Дамский преферанс

Раиса Лобацкая, 2017

Дамский преферанс – игра с множеством непредсказуемых ходов и поворотов, очень похожих на реальную жизнь, когда человеческие судьбы тусуются, словно колода карт, и порой странным образом раскладываются на ломберном столе истории. Упоминающиеся многократно в романе слова, кодирующие хитросплетения старого карточного фокуса (наука умеет много гитик), глубоко символичны: линия жизни каждого игрока-героя полна тайн, сложнее и запутаннее любых карточных многоходовок, а реализм и сюрреализм их судеб так близки, что уже едва различимы. Сюжетная канва романа захватывает последние двадцать пять лет бурной и переменчивой истории нашей страны, многие драматические и трагические события которой получили в романе субъективное авторское прочтение. Прототипами героев стали реальные люди, чьи черты, характеры и судьбы сплелись волей писателя в собирательный образ целого поколения.

Разнополый марьяж^[3]

Кто предаёт себя же самого —

Не любит в этом мире никого!

В. Шекспир, сонет 9

Я уже никогда не стану богатой, не буду жить на Лазурном Берегу и рассекать океан на белой яхте с алыми парусами. Я никогда не буду двадцатилетней длинноногой блондинкой, приковывающей к себе восторженные взоры мужчин и завистливые — женщин. Я никогда не напишу роман в духе Жорж Санд или моей тёзки Дарьи Донцовой.

Почему? Да просто потому, что я сама человек в другом стиле, в другом измерении — это я о блондинках (а жаль!), в другом общественном статусе, поменять который уже не в моих силах. Меня никогда не полюбит Брэд Пит, потому что мне никак не выдержать конкуренции с Анджелиной Джоли. Нет, с ней он, по-моему, уже расстался, но это дела не меняет.

И сама я никогда не полюблю высокого, стройного, синеглазого блондина просто потому, что блондины вообще не в моём вкусе. Мысль интересная. А, собственно, почему так уж и не в моём? Надо будет обдумать это как-нибудь на досуге. Я никогда не надену мини-юбку, хотя, признаться честно, очень хочется. И ноги, и фигура это пока ещё позволяют. А вот, поди ж ты, никогда не надену! Господи, чего же ещё я не смогу себе позволить никогда?

Нет, не стоит себя огорчать прямо с утра чересчур длинным списком «никогда». Лучше подумать о том, что я ещё могу себе, любимой, позволить.

Ну, разумеется, прежде всего, я могу себе позволить сидеть вот так, как сейчас, удобно устроившись в большом красивом кресле на балконе своей не менее красивой дачи. Спасибо моему четвёртому мужу! Спасибо! И дай ему бог здоровья на долгие годы! Да, забыла, дай ему, кроме душевного и физического благополучия, ещё и счастья в придачу… Нет, пусть лучше благополучия в первую очередь. С годами становлюсь меркантильной.

Так вот, благодаря Павлу я могу теперь часами глядеть на совершенно бесподобный пейзаж, краски которого на чистой синей глади озера в течение дня беспрерывно меняются. С тех пор как Павел купил эту дачу, я понимаю импрессионистов! Боже, как я их понимаю!

Я могу наблюдать со своего балкона жизнь дачного посёлка, почти совершенно в этой жизни не участвуя, невзирая ни на какие уловки соседей к этой жизни меня приобщить, потому что я по натуре киплинговская кошка, которая гуляет сама по себе.

Я могу написать новую книгу и получить какой-никакой гонорар и махнуть, к примеру, на Канары, а могу не писать ни строчки хоть до конца жизни и при этом, как бы это ни казалось странным, не умру с голоду. Неустанно благодарю тебя, Павел Ильич, муж мой дорогой, четвёртый по счёту. Чётный! Дурак ты, Сан Саныч, чётный муж — это хорошо! Это, Сан Саныч, отлично даже! Слава богу, а может к глубокому сожалению (кто его разберёт?) теперь уже бывший…

Четвёртый! Это же просто с ума можно сойти от такого количества бывших мужей. Как же это меня угораздило четыре раза наступить на одни и те же грабли? Непостижимо! А, собственно, почему непостижимо? Вполне постижимо — простое стечение обстоятельств. Вот так, господа хорошие! Я всегда могу ловко найти себе оправдание в чём угодно. Если, разумеется, не впадать в обычные для меня самокопание и самоистязание.

Жизнь как сложный карточный фокус с секретным кодом, про который любит твердить Ренат: чего только в ней не может быть. Ты, Ренат, прав!

Вспоминаю, как несколько лет назад после упоминания за семейным застольем этих самых никому не известных гитик мы с Павлом в один голос стали уговаривать Рената продемонстрировать нам секретный код. Затаив дыхание, смотрели во все глаза, пытаясь уловить, разгадать, казалось бы, простую загадку. Потерпели фиаско. Все трое дружно смеялись. Потом звонко «чокнулись» и запили отменным вином нашу с Павлом неудачу и откровенную туповатость в вопросах карточного шулерства. А потом уже до поздней ночи философствовали о сложностях жизни, о драгоценных крупицах бытия, о скрещении судеб. Вот уж фокус так фокус…

— Даша, доброе утро! — снизу машет мне приветливая старушка Елена Дмитриевна, моя самая приятная здесь собеседница, почти безвыездно обитающая на соседней даче. — Я смотрю, сидите так тихо за чашкой кофе, ах, нет, чая зелёного, я и забыла, что вы чай зелёный предпочитаете. Новый роман, наверное, обдумываете? Не забудьте, как книгу закончите, меня своим новым произведением угостить. Я ваша, Дашенька, большая поклонница.

— Доброе утро, Елена Дмитриевна, заходите, я вас лучше чаем угощу, это гораздо полезнее моих небылиц, — и мысленно добавляю: «Сотканных из смеси моих чудовищных по уровню правдоподобия снов и совершенно неправдоподобных реалий».

— Нет, милая, спасибо, иду своих пострельцов-близнецов Ивана да Марью искать. Они специально от меня прячутся. А я волнуюсь. Так-то детки они неплохие да и большие уже, но мало ли что. Время сейчас, сами знаете, какое! А детки-то они хорошие, дружные, водой не разлить, даром что Иван да Марья.

Елена Дмитриевна продолжает неспешный путь в силу своих… О нет! О возрасте женщин?! Ни под каким предлогом! В силу своих, скажем мягко, «с хвостиком» лет, продолжает путь вдоль берега в поисках внуков, за которых чувствует свою, неведомо кем возложенную на неё ответственность. А может, и не кем, а чем — вероятнее всего, профессией, которая для неё, правда, теперь уже в прошлом.

Елена Дмитриевна исчезла за последним видным мне изгибом тропинки, теперь продолжим бездельничать. Что ещё я могу себе позволить? Могу влюбиться. Это теоретически вполне вероятно. История и литература знают немало подобных курьёзов, случавшихся с дамами и постарше. Могу даже влюбить в себя. Да?! Вона как мысль пошла?! А почему бы и нет? Мужчины всё ещё обращают на меня внимание. Изредка. Надо будет мысль о голубоглазом блондине додумать, найти такого блондина и влюбить в себя. Будет вполне занятно, в первую очередь мне самой… Ну, это уже когда полное безделье на горло наступит…

А лучше влюбить в себя миллиардера с роскошной яхтой. Нет, это уже, кажется, было в списке «никогда»? А может всё-таки совместить блондина и миллиардера в «одном флаконе». Что-то я опять уплываю в мир неприличных грёз! Ну, что поделать — писатель… Ага, писатель фантаст… Жанр поменять? Тоже мысль.

Так, двинемся дальше. Что же я ещё могу? Могу выйти за голубоглазого блондина-миллиардера замуж! Эко тебя, Дарья, разнесло! Замуж! В пятый раз что ли? Ну, нет, это уж, голубушка, ты явно загнула, это уж увольте! Этого даже ради дурака Сан Саныча не надо ни в коем случае. Влюбиться — это я ещё, пожалуй, если сильно напрячься, могу. В миллиардера или в блондина, как «фишка ляжет», а вот замуж в пятый раз… Нет! Это только в тревожном сне после откровенного обжорства на ночь!

Потенциальное замужество однозначно следует безжалостно удалить из списка «могу» и включить в список «никогда» с восклицательным знаком, а лучше сразу с тремя, как сигнал «alert!!!», «полное внимание!!! опасность!!!», точно с теми же интонациями, как «караул, грабят!!!» Интонации обозначить как-нибудь особо, чтобы в глаза бросалось.

Я встаю, чтобы вскипятить уже остывший чайник, и с новой чашкой горячего чая продолжаю свои бездельные воскресные размышления о сути собственных фантасмагорических ближних и дальних перспектив, чтобы хоть как-то отвлечь себя от нестерпимой боли, терзающей днём и ночью мою дичающую от одиночества душу. Дети уже третий день не звонят… И Павел куда-то пропал…

Когда благополучно развалился мой третий брак, я в полном отчаянии размышляла на балконе своей городской квартиры о свалившемся на меня одиночестве, правда, при совершенно иных обстоятельствах. Жизненная ситуация была абсолютно тупиковой. Тогда мне хотелось умереть. А через четыре года я плыла с Павлом на сказочном белоснежном лайнере на Гавайи. Ага, вот оно в чём дело! То-то меня всё на яхты с лайнерами тянет. Я уже и забыла совсем, что безумно море люблю, но ничего, озеро тоже неплохо!

Плыла с Павлом на белоснежном лайнере и была любима и счастлива. Кстати, брак был четвёртым, а вот свадебное путешествие — первым. Первым, подумать только!

Ну, хоть что-то в этом браке было впервые…Ох, и чего это я злая такая прямо с утра? Надо добреть, а то до вечера не дотяну. Так что пусть хоть одно из четырёх возможных, но свадебное путешествие в моей жизни было. Было… Да ещё какое! Море, залитое солнцем, блестело иссиня-черным атласом, облака над ним раскачивались и плыли как сказочные каравеллы… Чайки… Нет, чаек я что-то не припомню.

Мы с Павлом сидели на верхней палубе, и «ветер скользил нежно по нашим губам, утомлённым поцелуями». Просто живое начало сентиментального романа. Господи, сколько же мы тогда целовались! Надо вспомнить, я ведь тем вечером написала что-то красивое. Ах, да, вот это:

«Горел неистовый закат, пылало небо,

и бились волны наугад о быль и небыль.

И уплывали острова всё дальше, дальше,

как драгоценные слова без лжи и фальши.

Мешалось мыслей хвастовство, подобно бреду,

и праздновало естество свою победу.

И раскрывалась вновь душа в немом познанье,

и приобщалась не спеша к Великой Тайне.

В неярком свете хрусталя глаза сияли

так, словно капли янтаря в глубинной дали.

А воздух прянен — только тронь — стихом струился.

И мой огонь в твою ладонь слезой скатился».

А что? Неплохо получилось, вполне искренне. Хорошо, об этом хватит. В этом направлении двигаться больше не будем, а то вечером опять придётся таблетки глотать на сон грядущий.

* * *

Четыре неудавшихся брака… Кто бы мог подумать? Просто как у Хемингуэя! Ну, хоть в чём-то к гению мировой литературы приблизилась. Да… четыре брака — это круто. Это у меня-то, с моим фундаментальным подходом к жизни, с моими безупречными родителями?! Что ж ты спишь, наука генетика? Проспала ты меня, проспала…

Алька права, главное — начать. Развод равноценен прыжку с парашютом: первый пугает, а потом всё как по маслу. Но первый прыжок уж точно был неизбежен. Хорошо ещё, что быстро прыгнуть решилась, а вдруг бы всё на годы затянулось. Просто с тоски удавиться можно от одной мысли.

А какое было начало?! Ах, какое было начало! Мы оба тогда захлебнулись своей пылкой, детской любовью. Никого и ничего не видели вокруг, рук разжать были не в силах. Шекспир отдыхает! И не он, чего там греха таить, а именно я на том новогоднем вечере, последнем школьном вечере, если не считать выпускного, твёрдо решила, что нам надо срочно пожениться.

Срочно! Сразу после получения аттестатов, не дожидаясь вступительных экзаменов, потому что терпеть даже короткую разлуку не было никаких сил. А целоваться часами в парке или подъезде, доводя себя до полного исступления и отчаяния, совсем уже невыносимо.

Помню, как мама, долго молча наблюдавшая, как я тону в своём обморочном чувстве, удручённо спросила:

— Ты что же беременна уже что ли?

— Ну, что ты такое говоришь, мама! — возмутилась я в жутком смущении, — не было у нас ничего и ничего до свадьбы не будет!

— Ах, вот оно в чём дело! — насмешливо и горько сказала она. — Лучше бы вы уж переспали что ли, может, тогда жениться не приспичило бы!

— Какая ты, мама, циничная. У нас совершенно другие отношения! — продолжала я возмущаться.

— Другие так другие, — вздохнула она равнодушно и пренебрежительно пожала плечами. — Значит, как быстро поженитесь, так быстро и разженитесь, раз другие отношения. «Come light — go light!», как любят говорить англичане. Женитесь, раз приспичило!

Для тех наших отношений лучшего слова, чем «приспичило», не подберёшь. Так приспичило тогда, что после скромной нашей свадьбы (родители с обеих сторон понимали скоротечность наших отношений и шиковать не стали) мы весь медовый месяц просто не вылезали из постели.

Когда, наконец, мы оба, исхудавшие, облезлые и растерянные, выползли на свет божий из скомканных до невероятия простыней и оглянулись вокруг, то оторопь взяла. Мёд иссяк вместе с розовым флёром весенних облаков. Осталась одна безбрежная пустыня Сахара! Говорить буквально не о чем. Постанывая валяться в постели не было уже ни сил, ни, что самое интересное, желания. Вступительные экзамены подействовали как отрезвляющий душ, а начало студенческой жизни, слава богу, в разных вузах, быстро нам обоим показало, насколько мир интереснее за пределами нашей душной спальни.

И мы разбежались в разные стороны, не оглядываясь, стремительно, без упрёков и скандалов, ещё до первой сессии. Так что стартовый прыжок с парашютом оказался вполне удачным. Другие разводы не обошлись без травм и потерь.

Пять университетских лет пролетели как один день. Прошмыгнули стремительно между вечеринками, экзаменами, студенческими концертами по разным поводам и в самых неожиданных местах, включая детские дома и исправительно-трудовые учреждения. Пронеслись без остановки через конкурсы, курсовые, дружбы, ссоры, встречи, лёгкие влюблённости. Порадовали от души тремя восхитительными летними практиками и затормозили, наконец, у совершенно нежданно возникшего, но тем не менее неизбежного препятствия — написания и защиты диплома.

И тут на мою беззаботную голову рухнула очередная лавина. Я опять влюбилась. Страстно и, казалось, совершенно безнадежно. Предметом моей новой любви, разъедающей, как раковая опухоль, каждую клеточку моего организма, был не однокурсник, не ровесник, нет. Это был вполне зрелый мужчина, пятнадцатью годами старше меня. Доцент! Подумать только! руководитель моей дипломной работы.

Высокий, стройный, в красивых массивных очках, читавший нам на лекциях часами на память сотни стихов поэтов Серебряного века и запрещённого тогда Иосифа Бродского, японскую и китайскую любовную лирику, от которой нежно покалывало во всём теле.

Слово любовь мерцающим облаком расплывалось по аудитории, убаюкивая, расслабляя, унося в мир несбыточных грёз. Короче, безнадёжность моей ситуации заключалась не в том, что мне было двадцать два, а ему тридцать семь, не в том, что я была студентка, а он мой учитель, а в том, что все девицы филфака были в него влюблены, включая и наших воистину голливудских красавиц Берсенёву и Потоцкую. Я понимала, что конкуренции мне, серой птичке, не выдержать.

Кстати, Василий Петрович при всех достоинствах к своим тридцати семи годам женат не был. Ни разу! Впрочем, какие у него были достоинства, кроме глубокого знания предмета, я ни тогда, ни сейчас не взялась бы сформулировать.

Мне, вместо того чтобы влюбляться, надо было как-то призадуматься, отчего столь утончённый человек до сих пор не встретил свою половину, но… Я буквально пожирала его глазами во время лекций, я обмирала от звука его голоса на консультациях, я так старательно выполняла все его задания, что сокурсники начали сокрушённо качать головами: «Ну, ты, мать, даёшь! Это ж надо так втюриться!»

Незадолго до защиты диплома после очередной консультации ко мне подошла наша красавица Сонька Берсенёва и так, как бы между прочим, сказала:

— Ты, подруга, прежде чем с Васенькой нашим в постель ложиться и в ЗАГС топать, вначале к мамочке его дивной присмотрись.

— Соня, ты это о чём? — поразилась я. — У нас с ним нет ничего, кроме работы над дипломом. Никакой постели, никаких предложений замужества, да и вообще…

— Ага, работы над дипломом, — язвительно скривилась Берсенёва. — Ну, и чего там вообще? Не легла ещё, так ляжешь! Не делал, так сделает! Он такую преданную влюблённость не может не оценить. Вижу я и твои глаза больной собаки, и как он на консультациях на твои еле прикрытые коленки пялится. При этом мурлычет, как мой котяра в предвкушении добычи. Замуж он тебя после защиты обязательно потащит, — утверждала моя опытная подруга. — Он человек практичный, а ты невеста завидная — папочкина дочка! Такие, как у тебя, предки на дороге не валяются, — и продолжила мечтательно и игриво: — Я бы вот с Серёженькой, с папочкой твоим, переспала бы, пожалуй, при удобном случае с удовольствием. А потом, может, и от мамочки твоей увела! Ха-ха-ха! Господи, да не смотри ты так, шучу! А ты советом моим, Дашка, не пренебрегай. Совет дельный, помяни моё слово! Дарю безвозмездно!

— Сонь, а ты чего это советы раздаёшь направо-налево, да ещё и безвозмездно. Сама что ли замуж хочешь, да не приглашают?

— Дура ты, Дашка, хоть и умная! И хотела, было дело, не скрою. И приглашал, ещё на третьем курсе приглашал. В самый разгар сессии. Только я как с мамочкой его встретилась, так всё желание идти замуж в миг улетучилось! Вот теперь он на тебя глаз положил. Я всё время думаю, чего это вы, умные и правильные, всегда по жизни полными дурами оказываетесь? Послушай моего совета, с мамой — с «самым его близким другом» — познакомься! Я тебе искренне добра желаю. Хорошая ты девка, вот и желаю!

А Софья и в самом деле ценным советом поделилась, хоть и первая красавица. Не ценным, а бесценным, как потом оказалось, был её совет. Только, как говорится, не в коня овёс травить!

* * *

— Дарья Сергеевна, добрый день! А я к вам. Вижу, что вы скучаете одна, решила вам компанию составить, — бесцеремонно вырывает меня из трепетных воспоминаний Оксана.

Она, как обычно не дожидаясь моего приглашения, уже хлопнула входной дверью и бодро топает наверх.

— Вот пришла поболтать по-соседски, развлечь вас, так сказать. Чаем угостите? У вас всегда чай отменный. Где вы его только берёте, ума не приложу? Я как ни куплю, всё не тот да не тот. Дорогущий, наверное? А у меня всё равно никто в чаях не разбирается! Им хоть что, лишь бы побольше да послаще. Не дом, Дарья Сергеевна, а просто прорва какая-то, — не прерываясь ни на минуту, тараторит Оксана, со вкусом громко отхлёбывая чай и набивая рот очередным круассаном. — Да ещё Машкины с Ванюшкой друзья-приятели! Вот дети нахальные, скажу я вам. Хорошо, ваши-то «оглоеды» выросли и поразъехались, вам раздолье — одна-одинёшенька в таких-то хоромах! — она завистливо оборачивается в сторону дома. — А мои, саранча!

«Адское терпение надо иметь, чтобы ежедневно выносить Оксанину глупость», — думаю я о Елене Дмитриевне.

— Со свекровью живём, сами понимаете. Вот так и кручусь, а с вами люблю душу отвести. Вы человек культурный, интеллигентный. Все бы соседи такие были — рай, живи не хочу. А то вот хоть Теплицких взять. Это соседи мои, те, что справа, да вы знаете Теплицких, видела, как вы к ним захаживаете, — немного обиженно отмечает Оксана. — И он, и она — оба заносчивые такие, думают, что всё им позволено. Одно слово, евреи! Сколько я с ними ругаюсь: «Уберите сирень от забора — она мне тень на участок даёт. Не положено большие деревья возле забора сажать!» Как об стенку горох. Смотрят на меня так сочувственно, будто я больная, а сами даже пальцем не пошевелили и твердят одно: «Цветёт красиво». А что мне с её цветения? — продолжает зло причитать Оксана.

Я слушаю её молча. Теплицкие — мои друзья и очень милые умные люди, но нет пути защитить их от Оксаниного хамства. Что ей ни скажи, не поймёт. Для восприятия человеческого языка туповата (ходят по земле такие странные особи).

Оксанины визиты для меня — регулярное, хотя и краткосрочное цунами. Подолгу она, к счастью, не задерживается: соседей на её пути много. Правда, по Оксаниному непоколебимому убеждению, я из всех самая свободная. Оксана искренне считает, что я не работаю, и мне без стеснения за чаем с круассанами эту свою искренность выкладывает.

В связи с моим хроническим бездельем на меня Оксана отводит обычно час. Мои лекции в университете, а уж тем более литературные мои потуги она за работу никак не считает. Что же касается, к примеру, моих размышлений о сути бытия и нынешних, нежданных и трогательных, воспоминаний о моих браках, то, я думаю, если этим предметом с ней поделиться, у неё ещё чего доброго, инфаркт с инсультом случатся, причём, возможно, вопреки данным науки обе болезни одновременно.

А что, хорошее оружие! Можно опробовать, когда станет совсем невмоготу терпеть её тупой бабский трёп. Впрочем, как знать, тема для сплетен знатная, если заинтересует, тогда уже для меня будет шикарный выбор: петля или инсульт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Дама и король разных мастей.