Зимопись. Книга третья. Как я был пособием

Петр Ингвин, 2016

Носитель традиционных ценностей в условиях альтернативной реальности, книга третья. «Не получается у меня смешивать нужное с желанным, в самый неподходящий момент просыпается совесть и портит обе возможности. Что обидно – потом именно она оказывается права, неоднократно обруганная и посланная в дальний пеший поход…

Часть вторая. Все на одного

Глава 1

— Наш четвероногий защитник! — выкрикнул кто-то, решив поюморить. — Гроза крепостных! Да здравствует человолк Чапа — лучший командир среди человолков, и лучший человолк среди командиров!

Остальные вроде бы сохраняли серьезность:

— Хвала командиру! Алле хвала за такого командира!

Возвращение вышло триумфальным. Косясь и посмеиваясь, одевшиеся ученицы воздавали нам, вернувшимся последними, хвалу, а затем, как сговорившись, скопом бросились на меня. Конечно, сговорились. Как я ни отбивался, но оказался схваченным, пятнадцать всегда поборют одного. Меня принялись качать, подкидывая в воздух, мои три соратницы тоже подключились. Особенно усердствовала Варвара.

— Ра-аз… два-а… три-и… — скандировал забавлявшийся хор.

Я подлетал и падал в подставленное море рук.

— Четы-ыре… пя-ать… ше-эсть…

Меня переворачивали в воздухе, подкидывая то так, то эдак.

— Се…

Кто-то не удержал, кольцо рук прорвалось. Хорошо, что обошлось сотрясением земли, а не мозга.

— Аааа-а!!! — Проказницы разбежались в разные стороны, едва я начал подниматься.

Варвара, Майя и Ярослава улепетывали вместе со всеми. Где-то за деревьями подружки отдали им одежду. А моя стопка по-прежнему лежала у пригорка.

Сквозь деревья за мной наблюдали десятки шаловливых глаз. Одеваться пришлось на виду, повернувшись спиной. Жизнь в стае приучила не обращать внимания на подобные мелочи, это ведь мелочи, если у них нет последствий. А какие последствия у веселого подглядывания? Царевны хоть и вышли из детского возраста, но в стадию унылой взрослости не вошли, ребячливость и желание пошалить проглядывали в каждом поступке. Представляю, что творили бы в прежней школе мои одноклассницы, если бы тоже учились одни, без мальчиков, вплоть до одиннадцатого класса. Затем — в институте без парней. Интуиция и полученное за последнее время знание людей подсказывали, что игривым любопытством, как у местных, дело бы не ограничилось, ведь «жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы».

Ну, любят у нас выдергивать из контекста. И не только у нас, это общемировое заболевание — перевирать масштабное чужое, чтобы подкрепить авторитетным мнением корыстное и куцее свое. А что было у Николая Островского изначально? «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое». Окончание фразы в цитировании, как правило, убирают, оно не вписывается в новые реалии. Зато активно следуют продолжению: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее». Обидно, что призыв к достойной жизни подняли на стяг сиюминутных удовольствий. Впрочем, нечего на зеркало пенять…

Облачившись в замызганные юбку и рубаху, я вдел ноги в сапоги и опоясался портупеей с оружием.

— Не обижаешься? — Пряча улыбку, ко мне подошла Варвара. — Девочки это от радости, от всего сердца.

Позади нее сбилось в кучку виновато переглядывавшееся стадце.

— Понятно, от радости, — ворчливо ответил я. — Не для забавы же, в самом деле.

Вернувшись в рощу у озера, первым делом все бросились к апельсинам. Руки рвали, выжимая в подставленные рты, зубы выгрызали мякоть из разодранных половинок, звуки стояли, словно стая волков лакомится человечинкой. Но до чего ж завидно и аппетитно. Разум все еще обиженно бухтел, а организм не удержался. Сладковатая кислота брызнула в нёбо, обтекла язык, разлилась по пищеводу и подбородку. Остановиться удалось, только откинув третью корку. Тогда я встал посреди полянки, упер руки в бока и выдал во всеуслышание:

— Нужны дрова. Кто не принесет — всыплю по мягкому месту похлеще ваших четверодителей. Ну, чего стоим?!

Прозвучало совсем не шутливо — я еще не отошел от проделки со мной.

— Не имеешь права! — заявила в ответ Антонина.

— Мы в походе, правила здесь устанавливаю я. Объявляю, что теперь у нас есть телесные наказания.

Не позволю больше над собой насмехаться.

Варвара подхватила Антонину и увела с глаз долой. Ученицы занялись сбором дров для костра, я подготавливал место для него — отковыривал в земле и тащил на удобную полянку камни для установки «котлов», то есть оставшихся у нас четырех шлемов.

— Не отдам, — внезапно встала в позу Антонина, когда Варвара по моему приказу попыталась изъять ее любимый девайс. — Он закоптится, а подшлемник испортится.

— Нет проблем. — Я равнодушно пожал плечами и продолжил раскладывать хворост. — Апельсинов много, с голода не помрешь.

— Не поняла.

Я пояснил свою незатейливую мысль:

— Кашу будем есть без тебя.

— Шлемов нет у многих, они свои выбросили! — возмутилась Антонина. — Они тоже не должны есть!

— Бросить шлемы был приказ — для тех, у кого не осталось сил двигаться в них. Если ты свой шлем сохранила, это тебе в плюс. Ты сильная и ответственная. Это здорово. А твой шлем теперь нужен для общего дела.

Под множеством обращенных на нее взоров Антонина смирилась. Гордо задрав нос, она кинула мне шлем, словно пожаловала милостыню нищеброду.

Воду поставили на принесенные камни. Собранная сухая трава вспыхнула от искры кремня, занялись веточки, постепенно разгорались более солидные дрова, за неимением топоров нарубленные мечами. Я сидел на корточках, вороша поленья. Ко мне подсела Варвара:

— Нужно посмотреть твою рану.

— Ты уже посмотрела, когда восхищалась моей звериной походкой.

— Тогда я рану только заметила. Нужно посмотреть внимательно, вдруг что-то серьезное?

— На серьезном я бы не сидел.

— А если загноится? Необходимо прижечь или присыпать травами.

— Разбираешься в травах?

— Я разбираюсь в людях, и у меня есть человек, который разбирается во врачевании.

Мимо как раз проходила Амалия.

— Посмотри, пожалуйста, — попросил я Амалию, приподняв юбку на одной ягодице. — Это не серьезно?

Она бросила мимолетный взгляд.

— Заживет.

— Спасибо.

Когда я обернулся, Варвара стояла уже в трех метрах от меня, обращаясь ко всем:

— Пока закипает, предлагаю сыграть в игру, она из толпы делает команду.

Тимбилдинг — под таким названием я знал подобные игры. Девочки заинтересовались.

— Становимся вокруг костра в два круга, один внутри другого, — распорядилась Варвара. — Поровну, восемь и восемь. Один круг лицом к другому, попарно, как бы лучиками солнца.

Началось броуновское движение внутри одной отдельно взятой полянки. Меня Варвара поместила во внешний круг, сама встала рядом справа.

— Расположились? Теперь киваем той, которая оказалась напротив вас в другом круге. Один кивок означает согласие на рукопожатие, то есть если обе кивнули по одному разу — насколько возможно дружески пожмите друг другу руки.

— С нами Чапа, — вмешалась оказавшаяся во внутреннем круге Амалия, на лбу которой, как и у всех, горел вопрос: что же будет дальше? — А ты говоришь только в женском роде.

— Прости, Чапа, привычка, — отмахнулась Варвара и невозмутимо продолжила. — Итак, один кивок — пожатие руки. Два кивка — обнимание за плечи, можно с чуть отстраненным легким прижатием. И, наконец, три — тесные объятия, можно с дружескими поцелуями, если человек попался хороший. Когда количество кивков у встретившейся пары разное, считается меньший результат. Все понятно?

— Значит, если хочешь обняться, а тебе жмут руку… — протянул кто-то сзади.

— Жмешь в ответ и не рыпаешься, — отрезала Варвара. — Правило должно соблюдаться четко, закон всегда на стороне более скромного в запросах. Итак, киваем.

Во внутреннем круге передо мной стояла Кристина. Она так быстро откивала три раза, что мне пришлось сделать так же.

— Теперь выполняем то, что накивали, — объявила ведущая.

Мы с Кристиной шагнули друг к другу, обнялись и вместе со всеми расцепились, сделав по шагу назад. Порозовевшая Кристина благодарно улыбнулась.

— Не болит? — я указал взглядом на ногу.

— Теперь — совсем не болит, — лукаво сощурилась она, будто между нами завелась очередная тайна.

Варвара огласила:

— Внешний круг — переход на одного человека влево, внутренний остается на месте, и повторяем предыдущее упражнение!

Передо мной оказалась Майя. Она расплылась в такой непосредственной детской радости, что кивнуть меньше трех раз казалось кощунством. Мы тоже тесно обнялись, как старые друзья и соратники.

Игра мне понравилась.

По мере продвижения я оглядывался краем глаза на остальных, и так же делали все ученицы. До рукопожатия никто не снизошел, все обнимались: либо за плечи, либо по-настоящему.

— Переход!

Вот и Клара. Стеснительная, вечно краснеющая. Я упростил ей выбор: кивнул три раза и замер. Ее ресницы испуганно хлопнули, и она ответила мне тем же. Мои руки раскрылись. Клара робко подняла свои. По шагу навстречу, конфузливое соприкосновение — и мы неожиданно жарко обнялись, прижавшись щеками. Кларе пришлось встать на цыпочки. Ее щека была сухой и раскаленной, как песок на пляже.

— Видишь, я не кусаюсь, — шепнул я в близкое ушко, решив то ли подбодрить, то ли успокоить, то ли пошутить.

— Не факт. — Кларино лицо осталось серьезным. — Это слова, а словам верить нельзя.

— Правильно, — согласился я и легонько цапнул зубами за мочку.

Опешившая царевна отпрянула.

— Переход!

Секунда — и передо мной новое лицо. Ученица по имени Феофания испуганно взморгнула, губки приоткрылись. Чуточку низенькая, плотно сбитая, она лучилась жизнелюбием и бездонным доверием к миру. Близко посаженные глаза на широком лице создавали иллюзию полноты, которая сразу терялась при опускании взгляда ниже: коренастое тельце и желало бы растолстеть, да кто ж ему даст. Голод и нагрузки уничтожили былые запасы. Осталась только отрыгнутая обстоятельствами жизнерадостность.

Феофания нервно откинула лезущую в глаза темную прядь. Никогда не сталкивавшаяся со мной столь близко, царевна не знала, что делать. Кажется, она меня боялась. С дружелюбной улыбкой я медленно двинул головой вниз, потом еще… и еще. Не меняя ни выражения лица, ни застывшего в ступоре взгляда, ни даже положения раздвинутых бубликом малиновых губок, Феофания почти бездумно поддержала мой выбор. Затем — шаг вперед, словно на эшафот. Руки и тела переплелись на несколько горячих мгновений. Слишком горячих. С той же силой, что страшилась, теперь царевна вознеслась над собственным страхом. Отрываться не хотелось ни ей, ни мне. Но пришлось.

— Переход!

Александра. Ее роскошные золотые водопады заставили сердце сжаться в память о Зарине. Царевна уловила что-то в моем взгляде — некое страдание, спрятанную боль. Сделав три быстрых кивка, она, не дожидаясь ответа, сочувственно прильнула. Я прижал к себе чудесную светлую головку. Сердце дрогнуло. Отступая, пришлось отвернуться из страха увидеть не то лицо, что стояло перед глазами.

Следующий шаг в сторону привел меня к Любаве — еще одной серой мышке нашего отряда. Вместе с Феофанией они могли бы составить пару близнецов. С одинаково круглыми лицами, одной надежно-крепкой приземистой формации, компанейские неконфликтные хохотушки легко различались с первого взгляда: Феофанию природа одарила пышными темными волосами, ниспадавшими до ключицы, Любаву — не менее пышной и яркой белизной, подстриженной точно так же. Обе периодически закидывали непослушные локоны за любопытно торчавшие уши.

Любаву раздирали противоречивые эмоции, она глядела на меня с ужасом, тело одновременно отстранялось и тянулось вперед. Я вспомнил: в мою бытность ангелом она вместе с Кларой расспрашивала меня о мальчиках потустороннего мира. Сейчас перед ней стоял живой мальчик мира реального. Обеспокоенный Любавин взор пробежался по сторонам. Там царило нараставшее братание, два раза уже никто не кивал.

Пришлось помочь с непростым решением. Не бойся, я не злой серый волк, кушающий хорошеньких девочек, сказало мое трижды качнувшееся лицо. Любава помедлила, вдруг засияла и поддержала предложенное решение. Плотненькое тельце привстало на носочки, и царевна поцеловала меня в губы.

Я не ждал такого и как-то машинально отстранился. Любава сжалась, будто ее ударили, на лице вновь отразился ужас, а глаза заволокло сыростью, что грозила прорваться бездонным океаном.

Детский сад и сбоку бантик, ну что ты будешь делать. Взяв лицо окаменевшей царевны в ладони, я сам поцеловал ее — по-братски, успокаивающе, но… ведь в губы. В ответившие губы.

— Браво! — воскликнула все отмечавшая Варвара. — Переход!

Мы с Любавой смущенно распались двумя магнитами, у одного из которых вдруг сменился полюс, и покосились на окружающих. Оказывается, замечание Варвары касалось не только нас. Вот, вроде бы, у каждой ученицы свои понятия, свое мировоззрение, свое отношение к конкретным окружающим, которое понятно и незыблемо… Но нет. Глядя на ликующее переплетение тел рядом, стало стыдно кивать два раза и совсем невозможно один — даже если пересиливаешь себя для этого. А наблюдая за искренне обнимающимися и даже целующимися, хотелось попасть на их место. Это же так просто — всего-то кивнуть на один раз больше.

В чистом воздухе кружила мошкара, но не досаждала. Под ногами шуршала трава. Стрекотали кузнечики. Но вряд ли кто-то видел сейчас окружающий пейзаж или слышал какие-то природные проявления. Все чувства сосредоточились на главном.

Меня пробрало до печенок: передо мной стояла Антонина — недавно надменная, озлобленная проигрышем в диспуте с возможным смертельным исходом, но прощенная и вновь принятая в команду. Вечно пикировавшаяся со мной по поводу и без. Сейчас ее глаза говорили: забудем былое. Сосредоточенно глядевшее лицо деловито кивнуло — троекратно.

Ладно, забудем. Я ответил тем же и раскрыл руки для объятия.

Из Варвары интриганка — не хуже, чем из ее родительницы. Человек всегда остается человеком, общественным животным, что бы о себе ни воображал. И поступает он соответственно — думая, что сам принял решение. Ага, щщщаз. Варвара лихо поставила всех в ситуацию, отступать из которой выглядело неприличным. Наоборот, приличным и естественным стало не отступать. Я понимал это где-то внутри. Глубоко внутри. А снаружи следовал за фонтанирующим ручьем действия.

Антонина, крупная, одного со мной роста, сграбастала меня целиком, вжав в доспехи. Ее губы нашли мои и по-хозяйски впитали. Прилетел и окучил их нахальный язычок. Я не успел даже удивиться.

— Следующая! — выпалила Варвара, следовавшая за мной по пятам.

Она выпросталась из рук Любавы и шагнула к ошалелой, бурно дышавшей Антонине.

На меня глядела только что выпавшая из чужих товарищеских объятий Амалия. Ее щеки вспыхнули румянцем: все же не подружку получила в напарницы по игре, а парня. И командира в одном лице. Но какая разница, это же игра, всего-навсего игра. Царевне хотелось огня, фейерверка, забыться и улететь… но природные скромность и кротость просто перли из каждой щели… ну, так говорится. Амалия была девушка милая, простая и серьезная. Каре темных волос пошло волнами: три безоговорочных кивка. Напряжение вспыхнуло и заискрило. Нас толкнуло друг к другу, как автомобили в краш-тесте: притиснуло, раздавило, расплющило. Передо мной возникло ищущее зовущее лицо. Глубокие глаза, затянутые поволокой, закрылись. Я впечатался в подставленные губы.

А ведь минуту назад ни она, ни я представить не могли, что наши тела захотят стать одним, а мысли и рты на миг станут общими. Параллельные прямые не пересекаются — учат нас в школе. Ерунда, еще как пересекаются. Только их слишком уж много.

— По одному, по два кивка сейчас было? — донесся из другого мира голос Варвары.

— Было по два! — откуда-то ответили ей.

— Продолжаем! Переход!

Амалию унесло вихрем ускорившихся событий. Снова Кристина. После семи раундов с другими поединщиками сердца бились бурно и в унисон. Оба взбудораженные, до предела взвинченные, мы сразу шагнули друг к другу. Губы встретились. Меня расплескало по горизонту чувств.

Спереди по ходу движения Ярослава дружески тискалась с Майей. Сзади Амалия восполняла с Варварой время и ощущения, недодобранные со мной. Все четыре косились на меня и унесшуюся в межзвездные дали Кристину.

— Следующая!

Майя вспорхнула на меня радостным воробушком. Из внешнего круга донесся гул недовольства. Ярослава по-братски крепко прижимала к себе Феофанию, но лица обеих обратились назад, на меня. Выпрыгивавшее сердечко Кристины колотило довольную чем-то, хитро скалившуюся Варвару.

На этот раз Майя не обошлась без поцелуя. Мы оба помнили утро и внезапный порыв, совершенный в ожидании страшной развязки. Казавшийся нам последним, как достопамятная самая вкусная земляничка Хрисанфии, тот поцелуй был другим. Он стоил смерти.

Этот стоил жизни.

— Переход!

Снова Клара. Бегающие глазки. Вздымающаяся грудка. Пятнисто-пунцовые щеки. Сбитое нервное дыхание. В голове явно зреет непростое решение. Низенькая царевна делает над собой усилие и взлетает на цыпочках. Распростершиеся руки обвивают мою шею, рот находит рот и залепляет его, как скотч трещину на штанах.

Сбоку нашу слившуюся пару жгут неестественно зеленые лазеры Ярославы, стоящей во внешнем круге слева от меня. Белые, почти платиновые волосы недовольно змеятся, готовясь то ли к броску и укусу, то ли к удушению. В любом случае ничего хорошего не сулят. Собственные ощущения сейчас царевну не занимают.

— Так нечестно! — слышится от нее громко и обиженно.

Варваре не нужно объяснять, что именно, и, словно она давно готовилась, сразу разнесся ее довольный голос:

— Это командная игра, правила существуют лишь для начала, дальнейшее строим сами, как пожелаем. Главное — вместе!

Ярослава и едва не опередившая ее Феофания мигом повисли на мне с одной стороны, Варвара с Кристиной — с другой. Подключились остальные. Куча-мала росла в геометрической прогрессии. Круги разрушились, все обнимались со всеми, поперек и всмятку, большинство атаковали меня.

— И я! И я хочу! — доносилось от тех, кто оказался сзади или вне.

Варвара с трудом высвободилась из вопящего месива, выползя чуть ли не под ногами. Пожевывая тростинку, она со стороны с улыбкой наблюдала за устроенным безобразием.

От меня не отстали, пока не обнял и не чмокнул в губы каждую.

— Кипит, — со вздохом констатировала Варвара.

Глава 2

Вода во всех шлемах не просто кипела, а выкипала. Утихомирившиеся ученицы все вместе посмотрели на меня — видимо, готовить в школе не учат, царевен всю жизнь кормил кто-то другой.

— Антонина, неси крупу.

— Почему я?

— Ты самая сильная. Клара, наберешь в горсть и будешь сыпать, пока не остановлю.

— А с этим что делать?

Феофания захватила из леска вид гороха, который я принес царевнам перед уходом.

— Молодец! — похвалил я. — Бросай в отдельный шлем, сегодня у нас будет первое и второе. Теперь делаем себе ложки: находим подходящую ветку, отрубаем, очищаем и выстругиваем углубление.

Ближайшие минуты все были заняты. Майя от усердия высунула язык, Клара и Кристина, наоборот, сжали зубы до побеления щек. Феофания прикусила нижнюю губу. А ненапрягшихся скул не было вообще — царевны старались изо всех сил, и лицевые мышцы, похоже, как-то помогали в работе.

Я иногда помешивал веточкой варево, не зная, сколько его надо варить. Ничего, горячее сырым не бывает, после «пытки апельсинами» съедим все.

Вскоре около костра собрались все ученицы, запах привел. Перенесенные из огня шлемы прочно сели в заранее подготовленные углубления.

— Прошу к столу! Объявляю обе… — я посмотрел на почти горизонтально пробивавшиеся с запада лучи и поправился, — ужин открытым. На первое — гороховый суп. Прошу черпать осторожно. Горячо.

— Не маленькие, — вновь отделалась привычной фразой Варвара, отпихивая меня плечом.

К шлему потянулись сразу полтора десятка ложек.

После супа приступили к каше. Ели все одновременно, никому не мешая, прилюдно чавкая и цокая от удовольствия.

— Вечером устроим большую стирку, — шепнула мне Варвара, с трудом оторвавшаяся от еды.

После многодневного плена рубахи и штаны царевен превратились в грязные рваные ошметки, ночевки в пещере и в лесу лоска не добавили. Моя трофейная одежда, снятая с убитого рыкцаря, пахла тоже отнюдь не Хьюго Боссом или каким другим Пако Раббаном. Проблема, однако. Только как бы ее решить так… поаккуратнее? Чтобы радикально, и при том без обиженных и виноватых. Попозже, решил я, придумаю деликатный способ. Сейчас существовали проблемы более злободневные: безопасность, пища, скорейшее достижение отрядом освобожденных территорий. Поэтому я возразил:

— Завтра все равно идти через грязь и снова потеть. Потерпите до возвращения к своим.

Варвара презрительно сморщилась:

— Сразу видно — мужчина.

— Одежда до утра не высохнет.

— Не твои проблемы.

— Как раз мои!

Варвара вновь поглядела на меня, как владелец бронированного Роллс-Ройса на рискнувшего остановить гаишника:

— Девочки больше не могут ходить в грязном. Сегодня — стирка.

Она отклонилась от меня, снова зачерпывая корявым подобием ложки и отправляя еду в рот — как бы известила, что тема закрыта и обсуждению не подлежит.

В недавнем желании остаться с Томой в горах и дать бой рыкцарям Варвара проявила удивительную смесь трусости с отвагой, она предпочла возможную опасность страшащей неизвестности. Неизвестность выиграла у опасности, тогда амбициозная девица загнала претензии на значимость подальше и с удовольствием отказалась от лидерства. Но всегда держалась рядом, чтобы подхватить, когда взваливший на себя ответственность надломится. Иногда сама провоцировала. Толчок мог быть исподтишка или внаглую, как у Аглаи во время игры в «желайки». Виртуально получив по зубам, Варвара чаще всего откатывалась на исходные позиции, помахивала хвостиком и вновь подлизывалась. Сложный человек. Впрочем, где я видел простых? Надо уживаться и делать общее дело с теми, кто есть. А если они все с прибабахом, то кто сказал, что я сам без него?

Когда последняя ложка доскребла остатки, я объявил:

— Нужно создать подразделения. Трудно уследить за всеми.

— А ты не следи, — буркнула Антонина.

— Почему? Мне нравится, когда он за мной следит, — ровным голосом сообщила Ярослава.

Я по-командирски строго глянул на нее: не до шуточек в таких вопросах.

Ярослава спокойно выдержала взгляд и подмигнула.

Ну, Варвара, устроила бедлам. Тимбилдинг делает из толпы команду, Варвара сумела превратить команду в толпу. Тогда вопрос: не такого ли результата она добивалась?

Хороший вопрос. Обсужу его как-нибудь наедине с собой.

— Как будем делиться? — вернула нас на землю Амалия.

— На пятерки.

— То есть, как в сестричестве! — воскликнула Кристина.

— В первой, — не дал я себя отвлечь, — будут Варвара, Кристина, Антонина, Ярослава и Клара. Руководит пятеркой Варвара. Когда она выполняет роль старшей всего отряда, ее замещает Кристина. Все ясно? Во второй: Майя, Александра, Любава, Феофания и… — Я указал пальцем, послав извиняющийся умоляющий взгляд.

— Ефросинья, — обидчиво назвалась худенькая царевна.

А чего обижаться-то? Когда народу много, запоминаешь чем-то выдающихся и тех, с кем делал что-то совместное. С этой царевной меня ничего не связывало. Держалась она обособленно, а то, что периодически посматривала на меня заинтересованно, так ведь остальные глядели так же — вроде голодного путешественника, который обнаружил неизвестный фрукт и придирчиво оценивает его на предмет съедобности. Даже суматоха всеобщего братания во время тимбилдинга не дала мне зацепки, чтобы выделить Ефросинью хоть как-то. Она была со мной во внешнем круге и не пересекалась до самого конца, когда на мне висла и лезла с поцелуями настырная обезличенная толпа.

— И Ефросинья, — завершил я формирование пятерки. — Старшая — Майя.

Вскинув ставший руководительским носик, Майя осветилась улыбкой. Взгляд Ефросиньи сообщил мнение, что подружка заработала командирство через постель — так я понял выразительную смесь презрения и зависти. Любопытно, а бывает такое — заработать «через постель» — в мире матриархата? Или оно здесь тоже наоборот?

— Во главе третьей пятерки — Амалия. — Оставшихся девочек звали Софья, Ираида, Анна и Марьяна. Я все еще путал, кто есть кто, и решил не позориться. — Пока мы в лесу, командование остается у меня, потом поведет Варвара. Также она командует в мое отсутствие.

— Это понятно, — кивнула Варвара. — Интересно, почему делимся именно сейчас.

— Появилась необходимость, — объяснил я. — Все получат задания. Слушаем внимательно, чтобы не говорили, что не слышали. Первая и вторая пятерки заготавливают еще дров, третья готовит ночлег, но сначала все выделяют по человеку на посты для охраны периметра. Дальше сами внутри разберетесь, кому сколько дежурить и когда сменяться.

— Согласна, без охраны оставаться нельзя, — сказала Варвара.

— Еще, — перебил я. — Нужно подготовиться к мгновенному отходу. Мешки наполнить и снабдить постромками, чтобы носить за плечами.

Царевны хлопнули ресницами, попереглядывались, и кто-то озвучил общий вопрос:

— Из чего их делать?

Стянув портупею, я оставил только пояс с мечом — все равно идем туда, где рыкцарские прибамбасы вызовут подозрение.

— Вот. Может, кто-то еще пожертвует кожаные перевязи. Если не хватит, раскулачим.

Последнее слово Варваре понравилось. Кажется, она вложила в него свой смысл.

— А зачем столько дров?

— Не только дрова несите, еще нужны шесты, лучше с развилками, и тридцать две легких крепких палки длиной примерно от земли по пояс.

— Зачем? — спросили меня откуда-то сбоку.

— Будем драться на палках? — предположила Майя, озорно изобразив фехтование.

Пришлось нахмуриться:

— Приказы не обсуждают, а выполняют.

— Мы не обсуждаем, просто интересуемся. Особенно насчет последнего.

Заинтригованные ученицы не расходились, боясь пропустить объяснение, в результате дело встало.

— У озера много тянущегося вверх молодняка, обрубите ветви, зачистите стволы от коры и заусениц. Выполнять!

Без толку.

— Какой конец заострять?

— А какой я приказал?

Пронесся взволнованный гул, и, наконец, кто-то выпихнул:

— Пока никакой.

— Потому что не надо заострять! — повысил я голос.

Командирский взор хоть и сверкал праведным гневом, но воздействие оказал близкое к нулю. Сгрудившиеся царевны прятались одна за другую и не расходились.

— Под хват зачищать? — от имени всех осведомилась Варвара.

— С толстого конца, — со вздохом понизил я тон.

— Из молодняка, где ты показал, будут слишком легкие. Лучше дойти до опушки…

— Я же четко сказал: нужны именно легкие!

— Зачем?

— Научу быстро ходить.

— Как?!

— Кверху каком, — рявкнул я. — В свое время узнаете.

Мысль о палках не давала покоя с тех пор, как я увидел рыкцарей, быстро шедших по горам с короткими копьями в каждой руке.

— Выполнять, я сказал!

— А длинные для чего?

Я закатил глаза. Как же тяжело с женщинами.

— Для большой стирки, — пришлось объяснить, пока не достали окончательно.

Словно солнце вышло прямо под ветвями. Пятнадцать лиц превратились в сияющие светильники. Пятнадцать ртов одновременно улыбнулись. Волшебное слово произнесено!

Приятно приносить людям радость.

Ученицы бросились выполнять приказ и приближать минуту счастья. Только Амалия, глава пятерки, которая была ответственной за размещение, осторожно выступила из мечущейся оравы:

— Где лучше расположить лежак?

Я решил проверить:

— Как сама считаешь?

Амалия огляделась и решительно заявила:

— Здесь, вблизи костра, чтобы тепло доходило.

— Правильно. Только не перестарайтесь, не подпалите.

В голове возник голос Варвары: «Не маленькие!»

Амалия лишь улыбнулась. На губах всплыл вкус ее губ. Безумие какое-то. Что за день.

Мимо пронеслась с охапкой валежника златовласая Александра. У меня вспотели ладони, фантомно ощутив ее крепкое тело в руках. Захотелось вновь обнять, прижать, погладить по волосам…

Не по этим. По утраченным. Которые так и не погладил.

Глава 3

Доставучие ученые заявили: за моногамию у человека отвечает гормон окситацин. Примите, распишитесь. Никаких отсылок к совести и верности. И к желанию посвятить жизнь любимому — единственному и несравненному. И к «отдать все за желание быть с ним и только с ним». Причем «все» — именно все, до последнего.

Вздоха.

Что же теперь, верить не голосу разума, а науке? А как же тогда Отелло, Ромео с Джульеттой… да мало ли примеров в истории и литературе? Химия, понимаешь. Гормон, говорят. И ничего не поделать — наука, блин ее за ногу. Но почему-то хочется наплевать на такую науку, разорвать в клочья и еще попрыгать сверху. Присутствие гормона, оказывается, определяет, будет верен тебе человек или не будет. А Божья искра и почитание заповедей — коту под одно место?

Не хочу верить науке. Хочу верить себе и своим чувствам. К тому же, наука очень часто (хочется сказать: слишком часто) меняет свои взгляды и утверждает обратное… снова заставляя себе верить. Ведь — наука! Но согласно научной же статистике ее непогрешимое святейшество наука ошибается гораздо чаще, чем редко подводящая меня интуиция.

Ощущения говорили: ты влип, приятель. Никакой окситацин ни при чем. Я любил Зарину. Сердце не верило в ее гибель. Здесь, окруженный сонмом красотулечек, за знакомство с которыми когда-то без раздумий отдал бы левую руку, я тосковал. По несбывшемуся.

Пока мысли гуляли, руки заканчивали сооружать сушилку: длинные жерди были зачищены от мелких веток, составлялись треноги, по ним прокидывались поперечины.

Царевны выставили часовых. Игра в камень-нож-лопух в каждой пятерке определила очередность охраны. Все невыставленные в дозор ринулись к озеру стираться.

— Воды наберите во все шлемы, пока она достаточно чистая! — крикнул я вдогонку.

— Куда ставить? — донеслось через несколько мгновений.

— Главное — не на проходе. В углубления, чтобы не опрокинуть. — Краем глаза я глянул на озеро: зайдя в воду, ученицы постягивали штаны и приступили к стирке. Свисавшие до середины бедер рубашки поплыли полами по воде, доходившей до пояса.

Про меня все забыли. Правильно. Зачем командир, когда все хорошо? Я подошел к дежурившей на отшибе уныло глядевшей во тьму Антонине.

— Иди со всеми, я здесь вместо тебя посмотрю.

— С чего это? — ощетинилась она.

— Не хочу мешать общему делу.

Объяснение, что дело не в ней лично, успокоило придирчивую дозорную, последовал благодарный кивок, и Антонина растворилась в ночи.

Светло было только у костра. Туда периодически подбегали царевны, лица суетливо крутились в поисках меня, вздернутые руки быстро накидывали постиранную вещь на обращенные к костру жерди, и босые ноги вновь уносили владелиц во тьму.

Шлеп, шлеп, — едва слышно. В мою сторону. Взнузданный мозг взревел сигнальной сиреной, пальцы схватились за гнук…

Отбой. Звук пришел со спины, от озера. Из темноты проявилась Варвара, в одной рубашке, постиранные штаны держа в руках.

— Так и подумала, что ты здесь.

— Поздравляю, гигант мысли.

Антонина — в ее пятерке, обязана была доложить, когда тоже пришла стираться. Интересно, чего Варвара приперлась, и чем мне это грозит. Не девка, а загляденье: высокая, крутобедрая, всюду налита тугой плотью. Под четкими крыльями бровей сверкали умом и чувствами чуть утопленные глаза — как помнится, серо-голубые, а сейчас, во тьме, просто глубокие и блестящие. Крупноватый нос не привлекал к себе взгляд благодаря перетягивавшим внимание ямочкам на щеках и большому рту. За многообещающими губами вспыхивали бликами оттертые мелом зубы. Варвара отлично знала о своей привлекательности, но не знала, что не все клюют на холодную классическую красоту. Кроме ума и страстности, в глазах хотелось видеть еще кое-что. Душу. Конкретнее: красивую душу. Красоту души. Иными словами, красота должна быть в основном внутри, а не снаружи. Но каждый судит обо всех по себе, оттого все проблемы в мире.

— Я не принесла дров.

Варвара повесила штаны на сук и замерла перед моим лицом, скрестив руки.

— Ну, не принесла, и что? Ах, да… — Я даже сам забыл о стимуле, озвученном, чтобы подвигнуть девчушек-веселушек на общественно-полезные работы. Зря Варваре вспомнилось. — Сама напросилась. Вставай к дереву.

Она еще не поняла, что злить меня опасно. Перед сидевшим мной ее длинные ноги, красиво прошагали в указанное место, руки уперлись в ствол, а позвоночник изящно прогнулся. Спинка наклонилась, глаза томно прикрылись. Варвара опустила голову и замерла, выпукло выгнувшись в мою сторону, на лице расцвела предвкушающая улыбка.

— Накажи меня, воин, — проворковал манящий голос, обволакивающий, как паутина. — Докажи, что ты истинный командир.

Как фекалиями с чужого балкона. Уводит у подруги невестора? В любом случае, думает, что все парни одним миром мазаны. Фигушки.

Я отломил длинную тонкую ветвь. Хруст встревожил Варвару:

— Ты чего удумал?

— Буду наказывать. Как обещал.

— С ума сошел?! — Варвара отпрянула и попыталась сбежать.

— Стоять!

Я перехватил отбивавшуюся сильную руку, которой все же далеко по силе до моей мужской.

— Отстань, дурак! — Варвара дергалась, извивалась змеей, но это не помогало. — Я не то имела в виду! Совсем крышей поехал?

— Обещал всыпать — всыплю, — объявил я, заламывая сопротивлявшуюся конечность назад.

Чуть не плачущий противник был повержен на колени.

Бессознательно я привел Варвару в одну из поз, у человолков выражавших покорность. В стае любая особь в таком случае признала бы себя неправой и отправилась по своим делам. Но здесь не стая, здесь нужно победить не только физически.

— Совсем ни ума, ни фантазии?! — почти рыдала скрючившаяся Варвара, силой уткнутая лицом в землю.

— Зато с совестью нормально, — парировал я, прижимая сверху коленом.

Готовый сорваться с ее языка новый довод там и остался, тактика резко сменилась.

— Чапа, прости, — взмолилась Варвара. — Черт попутал.

Всегда у них так: то черт, то кто-то другой такой же виноват. Только не сами. Ангелы во плоти.

— Решай, — объявил я. — Одна плеть сейчас или пять потом, при народе, если сбежишь.

— Ты серьезно?!

По лицу она видела, что да. Ее мышцы медленно расслабились, и смирившаяся красотка сдутым мешком осела на землю. Даже жалко такую прелесть розгами… А что делать, инициатор не я. Прежде чем что-то делать, требуется думать, просчитывать варианты. Просчитывать, а не просчитываться.

— Вставай как сказал. — Прут в моих руках со свистом рассек воздух.

Казалось, даже окружающий сумрак беспокойно завибрировал. Гладенькие бедра обратились в мрамор, тревога струилась из каждой клеточки каждой безупречно поданной взору подробности, чувственной и соблазнительной, хоть сейчас готовой лечь прекрасными обводами на холст мастера, если таковой найдется.

Шмыгая носом, отпущенная мной Варвара поднялась и вновь приняла указанную позу у дерева — покорно и по-настоящему испуганно.

— Чапа, прости, я хотела как лучше, мне в голову не могло прийти, что кому-то не понравится.

Кому-то. Ну-ну.

— Другим нравилось? — Для удобства я встал сбоку.

— Ты же мужчина, должен понять, — плаксиво юлила Варвара. — Я же не только для себя…

— Ударю один раз, но сильно, чтобы запомнилось.

— Уже запомнилось!

Варвара окончательно поняла, что экзекуции не избежать. Взор померк.

— Пожалуйста, — просящие интонации в голосе из истерических превратились в деловые, — сделай так, чтобы рана не сильно выделялась, а то перед девочками стыдно будет.

Ага, а меня ей не стыдно.

Но что-то в душе надломилось. Не такой я зверь, как хочу казаться. В последний момент отбросив прут, открытая пятерня влепила с размаху, вызвав звон в ушах и вязкие волны.

— Свободна. — Я отвернулся, опускаясь на землю.

Варвара удивленно оглянулась и, потирая отбитое место, вдруг примостилась рядом.

— Почему ты такой злой?

— Ты знала, что в конце игры оба круга сольются в общую кучу?

— В конце всегда все виснут на всех, мама рассказывала.

— Чтобы не было сбоев, такой команде желательно быть полностью однополой, — предположил я, — или равномерно двуполой. Со мной, как единственным парнем среди множества девушек, ты просчиталась.

— Поставленного результата я добилась. Поставленного, а не заявленного. Скажешь, тебе не понравилось?

Я не просто покраснел. Побагровел.

— Как бы сказать…

Варвара тихо усмехнулась:

— Скажи как есть.

— Ну… некоторый момент удовольствия во всем этом действе имелся.

Варвара ехидно хихикнула:

— Ладно, назовем это некоторым моментом. Главное, что имелся.

Какое-то время я слушал тишину. Вряд ли рыкцари нападут на нас в условиях, когда из-под любого куста может выскочить отряд царберов, но охрана должна быть просто потому, что должна быть. Иначе хаос. А я, не стоит забывать, сейчас часовой.

От Варвары искрило невысказанными мыслями, которые она не осмеливалась озвучить. Меня это устраивало. Не туда мыслит, куда надо, ой, не туда.

— Почему ты встала рядом со мной, а не во внутренний круг? — спросил я притихшую собеседницу, почему-то не спешившую возвращаться к остальным.

— Знала, что можешь отчебучить что-то роняющее мой авторитет.

Ишь ты. Я бы так и сделал. Предусмотрительная.

— Можно вопрос? — полюбопытствовал я.

— Нескромный?

— Очень.

Глаза Варвары странно загорелись:

— С радостью.

— Чего ты в меня вцепилась?

— Это и есть вопрос? Неужели непонятно?

— Прикинь, нет.

Варвара выдавила, словно выплюнула:

— Нравишься.

— Всем остальным — тоже?

— Конечно.

— Всем сразу — один я, вот такой невероятный и замечательный? Вздор. Вам все равно кто. Под руку попался я. Вцепились, как…

Я прикусил язык на не успевшем вылететь слове «крабы». Мозг в авральном режиме проштудировал информацию обо всем, что может вцепиться в здешнем мире. Итог многообразьем не порадовал.

–…волки.

— Это не так. — Варвара, осторожно коснулась меня плечом. — В школе были прекрасные молодые войники, но им далеко до тебя.

Вспомнились Савва и Елистрат, к которым мы с Варварой и Аглаей ходили в мою бытность царевной Василисой. Тогда Варваре нравился Савва. Или он нравился потому, что Елистрат был занят Аглаей?

— Понимаю, почему могу понравиться Кристине или, скажем, Майе, — сказал я, не убирая плеча, о которое, как бы извиняясь, терлась навязавшаяся соседка. — Но ты старше. Для тебя я малолетка.

— В мужья берут с любой разницей, — покосилась на меня Варвара.

Отметив, что плечо я не убрал, она придвинулась всем боком.

— Это что, предложение? — удивился я.

— Некоторый момент предложения в этом действе имелся, — с плутовским прищуром процитировала Варвара недавнего меня.

— Ничего, что я невестор Томы?

Глаза Варвары сказали: «Какие мелочи».

— Неофициальный, — вслух уточнила она, — просто объявленный, то есть еще все возможно. Даже невозможное. Помнишь, на горе читали возвышенку: я не прошу, я действую. Трудно — да, долго — может быть, но не невозможно.

— Такую энергию бы да на благое дело… — Я поморщился. — А ты пропустила строчку: слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость.

— Пропустила. Потому что несла другую мысль.

— А я эту. Верю только верным. Человек, который отбивает невестора у другого, доверия не заслуживает.

Тело Варвары заметно напряглось.

— Это как бы отказ?

Не привыкла к отказам.

— Это как бы намек, что все остается, как есть.

У костра появились первые полностью постиравшиеся ученицы. Слепо озираясь в темноту, они опасливо семенили к сушилке, выжатые перекручиванием рубахи служили прикрытием. У жердей босые ножки задумчиво останавливались, топтались, настороженные лица вновь оглядывались во все стороны… Решившись, девчонки поднимались на цыпочки, быстро накидывали имущество на высокие поперечины и опрометью уносились во тьму.

Варвара отследила мой косившийся взгляд.

— Они стесняются. Нужно что-то придумать.

— Посидишь, пока Антонина не вернется? — предложил я. — Отойду подальше, чтоб не смущать.

К моему удивлению, Варвара отрицательно качнула головой.

— Стеснение убивает игра, нужно… — Ее взор упал на мою грязную рубаху. — А почему ты тоже не стираешься? Ты же командир. Нам будет стыдно идти рядом с таким вонючкой.

— Сами вы вонючки, — обозлился я. — Понюхали бы себя, когда из плена вышли.

Варвара вспыхнула пороховым складом, в котором закурили:

— Обстоятельства непреодолимой силы не считаются!

— Но весьма ощущаются.

— Нужно понимать, что плен — не наша прихоть.

— Мозг понимает. Носу не объяснишь.

— Ладно, допустим. — Варвара взяла себя в руки. — Теперь ситуация изменилась. Есть возможность помыться и постираться. Нехорошо отлынивать.

— Как ты это себе представляешь? — с нажимом вопросил я.

На озере не стихал веселый гомон. Варвара тоже прислушалась. Ее пальцы, обнимавшие ноги, машинально забарабанили по гладким коленным чашечкам.

— Не вижу препятствий, — спокойно заявила она.

— Не заметила хоть краешком помутившегося сознания, что я отличаюсь от остальных?

— Хвостиком спереди? Эка невидаль. Мы уже бились плечом к плечу без одежды. В походе все равны.

— Я равнее. Я ваш командир.

— Только на время похода, и то случайно.

— Но командир?

— Тем более. Командир обязан показывать пример. Вот и показывай.

— Что показывать?! — вспылил я.

— Все. Ходить с нами немытым мы не позволим.

— Не говори за всех. Может, кроме тебя никто…

— Девочки!!! — завопила Варвара как оглашенная. — Командир стесняется! Нужно помочь ему помыться и постираться!

— Какого чер…

Варвара накинулась на меня, не дав закончить.

— Я его держу-у-у!!!

Она вцепилась изо всех сил, обхватив руками и ногами.

Первой к нам добралась Антонина в нательном доспехе, удачно скрывавшем отсутствие одежды под ним.

— Я на месте, пост приняла!

Подлетела Ярослава, совершенно не смущавшаяся своего вида. Конечно, ночь, темнота, но не до такой же степени. Ярослава подключилась к борьбе между мной и Варварой, где начал вырисовываться гендерно логичный победитель.

— За ноги держи! — крикнула ей Варвара, которую я почти отодрал от себя. — Уйдет!

— Держу! — выдохнула Ярослава, оплетая телом голени.

Увидев, что тьма скрывает, а действие нарастает, появились еще девочки, множество рук подняло меня, и только тогда капкан Варвары и Ярославы распался.

— Вперед! — повела Варвара безумную процессию за собой.

Поддерживаемый на весу, я поплыл над землей в сторону озера.

— За мной! — распоряжалась Варвара. — Сюда! Давайте поближе. Перехватывайте за руки и за ноги. Раз…

Меня раскачали из стороны в сторону.

— Два… три!

Ночной мир дважды перевернулся в глазах. Вода с грохотом распахнулась, нежданно твердая и морозная, верх и низ на секунду исчезли.

Вынырнув, я вновь ощутил себя в плену. Царевны срывали с меня одежду. Воды было по пояс, меня это устраивало, но вода оказалась ледяной просто до ужаса.

Некоторым образом это тоже устраивало.

Меня вновь опрокинуло чем-то навалившимся сзади. Когда я с трудом встал, обнаружил себя оседланным крепкими ногами Варвары.

— Кто на нас?! — завопила она, с трудом удерживая равновесие. — Готовы сразиться?

Ярослава полезла на хрупкие плечики Александры.

— Готовы!

Ненавижу насилие, пусть оно даже приводит к чему-то приятному. Цель не оправдывает средства.

— Вот и сражайтесь. — Резким движением я поднял крепкий живой хомут вверх, и шея едва не свернулась, сбрасывая ношу. Недавняя захватчица отправилась в недолгий полет.

Через миг взметнувшая стены брызг Варвара вынырнула с криком:

— Кто еще хочет полетать?!

Она схватила мои ладони в свои, чтобы получилось подобие качелей.

— Я! — тут же, само собой, вызвалась Ярослава, заместительница Варвары по части красоты, соблазна и наглости.

Ее цепкие пальцы вонзились нам в плечи, ступня встала на площадку из рук, вес перетек на эту ногу, вытащив тело из воды, а затем вознеся его над нашими головами.

— Раз, два, три-и! — скомандовала Варвара.

— А-а-а! — восторженный вопль распугал леших на километр вокруг.

Быдымс! — прорвалась рябая гладь под обрушившейся массой.

— Теперь я! — помогая себе руками, сквозь толщу воды к нам пробиралась Феофания.

— Потом я! — крикнула с берега Майя, только что вернувшаяся от сушилки.

Брызжущие плюхи высоко задираемыми ногами заставили многих взвизгнуть.

— И я хочу! — с обидой оглянулась на нее Александра, встряхнув длиннющими волосами.

Просто не успела сказать раньше.

На бережок из озера вылезла Кристина, последней достиравшая рубашку, и умчалась вывешивать. Только пятки сверкали. Так говорится. Потому что сверкало другое.

— Раз, два, три-и! — отправили мы в небеса отчаянно взвизгнувшую Феофанию.

— Игра убивает стеснение, — услышал я в ухе задорный шепот Варвары.

— Они же постирались, — так же ответил я. — Мне достаточно было прийти позже, когда никого…

— Одежде нужно сохнуть. Долго сохнуть.

— Я переждал бы где-нибудь.

На плечо оперлась ладонь Майи. Мы подняли ее, присевшую на корточки и опалившую мне лицо коснувшейся мякотью. Одновременно с толчком Майя распрямила ноги и раскинула руки. Ангел. Через миг — падший ангел. Взорвавшаяся могучими брызгами вода поглотила летящее существо.

— Теперь Клара! — распорядилась Варвара, приостановив Александру, за которой выстраивалась очередь. — Клара, иди сюда.

— Я не хочу, — испуганно подалась назад наша самая мелкая царевна.

Она пряталась за чужими спинами, оттуда наблюдая за случившимся весельем.

— Надо! — объявила Варвара.

— Она же не хочет, — укорил я водяную командиршу.

— Клара — слабое звено, которое потянет за собой остальных, — шепнула Варвара. — Она самая стеснительная. Если решится Клара, все проблемы позади.

— Говорю же, могу пересидеть где-нибудь…

— Ночь на дворе. Долгая декабрьская ночь.

Милая, рассказал бы я тебе, что такое долгая декабрьская ночь.

— Завтра тебе командовать, вести нас. Нам нужен здоровый командир. — Подумав, Варвара добавила: — И защитник.

— Клара, давай, — подбадривали девочку подружки, выталкивая вперед. — Не бойся.

— Я не боюсь.

— А ощущение складывается, что боишься.

Той ничего не оставалось, как подойти. Взять «на слабо» — один из самых действенных способов воздействия на неокрепшие мозги.

— Живее, не задерживай, — провожали ее нетерпеливые русалки, жаждавшие новых впечатлений.

Впечатлений хватало. Особенно будоражило, что все это — только начало. Начало ночи, которую придется провести в ожидании, пока высушится одежда.

Клара прикрывала ладонями верх как все ученицы. Плечи сгорбились, опущенное лицо спряталось, что превратило их обладательницу в скрутившегося в комок ежа. Обрезанные по плечи мокрые волосы прилипли к щекам. Низенькая царевна делала шаг за шагом, страшась неотвратимости момента, когда придется развести руки, когда пальцы возьмутся за мое и Варварино плечо, и придется лезть на наши ладони, выходя из спасительной водной толщи полностью.

Отфыркиваясь, с другой стороны приблизилась матово светившаяся Ярослава. Эта ничего не стеснялась, еще и нагло колыхнула темными носиками, почти черными в ночи.

— Непередаваемо! — поделилась озерная нимфа, с которой текло, как с чучела в ливень, но столь чудесно струясь, искрясь и переливаясь, что я невольно повернул к ней голову.

Мое отвлечение было использовано, Клара вскочила на подставленные ладони, оттолкнулась и бросилась вниз. Думала, что вниз. Наши руки отправили ее в небо. Сказочная птица воспарила, инстинктивно раскинув руки, и оглушительно приводнилась.

— Теперь я! — бросилась к нам Александра.

— Теперь все. — Варвара подмигнула мне, как соучастнику.

Глава 4

Действительно, потом были все. Одна за другой. Мелькали разноразмерные ступни и ладони, колени и локти, спины и животы. Восторженные вопли сменяли смех, визг, фырканье и обрывавшиеся на середине захлебывавшиеся звуки. Летели брызги, на берег обрушивались волны. Вернулась и слетала в заоблачные ощущения завизжавшая от неслыханных эмоций Кристина. Отметилась второй раз Ярослава, прыгнув спиной назад и ликующе взбурлив воду фигурой в форме звезды. Феофания сделала в воздухе сальто. Майя животом легла на подставленные руки и потребовала запустить ее «стрелкой», что оказалось знакомым мне «ласточкой». Клара смогла получить от повторного прыжка удовольствие. Попривыкнув, она больше не робела, полускрытая ночною тьмой. Ножки спокойно встали на наших скрещенных ладонях, и царевна прыгнула одновременно с толчком, а вынырнув — сияла.

На посту сменили Амалию и Любаву, еще не постиравшихся, но застывших столбами и забывших, что пришли стираться. Завороженные видом летающих подруг, они конфузливо скинули грязное и пристроились в очередь.

— Устала, — объявила, наконец, Варвара. — Больше не занимать!

Отправив в полет последнюю очередницу, она обернулась ко мне:

— Не откажешь? — Ее холодная ступня поднялась на уровень моего живота.

Я машинально подставил ладони и присел, погрузившись по шею — для разгона-распрямления.

— Раз, два, три! — отсчитала Варвара.

Напружинив мышцы, при моем вставании она выметнулась из воды с одновременным изгибом назад. Красиво, хвост ей в перья. Водяная стена взбрызнула выше голов.

Ученицы отправились греться, а я в компании Амалии и Любавы взялся за приведение одежды в божеский вид. И удивился, заметив Варвару — она не ушла вместе со всеми.

— Ты чего?

Она показала свою рубашку. Точно, за разговорами и играми забыли.

Быстро сполоснув свое, Варвара предложила:

— Давай, помогу.

— Спасибо, обойдусь.

— Нет, помогу, — почти насильно она отобрала у меня рубаху, оставив мне разбираться с юбкой.

Амалия с Любавой с любопытством поглядывали на меня и Варвару. Ни слова не вылетело из наших уст. Я мял, тер, полоскал, отжимал, снова мочил и оттирал илом. То же самое делала Варвара в полуметре от меня. Что ей движет? Ищет примирения? Вымаливает прощение? Зачем? Кто я ей? Особенно после отказа в замысловатом предложении себя как возможной спутницы жизни — согласной, невзирая на мое озвученное всем невесторство, которое она в грош не ставила, взять в качестве одного из будущих мужей. Это, наверное, должно внушать благоговение и радовать до истерики. Увы, не оправдал. Другие приоритеты.

Амалия и Любава потихоньку испарились, стараясь не мешать нашему напряженному молчанию.

Я вскоре закончил стирку. Не специалист и не волшебник, без моющих средств большего не смогу. Варвара тоже выпрямилась.

— Пойдем? — Я подал руку.

— Куда?

Варвара крепко схватила мою ладонь, вопреки менталитету не отказавшись от помощи… или просто от руки? Потемневшие зрачки магнитами потянули к себе.

Конец ознакомительного фрагмента.