Можно сказать товарищ? Переписка Петера Хакса с Куртом Госвайлером (1996-2003)

Петер Хакс

Какие классы и классовые сражения характерны для социалистических обществ? Какую роль сыграли личности типа Никиты Хрущева в разрушении социализма? Можно ли было предотвратить развал Советского Союза и Германской Демократической Республики? Может ли социализм вернуть себе утраченные позиции? В книге собрана переписка, которую вели драматург Петер Хаке (1928-2003) и историк Курт Госвайлер (1917-2017) о «перестройке» в СССР и ГДР. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Переписка (1996–2003)

1 Госвайлер — Хаксу 14.11.1996

Глубоко уважаемый Петер Хакс!

Как известно, Немецкая Почта готовит нам сюрпризы, как правило, неприятные, ибо их измышляет почтовое начальство. А между тем сюрпризы, которые доставляет нам ее курьерская служба, подчас бывают приятными и радостными.

Вот и я, историк, которого А. Бри^* окрестил пост-сталинистом, был приятно удивлен и обрадован, когда курьер принес мне домой Ваш обширный, содержательный труд. В сопроводительном письме издательство сообщало, что посылает мне этот подарок по Вашей просьбе.

Во-первых, я был так рад сюрпризу, словно получил Премию Петера Хакса (хотя ее пока не существует), а во-вторых всячески старался найти ответ на вопрос, почему я был удостоен такой неожиданной и совсем не заслуженной чести.

Меня поразило, что Ваша книга^*, вышедшая в свет через 6 лет после контрреволюции, открывается предисловием 1966 года. А ведь там говорится, что после 1961 года социализм в ГДР доказал свою способность построить индустриальное общество, успех которого выходит далеко за пределы ХХ столетия. Я искал объяснение этому факту и вот что подумал. Возможно, Вы прислали Ваш труд в подарок человеку, разделяющему Ваше отвращение к рабскому преклонению перед непристойным «духом времени», который нагло требует выражений восторга оттого, что мы, наконец, «прибыли» из беззаконной ГДР в федеративную республиканскую демократию.

Хочу надеяться, что Вы не опровергните это толкование.

Примите мою сердечную благодарность и наилучшие пожелания.

Ваш Курт Госвайлер

2 Хакс — Госвайлеру 9.3.1998

Дорогой г-н Госвайлер, не могу выразить, как я рад, что Вы подвели этот промежуточный итог труда всей Вашей жизни. Книга еще носит черты собрания материалов, как система она еще не совсем избавлена от противоречий. Но во всех своих частях она тяготеет к целостности, к тому, что есть истина, и можно считать, что с ее появлением мир худо-бедно разобрался в своих трудностях.

Да, уже снова появилось несколько книг, написанных с самыми благими намерениями, есть даже книги, содержащие факты. Но книг, которые улавливают суть вещей с высочайшего уровня социалистического сознания, чрезвычайно мало. Я полагаю, что Ваша книга^* — лучшая из них. А если образцовое сочинение — главное сочинение на главную тему, тогда Вы, дорогой господин Госвайлер, написали эталонный труд для нашего столетия.

Самым важным Вашим сообщением я считаю тезис, который Вы вовсе не выдвигаете на первый план. Но я экстраполировал его из Вашего труда и называю законом Госвaйлера. Он гласит: В каждом коммунистическом движении, начиная с 1848 года, была постоянная пропорция участников, которой каждый раз не хватало сил, чтобы довести дело до конца, и она была потенциально готова благожелательно отнестись к мирным предложениям со стороны буржуазии. Величина этой квоты вряд ли каждый раз зависит от благоприятности или неблагоприятности социального момента. И напротив: наличие великих лидеров, Ленина, Сталина, Ульбрихта, может обескуражить ревизионистскую квоту и на некоторое время снизить ее.

Разумеется, Советский Союз никогда не хотел уступать ГДР империализму. Вы очень доходчиво описываете, как грязно он это проделал. Ваш анализ показательных процессов, пакта Сталина-Гитлера и делишек Тито — все это, вообще и в частности, попытки освобождения. (Вы читали «Радека» Гейма^*? Гейм сразу отождествляет себя с Радеком. Ему и в голову не приходит, что оба они, и он, и Радек, могли иметь в виду совсем не то, в чем их обвиняет Вышинский). В свое время меня очень смешила развязность Горбачева, который всегда представлял себя в центре политического процесса.

Вы правы, когда пишете, что империализм позволяет мыслить социализм в любой форме, но запрещает строить его в какой бы то ни было форме. Я считаю правильным и другой Ваш основной тезис — о том, что не Бжезинский и не Киссинджер парализовали Советский Союз, но что Советский Союз сам любезно предоставил Бжезинскому и Киссинджеру такую возможность. Пока у нас не было желания быть обманутыми, нас нельзя было обмануть. (Однако смею заметить, что методическая дискуссия^* на эту тему между Вами и Вашей приятельницей Вагенкнехт не была бы услышана общественностью).

Это письмо слишком длинное и серьезное, пользы от него никакой. Мне на это плевать, я могу лишь сказать, как сильно Вы меня заинтересовали. Поскольку в данный момент нет никого, кто мог бы вручить Вам Национальную премию и орден Карла Маркса, это делаю я.

Благодарю и приветствую Вас.

Ваш Петер Хакс

3 Госвайлер — Хаксу 19.3.1998

Дорогой соратник Петер Хакс!

Даже не получив Вашего столь же неожиданного, как и ободряющего письма по поводу моей анти-ревизионистской публикации, я испытывал бы сильную потребность послать Вам мои наилучшие пожелания и от всего сердца поздравить Вас с 70-летием и наступающим восьмым десятком; после получения Вашего письма эта потребность, конечно, возросла. Я искренне надеюсь, что в наши мрачные времена Ваш просветительский образ мыслей продолжит атаковать «модерный» обскурантизм, что у Вас хватит сил ослабить его влияние. Всей душой надеюсь, что, пережив контрреволюционную перестройку, мы еще в грядущем десятилетии увидим новый разворот на 180 градусов и возобновим движение вперед!

С благодарностью

Ваш Курт Госвайлер

4 Госвайлер — Хаксу 19. 3./5.4.1998

Дорогой г-н Хакс,

пользуясь случаем, еще раз благодарю Вас за Ваше удивительное письмо. Конечно, оно подействовало на меня весьма благотворно, подтвердив то, на что я очень надеялся, хотя не был до конца уверен, что эта публикация отвечала чьей-то потребности и показалась кому-то полезной. Однако Вы дали сборнику моих статей и выдержек из писем такую высокую, такую лестную для меня оценку, что я на всякий случай сомневаюсь в ней (но право же, не для того, чтобы спровоцировать Ваши возражения).

Я хотел бы рассказать Вам (раз уж Вы говорите, что этой книгой я подвел промежуточный итог своей жизни) кое-что о том, как это произошло. Эта книга появилась как последнее средство, как паллиативное решение, так как первоначальный проект (издать книгу к 80-летию Октябрьской революции) невозможно было осуществить в срок.

Речь идет о хронике, которую я начал писать в конце 1956 г. после того как разобрался в политической сущности Хрущева. Хроника^* охватывает период деятельности этого мнимого политического клоуна с 1953 по 1964 г. На самом деле он был самым важным и эффективным дистанционно управляемым ракетным оружием империализма США. Когда стало понятно, что эта хроника не будет готова к печати к нужному сроку, я предложил своему товарищу-издателю составить взамен какой-нибудь сборник моих прежних публикаций.

В него могло бы войти еще больше материалов, но ценовой лимит (30 марок) ограничивал объем книги. Скрепя сердце, я выбросил из сборника многие уже набранные тексты. У меня и мысли не было о том, что этот сборник предлагает нечто «системообразное». Я лишь пытаюсь бороться с парализующими враждебными искажениями истории, анализирую события, пользуясь методом и инструментарием диалектического и исторического материализма.

Из Вашего письма я с огромной радостью узнал, что Вы очень во многом согласны с моими оценками. Ведь даже со стороны руководящих товарищей ГКП я привык встречать решительный отпор, а со стороны большинства моих коллег и друзей, в лучшем случае, уклончивое покачивание головой.

(Кстати, вы уже приняли к сведению «Похвальное слово» некой Кристины Фишер по поводу вашего 70-летия? Оно было напечатано в УЦ^* 20 марта на стр. 9, и его иначе, как издевательским не назовешь. Я бы с удовольствием послал в «Унзере Цайт» для госпожи Фишер копию Вашего письма ко мне, дабы подтвердить, что ее публикация — не что иное как «злобное измышление»).

Некоторые ее оценки произвели на меня столь сильное впечатление, что я решил уточнить свою позицию.

Это относится, во-первых, к экстраполированному Вами «закону Госвайлера». Есть многое такое, для чего я совершенно не гожусь, «быть законодателем» — это точно не про меня. Я же только констатировал общеизвестный факт, что в каждом (не только коммунистическом) движении есть, выражаясь «современно», Fundis и Realos. Но я бы не стал утверждать, что каждое коммунистическое движение, начиная с 1848 года, осуществляется силами Realo «примерно в постоянной пропорции». Эта пропорция меняется во времени и в пространстве и зависит в первую очередь от объективных условий (от силы рассматриваемого капитализма, социальной структуры, заданных экономических и политических условий) и во вторую очередь также от наличия или отсутствия харизматических лидеров.

Во-вторых, я не совсем согласен с Вашим утверждением, что «Советский Союз, в сущности, никогда не хотел любезно уступать ГДР империализму». Это утверждение, ничем не подтвержденное и, к сожалению, подхваченное Сарой Вагенкнехт, я рассматриваю в статье,^* которая появится в следующем номере «Штрайтбарер Материализмус» и уже появилась в качестве препринта в «Вайсензеер Блеттер»^*.

СССР сталинской эпохи действительно никогда не собирался «любезно уступать» империализму свое любимое детище ГДР. Сталинская КПСС никогда не изменяла своей цели — мировой революции.

Но образ безобидного Хрущева, каким его представляет Сара, опасно камуфлирует про-империалистическую, контрреволюционную суть его деятельности. А ведь он сознательно начал разрушение главного бастиона социалистической революции.

Разумеется, предварительно я спросил Сару,^* не возражает ли она против публикации нашей переписки, и она не возражала (см. вложение). Я полагал, что в таких важных политических вопросах момент необходимого «просвещения», распространения правды выходит на первый план. Если бы Сара не согласилась на публикацию писем, я бы обнародовал свои возражения в другой форме. В интересах дела и Сары я считаю выбранную форму оптимальной.

Мне остается только еще раз выразить свое радостное удивление тому, как живо Вы меня восприняли, и от всего сердца поблагодарить за присылку Вашего «Разговора в семействе Штейн…». Мы с женой видели спектакль в Театре им. Максима Горького, но к более глубокому пониманию пьесы подошли, только прочитав приложения^*. Это во-первых. А во-вторых, поздравляю Вас с тройной наградой: Орденом Карла Маркса, Национальной премией и Премией Петера Хакса 1-ой степени.

Ваш Курт Госвайлер

5 Госвайлер — Хаксу 5.4.1998

Дорогой г-н Хакс,

воодушевленный Вашим благосклонным вниманием к моей книге и вдогонку моему ответу на Ваше письмо посылаю Вам две краткие выдержки из «Политического дневника». Как я Вам писал, он должен был выйти в свет к 80-ой годовщине Октябрьской революции.

Один пассаж касается Матиаса Ракоши^* и его судьбы; по-моему, она представляет собой материал для одной из самых потрясающих трагедий в истории.

Второй пассаж касается сотрудничества социал-демократии с Тито и Хрущевым в организации контрреволюции в социалистических странах. Мои тогдашние предположения на этот счет подтвердились спустя сорок лет.

В надежде не слишком обременить Вас этой посылкой приветствую Вас.

Ваш Курт Госвайлер.

[P.S.] Простите великодушно скверное качество копии.

6 Госвайлер — Хаксу 8.4.1998

Дорогой г-н Хакс,

на этот раз я пишу Вам по просьбе моей доброй знакомой из Австрии. Будучи, как многие, человеком тщеславным, я завел привычку, даря друзьям свою книгу, прилагать к ней Ваше письмо. Вот и приложил его к тому экземпляру, который послал Лизл Ризи, издателю коммунистической газеты «Нойе Фольксштимме». В результате она попросила меня спросить Вас, не будете ли Вы возражать против публикации Вашего письма в ее газете.

Настоящим посланием я исполняю эту просьбу и был бы счастлив получить от Вас ответ — каким бы он ни был.

С наилучшими пожеланиями

Ваш Курт Госвайлер

7 Хакс — Госвайлеру 13.4.1998

Дорогой г-н Госвайлер,

отрицательные ответы следует давать как можно быстрее; с этой точки зрения, мой ответ запоздал, и я прошу прощения. Я считаю, что только письма, предназначенные для публикации, являются литературным жанром и могут быть напечатаны. Все конфиденциальные письма — лишь материал для биографов, изучающих литературное наследие. Прошу Вас передать госпоже Ризи, что «Нойе Фольксштимме» мне нравится, но я прошу ее с пониманием отнестись к моему писательскому педантизму, из-за которого не могу исполнить ее простое и легко исполнимое желание.

Спасибо, что напомнили о Ракоши, чью судьбу я действительно почти упустил из вида. Есть еще один вопрос, который часто меня занимает: откуда всему свету якобы известно, что Ноэль Филд^* не был шпионом. Ваш январский доклад у Флегеля^*, ей-богу, показался мне превосходным, а настроение публики совсем не плохим. Вы советуете мне дожить до глубокой старости. Возвращаю вам эту рекомендацию с самыми сердечными чувствами.

Всегда преданный Вам

Петер Хакс

8 Госвайлер — Хаксу 12.6.1998

Дорогой г-н Хакс, после лечения во Франценсбаде (которое вовсе не пошло мне на пользу) и последующего «радионуклидного вентрикулографического» техосмотра моего сердца (к счастью, анализ оказался достаточно хорошим), я, наконец, отвечаю на Ваше письмо от 14 апреля.

Ваш отрицательный ответ Лизл Ризи я немедленно переслал ей. На всякий случай, хотел бы спросить Вас вот о чем. Вы называете свое письмо ко мне ’конфиденциальным’. Означает ли это, что Вы возражаете не только против его публикации, но и против ознакомления с ним моих друзей и знакомых? В этом случае я должен извиниться перед Вами за неоднократное игнорирование Вашего желания, о котором, впрочем, я не знал. Последний раз это произошло недавно.

Вместе с моей книгой я подарил копию Вашего письма очень мной уважаемому музыковеду товарищу Кнеплеру^*. Упоминаю об этом потому, что тогда он, пользуясь случаем, прочитал мне, нет, не прочитал, а извлек из памяти, строка за строкой, смакуя язык и ритм, Ваше стихотворение «Красное лето разное»^*. А потом спросил, о каких коммунистах, на мой взгляд, идет речь. К сожалению, я не смог ответить ему, так как сам задаю себе этот вопрос. Ни я, ни Кнеплер не имеем того опыта, который побудил Вас написать эти строки.

Возвращаюсь к Вашему письму. Вдохновленный Вашим положительным откликом на тот пассаж моей «Анти-Хрущевской хроники», где речь идет о Ракоши, прилагаю к данному письму заметки 1953 г.^* о двух появившихся тогда книгах, прежде всего, об «Оттепели» Эренбурга. Надеюсь, эти страницы Вас заинтересуют.

Прощаюсь с наилучшими пожеланиями плодотворного, но и приятно проведенного лета.

Ваш Курт Госвайлер

9 Хакс — Госвайлеру 13.06.1998

Дорогой господин Госвайлер, я думаю, 22-й выпуск «Штрайтбарер Материализмус» позабавил Вас так же, как меня. Хольц, Жаргви и Эггердингер^* в грязь лицом не ударили. И даже Якоби^* чуть ли не острил. Вы назвали придурка Баумгартена придурком (кто такой Баумгартен^*, почему редакция нам этого не сообщает?). Поделом ему. Но вы и меня разбранили за оценку Сталина. Так что позволю себе заметить, что я Вас перехвалил, и вопросов по этому делу больше не осталось.

Была ли когда-нибудь хоть малейшая перспектива германского единства, кроме как на буржуазной основе? А если такой перспективы никогда не было: Была ли предписанная нам болтовня о национальной культуре и культуре мышления созидательной или, может быть, разрушительной для ГДР?

Вся эта возвышенная идея разбивалась о простой принцип: нельзя в качестве более слабого партнера вступать в антагонистический союз. Я-то уже жил в ФРГ, и наверно мне было легче понять, что объединение Германии уже тогда было всего лишь очередным словом для обозначения контрреволюции. А с контрреволюцией шутки плохи. Этот Национальный гимн Бехера, это боевое песнопение с быстро устаревшим, трудно произносимым текстом искажало мелодию нашей истории, с самого начала и до конца. Было бы слишком мягко назвать его убогим. Его вообще не должно было быть. Никогда.

То, что Берия, судя по его другим политическим действиям, был ревизионистом, представляется мне более чем вероятным. Раз Вы находите забавным, что ревизионист Хрущев был вынужден устранить ревизиониста Берию, значит, Вы знаете, насколько это было обычным делом. Напомню Брежнева/Хрущева, Кадара /Надя, и хватит об этом.

Второй момент — «закон Госвайлера». По-вашему, я его выдумал. Я отниму у Вас время, чтобы обсудить этот материал. Ваша ошибка, я думаю, в том, что неизменное место ревизионизма в марксизме, т. е. постоянное явление, вы каждый раз объясняете многими сочетаниями самых различных причин, а не общим законом. То, что всегда есть, может иметь только одну причину. Вы сами называете эту причину на стр. 309: Капитализм возникает стихийно; социализм должен быть построен, и потому его трудно построить.

Я снова провожу аналогию с абсолютизмом (в «Параметрах», стр. 908): феодализм и капитализм образуются естественным путем; абсолютизм «постоянно под угрозой и всегда в состоянии обороны».

Из этой предпосылки, на которую опираемся мы оба, следует, что для неорганичных, планомерно осуществляемых способов правления неизбежны регулярные исторические провалы. Социологические причины, такие, как мелкобуржуазные влияния, рабочая аристократия, деградация интеллигенции (в данном случае творческой), подкуп со стороны капитала вызывают провалы при построении социализма. Но они вызывают эти провалы только потому, что природа социализма их допускает.

Если Вы не хотите декларировать эти тезисы как «закон Госвайлера», предлагаю Вам назвать их «законом Хакса» в следующей формулировке: «Наличие оппортунистической оппозиции так же характерно для социализма, как существование фронды для абсолютизма». (Впрочем, оппортунистическая оппозиция в большинстве случаев бывает правой и левой, то есть фрондой. Кто, как не правая и левая оппозиция свалил Ульбрихта на 14-м пленуме VII Съезда партии?)

Многословие ведет к многословию, дорогой г-н Госвайлер. Итак, я продолжаю рассуждать о предметах, по которым, надеюсь у нас больше нет расхождений.

Перечисляя причины возникновения ревизионистской заразы во время войны, Вы упускаете самую важную: отступления Сталина от марксизма (с которых началось глубокое падение нравов). Сталин допустил их, чтобы польстить русской, славянской, патриотической душе и под давлением союзников, а они настаивали на «демократических, антифашистских» фразах, от реабилитации церкви до современной музыки. Сталина было чем шантажировать. Когда возникла необходимость, он еще смог выиграть войну против нацистов, но у Черчилля была возможность в любой момент выйти из альянса или перейти на сторону врага, а выиграть войну против объединенного мирового империализма Сталин уже не мог.

Грязь легко развести, но избавиться от нее потом практически невозможно. Последние восемь лет жизни Сталин занимался авгиевой работой по устранению этого скопившегося за время войны тактического навоза.

Напрасный труд.

Книга, издание которой оптимально выполнило бы все теоретические и дидактические задачи настоящего момента, которая была бы, так сказать, «методологически правильной» и для которой Ваша «Хроника» пока представляет важнейшую подготовительную работу, должна называться «История ВКП(б), краткий курс», в двух томах. Первый том должен охватить движение вверх до смерти Сталина, а второй — движение вниз до роспуска партии Горбачевым и Ельциным.

Эта книга будет написана.

И еще одна мелочь, так как она коснулась меня лично: Вы когда-нибудь выясняли, кто затеял аферу Бирмана?

Я считаю, что Бирман работал не на госбезопасность, не на КГБ и не на аппарат ЦК, а (как и Хермлин) лично на Хонеккера. Все на это указывает, но, к сожалению, остается предположением. В любом случае события 1976 года дублируют события 1989 года, за исключением того, что здесь фарс предшествовал трагедии.

Мой адрес на четыре ближайшие месяца: P.H., Fenne, 15806 Groß Machnow. Телефон [phone], до полудня. Сообщаю на всякий случай. Я не имею в виду принуждать Вас к переписке.

Погода — враг стариков. Желаю вам хорошего лета и хорошего настроения. Сердечные приветы.

Ваш Петер Хакс

10 Госвайлер — Хаксу 11.08.98

Дорогой господин Хакс, Ваше письмо, которому пришлось восемь недель ждать ответа, было для меня (как и все прежние Ваши сообщения) большим радостным сюрпризом. На этот раз радость была даже особенно велика, так как Ваша критика некоторых моих воззрений дала повод для дальнейших размышлений, побудила освежить и углубить пока еще довольно туманные исторические концепции и критически осмыслить Вашу аналогию социализма с абсолютизмом и пр.

Но сначала о том, в чем мы полностью друг с другом согласны. Во-первых, это наша общая радость по поводу 22-го выпуска «Штрайтбарер Материализмус» и во-вторых, что настоящее имя Беньямина Баумгартена Феликс Вемхойер^*.

Вы спрашивали, кто это и почему редакция ничего о нем не сообщает. Ни редакция, ни я не можем дать никакой информации по этому вопросу. Осенью 96 г. издательство получило статью, подписанную его настоящим именем (см. копию последней страницы его письма от 1.6.96 за подписью Феликс Вемхойер). Штефан Эггердингер прислал мне это сочинение с просьбой его отрецензировать (см. копию письма Эггердингера).

В результате возник черновой вариант моей работы «К вопросу о Ноте Сталина»^*. В том же 1996 году Вемхойер позвонил мне и сказал, что хочет, чтобы его статья была опубликована под именем Беньямина Баумгартена. А я тогда поинтересовался, не состоит ли он в родстве с некой социал-демократической г-жой Вемхойер, которую нам не раз доводилось лицезреть в теле-шоу и слушать по радио. Он сказал, что она действительно его родственница (сестра, насколько я помню). Допускаю, что его нежелание публиковаться в журнале под своим настоящим именем как-то связано с этим родством.

И это все, что мы о нем знаем. Но если иметь некоторые познания в графологии, можно вычитать намного больше по почерку писавшего. (См. копию его письма Ханфриду Мюллеру от 26.10.97 и оборотную сторону копии его рукописи с именем и датой 1.6.96). Этот почерк заронил во мне легкие подозрения, что его сочинение не совсем его сочинение. А второе письмо Ханфриду Мюллеру, на этот раз от Хайнера Карушейта^*, их только укрепило (копию и этого письма также прилагаю). Соглашусь с Вами и в том, что Сталин делал уступки русскому национализму (возможно, он даже сам в чем-то поддался ему). Наиболее остро я столкнулся с этим уклоном, когда мы, берлинские партийцы и товарищи из ЦК СЕПГ в конце 1947 г. или в начале 1948 г. посмотрели советский фильм о поражении русского флота в русско-японской войне, кажется, он назывался «Цусима». Я смотрел и слушал, и не верил своим глазам и ушам.

Не классовая борьба низов и верхов, как в «Броненосце Потемкине», а единодушная защита царского отечества всем экипажем от юнги до капитана! Позже в разговоре с Куртом Хагером я выразил свое удивление и неодобрение этого националистического «срыва», но к моему великому изумлению, другой Курт так не считал и стал доказывать, что я все не так понял, но меня он не переубедил. Этот фильм был чем-то вроде драматической версии тоста Сталина на празднике победы над фашистской Японией в 1945 г. Помните, он тогда сказал: «Это поражение (1905 года) черным пятном легло на нашу страну. Наш народ ждал того дня, когда Япония будет побеждена и пятно будет смыто. Мы, люди старшего поколения, ждали этого 40 лет. И вот этот день настал».

К другим отступлениям Сталина от марксизма, отмеченным Вами, я перейду ниже.

Теперь о тех пунктах, по которым я, при всем желании, не могу с Вами согласиться, или у меня просто есть вопросы.

Вы спрашиваете: Была ли когда-нибудь хоть малейшая перспектива объединения Германии, кроме как на буржуазной основе?

Мой ответ: Только фаталист, считающий, что все происходит так, как должно произойти, и у истории не было наготове никакой иной возможности, ответит «Нет!» на Ваш вопрос.

Что касается меня и всех моих товарищей, то мы долгое время (а я вплоть до начала 1989 г.) были убеждены, что есть только один путь к объединению Германии — на социалистической основе. Все это время у меня оставалась надежда, более того, убежденность, что в Советском Союзе еще достаточно здоровых сил, чтобы свергнуть Горбачева и восстановить СССР в качестве надежной руководящей социалистической державы, защитницы всех социалистических стран, а значит и гаранта защиты ГДР от любых попыток аннексии со стороны ФРГ.

Пока я считал невозможным уничтожение социалистических государств, социализма в Европе и в Советском Союзе, для меня единая Германия могла быть только социалистической. И я не могу себе представить, что человек, убежденный в победе социализма над империализмом и в том, что социализм, как выразился когда-то Ульбрихт, не обойдет стороной ФРГ, мог бы видеть это по-другому, не нарушая законов логики. И если Вы в Вашем сборнике эссе «Параметры искусства» в разделе «О Хаксе и о мире» на стр. 998 пишете, что предвидите существование ГДР и драмы ГДР даже в 2100 году, значит Вы (по крайней мере тогда, когда это писали) тоже питали иллюзии касательно дальнейшего хода немецкой и всемирной истории. Не так ли?

В своем письме Вы спрашиваете: А если такой перспективы никогда не было: Была ли предписанная нам болтовня о национальной культуре и культуре мышления созидательной или, может быть, разрушительной для ГДР?

Я считал и все еще считаю, что Вальтер Ульбрихт поступал правильно, сохраняя в конституции ГДР такую цель как объединение Германии. Для меня это не было «патриотической болтовней». Такое началось только при Хонеккере и, конечно, вредило нам, ибо вело в трясину размягчения классовой позиции и даже к заискиванию перед реакционными буржуазными кругами. (Прилагаю ответ на опрос 1995 г. о политике СЕПГ по национальному вопросу).

Дальше Вы пишете, очевидно, имея в виду Ноту Сталина 1952 г. и более поздние предложения о конфедерации: «Вся идея нарушала простой принцип: Нельзя вступать в антагонистический союз в качестве более слабого партнера».

Я бы не стал утверждать это столь категорично: ведь антигитлеровская коалиция также была антагонистическим союзом, и Советский Союз был в нем более слабым партнером. Разве не так? И все же этот союз не работал нам во вред. Факты показывают, что Сталин не вступал в союз, если союз за наш счет приносил выгоды другой стороне, усиливал врага и ослаблял нас. Напротив, союзы, которые он заключал с другой стороной, ослабляли империализм и укрепляли антиимпериалистические и социалистические силы. И я совершенно уверен: Сталин (если уж приводить наглядный пример) никогда бы не одобрил государственный договор с Австрией в том виде, в каком он был заключен. Этот договор был сплошной уступкой и ослаблял прогрессивную сторону. Такая «политика разрядки» началась только после Сталина!

О Берии и Хрущеве. Конечно, эти двое могли быть конкурирующими бандитами, не думаю, что это исключено, скорее, вполне вероятно. Но: Вы пишете, что Вам известны «другие политические действия» Берии, чему я завидую. Я знаю о нем только то, что приписывалось и приписывается ему (Берии) другой стороной; мне этого недостаточно, чтобы составить о нем собственное уверенное мнение. Для этого мне нужны, прежде всего, неоспоримые, неопровержимые факты. Хрущева я мог годами наблюдать за работой, а что касается Берии, у меня есть только протоколы июньского пленума 1953 г.

«Дело Берии»^* сообщает только о его проступках, но сам он на этом пленуме не получил слова. К сожалению, до сих пор никто не удосужился опубликовать протокол трибунала, приговорившего его к смерти (если таковой действительно имел место). Недавно в книге Феликса Чуева «140 бесед с Молотовым»^* я прочитал высказывания Молотова^* о позиции Берии весной 1953 г., когда советское руководство обсуждало свое отношение к ГДР. Я прочел книгу на русском языке, сделал перевод некоторых высказываний и прилагаю их к этому письму. Для меня это важнейшие свидетельства в деле Берии.

Вы считаете устранение одного ревизиониста другим обычной практикой, и приводите в пример случаи Брежнева/Хрущева и Кадара/Надя. Не думаю, что эти два примера выбраны удачно. Насколько мне известно, Брежнев не свергал Хрущева, и вовсе не Кадар набрасывал веревку на шею Надя. Относительно Брежнева/ Хрущева могу сослаться на стр. 335 и сл. моей книги. Что касается Кадара/Надя: разве я не рассказывал вам в своем письме о Ракоши также историю похищения Надя в Бухарест? Не Кадар, а тогдашний министр внутренних дел Мюнних (он был кто угодно, только не ревизионист!) позаботился о том, чтобы Надь получил по заслугам. Если бы Кадар мог, он бы точно предупредил Надя. (Верным признаком «невиновности» Кадара в устранении Надя является то, что защитник Надя Тито продолжал дружить с Кадаром).

Конец ознакомительного фрагмента.