Горящий Лабиринт

Рик Риордан, 2019

Смертельно опасное путешествие Лестера Пападопулоса и Мэг Маккаффри продолжается! Следуя пророчеству, бывший бог Аполлон и его юная повелительница Мэг отправляются к Горящему Лабиринту, в котором их ждут новые ловушки. Разгадать все загадки и пройти сквозь огонь (в прямом смысле слова!) – вот их цель. И они должны сделать это не только для того, чтобы Аполлон смог вернуться на Олимп, но и чтобы спасти жизни других. Однако враги сделают все, чтобы помешать им. Что ждет друзей в новом квесте? Какие испытания готовит им судьба? И главное – смогут ли они их выдержать? Рик Риордан – автор мировых бестселлеров для подростков, лучший современный писатель в детской литературе, по мнению авторитетного издания «New York Times».

11

Руки прочь от бога

Если в памяти жуть

И если руки в грязи

Нельзя так поступать.

Нельзя заявить, что твой папа построил загадочный дом в священном для дриад месте, а затем вскочить и убежать, ничего не объяснив.

Но, естественно, Мэг именно так и поступила.

— Увидимся утром! — крикнула она, обращаясь непонятно к кому. И побежала к спиральному выступу, все так же босиком, хотя ей пришлось пробираться сквозь толпу из двадцати разных кактусов. И нырнула в темноту.

Гроувер окинул взглядом оставшихся:

— Хм, ну что ж, хорошее получилось собрание, всем спасибо. — И тут же провалился в сон и захрапел, еще не коснувшись земли.

Алоэ Вера встревоженно посмотрела на меня:

— Может, мне стоит пойти к Мэг? Наверное, ей потребуется еще алоэ.

— Я к ней схожу, — пообещал я.

Духи природы принялись убирать оставшийся после ужина мусор (дриады очень добросовестно относятся к таким вещам), а я отправился на поиски Мэг Маккаффри.

Она сидела на краю дальнего цилиндра, в пяти футах над землей, и неотрывно смотрела в уходящую вниз шахту. Уловив аромат земляники, просачивающийся сквозь трещины в камне, я понял, что именно через этот колодец мы выбрались из Лабиринта.

— Я за тебя волнуюсь, — сказал я. — Может, спустишься?

— Нет, — ответила она.

— Ну еще бы, — пробормотал я.

И я полез наверх, хотя лазание по стенам не было одним из моих талантов. (Да кого я обманываю! В нынешнем состоянии у меня вообще не было никаких талантов.)

Я уселся рядом с Мэг на краю, свесив ноги в бездну, из которой мы сбежали… Неужели это и вправду было сегодня утром? В темноте я не мог разглядеть сеть из переплетенных стеблей земляники, но сильный запах ягод посреди пустыни казался чем-то очень странным. Удивительно, как нечто столь обычное в новых обстоятельствах может стать необыкновенным. Ну, или как в моем случае: потрясающий бог вполне может стать весьма заурядным.

В ночном мраке цветной наряд Мэг потускнел, и теперь она выглядела как светофор, горящий серым цветом. Из носа у нее текло, и поэтому он поблескивал в темноте. За тусклыми линзами очков виднелись слезы. Она покрутила на пальце одно золотое кольцо, затем другое, словно пыталась поймать волну на старом радиоприемнике.

Денек у нас выдался тяжелый. Мне нравилось молча сидеть рядом с Мэг, я вообще сомневался, выдержу ли новую жуткую трактовку пророчества из Индианы. Но эти подробности были необходимы. Прежде чем уснуть, я должен был удостовериться, что мне ничего не угрожает: особенно не хотелось бы, проснувшись, обнаружить у себя перед носом морду говорящего коня.

Нервы Мэг были напряжены до предела. Я хотел было схватить свою юную повелительницу и заорать «ДАВАЙ РАССКАЗЫВАЙ!», но решил, что это может ее обидеть.

— Хочешь поговорить? — ласково спросил я.

— Нет.

Ничего удивительного. Даже в лучшие дни Мэг не особенно жаловала разговоры по душам.

— Если Аэйталес — это действительно место из пророчества, — сказал я, — если здесь твои корни, нам стоит об этом знать… чтобы остаться в живых.

Мэг посмотрела на меня. Она не приказала мне прыгнуть в земляничную яму, не приказала даже закрыть рот. Вместо этого она сказала «Смотри» и схватила меня за запястье.

Я привык к видениям — каждый раз, когда смертные нейроны перенапрягались, стараясь обработать весь мой божественный опыт, я погружался в воспоминания о давно минувшем. На этот раз всё было по-другому. Я оказался не в своем прошлом, а в воспоминаниях Мэг Маккаффри, и видел происходящее ее глазами.

Я очутился в одной из теплиц в те дни, когда растения еще не разрослись так буйно. На металлических полках ровными рядами стояли глиняные горшки с крохотными кактусами, оснащенные цифровым термометром и влагомером. Под потолком размещались шланги для орошения и фитолампы. Было тепло, но не слишком, в воздухе стоял запах свежевскопанной земли.

Под ногами хрустел влажный гравий, я следовал за отцом — отцом Мэг, — проверяющим, все ли в порядке с растениями.

Я смотрел на него глазами маленькой девочки, снизу вверх, и видел, как он мне улыбается. Мне — Аполлону — он был уже знаком по другим видениям: это был мужчина средних лет, с темными вьющимися волосами и широким носом, усыпанным веснушками. В прошлый раз я наблюдал за тем, как в Нью-Йорке он вручил Мэг розу — подарок от ее матери, Деметры. Я видел, как он, мертвый, лежал на ступенях библиотеки, его грудь была то ли изрезана ножом, то ли изодрана зубами какого-то животного — в тот день Нерон стал отчимом Мэг.

В сегодняшнем видении мистер Маккаффри, идущий по теплице, выглядел немного моложе, чем в прошлый раз. Прислушавшись к чувствам Мэг, я понял, что ей в то время было около пяти лет — именно в этом возрасте они с отцом оказались в Нью-Йорке. Но на этот раз мистер Маккаффри казался куда счастливей и беззаботней. Глядя на него глазами Мэг, я чувствовал, как ее переполняют радость и умиротворение. Папочка был рядом. Жизнь была прекрасна.

Зеленые глаза мистера Маккаффри сверкнули. Он взял горшок с малышом-кактусом и опустился на колени рядом с Мэг.

— Я назвал его Геркулес, — сказал он, — потому что ему по силам что угодно! — Он согнул руку, напрягая мышцы, и зарычал: — РРРРР! — что очень рассмешило малютку Мэг.

— Ирклис! — повторила она. — Покажи еще растения!

Мистер Маккаффри вернул Геркулеса на полку, а затем поднял палец словно фокусник.

— Погляди-ка! — Он сунул руку в карман джинсовой рубашки и протянул Мэг сжатый кулак. — Попробуй разожми.

Мэг попыталась разогнуть его пальцы:

— Не могу!

— Можешь. Ты очень сильная. Ну-ка постарайся!

— Рррр! — зарычала девочка.

На этот раз ей удалось разжать его руку. На ладони у отца лежало семь шестиугольных семян, каждое размером с монетку. Внутри каждого семечка мерцал огонек, отчего они походили на флотилию крохотных НЛО.

— Ух ты! — восхитилась Мэг. — Можно я их съем?

Отец засмеялся:

— Нет, доченька. Это особенные семечки. Наша семья пыталась создать такие семена, — он тихонько присвистнул, — с очень давних пор. А когда мы их посадим…

— Что будет? — Мэг слушала отца затаив дыхание.

— Они превратятся в нечто очень необычное, — ответил папа. — Станут даже сильнее, чем Геркулес!

— Давай посадим их прямо сейчас!

Отец взъерошил ей волосы:

— Еще рано, Мэг. Они не готовы. Но когда придет время, мне понадобится твоя помощь. Посадим их вместе. Обещаешь помочь?

— Обещаю, — ответила она с искренней серьезностью пятилетнего ребенка.

Видение изменилось. Мэг, шлепая босыми ногами по полу, зашла в прекрасную гостиную в Аэйталесе, ее отец стоял у изогнутой стеклянной стены и рассматривал ночные огни Палм-Спрингс. Он говорил по телефону, повернувшись спиной к Мэг. В это время ей полагалось спать, но ее что-то разбудило: то ли приснился кошмар, то ли она почувствовала, что папочка расстроен.

— Нет, я не понимаю, — говорил он в телефонную трубку. — Вы не имеете права. Это место… Да, но мои исследования нельзя… Это невозможно!

Мэг тихонько подошла поближе. Ей нравилось в гостиной. Не только потому, что отсюда открывался чудесный вид, но и потому, что было приятно ходить босиком по гладкому паркету — ровному, прохладному и блестящему. Было похоже, будто вместо пола в гостиной настоящий лед, по которому можно плавно скользить. Ей нравились растения, которые росли у папочки на полках, и те, которые помещались в огромных горшках, расставленных по всей комнате: кактусы с разноцветными цветами, деревья Джошуа — настоящие живые колонны, поддерживающие крышу, вросшие в потолок и распластавшие по нему паутину мохнатых веток и зеленых метелок. Мэг была еще слишком мала и не понимала, что обычно деревья Джошуа так не растут. То, что растения переплетаются друг с другом и поддерживают дом, было для нее обычным делом.

А еще Мэг нравился большой круглый колодец посреди комнаты — папочка называл его Цистерной, — он был обнесен решеткой, чтобы никто туда случайно не упал. Благодаря колодцу в доме было прохладно, каждый чувствовал себя здесь в покое и безопасности. Мэг обожала сбегать по спиральному пандусу вниз и сидеть на краю прудика, болтая ногами в холодной воде. Правда, папочка ее все время предупреждал: «Долго в воде не сиди! А то превратишься в растение!»

Но больше всего она любила большой стол, за которым папочка работал, — ствол мескитового дерева, которое росло прямо из пола, изогнулось и снова вросло в пол. Его дуга, напоминающая кольцо морской змеи, поднявшееся над волнами, была идеальных размеров, чтобы служить настоящим столом. Сверху ствол был гладким и ровным — лучше столешницы и не придумаешь. Три дупла расположились так удобно, что из них вышли отличные полки для мелочей. Прямо из стола росли веточки с листьями, образуя замечательную подставку для компьютерного монитора. Как-то раз Мэг спросила, не было ли дереву больно, когда папочка делал из него стол, но он рассмеялся в ответ:

— Нет, доченька, я бы никогда не обидел дерево. Оно само захотело стать моим столом и поэтому приняло такую форму.

Это тоже не показалось пятилетней Мэг странным: обращаться к дереву как к человеку было для нее в порядке вещей.

Но сегодня Мэг стало неуютно в гостиной. Ей не нравилось, что папочкин голос дрожал. Подойдя к столу, она обнаружила, что вместо привычных пакетиков с семенами, рисунков и цветов на нем лежит стопка бумаг — напечатанные на принтере письма, толстые пачки скрепленных документов, конверты, — и все они были желтого, как одуванчик, цвета.

Читать Мэг не умела, но письма ей не понравились. Было в них что-то важное, властное и злое. Желтый цвет резал глаз. Совсем не такой славный цвет, как у настоящих одуванчиков.

— Вы не понимаете, — говорил папочка в трубку. — Это работа всей моей жизни, но дело даже не в этом. Мы шли к этому веками. Тысячелетиями… Мне без разницы, кажется вам это безумием или нет. Вы не можете просто…

Он обернулся и замер, увидев Мэг у стола. Лицо его исказилось: сначала на нем отразилась злость, затем страх и беспокойство, но в конце концов он вымученно улыбнулся и сунул телефон в карман.

— Привет, солнышко, — проговорил он срывающимся голосом. — Тебе не спится? Мне тоже.

Он подошел к столу, сгреб с него одуванчиковые бумаги и, засунув их в дупло, протянул Мэг руку:

— Сходим в теплицы?

Видение снова изменилось.

Это было смутное, обрывочное воспоминание: Мэг была одета в свой любимый наряд — зеленое платье и желтые легинсы. Эта одежда ей очень нравилась: ведь папочка говорил, что в таком виде она похожа на их друзей из теплицы — такая же подрастающая симпатяшка. Спотыкаясь в темноте, она бежала за папочкой к машине, в рюкзаке у нее лежало только любимое одеяло, потому что папочка велел ей собираться скорее. Им пришлось взять только то, что можно унести с собой.

Пройдя половину пути, Мэг остановилась, заметив, что в теплицах горит свет.

— Мэг, — сказал папа голосом, хрипящим, как гравий у них под ногами. — Пойдем, доченька.

— Но как же Ирклис? — спросила она. — И остальные?

— Мы не сможем взять их с собой, — ответил папочка, стараясь сдержать слезы.

Мэг раньше не видела, как отец плачет. Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.

— А волшебные семена? — не унималась она. — Мы посадим их там… куда едем?

Сама мысль о том, чтобы уехать куда-то, казалась ей дикой. Аэйталес был ее домом, другого она не знала.

— Нет, Мэг, — казалось, папочка едва может говорить. — Они могут вырасти только здесь. А теперь…

Он оглянулся и посмотрел на дом, который поддерживали массивные каменные колонны. В окнах горел золотой свет. Но что-то было не так. По холму скользили тени: люди в темной одежде или существа, похожие на людей, окружали дом. Над головой тоже мелькали, закрывая крыльями звезды, мрачные тени.

Папочка схватил ее за руку:

— Нет времени, доченька. Нам нужно бежать. И поскорее.

Последнее воспоминание Мэг об Аэйталесе было таким: она сидела на заднем сиденье в машине отца, прижав лицо и ладони к стеклу, и не отрываясь смотрела на освещенные окна. Не успели они спуститься с холма, как их дом взорвался и исчез в огне.

Я схватил ртом воздух и резко вернулся в реальность. Мэг отпустила мою руку.

Я изумленно смотрел на нее, но перед глазами еще все плыло, и я испугался, как бы не свалиться в земляничную пропасть.

— Мэг, как тебе…

Не отрывая глаз от мозоли на руке, Мэг ответила:

— Не знаю. Просто захотелось.

Как обычно — в этом вся Мэг. Но воспоминания, в которые она меня погрузила, были такими мучительными и яркими, что у меня заныло в груди, словно я получил разряд от дефибриллятора.

Как Мэг удалось показать мне свое прошлое? Да, сатиры могут устанавливать эмпатическую связь со своими близкими друзьями. Такая связь была у Гроувера Ундервуда с Перси Джексоном, и поэтому, как утверждал сатир, ему порой непонятно, с чего до смерти хотелось блинчиков с черникой. Может, у Мэг появилась подобная способность из-за того, что она была моей повелительницей?

Этого я не знал.

Зато я знал, что Мэг страдала гораздо больше, чем показывала. Ужасы в ее жизни начались еще до смерти отца. Они начались здесь. Эти руины — все, что осталось от ее мирной жизни.

Мне захотелось ее обнять. И уж поверьте, такое желание возникало у меня не часто. За подобный порыв можно было получить локтем по ребрам или эфесом меча по носу.

— Ты… — я на мгновение замолчал. — Ты с самого начала помнила обо всем этом? Тебе известно, над чем здесь работал твой отец?

Она равнодушно пожала плечами, а затем взяла пригоршню песка и принялась сыпать его в колодец словно семена.

— Филлип, — сказала Мэг, будто только сейчас вспомнила это имя. — Моего папу звали Филлип Маккаффри.

Это имя напомнило мне о македонском царе, отце Александра. Он был искусным воином, но при этом ужасным занудой. Не интересовался ни музыкой, ни поэзией, ни даже стрельбой из лука. У него на уме были одни фаланги. Скукотища.

— Филлип Маккаффри был замечательным отцом, — проговорил я, стараясь скрыть звучащую в голосе горечь. Моего отца трудно было назвать замечательным.

— От него пахло мульчей, — вспомнила Мэг. — По-хорошему.

Понятия не имею, чем отличается хороший запах мульчи от плохого, но я вежливо кивнул.

Я посмотрел на теплицы — они едва виднелись на фоне красно-черного ночного неба. Филлип Маккаффри, похоже, был талантливым человеком. Возможно, ботаником? Смертный, которого благословила богиня Деметра. Как бы иначе он сумел создать Аэйталес — место, пропитанное природной силой? Что же он делал и что имел в виду, когда сказал, что его семья работает над этим уже тысячи лет? Люди редко измеряют время тысячелетиями. Для них знать имена прабабки и прадеда уже большая удача.

Но самое главное: что случилось с Аэйталесом? И почему? Кто выгнал Маккаффри из дома и заставил их бежать на восток, в Нью-Йорк? К сожалению, ответ у меня был только на последний вопрос.

— Это сделал Калигула, — сказал я, указав на руины на холме. — Вот что имел в виду Инцитат, когда говорил, что император принял меры.

Мэг с каменным лицом посмотрела на меня:

— Мы это выясним. Завтра. Ты, я, Гроувер. Отыщем этих ребят — Пайпер и Джейсона.

Стрела завибрировала у меня в колчане, хотя я не был уверен, Стрела это или просто я дрожу.

— А если Пайпер и Джейсон не знают ничего полезного?

Мэг отряхнула руки от песка:

— Они ведь из семерки? Друзья Перси Джексона?

— Ну… да.

— Тогда они должны знать. Они помогут. Мы найдем Калигулу. Обшарим Горящий Лабиринт, освободим Сивиллу, прекратим пожары — в общем, разберемся со всем.

Меня поражало, как красноречиво и четко она умеет формулировать наши задачи.

Хотя лично меня не прельщала мысль обшаривать Горящий Лабиринт, даже если мы заручимся поддержкой двоих сильных полубогов. В Древнем Риме тоже были сильные полубоги. И многие из них пытались одолеть Калигулу. Все они погибли.

Я все время вспоминал видение, в котором Сивилла просила прощения за дурные вести. С каких пор оракулы стали извиняться?

«Я бы спасла тебя, если б могла. И ее тоже».

Сивилла настаивала на том, что я должен прийти ей на помощь. Только я мог освободить ее — но при этом я должен попасть в ловушку.

Никогда не любил ловушки. Они напоминают мне о моей давней влюбленности в Бритомартиду. Ох, сколько раз по милости этой богини я оказывался в ямах-ловушках для тигров!

Мэг развернулась:

— Я пойду спать. И тебе советую. — Она спрыгнула на землю и пошла по склону к Цистерне.

Мэг не приказывала мне идти спать, и я еще долго сидел на краю, глядя вниз, в земляничную бездну, и слушая, как хлопают крылья вестников беды.