Подкаст бывших

Рейчел Линн Соломон, 2021

«Подкаст бывших» – легкий и остроумный современный ромком с элементами производственного романа, рассчитанный на девушек, которые ищут не прекрасного принца, а человека, которого можно было бы назвать «своим», без ущерба для собственного «я» и карьеры. Шай Голдстайн – успешная продюсер на радио и обожает свою работу. Но на станции появляется Доминик Юн, недавний выпускник престижного университета, убежденный, что знает об индустрии все. Их взгляды, мягко говоря, расходятся, и их ежедневные пикировки привлекают внимание шефа. Когда едва держащейся на плаву радиостанции требуется новое шоу, Доминик и Шай делают предложение от которого невозможно отказаться. Им придется стать соведущими. Им придется выдумать историю отношений. Им придется притвориться бывшими и давать советы слушателям в прямом эфире. Но похоже, они так хороши в своих ролях, что «подкаст бывших» может превратиться в «подкаст будущих»… В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

3

— Экстренное совещание, — объявляет Кент О’Грэйди следующим утром, прежде чем я успеваю расстегнуть пальто. — В конференц-зале. Через пять минут. Только старший персонал.

Я никогда не обладала достаточным статусом, чтобы попасть на экстренное совещание ТОР. Однако пару месяцев назад начальство повысило меня и сделало маленькую надбавку к зарплате. Немного тревожно оттого, что галстук с узором на манер М. К. Эшера^[8] подозрительно изогнулся на груди Кента, словно тот уже успел так замотаться, что не заметил этого, но все равно приятно оказаться на важном совещании.

Я вешаю пальто на крючок возле рабочего стола и достаю ноутбук, телефон и блокнот из большой курьерской сумки. На экране телефона появляется уведомление от одного из дейтинг-приложений, которое мне так и не хватило духу удалить.

Мы скучаем! 27 мэтчей ждут тебя.

Я смахиваю оповещение и переношу приложение в корзину. Вот и вся моя личная жизнь: «Тиндер» и «Бамбл» изо всех сил пытаются вновь снискать мое расположение.

В нашем ньюсруме открытая планировка, а офисы предназначены лишь для самых старших из старших сотрудников. Пространство усеяно пустыми кофейными чашками, которые сегодня определенно нужно сложить в посудомойку. Сотрудники по очереди дежурят на кухне, но в течение двух первых лет на ТОР я почему-то задерживалась каждую пятницу, чтобы все отдраить. Тогда я думала, что просто занимаюсь тем, чем должна, будучи новичком, но я ни разу не видела фамилию Гриффина, стажера на «Звуках Пьюджет», в расписании, которое наш офис-менеджер составляет каждую неделю. В любом случае, этот вопрос никогда не казался мне настолько важным, чтобы выносить его на обсуждение с отделом кадров.

На столе у меня хитроумная система файлов с планами предыдущих выпусков, а возле компьютера висит постер «ПодКона», подписанный ведущими моего любимого подкаста о кино. «ПодКон» — ежегодный фестиваль радио и подкастинга и просто-напросто лучшее гик-мероприятие на свете. Мне удалось попасть туда пару лет назад, когда «ПодКон» проводили в Сиэтле, и хотя выступить на нем — моя давняя мечта, очевидно, что локальному радио сложно выйти на национальный уровень.

За столом напротив Палома добавляет семена льна и чиа в исландский йогурт. Она каждое утро приходит ровно в восемь и уходит ровно в четыре, сразу после того, как мы завершаем разбор дневной передачи.

— Экстренное совещание? — спрашиваю я у нее. Мы приостановили набор сотрудников; Доминик — последний, кого мы взяли перед этим. Интересно, связано ли совещание с финансовыми проблемами?

Палома размешивает йогурт.

— Кент просто драматизирует. Ты же знаешь, он любит интригу. Наверное, будет кампания для сбора средств или что-нибудь в этом духе. — Палома работает здесь уже больше двадцати лет; если она не волнуется, то, наверное, и у меня нет причин для опасений. — У тебя случайно не завалялись семена чиа? Мои кончились.

И хотя я в жизни своей не съела ни одного семени чиа, я открываю ящик стола и извлекаю оттуда полный мешок.

Вот как работает хороший продюсер. Я научила себя предугадывать любые желания Паломы. Если ведущий чем-то недоволен, то передача провалится. Палома — это причина, по которой люди обожают «Звуки Пьюджет», а я — причина, по которой Палома всегда на высоте.

— Ты ягодка, — говорит она, указывая на йогурт, — в буквальном смысле. Что бы я без тебя делала?

— Ела бы отстойный йогурт.

Раньше она вызывала у меня священный ужас. Я выросла на ее утренних новостях, поэтому, встретившись с ней в первый день своей стажировки, подавилась словами, не в силах поверить, что она настоящая. «Звуки Пьюджет» — это целиком ее детище, а ведь даже сегодня среди ведущих на общественном радио не так уж много женщин — тем более лесбиянок.

Паломе чуть меньше пятидесяти, и у нее нет детей; каждое лето она проводит в удаленном месте, название которого скрывает, вместе со своей женой — профессоршей искусствоведения — и возвращается с историями о том, как они потерялись, остались без провианта или чудом спаслись от дикого зверя. Однако в обычной жизни она работает по такому специфическому расписанию, что, уйди я с работы, кому-то новому потребовалось бы несколько недель, чтобы привыкнуть ко всем ее причудам.

Палома поправляет свою сине-зеленую вязаную шаль и идет с йогуртом по коридору в конференц-зал, где тут же становится ясно, что Дела Очень Плохи. Все сидят нахмурившись, и никто не смотрит в телефон. Даже по обыкновению бодрые жаворонки чуть менее бодры, чем обычно.

Палома, может быть, и не волнуется, но я топчусь на входе, внезапно охваченная страхом («Где мне сесть?»), хорошо знакомым по школе, когда мы с Аминой обедали в разное время. На совещании старшего персонала я все еще чувствую себя так, словно обманом проникла в какой-то частный клуб.

Высокая фигура в небесно-голубой полосатой рубашке приближается с другого конца коридора, и я сильнее сжимаю свой блокнот. Сегодня Доминик в джинсах — как непохоже на него. Они идеально отутюжены, ни складочки. Есть еще одна причина, по которой его рост так раздражает: не будь он гигантом, мне было бы удобнее смотреть ему прямо в глаза, вместо того чтобы рассматривать, в каких он сегодня брюках.

— Только старший персонал, — говорю ему я, растянув губы в улыбке, полной фальшивого сочувствия. Хоть где-то мне место, а ему — нет. — Прости.

— Дом! Входи, — говорит Кент, сидящий во главе стола, махая ему рукой.

И как ни в чем не бывало он проскальзывает мимо меня с полным термосом кофе, уже посвященный в клуб, куда я пыталась попасть годами. Надеюсь, он обожжется этим кофе.

— Блестящий репортаж, — говорит старший редактор Пол Вагнер. — Слыхали, мэр после этого подал в отставку? — Он низко присвистывает.

— Спасибо, Пол, — говорит Доминик, пробегая свободной рукой по волосам, чуть менее аккуратно уложенным, чем обычно. — Стоило того, чтобы приехать сюда в пять утра, это точно.

А. Так вот оно что.

Пол от души смеется.

— Да уж, новости не дремлют.

Обычно я слушаю ТОР по дороге на работу, но сегодня утром дослушивала подкаст. Из-за расследования Доминика мэр ушел в отставку. Неудивительно, что ему достался золотой билет на это совещание. Однако это не помешает мне кипеть от гнева.

Я сажусь рядом с Паломой и открываю свой блокнот на чистой странице. «Экстренное совещание», — пишу я сверху, почувствовав себя менее важной с приходом Доминика.

— Доброе утро, — ревет Кент, когда все одиннадцать присутствующих усаживаются на свои места. — Всегда приятно видеть улыбающиеся лица в столь раннее время. — Эшеровский узор его галстука гипнотизирует; иногда я забываю, насколько внушительным он бывает перед коллективом. Он как герой Роба Лоу в «Парках и зонах отдыха» — позитивный до зубовного скрежета. — Шай, можно тебя попросить все записывать? Ты так хорошо подмечаешь детали.

— О… без проблем, — говорю я, зачеркивая слова «Экстренное совещание», и перелистываю новую страницу, чтобы написать их аккуратнее. Не ожидала, что мне найдут применение на первом же старшем собрании, но стоит признать: я действительно хорошо подмечаю детали. И не буду же я спорить с Кентом после комплимента.

— Сперва, — продолжает Кент, — мне бы хотелось поздравить Доминика со вчерашним репортажем — и во время прямого эфира на «Звуках Пьюджет», и вечером, когда он следил за развитием событий.

Я борюсь с желанием закатить глаза и, как исполнитель, решаю не включать эту деталь в отчет. Доминик вроде бы пытается быть скромным — даже слегка розовеет, прежде чем поднять руку, как бы напоминая нам, кто он такой.

— Ближе к делу, Кент, — говорит Изабель Фернандес, продюсер утренних новостей. Мы всегда были скорее хорошими знакомыми, нежели друзьями, но в этот момент я ее обожаю. — Мы планируем кампанию по сбору средств, или что?

— У нас же она только что закончилась? — спрашивает Марлен Харрисон-Йейтс.

— Вечно мы то планируем новую, то завершаем старую, — бормочет Палома рядом, и я стараюсь не засмеяться, ведь в этом есть доля правды.

— Нет-нет, ничего подобного. Скажем так… — Кент прочищает горло, поправляет стопку бумаг. — Мы меняем программную сетку.

Вот это знатный эвфемизм!

— Пожалуйста, не ставь меня снова на утро, — говорит Палома.

— А я не хочу работать днем, — говорит наш утренний ведущий Майк Руссо.

— Дайте ему закончить, — говорю я, и благодарная улыбка Кента немного успокаивает мой сжавшийся желудок.

— Вместе с советом директоров мы пришли к выводу… что нам нужна новая передача.

В комнате воцаряется хаос. Доминик, сидящий напротив, ловит мой взгляд, и одна из его темных бровей вопросительно изгибается. Я не понимаю, почему мы постоянно встречаемся взглядами, хотя я провожу большую часть каждого рабочего дня в надежде, что мы никак не пересечемся. Я резко перевожу взгляд на заметки.

— У нас есть утренняя, дневная и вечерняя передачи, — говорит Кент. — И, судя по обратной связи, все они слишком похожи друг на друга. — Он нажимает на кнопку, и на экране появляется несколько разноцветных диаграмм. — Слушатели больше не соотносят себя с ведущими, как это было прежде, как это происходит на национальном уровне или в случае с по-настоящему популярными подкастами.

— Пардон, — надменно говорит Палома, — но «Звуки Пьюджет» — это совсем не то же самое, что «В данный момент».

— Мы же не можем сделать комика ведущим утренних новостей, — говорит Изабель.

Но в словах Кента есть доля истины. Будучи членом НОР, наша станция сама выстраивает сетку передач, и мы можем транслировать любые национальные программы. Разумеется, у них больше слушателей, чем у локальных. У них бо́льшая узнаваемость — вот почему я не перестаю твердить Доминику, что любые попытки заинтересовать слушателей в местных новостях обречены на провал.

— Но если мы запустим новый проект, нам придется отказаться от одной из прежних флагманских передач? — спрашивает Майк.

Кент качает головой.

— Не торопитесь с выводами. Эта встреча просто для обмена идеями.

Мозговые штурмы с участием продюсеров, ведущих и журналистов обычно выглядят следующим образом: ведущие и журналисты берут дело в свои руки, а продюсеры помалкивают. Нелегко высказаться в комнате, полной людей, зарабатывающих деньги разговорами.

— А как насчет круглых столов? — спрашивает Доминик. — Можно каждую неделю приглашать местных политиков и других общественных лидеров, чтобы они рассказывали нам о своей работе.

Чуть не всхрапнула.

Боже храни Изабель, которая затыкает его, — я подчеркиваю ее слова в заметках.

— Мы это пробовали пятнадцать лет назад. Сколько нам удалось продержаться? Пару месяцев?

— Тогда рынок был совсем другим, — возражает Доминик.

— Именно. Тогда было проще. — Изабель тычет в диаграмму, которая показывает, как сокращалась аудитория «Звуков Пьюджет» на протяжении последних лет. Это неутешительная диаграмма — у «Звуков» самое стабильное падение в популярности среди флагманских передач. — Теперь у всех и каждого есть собственный подкаст — даже у малолеток. Конкуренция непомерная. Выделиться невозможно.

— Может быть, что-то об окружающей среде, — предлагает Марлен. — На северо-западе все беспокоятся об экологии. Каждый эфир можно уделять небольшим мерам, которые люди могут предпринять, чтобы снизить свой углеродный след. У меня уже есть в запасе много материалов об осознанном фермерстве.

— Мы думаем слишком узко, — говорит Кент. — Мы и так чрезмерно локальны.

Майк предлагает кулинарную передачу, а Пол — передачу о сторителлинге — отличная, на мой взгляд, идея. Но Кент возражает, что это слишком похоже на подкаст «Мотылек» — наверное, поэтому мне и понравилось предложение. Доминик вбрасывает еще пару идей, которые, на удивление, звучат даже скучнее, чем первая. Настоящий триумф.

— А как насчет дейтинг-шоу? — бормочу я, обращаясь не столько к коллективу, сколько к пуговице на вельветовой юбке, решив, что никто не обратит внимания на самого низкорослого старшего продюсера ТОР. Этого еще никто не предлагал, но идея не покидает меня после помолвки мамы и настойчивых попыток моего телефона напомнить о том, что я ни с кем не встречаюсь.

Однако меня слышит Марлен.

— Общественное радио старается туда не лезть. И на то есть веская причина: правила Комиссии по связи. Любые пикантные подробности — под запретом.

— Мы вполне можем сделать передачу о дейтинге, не взбесив ФКС, — защищает меня Палома, и я чувствую прилив гордости. — В прошлом году мы записали блок о репродуктивном здоровье и блок о половом воспитании в старших школах.

— Да! — говорит Изабель. — Но нужно что-то новое. Свежее.

Доминик закатывает глаза так сильно, что я беспокоюсь за его зрение. Разумеется, дейтинг-шоу не вписывается в представления магистра журналистики о том, каким должно быть общественное радио.

— Как насчет дейтинг-шоу, которое ведет парочка? — спрашивает Палома.

— Уже было, — говорит Кент. — Примерно десяток раз на десятке других подкастов.

— Дейтинг-шоу, которое ведут бывшие, — полушутя говорю я.

Комната затихает.

— Продолжай, — говорит Палома. — Дейтинг-шоу, которое ведут бывшие?

У меня и в мыслях не было, чтобы это прозвучало захватывающе, — это лишь потенциальная вариация на тему дейтинг-шоу. Но, может быть, это и впрямь неплохая идея.

— Э-э-э, — говорю я, чувствуя, как кровь приливает к лицу — это всегда происходит со мной, когда я оказываюсь в центре внимания. В комнате, полной знакомых мне людей, людей с невероятными голосами, я зациклена на собственном голосе сильнее, чем когда-либо. Он такой высокий и гнусавый, хуже обычного. Эти люди не говорят «э» или «ну». Не спотыкаются о слова.

Доминик буравит меня взглядом, словно бегущую строку на кабельном телевидении. Даже когда он сидит, его поза такая напряженная, а изгиб плеч такой острый, что после работы его мышцы, должно быть, болят каждый день. Уже не первый раз мне хочется, чтобы он не садился напротив меня.

— Что ж. — Отличное начало. Я прочищаю горло. Это то же самое, что предлагать своей команде темы для блоков во время еженедельных питчингов. Я справлюсь. Они все слышали мой голос. Всем пофиг — а если и нет, то не станут же они при мне отпускать ехидные шуточки. — Дейтинг-шоу, которое ведут бывшие — так… так оно, в общем, и есть. Мы посвятим слушателей в их отношения, в историю их знакомства и расставания. Мы познакомим слушателей с двумя друзьями, ведущими, теми, кем они стали после расставания. Одну половину эфира можно уделить какой-нибудь истории, а вторую — образовательной информации. В каждом выпуске они могли бы рассказывать о своем прошлом, а также изучать тренды дейтинг-культуры, брать интервью у экспертов или даже проводить консультации в прямом эфире, чтобы понять, что пошло не так в отношениях слушателей.

Когда я слышу себя в этот момент, я, к собственному удивлению, понимаю, что мне действительно хотелось бы это послушать. Зачастую общественное радио избегает развлекательного контента, но даже мой папа получил бы удовольствие от подобного — от чего-то среднего между «Этой американской жизнью» и «Современной любовью». Мы могли бы в прямом эфире обсудить впечатления обеих сторон после свидания через «Тиндер» или пообщаться с тем, кто заго́стил^[9] кого-то.

И тут я заставляю себя остановиться. В голове я уже использую слово «мы», словно продюсер этой передачи. Она уже сложилась у меня в голове.

— Как уже сказал Кент, существует множество передач об отношениях, многие из которых ведут парочки, — говорю я уже более уверенно. Мои коллеги — другие старшие сотрудники, а также Доминик — все еще слушают — меня. — Но… что, если мы попытаемся выяснить, почему именно не сложились отношения, взяв двух бывших в качестве ведущих и изучив их проблемы? Ведь именно это люди и хотят узнать? Что они сделали не так?

Это вопрос, которым я задавалась много раз. Я разрешаю себе ухмыльнуться и откинуться в кресле.

— Очень даже ничего, — говорит репортер Жаклин Гийомон, когда болтовня в комнате стихает. — Я бы такое послушала.

— Это необычно, — говорит Майк, — но, надо сказать, мне нравится ход мысли Шай. Может быть, именно это нам и нужно — что-то эдакое.

— Нам нужны двое бывших в качестве ведущих, — говорит Изабель, — но с этим-то мы уж, наверное, справимся?

Палома протягивает руку и черкает в моем блокноте: «Отличная работа»; я чувствую, как свечусь изнутри.

— Я извиняюсь, но это не сработает, — говорит Доминик, протыкая пузырь моей гордости. Между бровями у него появляется складка.

— Это еще почему? — Я так сосредоточена на нем, на внезапном желании с силой надавить ему большим пальцем на эту складку, что не замечаю, как Палома, сидящая рядом, скребет по донышку йогурта. Единственный раз, когда я набираюсь смелости высказаться на собрании — собрании, на котором его вообще быть не должно, — и он уничтожает мою идею.

— Это не то чтобы новаторская журналистика.

— А с каких это пор все должно быть новаторским? Передача растормошит людей, может привлечь аудиторию вне нашего привычного охвата. Может быть, благодаря ей даже увеличится размер пожертвований для станции. — Я смотрю прямо на Кента, когда говорю это. — Не можем же мы каждый день свергать мэров.

— Нет, но должны проявлять хоть немного уважения, — говорит Доминик. Он выплевывает последнее слово, наклонившись вперед и впившись в край стола. — Бывшие, которые выясняют между собой, почему они расстались? И дают советы об отношениях? — Он усмехается. — Больше похоже на материал для спутникового или, боже упаси, коммерческого радио. Звучит… пошло.

— А разоблачение подробностей из личной жизни мэра — не пошло?

— Во имя новостей — нет.

Присутствующие, как ни странно, захвачены происходящим. Непривычно тихий Кент что-то черкает в блокноте. Я никогда не видела, чтобы на совещании так спорили — уверена, он нам этого так просто не спустит. Но пока он не против, я продолжаю.

— Ты думаешь, что общественное радио существует только ради новостей, но это не так, — говорю я, сжимая ручку изо всех сил. Я представляю, как колпачок отлетает и забрызгивает его грудь чернилами, уничтожая рубашку, которую он, должно быть, так тщательно выбирал сегодня утром. Чернила капают вниз по голубым полоскам на его джинсы. — Этим оно и прекрасно. Радио бывает не только образовательным, но и душещипательным, захватывающим или попросту веселым. Мы не просто преподносим факты — мы рассказываем истории. Поработал здесь четыре месяца и решил, что знаешь сферу вдоль и поперек?

— Ну, у меня же есть степень по журналистике Северо-Западного. — Он произносит название своего университета с такой небрежностью, словно попасть туда не составляет особого труда и не стоит шестьдесят тысяч. — Так что, полагаю, диплом, висящий у меня над столом, дает мне право судить.

Наконец Кент поднимает руку, указывая нам поостыть.

— Много пищи для размышлений, — говорит он, а затем двумя словами заставляет меня утратить всякую надежду: — Еще идеи?

Спустя двадцать минут Кент завершает совещание, сделав все возможное, чтобы вселить в нас уверенность в том, что станции ничего не грозит.

— Все на ранней стадии, — говорит он. — Мы еще ничего не меняем в расписании.

И все же сложно не заметить легкий налет тревоги, сквозящий в болтовне моих коллег, когда они покидают зал с кружками остывшего кофе. Я задерживаюсь, пока не остаюсь в комнате одна, надеясь избежать Доминика. К несчастью, он ждет меня в коридоре, готовый наброситься.

— Иисусе, — говорю я, прижимая блокнот к скачущему сердцу, когда он застает меня врасплох. — Ты что, еще не закончил учить меня работе, которой я занимаюсь десять лет?

Между бровями вновь возникает складка; он выглядит чуть мягче, чем на совещании.

— Шай, я…

— Дом! Шай! — встревает Кент. Это немного раздражает — на мгновение мне показалось, что Доминик собирается извиниться.

Но это так же вероятно, как то, что Терри Гросс^[10] уйдет со «Свежего воздуха».

— Кент, — говорю я, приготовив собственное извинение. — Прошу прощения за то, что произошло на совещании. Ситуация вышла из-под контроля.

Все, что он говорит в ответ, это:

— У меня сейчас несколько встреч, но я хочу поговорить с вами в конце дня. Заглянете ко мне в кабинет в полшестого? Вот и славно. — Он разворачивается и уходит по коридору, оставив меня наедине с Домиником.

— А мне нужно записать интервью. — Он слегка улыбается, но быстро возвращается к своему демоническому Я и добавляет: — Комната А. Если тебе интересно.

Примечания

8

Нидерландский художник-график, самый яркий представитель имп-арта. (Прим. ред.)

9

Го́стинг (от англ. ghosting; ghost «призрак») — это резкое прекращение каких-либо отношений без предупреждения и объяснения причин. (Википедия.)

10

Терри Гросс (р. 1951) — американская радиоведущая, известная по ток-шоу «Свежий воздух», которое идет с 1975 года.