомнить молодость?

Сначала не понимаю, что он имеет в виду, пролезая через небольшой оконный проём, а потом смекаю, что мне не по статусу для таких претенциозных появлений.

— Нет времени, — отвечаю ему, качая головой. — Сегодня дочурка Архангела — новоиспечённая ученица Эрита — нашла на парящем клочке земли…

Подробно рассказываю обо всём, завалившись в кресло напротив его стола, а пока пересказываю, начинаю ещё сильнее волноваться, сжимая в руке бусинки. Фаэ слушает внимательно, но с каждой минутой становится всё угрюмее и задумчивее. Он по обыкновению начинает заваривать крепкого чаю для нас обоих, а потом, разлив по кружкам, протягивает мне одну. Принимаю её резким движением и, сделав глоток, вливаю в себя крутой кипяток с приятным привкусом мелиссы, ни капли не поморщившись.

— Я даже не знаю, как описать самое ужасное… — ставлю почти пустую кружку на его рабочий стол поверх стопки бумаг. — На шее девчонки висит кулон, а камень — точь-в-точь рубин с перстня Эйлеля.

— Ты уверен, мафос? Мало ли на свете таких камней.

В ответ поднимаю свою руку, показывая Фаэ пострадавшие пальцы, которые, если мне не изменяет память, будут долго восстанавливаться, а после точно останутся шрамы.

— Дать тебе заживляющую мазь? — сразу спохватывается шавоним, удивлённо и очевидно брезгливо оглядывая повреждения.

— Бесполезно… Зато я точно убедился, что это он, — смахиваю пот со лба свободной рукой. — Эта девра произошла лишь из-за того, что я попытался снять кулон. Меня отбросило аж к дверям, зато на девушке никаких повреждений. Мне в пору выдать красную карточку за отсутствие мозгов.

Закончив, я обессилено откидываюсь на спинку кресла. Так и не сделав ни одного глотка, Фаэ ставит кружку на специальную подставку и, потирая подбородок, думает о чём-то о своём, и какое-то время мы молчим, осмысливая произошедшее.

— Вот оно как… Получается, что рубин охраняет своего обладателя? Ваиде терест!

— Я поэтому и сразу пошёл к тебе, Фаэ. Ты хорошо разбираешься в такого рода загадочных штуках… Помоги мне.

Он молчит, и я невольно начинаю оглядывать его кабинет, останавливая внимание на песочных часах, которые с наступлением полуночи переворачивались, начиная очередной отсчёт земных суток. Сейчас риска указывала около одиннадцати часов вечера.

— Хорошо, — спокойно отвечает шавоним, беря со стола книжку с потёртым золотым переплётом, которую всегда носит с собой. — Посмотрим, что с этим можно сделать.

Вместе с Фаэ мы направляемся в лазарет, идя тихо, дабы не привлекать внимания дежурных учителей, ловящих неспящих учеников, что нарушали основополагающее правило: не шастать по территории после отбоя. Тихим ходом мы добираемся до больничного крыла, где нас уже ожидает Амелия.

— Она ненадолго очнулась, но настолько была не в себе, что я дала ей успокоительного. До утра бедняжка будет крепко спать. Совсем без сил осталась…

— Спасибо, Амелия, — на выдохе произношу я.

Ну хоть о состоянии её здоровья можно не думать.

— Если будет нужно, я в кабинете, — отвечает ангел и после удаляется, плотно закрывая за собой дверь.

Тем временем Фаэ подходит к кровати, где лежит заботливо переодетая в белую больничную рубашку девушка, отодвигает ворот, чтобы рассмотреть камень, и недовольно хмыкает.

— Ты ещё легко отделался, Гер, — проговаривает он, посмотрев на меня в упор. — Камень мог отправить тебя в Облис, подержи ты его в руках чуть дольше. Это опасная материя. Снять его вот так просто не получится… Мне нужно хорошенько подумать, как это сделать.

А я до последнего надеялся, что Фаэ найдёт выход. Надеялся, что у ангелов существует какое-нибудь блокирующее заклинание, чудодейственный порошок, волшебный эликсир… Что угодно, лишь бы снять этот злосчастный кулон! И если бы так получилось, то я бы немедля кинул его в Геклу, глазом не моргнув. В пекло этот камень!

— Так, что тогда мы из всего этого имеем? — начинаю бродить по лазарету, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Если Эйлель увидит, то он сразу же всё поймёт. Ливах нереш! Он просто убьёт и её, и всех тех, кто замешан в этом цирке.

Отрадная перспектива, ничего не скажешь. Особенно если учесть, что в этом опять замешан я!

— Но, с другой стороны, он может никогда и не увидеть несчастную, — размышляю уже вслух, пытаясь найти хоть одну ниточку, при которой всё же останусь живым. — Йоревам так ненавидит смертных, что ни разу за время существования Эрита сюда не заявился. Надеюсь, что он не изменит своего решения и дальше будет всеми правдами и неправдами избегать этого места, пока мы что-нибудь не придумаем.

Но оставалось ещё одно действующее лицо, которое могло сорвать этот зыбкий и шаткий план.

— А что Левиафан? — задаю я сам себе вопрос и останавливаюсь. — Он ведь не етах и не будет зря провоцировать сына Едэлем, так ведь? Зная, чем всё обернулось в прошлый раз…

— Придержи коней! — прерывает Фаэ, оказавшись перед моим лицом. — Всё гораздо проще! Достаточно того, чтобы девушка не привлекла внимания. Для этого я могу скрыть энергию, особенности крыльев… и хм… сам камушек. Никто, кроме нас и самой девушки, его больше не увидит.

Ливах, это наше спасение! Находчивости шавоним не занимать! Без них никто не обратит на неё внимания — Эйлеля здесь как не было, так и не будет, а у Левиафана столько дел, что он не скоро носа из Нертиса высунет! Да и помнит ли он вообще, как выглядела та… несчастная…

— Ты гений, Фаэ! — с облегчением выдыхаю я.

Он в ответ кивает и в знак поддержки кладёт мне руку на плечо.

— Это не вызовет подозрений, ведь у инсертумов энергия может долго не проявляться.

— Так, что нужно делать?

— Если проснётся, то придержишь, — поясняет Фаэ и встаёт у изголовья кровати, а я обхожу и встаю с другой стороны.

Он начинает бормотать что-то несвязное, постепенно приближаясь лицом к спящей. Затем кладёт ей руку на лоб, не прерывая шёпота, и — о чудо! — под воздействием «заклинания» перья её начинают заметно тускнеть, приобретая невзрачный серый оттенок, какой присущ всем новоиспечённым инсертумам.

Спустя некоторое время Фаэ заканчивает «колдовать» над девушкой, устало отстраняясь от неё:

— Я сделал всё, что мог.

— Размер крыльев всё равно будет привлекать всеобщее внимание, — проговариваю я обречённо. — Что будем делать?

Это создаст вереницу вопросов и никому не нужных ялутс…

Ох, Едэлем! За что мне это?

— Будем приглядывать, — прерывает Фаэ, поправляя одеяло и накрывая девушку по шею. — Будем заниматься дополнительно, чтобы у неё не было ни секунды свободного времени праздно шататься по Эриту. А пока мы ищем способ избавить её от этого… обременения. Пусть сразу учится полётам — это хоть как-то объяснит окружающим неестественный для инсертумов размер крыльев.

Возможно, это сработает. Тогда ей нужен действительно тот, кто в этом настоящий профессионал.

Роуз Агата Уильямс

Я дома?

Морщусь от яркого света, нежась в таком знакомом ощущении комфорта. Переворачиваюсь, ощущая под собой мягкость матраса, что приятно хрустит из-за смены положения, и закутываюсь сильнее в пуховое одеяло. Скоро прозвенит будильник, напоминая о том, что меня ждёт очередной будний день, поэтому стоит насладиться мгновениями сна до последнего… Хотя если солнце уже прорвалось сквозь жалюзи, значит, я уже проспала. Придётся ехать на учёбу не позавтракав…

Открываю глаза, постепенно привыкая к ярким дневным лучам, и оглядываю помещение, что ни в коем разе не напоминает родной дом. Надо мной высокий сводчатый потолок, выполненный в раннем готическом стиле, витражные окна с изображением ангелов, низкая люстра со множеством свечей и выбеленные голые стены.

Где я?

От шока резко поднимаюсь над кроватью и сразу ощущаю пронзительную боль. По мне как будто грузовик проехался — тело ломит, голова гудит, словно ей играли вместо мяча в бейсбол, и…

Ещё что-то… Что-то лёгкое и пушистое прямо сейчас без остановки щекочет локоть левой руки.

Я поворачиваю голову и вижу огромные серые крылья. Мои крылья.

Это же был просто сон! Парящий клочок земли. Облака. Кровь и появление крыльев за спиной. Нет, не сон! Это был настоящий кошмар! Но сейчас что-то изменилось: будто сами перья другие, не такие, какими я увидела их в кошмаре…

— Крылья могут менять цвет со временем, — произносит голос — низкий, хрипловатый и совершенно незнакомый.

Сразу поворачиваюсь в сторону, откуда исходит звук, но в этот же момент в шею резко простреливает болью так, что аж перед глазами плывёт, а крылья, словно в такт моим ощущениям, вздрагивают.

— Не делай резких движений, ты ещё не совсем окрепла, — снова этот голос, принадлежащий фигуре в тёмных одеждах, которую я пытаюсь разглядеть сквозь мерцающие разноцветные пятна.

Но вскоре боль спадает, зрение вновь становится ясным, и я различаю стоящего в десятке футов от моей кровати мужчину приблизительно лет сорока, полностью облачённого в чёрное: брюки, рубашка, плащ, как у Бэтмена из комиксов DC, а за ним — крылья цвета графита, сгибы которых венчают острые чёрные шипы. Взгляд его — хмурый и серьёзный — мне кажется обеспокоенным; глаза вроде карие, но почти прозрачные, как стекло, внимательно оглядывают меня.

Машинально натягиваю к самому подбородку одеяло, не желая, чтобы незнакомец видел меня в таком состоянии.

— Не волнуйся, лекарша надела на тебя сорочку после осмотра, — проговаривает он как можно доходчивее. — И для твоего полного спокойствия добавлю: я при этом не присутствовал.

Хочется прыснуть от шутки, но живот простреливает болью. Да что же это такое? Провожу ладонью по нему поверх ночной рубашки и чувствую сквозь ткань три тонкие полоски от колющих ударов. Как же это странно…

Стоп!

Я ведь умерла!

Снова перед глазами проносятся воспоминания из клуба. Снова разъярённое лицо свихнувшейся Рэйчел и голос Эштона…

Нож для резки лимонов!

Какая же каша в голове…

Если я умерла, то что я делаю в незнакомом месте в компании взрослого мужчины?

— Я в Раю? — спрашиваю первое, что приходит на ум, возвращая взгляд на незнакомца.

Вид его кричит, что он совсем не ангел. Ну или не человеческое представление о них. Незнакомец вроде бы не имеет особо благоговейного образа, обращённого к небу, не держит руки в молитве. Он выглядит как обычный человек, и только крылья сзади выдают в нём… не человека.

— Нет, — всё же отвечает он, едва ухмыльнувшись. — Но и до Ада ты пока не доросла.

Он так спокойно произносит слово «Ад», что во мне моментально рушатся все прежние убеждения… Словно меня бросили в холодные воды Мичигана.

Подождите… Рай и Ад существуют на самом деле?

— Я… — сглатываю, стараясь хоть как-то смочить пересохшее горло. — Неужели я всё-таки в лимбе?

Мужчина усмехается ещё сильней, закатив глаза, и начинает медленно и вкрадчиво пояснять:

— Ты попала в место, где обучаются ангелы и демоны. Иногда к нам попадают души умерших людей. Ты одна из них. Смирись.

Полученная информация просто не укладывается у меня в голове. Невольно представляю себя персонажем из книг о Гарри Поттере. Магл, по счастливому стечению обстоятельств получивший письмо из Хогвартса? Немного опоздали с оповещением — школу я уже давно окончила.

— Это что, какая-то шутка? — вырывается из меня сквозь нервный смех, чем привожу в недоумение мужчину.

Но в этот же момент дверь в палату открывается и внутрь заходит миловидная женщина. Охровое платье в пол подчёркивает её элегантную фигуру, пшеничные волосы забраны в высокую причёску, тем самым давая возможность тщательно разглядеть приятное круглое лицо с мягкими чертами и большими светло-карими, больше напоминающими оттенок латуни, глазами, которые сочетаются с её аж четырьмя крыльями с медным переливом. Она первым делом обращает внимание на мужчину и подходит к нему, уверенно чувствуя себя на высоких каблуках.

— Ох, прошу прощения. Я пришла, как только Престол Эфаэль сообщил мне о новенькой, — произносит виновато женщина, а затем делает паузу, всматриваясь по очереди то в моё лицо, то в его, в недовольстве хмуря брови. — Похоже, что я опоздала и ты уже успел напугать девушку. Верно, Геридон?

Мужчина в ответ хмыкает, прижимая руки к своей груди, и ничего не отвечает, на что женщина качает головой, на этот раз обращаясь с улыбкой ко мне.

— Здравствуй, милая. Моё имя Муриэль. Я и Геридон — твои будущие учителя, правда? — говорит она и кладёт руку ему на локоть, пытаясь вернуть обратно в разговор.

Мужчина не поддаётся, отпрянув от женщины, он делает пару шагов в сторону, видимо передавая ей все бразды правления. Он выглядит напряжённым и уставшим, и мне как будто мерещится, что от него веет странным запахом сажи, словно он всю ночь просидел у лагерного костра. А женщина, наоборот, кажется открытой и участливой; плавной походкой она подходит к моей кровати и садится на стул рядом, продолжая мило и сочувственно улыбаться. От неё же исходит приятный запах молочной карамели, напоминая о сиропе, который добавляли в латте в небольшой кофейне через дорогу от моего университета.

— Я думаю, Геридон уже успел рассказать о том месте, где ты очутилась. Это Эрит… Институт, где вместе учатся ангелы, демоны и инсертумы — такие, как ты.

— Инсертумы? Это…

Кажется, от волнения я потеряла дар речи, отчего сжала в руках одеяло.

— Инсертумы — это души умерших людей, которым выпадает шанс стать бессмертными, — поясняет ангел, тяжело вздыхая. — Но для этого нужно время.

— Почему именно я?

Судя по пустым заправленным койкам, это лазарет или больница, никак не место, где чему-то учатся. Я в психушке? Думаю, я всё-таки сошла с ума, так как происходящее сейчас мне сложно соотнести с привычной реальностью.

— Милая, — медленно отвечает Муриэль, кладя мне на плечо свою тёплую ладонь, — я понимаю, что ты не осознаёшь происходящего, но дай себе время. Никто здесь не причинит тебе вреда. Демоны, ангелы — это лишь название, потому что в каждом есть и плохое, и хорошее. Вскоре ты сама поймёшь это, как и то, почему оказалась здесь.

Из-за двери с противоположной части помещения появляется ещё одна женщина в скромном бледно-розовом платье. Она приветливо улыбается всем и, поправив светло-русые волосы, подходит к моей кровати. За её спиной красуется пара белых крыльев с редкими нежно-голубыми вкраплениями на самых кончиках перьев.

— Доброе утро, — произносит она всем сразу, а затем переводит ласковый взгляд на меня. — Наконец-то ты очнулась. Сейчас будем проводить осмотр.

— При нём? — бросаю я, смотря на Геридона.

Наверное, слишком грубо вышло. Но мужчина на мою фразу опять закатывает глаза, саркастически ухмыляясь.

— Конечно нет! Амелия проведёт осмотр, как только мы уйдём. Никто не будет тебя смущать, — добавляет Муриэль, и все трое смотрят на меня, ожидая какого-то ответа.

Сглотнув ком в горле, я молчу, не в силах произнести и слова. Чувствую себя героиней дешёвого ситкома, в который мне каким-то образом удалось попасть. Сейчас должны начаться аплодисменты и заразительный смех приглашённых зрителей. Но его нет…

— Так, на чём мы остановились… — протягивает Муриэль, пытаясь как-то поддержать разговор. — Для начала как твоё имя, милая?

— Роззи, — выпаливаю я по привычке.

— А полное? — более настойчиво произносит Геридон.

— Роуз, — произношу, прокашлявшись. — Роуз Агата Уильямс.

Почему-то после моих слов мужчина удивляется и достаёт из кармана брюк чётки, начиная мастерски перебирать их пальцами.

— Роуз… Какое красивое имя, — улыбается Муриэль, а Амелия ей в такт кивает.

— К тебе, как и ко всем инсертумам, будет приставлен куратор, — внезапно вклинивается Геридон. — Если Амелия решит, что твоя рана зажила, то вечером он сопроводит тебя в твою комнату.

— Я думаю, бедной девочке сейчас ни к чему столько лишней информации… — мелодично проговаривает Муриэль. — Ты постепенно вникнешь, а мы тебе в этом поможем. Нет смысла торопиться…

— Ещё вопросы есть? — отрезает Геридон, нарушая увещевания ангела.

Есть! Точнее, они были — тысячи вопросов, миллионы догадок и миллиарды выдумок, но из-за холодного взгляда и тона мужчины все они разбежались, оставляя в голове полнейшую пустоту. Мой мозг напоминает сейчас перекати-поле в безжизненной пустыне из старых вестернов.

— Ей пока и этого достаточно, — более твёрдо произносит Муриэль, нахмурив брови, обращаясь к… демону. — Дай ей свыкнуться хотя бы с этим.

— Она права, — подтверждает Амелия, повернувшись к Геридону. — Девочке нужен покой.

Муриэль благодарно кивает лекарю и, встав со стула, подходит к своему коллеге, давая понять, что на этом разговор окончен.

— Отдыхай, милая, и ни о чём не волнуйся.

— И без куратора ни шагу из лазарета! — настойчиво произносит мужчина напоследок.

После он с Муриэль направляются к дверям и покидают помещение, оставив меня наедине с лекаршей.

Амелия оказалась самой вежливой, аккуратной и сочувствующей врачевательницей, которую мне довелось встретить. Она деликатно осмотрела мои раны, сообщив, что те успешно заживают, но не так быстро, как это должно быть, и что лучше мне ещё одну ночь провести под её чутким наблюдением. Это меня огорчило, ведь кому охота находиться в четырёх стенах и не понимать, что происходит за их пределами.

— А я могу где-нибудь помыться? — спрашиваю после того, как лекарша на всякий случай осмотрела мои крылья и мельком объяснила, как обращаться с ними.

— Конечно. Напротив моего кабинета ванная комната. Там есть всё необходимое — полотенца, халаты, а одежду я тебе одолжу свою — повешу на крючок у раковин, пока ты будешь принимать процедуры, — произносит женщина, мило улыбаясь, не забыв добавить более командным голосом: — Но затем сразу же в кроватку.

Она так говорит, будто я вчера родилась, поясняя каждую несущественную деталь. Но, наверное, для бессмертного это и правда так.

Поблагодарив её, я медленно встаю с кровати и на ватных ногах направляюсь к указанной Амелией двери. Действительно — ванная комната с несколькими душевыми, как в общежитии, и с огромным зеркалом над рядом раковин на противоположной стене. Всё как у людей… Опять ловлю себя на мысли, что это точно ситком или реалити-шоу «Розыгрыш», а я брожу среди искусных декораций.

Сняв больничную рубашку и положив её на край раковины, захожу в первую же душевую, включаю тёплую воду и, встав под душ с головой, пытаюсь хоть как-то расставить происходящее по полочкам.

Вот она я. За спиной крылья, которые в кабинку-то с трудом пролезли. Такие большие… Больше, чем у Геридона, и тем более чем у Амелии… И что теперь? Как я понимаю, у меня нет другого выбора. Придётся учиться здесь, познавать новый, неизвестный мир, жить вместе с ангелами и демонами и как-то пытаться найти с ними общий язык? Ох… Как бы сейчас я хотела оказаться дома… Вернуться к папе… Интересно, а у меня появится возможность хоть глазком взглянуть на него?

Невольно начинаю перебирать в памяти моменты, связанные с ним: то, как он играл со мной в бейсбол на заднем дворе или учил кататься на велосипеде, а я, никогда не отличавшаяся скоростью и реакцией, плохо ловила мяч и постоянно падала. Как-то он увидел, как я рисую на стенах в своей комнате, и вместо того, чтобы отругать за хулиганство, записал меня в художественную студию… Джо… Я всегда знала и наивно полагала, что мы есть и всегда будем друг у друга… И что теперь?

Поджимаю губы, стараясь не поддаться эмоциям, но они настолько переполняют, что слёзы сливаются с водой и уносятся вниз на белоснежный кафель. Как бы я хотела забыть обо всём этом, как о страшном сне.

Жаль всё же, что это не он.

— У тебя всё в порядке? — не заходя в ванную, неожиданно спрашивает Амелия.

— Да-да, спасибо, — утирая слёзы, отвечаю я, выключая воду. — Всё в порядке…

А в порядке ли? Я чувствую себя подавленной, растерянной… Абсолютно не понимаю, что делать и как теперь мне жить. Всё так резко изменилось, всё непривычно, необычно, ново. Смогу ли вообще когда-нибудь вписаться в этот мир?

Выхожу из душа, оборачиваясь в махровое полотенце, а затем подхожу к запотевшему зеркалу. Протираю его по привычке рукой и замираю, сначала даже думаю, что у меня начались настоящие галлюцинации.

Мои глаза… Что с ними?

Чистым полотенцем начинаю интенсивно их тереть, а затем подхожу к двери и открываю её, чтобы выпустить весь пар из ванной, обратно возвращаясь к зеркалу.

Красные… Алые, как рубин, так и оставшийся на моей шее.

— Здесь кто-нибудь есть? — слышу незнакомый высокий голос и понимаю, что я всё ещё в одном полотенце.

Ловлю в отражении зеркала взгляд юноши лет семнадцати с очень приятными и тонкими чертами лица.

— Извини, я не хотела застать тебя врасплох.

Хотела? Я чуть было не ошиблась…

Заметив, в каком я виде, она смущённо отводит глаза, продолжая говорить со странным акцентом:

— Это… Я вчера первой увидела тебя на юна… парящем острове. Кхм… Очень волновалась и решила зайти узнать, как… э… как твоё самочувствие…

— Подождёшь пару минут? — не успеваю договорить я, как она молча кивает и исчезает из проёма.

Подхожу к крючку, где Амелия аккуратно развесила одежду на вешалках. Несмотря на то что у персикового платья достаточно глубокий вырез на спине, из-за слишком больших крыльев я с трудом натягиваю его на себя. Тут нужна сноровка, которой я пока не обладаю. Нацепив на себя туфли из мягкой бордовой кожи, что пришлись на удивление впору, и промокнув волосы полотенцем, выхожу в лазарет, посреди которого меня ждёт безымянная девушка. Она обращает внимание на меня, немного задержав его на моих глазах, а затем, расплываясь в милой и нежной улыбке, протягивает руку.

— Я Сэм…

— Роззи, — ответно протягиваю руку, скрепляя рукопожатие. — Ты тоже инсертум?

Последнюю фразу я произношу быстрее, чем мне удаётся её осознать. Ну какой она инсертум? Весь её светлый образ от бежевых кроссовок до светловолосой макушки кричит о другом — это самый что ни на есть настоящий «каноничный» ангел.

— Нет, я не инсертум, — произносит она, ни капли не смутившись. — Я дочь Архангела Михаэля…

Что?

— Какого Архангела? — переспрашиваю, не веря собственным ушам.

— Ну, Михаэля… Главы Святого Воинства, одного из детей Господа, — поясняет Сэм, переминаясь с ноги на ногу.

У меня будто весь мир с ног на голову переворачивается. При жизни не отличаясь особой верой, я кое-как могу осознать, что Ад и Рай всё-таки не выдумка, но… Получается, что всё написанное в Библии — истина? Бог, Сатана — они настоящие и существуют взаправду?

Сэм замечает моё недоумение и делает такое лицо, словно это она виновата в моём состоянии.

— Прости… Я, наверное, сказала не подумав. Тебе, верно, трудно… Ты же только сюда попала…

— Ничего, всё в порядке, тебе не нужно извиняться.

И чтобы немного абстрагироваться от такой шокирующей новости, я решаю поговорить о чём-то более приземлённом, если такое понятие вообще допустимо в этом мире.

— Значит, ты первая заметила меня?

— Ага. Я летела вместе с учениками в Эрит…

Она начинает рассказывать о том, как убедила Геридона проверить остров, где нашла меня. Сэм смотрит с таким сочувствием своими добрыми глазами, отчего у меня появляется ответное желание, и я тоже улыбаюсь. Она не похожа ни на кого из троицы бессмертных, которых мне довелось увидеть. В ней не чувствуется холодности и отстранённости Геридона, надуманной строгости Амелии, но и от приятной и сопереживающей Муриэль она тоже отличается, будучи тихой и застенчивой, внушая какое-то иное, более трепетное и родственное чувство.

— Честно признаюсь, я… очень волновалась за тебя… — вновь смущаясь, произносит она, заламывая пальцы. — Я прежде никогда не встречала инсертумов… А твоя рана… Как она?

— Спасибо, Сэм, всё хорошо, — отвечаю ей, подмечая, как она с облегчением выдыхает и сияет, как ребёнок.

Она оказывается просто замечательной. Усевшись с ней на кровать, мы болтаем о том, как и где я жила. Мне хотелось рассказать ей об этом, несмотря на то что внутри всё сжимается от грусти. От Сэм исходит такая приятная… Как назвать правильно? Аура, энергетика, обаяние? Что-то сладкое начинает витать в воздухе, приятно оседая на языке, напоминая воздушный зефир, который я с Джо любила поедать перед экраном телевизора.

И как я понимаю, Сэм тоже не ощущает неприятной скованности, какая бывает в начале знакомства. По её расслабленной манере говорить и отсутствию напряжения в теле я прекрасно вижу, что и ей достаточно комфортно находиться со мной рядом. С чем это связано? С её открытостью к любому существу, с желанием познакомиться с человеком? Мне приятно, что она спокойно рассказывает мне о своей жизни. Точнее, о том, как долго уговаривала отца отправить её в Эрит, и, как оказалось, он первое время и слушать не хотел.

— Отец боялся, что… демоны негативно повлияют на меня, — поясняет Сэм, тяжело вздыхая. — Но спустя где-то два эксил мне удалось переубедить его.

— Эксил?

— Да… Экс… Где-то десять лет по меркам смертных.

— Постой, десять лет? — останавливаю её, наклоняясь ближе, не скрывая удивления. — Тебе ведь не дашь больше семнадцати!

— Прости… Я вновь совсем забыла, что ты здесь новенькая, — Сэм виновато улыбается, прижимая руками скрещенные по-турецки ноги. — Могу сказать только за ангелов: мы взрослеем очень медленно, а для внешнего старения нужны определённые условия. Нас подталкивают к этому душевные потрясения… Боль, скорбь или потеря.

— И сколько тебе по-настоящему? — вырывается из меня совершенно неосознанно. — Ой, можешь не отвечать. Это нетактично.

— Мне нечего скрывать, — произносит Сэм. — По человеческим меркам это… Хм, сейчас… По человеческим меркам скоро исполнится сто семь… Нет, сто восемь… Правда, это не особо важно, потому что в Раю не празднуют дни рождения…

Я даже не заметила, как за разговором прошёл остаток дня, — уже не лучи солнца стали освещать больничное крыло, а на люстре как по волшебству зажглись восковые свечи.

Вскоре после этого в лазарет вернулась Амелия и, увидев Сэм, недовольно покачала головой, начиная причитать, что часы посещения давно окончены и что мне нужно отдыхать, чтобы завтра уж наверняка спать не на больничной койке, а в своей комнате. Сэм послушно выполнила указание и, напоследок улыбнувшись, попрощалась, заранее пожелав спокойной ночи. В ответ я махнула рукой, и после странного, но сытного ужина, который поглотила без разбора, ощутила жуткую усталость. Забравшись под одеяло, я моментально провалилась в сон, больше не в силах думать ни о чём.

Я проспала всю ночь и утро без снов, не слыша, как Амелия принесла завтрак — лишь открыв глаза, я сразу наткнулась на поднос с едой — и куда-то вышла из лазарета: о её былом присутствии рядом с моей кроватью напоминал лёгкий аромат шалфея.

Усевшись поудобнее, чтобы изучить содержимое завтрака, беру в руки вилку и нож, но меня отвлекает скрип дверной ручки. На пороге появляется высокий и хорошо сложенный мужчина… Нет, скорее парень, примерно мой ровесник, с мощными крыльями белого цвета с небольшими тёмно-серыми вкраплениями у самого основания.

— Здравствуй, Роуз, — говорит он приятным низким тембром. — Моё имя Даниэль. Я буду твоим куратором на время, пока ты не освоишься.

Подходя ко мне, он протягивает руку в знак приветствия, и внутри сразу разливается умиротворяющее тепло. От него веет той же плавной энергетикой, что и от Сэм, только с другим ароматом, больше похожим на запах перечной мяты. Принимаю рукопожатие, соприкасаясь с прохладной ладонью, и немного ёжусь от ощущений, на что Даниэль старомодно целует тыльную сторону ладони. Не удивлюсь, если мои щёки сейчас пылают от смущения. Так на Земле уже давно никто не делает, только если на великосветских раутах, да и то где-нибудь в Британии.

Никогда прежде не думала о таком, но неужели все, кто относится к ангелам, такие красивые? Он, как и Сэм, обладает каким-то внутренним мягким обаянием, а лицо, если смотреть с точки зрения художника, — настоящее произведение искусства, словно у скандинавского божества: острые скулы, симметричные черты лица, аккуратные губы — не пухлые, но и не тонкие, пронзительный, но одновременно нежный взгляд, сильная шея и широкие плечи. Только лоб его немного угрюмый, но это никак не портит общего впечатления.

— Утром я разговаривал с Муриэль и главами терсий, у людей они называются факультеты, — нарушает неловкую тишину Даниэль, оставшись стоять у моей кровати, легонько опустив мою руку. — Они подготовили для тебя расписание занятий, поэтому я решил принести его заранее, чтобы ты успела ознакомиться…

Он протягивает мне свёрнутый в трубочку пергамент, а затем опускает руку, обращая взгляд на поднос с нетронутым завтраком:

— О, я отвлёк тебя… Извини.

— Нет-нет, всё в порядке, — произношу я. — Составишь компанию? Мне кажется, таким количеством можно накормить целую толпу.

— Спасибо, я уже пообедал, — улыбнувшись уголками губ, отвечает он и садится на стул рядом.

Мне становится неловко от того, что я буду есть при нём, но ноющий желудок даёт о себе знать, требуя поскорее подзаправиться. Усаживаюсь поудобнее перед столиком и беру в руку тост.

— Пока ты завтракаешь, я объясню тебе свои обязанности как куратора, — начинает спокойно Даниэль, в то время как я поглощаю тост с… обычным клубничным джемом. — Первое время я буду сопровождать тебя по территории Эрита, чтобы ты не заплутала и быстрее освоилась. Параллельно я могу отвечать на твои вопросы — не стесняйся, инсертумам тяжело вникнуть, ведь вы раньше жили на Земле и не знаете законов Имморталиса, то есть мира бессмертных.

К своей «должности» Даниэль относится весьма серьёзно — ему придётся чуть ли не стать мне нянькой на некоторое время. А ему самому вообще этого хотелось или просто подошла его очередь? Спрашивать об этом как-то неудобно, и поэтому я продолжаю старательно вникать в каждое сказанное им слово.

— После того как ты освоишься и больше будешь знать об Имморталисе, моя необходимость как в кураторе отпадёт. Ты будешь продолжать учиться и жить здесь, пока не примешь сторону.

— А как её принять? — спрашиваю я, потянувшись за вторым тостом. — Точнее, что для этого нужно?

— К сожалению, не я должен дать ответ на данный вопрос, — пожимает плечами Даниэль. — Могу лишь отметить, что в какой-то степени всё зависит от твоего внутреннего, подсознательного… Желания, если можно так сказать. На моей памяти лишь пятеро инсертумов успели уже принять сторону. Людям тяжело даётся окончательный выбор, в них живёт куда больше противоречий и сомнений.

Получается, я в любой момент могу «переродиться» в ангела или демона? Удивительно. А можно остаться инсертумом на столетия и жить в стенах Эрита?

— Уверен, у тебя уже появились вопросы.

— Я… я даже не знаю, с чего начать, — честно отвечаю, поджав губы.

— Ну, начни хотя бы со своего расписания.

Развернув шершавую бумагу, выданную ангелом, тут же удивляясь от обилия занятий. «Тренировки по полётам», «Шедимуш» и «Ангелология» и ещё уйма непонятных слов… Но тут взгляд цепляется за строчку «Индивидуальные занятия», будто написанную другим почерком, и напротив, в графе преподаватель, стоят имена Геридона и некоего Эфаэля. Строчка повторяется каждую неделю в течение первого месяца, кроме единственного выходного…

— Что происходит на индивидуальных занятиях?

Мой вопрос явно застаёт Даниэля врасплох. Глянув в пергамент, он тоже удивляется…

— Не слышал о таких, — мягко добавляет он. — Бывают разовые, но чтобы регулярные, да ещё и с главами терсий…

Тогда с чего вдруг к обычному инсертуму столько внимания? Или после триумфального знакомства в меня настолько не верят, что желают кропотливо повозиться?

Мой поток внутренних риторических вопросов останавливает своим возвращением Амелия; первым делом она кивает мне в знак приветствия, но, завидев ангела, останавливается, а на её лице тут же застывает глупая улыбка.

— Ой, сальвдиум, Даниэль! А я тебя не заметила. Пришёл за девочкой?

Тон её голоса заметно преображается, став приторным и сладким, а навязчивый запах шалфея готов просто задушить в своих объятиях.

— Добрый день, Амелия. Да, если она уже здорова…

— Конечно-конечно, — щебечет женщина, поправляя пряди волос. — Она уже здорова, и делать ей в лазарете совершенно нечего. Но прежде… Может, чаю? — обращается она к ангелу.

— Спасибо, но откажусь — потом нужно помочь отцу, — произносит он, даже не глядя на лекаршу, вставая с места. — Тогда если ты готова, Роуз, то собирайся, и я провожу тебя до твоей комнаты.

— Мне нечего собирать… — растерянно проговариваю я, поднимаясь с кровати. — На мне даже платье не моё…

— Не волнуйся, в комнате у тебя всё будет на первое время, а платье можешь оставить себе, — продолжает щебетать лекарь, благосклонно улыбнувшись, но взгляда не отводя от парня. — Только не забудь через пару дней зайти ко мне: я должна убедиться, что с твоими ранами точно всё в порядке.

Покинув вместе с Даниэлем лазарет, мы оказываемся в большом широком коридоре с высокими нервюрами^[32] с красивыми резными капителями. Ангел идёт неторопливо, позволяя мне проникнуться готической атмосферой Эрита, фасад которого уже можно увидеть в высоких узких окошках, но на этот раз без всяких витражей. Всё выполнено под стать стилю: контрфорсы^[33]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

30

Полупрозрачная волокнистая разновидность гипса с оптическим эффектом кошачьего глаза и шелковистым блеском.

31

Персонаж древнегреческой мифологии. Многоглазый великан, в связи с чем получил эпитеты «Всевидящего» и «Многоглазого», или «Панопта».

32

Выступающее относительно стены ребро готического каркасного крестового свода.

33

Вертикальный столб, выполняющий функцию усиления несущей стены, который выдерживает горизонтальные конструкции распора от сводов.