Убийцы Мидаса

Питер Аспе, 1996

Морозным утром на одной из центральных улиц Брюгге обнаружен смертельно раненный мужчина. А ночью кто-то взорвал памятник известному фламандскому поэту. Руководство города в панике: главный источник дохода Брюгге – туризм под угрозой. Люди не захотят посещать город, в котором убивают иностранцев и взрывают памятники. Расследование ведет комиссар полиции Ван-Ин. Комиссар разрабатывает несколько версий, но его знаменитая интуиция подсказывает ему, что между убийством и взрывом памятника есть связь. И что хуже всего, будут новые преступления…

Глава 5

В греческом ресторане они заказали себе филе ягненка с зеленью под сметанным соусом. Блюдо было просто божественным. Владелец ресторана Нико выделил им столик у камина — это было лучшее место во всем зале. По мягкому шуршанию шин за окном Ван-Ин понял, что опять пошел снег. Атмосфера, в которой проходил ужин, была просто чудесной.

Мясо было приготовлено великолепно. Кроме того, Ханнелоре заказала графин прекрасного греческого вина.

— Расскажи мне об убийстве, которое произошло на Блайнд-Эзел-стрит, — неожиданно попросила она, сделав глоток из своего бокала.

— Об убийстве? — непонимающе глядя на нее, переспросил комиссар. — Почему ты называешь это убийством? Что ты имеешь в виду?

Ван-Ин задумчиво посмотрел на блюдо: осталось всего четыре кусочка мяса. Два из них Ван-Ин положил на свою тарелку, остальные отдал Ханнелоре. Ханнелоре, в свою очередь, вернула один из кусочков Ван-Ину.

— Так, значит, Фиддл все-таки умер? — догадался Ван-Ин.

— Да, сегодня утром он скончался в больнице от ран, — кивнула Ханнелоре. — Прокурор сразу же подключил Крейтенса к расследованию этого дела. Я заинтересовалась этим преступлением, когда узнала, что ты принимаешь участие в расследовании. Вот почему я решила тебе позвонить.

— Хотя полицейским категорически запрещено брать взятки, на этот раз я сделаю исключение, — лукаво улыбнувшись, проговорил Ван-Ин. — Я расскажу тебе об этом деле за порцию пахлавы.

— На твоем месте, Питер Ван-Ин, мне было бы не до смеха, — строго проговорила Ханнелоре. — Прокурор пришел в исступление, когда узнал, что ты не явился сегодня на работу. И недолго думая он передал это дело федеральной полиции.

— Тем лучше, — ответил Ван-Ин. — Он правильно сделал. Я буду ему за это благодарен до конца своих дней.

— Я абсолютно не понимаю тебя, Питер, — возмущенно проговорила Ханнелоре. — В кои-то веки тебе выпал шанс расследовать убийство, а ты не только упускаешь его, но и говоришь «тем лучше».

— Во-первых, когда мы начали расследовать это дело, немец был еще жив, — объяснил Ван-Ин. — Во-вторых, почему ты решила, что это убийство? Этот Фиддл напился, как свинья. На улицах был страшный гололед. Быть может, он просто поскользнулся и ударился виском, — сказал Ван-Ин, понимая, насколько неправдоподобно звучит эта версия происшедшего. — Как бы там ни было, мне не нужна лишняя головная боль. Забрали дело — и ладно.

— Тебя совсем не расстроил твой проигрыш? Впрочем, проигрывать тебе не привыкать. Ты всю жизнь только и делаешь, что проигрываешь, и, наверное, смирился со своим положением, — ядовито произнесла Ханнелоре.

Ван-Ин пропустил ее язвительное замечание мимо ушей и как ни в чем не бывало продолжал доедать свое мясо. Казалось, его это совершенно не задело.

— Я слышала, что возглавить это расследование должен комиссар Крус, — беспечно продолжала Ханнелоре.

Ее маневр возымел должный эффект. Он чуть не подавился.

— Комиссар Крус? Уилфрид Крус? — спросил он, задыхаясь. Лицо его покраснело.

— Ты с ним знаком?

— Ты же прекрасно знаешь, что да, — сказал Ван-Ин. Он дрожал, словно испуганный ребенок, заметивший злую собаку. — Все знают комиссара Круса. Большего болвана во всем Западном полушарии не сыскать.

— Болвана? А я бы не назвала его так, — возразила Ханнелоре, с трудом сдерживая смех. — Он такой брутальный — настоящий мачо. Да, он слишком самоуверен. Но отнюдь не глуп. И к тому же очень привлекательный мужчина.

— Значит, ты находишь его привлекательным? А мне всегда казалось, что у него задница вместо головы, — проворчал Ван-Ин. — Кроме того, он лживый и нечистый на руку тип. Он готов продать родную мать за сотню франков.

— Я слишком хорошо тебя знаю, Питер Ван-Ин. Перестань нести ерунду! — сердито произнесла Ханнелоре.

Ван-Ин улыбнулся, как проказливый ребенок.

— Закажи мне пахлавы, — с несколько нахальным выражением лица попросил он.

— Прокурор настаивает на том, чтобы это дело расследовали как можно тщательнее, — не желала отступать Ханнелоре. — Оказывается, этот Фиддл был крупным бизнесменом.

— Давай оставим этот разговор, — недовольно глядя на нее, проговорил Ван-Ин. — Но, если хочешь знать мое мнение, то, на мой взгляд, прокурор слишком носится с убийством этого немца. Не думаю, что он бы отнесся к делу с таким же трепетом, если бы убили туриста из Марокко или Мексики. Можешь передать прокурору, что я и пальцем не пошевелю ради того, чтобы найти убийцу этого чертова немца.

— Питер, держи себя в руках, — укоризненно глядя на Ван-Ина, сказала Ханнелоре. — На нас же смотрят.

Парочка за соседним столиком в ужасе уставилась на Ван-Ина. Владелец же ресторана Нико слушал пламенные речи Ван-Ина с одобрительной улыбкой. Во время Второй мировой войны эсэсовцы взяли в плен его отца, а потом хладнокровно убили. Так что Нико, как и Ван-Ин, ненавидел немцев. У него к ним были свои счеты. И ему было плевать на то, как посетители ресторана относятся к словам Ван-Ина.

— Знаешь ли ты, что самый знаменитый сын немецкой земли был в действительности австрийцем? — спросил Ван-Ин, намеренно не понижая голоса.

Парочка за соседним столиком рассмеялась. Но от этого выражение их лиц не стало менее испуганным.

— Ты слышала историю о том, как двое немцев заказывали себе мартини в летнем кафе Лондона сразу после окончания войны? — нисколько не смутившись, так же громко продолжал Ван-Ин.

Люди, сидящие за столиками, вытянули шеи, с интересом прислушиваясь.

— Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, эти немцы говорили с официантом по-английски, — начал рассказывать Ван-Ин. — Официант спросил их: «Dry?» Как ты знаешь, это слово в переводе с английского означает «сухой» или, как в данном случае, «несладкий». Официант спрашивал, принести им сладкий мартини или несладкий. Но немцы не поняли его. И хором ответили: «Nein, zwei». Они решили, что он предлагает им три порции мартини вместо двух. Drei в переводе с немецкого означает «три».

История, которую рассказал Ханнелоре Ван-Ин, действительно была забавной, но она сочла за лучшее сдержать смех и сердито посмотрела на комиссара. Ханнелоре не любила, когда презрительно относятся к людям другой национальности.

— Нехорошо с таким презрением отзываться о немцах, — укоризненно глядя на Питера, произнесла она.

— Ну что ты, Ханне. Я же просто пошутил, — примирительно погладив ее по руке, сказал комиссар.

— Ты всегда так говоришь, Питер Ван-Ин, — продолжая делать вид, что сердится, заметила Ханнелоре.

В этот момент появился Нико с огромной порцией пахлавы.

— Это подарок от нашего заведения, — с дружеской улыбкой объявил грек. История Ван-Ина, в отличие от Ханнелоре, ему очень понравилась.

— Фиддл работал на «Киндерман». Это — самая крупная туристическая компания в Европе, — сообщила еще неизвестную Ван-Ину информацию Ханнелоре. — Приехав в наш город, он остановился в отеле «Дук де Бургоне», который расположен на Хуиденветтерс-сквер. Комиссар Крус и его коллеги осмотрели личные вещи Фиддла и нашли там несколько очень необычных фотографий.

С этими словами она вытащила из своей сумочки серовато-коричневый конверт, на котором крупными буквами было написано «Министерство юстиции».

Это фотография скульптуры «Мадонна Брюгге» Микеланджело? — чуть было не спросил Ван-Ин, но счел за лучшее промолчать.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Ханнелоре и выложила на стол дюжину фотографий.

— Этот немец питал слабость к польдерам. Только и всего, — сказал Ван-Ин, взглянув на фотографии. — Ему нравилась бельгийская природа. Я не вижу в этом ничего подозрительного.

Ван-Ин задумчиво смотрел на фото фламандского фермерского домика и автострады, залитой неясным светом фонарей.

Судя по всему, эта трасса соединяла порт Цибрюгге с районами, расположенными вдоль прибрежной полосы. Она чем-то напоминала гремучую змею.

— Так что ты об этом думаешь? — повторила Ханнелоре.

Ей было любопытно, что скажет Ван-Ин по поводу этих фотографий.

Ван-Ин еще раз взглянул на фотографии. Все они были сделаны недавно и выглядели вполне невинно. Во всяком случае, комиссар ничего особенного в них не увидел.

— Честно говоря, Ханнелоре, я не вижу связи между этими фотографиями и убийством Фиддла, — задумчиво проговорил комиссар. — Мне кажется, это что-то вроде сувениров. Подобные фотографии туристы делают на память о стране, в которой им довелось побывать.

Тогда Ханнелоре достала из сумочки пожелтевшую монохромную фотографию и протянула ему.

— А что ты скажешь насчет этого?

— Это же «Мадонна!» — воскликнул комиссар. — Это фото тоже нашли в гостиничном номере Фиддла?

— Не разыгрывай дурака! Ты прекрасно знаешь, откуда эта фотография, — возмутилась Ханнелоре.

Ван-Ин ничего не ответил и принялся есть пахлаву. Несколько минут Ханнелоре терпеливо ждала, пока комиссар справится с лакомством и опять будет в состоянии говорить.

— Значит, все материалы дела теперь у комиссара Круса, — задумчиво проговорил он.

— Да, на этом настоял Крейтенс, — прошептала Ханнелоре. — К счастью, Лео сделал копии с этих фотографий. Крус бережет материалы дела как зеницу ока. И по правде говоря, мне это не нравится.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но… Но разве прокурор поручил тебе следить за Крейтенсом? — лукаво улыбнувшись, спросил Ван-Ин. — Или это твоя личная инициатива?

Ханнелоре нервно закурила. Краска смущения залила ее щеки. Она старалась не встречаться взглядом с Ван-Ином.

— Вы имеете право хранить молчание, — с усмешкой проговорил Ван-Ин, не дождавшись ответа на свой вопрос. — Но я считаю, что все только выиграют, если это дело достанется федералам.

Ханнелоре налила в свой бокал вина и подозвала официанта. Ван-Ин сильно захмелел. Глядя на него, Ханнелоре подумала, что к концу вечера он опьянеет до такой степени, что ей придется тащить его на себе.

— Принесите нам кофе и еще одну порцию пахлавы, — попросила Ханнелоре. Ею овладело легкое раздражение.

Улыбнувшись, грек отправился на кухню.

— С этим растением на заднем плане что-то не так. Только я не могу понять, что именно, — задумчиво произнес Питер. — Смотри.

И он указал пальцем на растительность позади статуи.

Ханнелоре взяла у него фото и покачала головой.

— Я прямо-таки слышу, как вращаются винтики у тебя в голове, Питер, — с хитроватой улыбкой сказала она.

— Хватит ходить вокруг да около, Ханнелоре! — взорвался Ван-Ин. — Если ты что-то знаешь, скажи мне об этом напрямую.

Она смутилась. Комиссар застал ее врасплох.

— Ну хорошо. Сегодня мы с Лео встретились за ланчем, — смущенно потупившись, призналась она. — Как и я, Лео все утро пробовал дозвониться до тебя, но безуспешно. Он сказал, что ты просил его исследовать ландшафт на заднем плане.

— Да, — покорно кивнул Ван-Ин. — Значит, это фото — больше не часть официального досье.

— Как видишь, — согласилась Ханнелоре. Она была совершенно уверена, что Ван-Ин сделает из этого правильный вывод. — Эксперты установили, что это за растение, — сказала она.

— Быстро они с этим справились, ничего не скажешь, — язвительно проговорил комиссар. — И каков их вердикт?

— Перестань язвить, Питер.

Ван-Ин ничего ей на это не ответил, подозвал официанта и заказал еще графин вина.

— Эксперты установили, что это лаконос.

— Очень подозрительное растение, — усмехнулся Ван-Ин.

Ханнелоре схватила его за нос и что есть силы сжала. Ван-Ину стало так больно, что на глазах его выступили слезы.

— Что ты делаешь, Ханне?! Отпусти сейчас же! — закричал он.

Люди, сидящие за соседним столиком, с интересом наблюдали за этой сценой. Они уже не жалели о деньгах, которые заплатили за вход. Такое представление увидишь не каждый день! Нико включил музыку — это была греческая гитара, — чтобы как-то отвлечь посетителей.

— Хватит! — взмолился Ван-Ин.

— Благодари Бога, что я сжала тебе всего лишь нос, а не кое-что другое, — прошипела Ханнелоре и наконец-то отпустила его.

Комиссар принялся потирать покрасневший нос.

— Прочитай сто раз «Отче наш». Быть может, тогда я тебя и прощу, — совершенно серьезно заявила Ханнелоре.

Ван-Ин на всякий случай отодвинулся. Неизвестно, что взбредет в голову этой взбалмошной женщине. Что, если она опять примется за свое?

— Я больше никогда не стану смеяться над лаконосом. Честное слово, — пообещал он. — Расскажи мне, что тебе удалось узнать. Я весь внимание. И не стану тебя перебивать.

Ханнелоре некоторое время молча жевала пахлаву и ничего не отвечала.

— Дело в том, что лаконос растет только в Южном полушарии, — сказала она наконец.

— А «Мадонна»…

— А «Мадонны» там просто по определению быть не может, — убежденно произнесла Ханнелоре.

Ван-Ин в задумчивости взял кусок пахлавы.

— Вопрос: почему именно это фото Крейтенс выкрал из досье, — заметил он.

— Совершенно верно! Это я и хотела с тобой обсудить сегодня вечером…

Ван-Ин нахмурился, стараясь сосредоточиться. Сделать это было не так-то просто. Мысли его путались. Еще бы! Он ведь выпил сегодня целый литр вина.

— Что ты вообще знаешь об этом Крейтенсе? — спросил он.

— Прокурор уже давно подозревает Крейтенса во всяких грязных делах, — прошептала Ханнелоре.

Все это показалось Ван-Ину очень странным. Даже если у прокуроров и появляются какие-то подозрения относительно честности своих коллег, они об этом обычно не распространяются. К чему выносить сор из избы?

— Значит, прокурор поручил тебе следить за этим Крейтенсом? — уточнил комиссар. — Я правильно тебя понял?

Ханнелоре нервно кусала губы. Прокурор настоятельно просил ее держать все это в тайне. А она рассказала обо всем Ван-Ину.

— Не забывай, что служители судебной системы в нашей стране пользуются полной неприкосновенностью, — сказал Ван-Ин. — Они могут сколько угодно осуждать невинных людей и совершать бесчестные поступки, но все равно репутация их останется безукоризненной, и они будут пользоваться всеобщим уважением и почетом.

— Ты преувеличиваешь, — тяжело вздохнув, возразила Ханнелоре. — Это не совсем так.

— Ну хорошо, — согласился Ван-Ин. — Предположим, что судебный следователь Крейтенс — негодяй, коррумпированный до мозга костей. Он подтасовывает дела и утаивает важные улики. Но что лично я могу с этим сделать? Зачем ты мне все это рассказала?

— Я думала, что мы…

— О боже, ты такая наивная! Даже если мы проведем в его квартире обыск и наткнемся на тонны детской порнографии, то все равно не сможем ему ничего предъявить, — отрезал Ван-Ин. — Если человек облечен такой властью, он неприкосновенен, словно Бог. В процессе расследования он сможет делать все, что посчитает нужным. И никто не будет в силах ему помешать.

— Ты прав, Питер, — печально посмотрев на него, согласилась Ханнелоре. — Мы должны реально смотреть на вещи.

Ван-Ин разлил остатки вина по бокалам.

— Надеюсь, сегодня ты переночуешь у меня, — сказал он. Алкоголь, который приятно растекался по его венам, придал ему уверенности и смелости.

Ханнелоре в притворном смущении опустила глаза.

— Если ты разожжешь камин и поставишь «Кармину Бурану», то, может быть, я и соглашусь… — лукаво улыбнулась она.

— У меня в холодильнике осталась бутылка «Кадре Нуар», — многообещающим тоном сообщил комиссар.

— Это то самое вино, которое мы пили в октябре? Кажется, мы закусывали его креветками, — мечтательно глядя на него, напомнила Ханнелоре.

Ван-Ин прикрыл глаза и вспомнил, как в тот чудесный октябрьский вечер Ханнелоре сидела в его спальне, пила обжигающе холодное вино и закусывала его креветками. От креветок шел ароматный пар.

— Да, это был незабываемый вечер, — прошептал Ван-Ин и нежно погладил ее по руке. Как бы он хотел, чтобы все опять повторилось!