Стрэнжвилл. Книга первая

Рилинда Эра

Понимая, что борьба за жизнь Роллса проиграна неизвестной болезни, Эммилия была вынуждена отказаться от много и увезти отца подальше от Нью-Йорка. Отец, воспользовавшись моментом, вручил Эммилии старинную карту с координатами, которые привели её в заброшенный город Стрэнжвилл – в новом, таинственном месте Эммилии откроется множество тайн о другом мире. Она узнает многое о своей сущности и предназначении, ей удастся воссоединить нэрроновцев, чтобы уничтожить восставший вражеский клан Крион.

© Рилинда Эра, 2022

ISBN 978-5-0056-3878-6 (т. 1)

ISBN 978-5-0056-3879-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

История книги

«Мы не можем поменять память, не можем стереть всё, что было. Единственный выход — время, которое позволит забыть испытанные чувства и эмоции, оставив лишь мёртвые кадры».

Создание этой — первой книги началось ещё в далёком 2009 году. Тогда я училась на втором курсе Академии «Дизайна и технологии», а на каникулах подрабатывала в оптике у знакомой продавцом. Платили там очень мало, с трудом мне удалось накопить мизерную сумму на учёбу. Экономить приходилось на всём. Да и год выпал очень тяжёлым: покупателей не было, бизнес просто загибался очень медленными шагами и конечно, я понимала, что вскоре подрабатывать будет попросту негде. Студенту всегда сложнее найти работу.

На фоне всех бытовых тягот, я постоянно мучилась от тонзиллита и никакое лечение не помогало. Каждые два месяца случались вспышки гнойной ангины и болеть я могла месяц, а то и более. Все эти пробки мне приходилось убирать самостоятельно с помощью проспиртованного бинта с люголем. Об операции, я на тот момент даже не думала и даже не предполагала, что болезнь прогрессирует и медленно меня уничтожает. Я продолжала работать. И в какой-то момент меня начал беспокоить один и тот же сон. Он назойливо являлся мне по нескольку раз в неделю, но поначалу я забывала его содержание, а когда сон снился вновь, просыпалась в поту от страха и думала: «Где же я всё это видела? В фильме?». Стала искать фильмы, книги, но ничего не обнаружив, я решила рассказать об этом сне своей подруге. Подруга попросила расписать сон.

Сюжет сна

Оказавшись в темноте, я шагала по коридору к блеклому свету и вскоре попала в небольшую комнату со стенами из светло-серого кафеля. С правой стороны — на операционном столе лежала девочка 9 лет, а слева — кто-то сидел в операционном кресле в чёрной повседневной одежде, и вначале я не могла разобраться кто именно: женщина или мужчина? В центре операционной стояли 4 врача в белых халатах, они копались в инструментах, их лица были закрыты стерильными масками, а головы прикрыты колпаками. Было чуточку страшно и сердце взволнованно билось. Затем я увидела, как один из врачей брызнул жидкостью из шприца. Моё сердце дрогнуло от капелек, которые рухнули на кафельный пол. Я посмотрела налево, и словно под гипнозом, приблизилась к испуганной девушке. Мне казалось, что я её знаю. Во сне меня никто не видел — я призрак. Но эта девушка меня заметила и вытаращенными зелёными, заплаканными глазами пронзила. Мне стало страшно, потому что в ней я узнала себя. Но почему она меня видит? И почему сидит с открытым ртом? Будто специально что-то невидимое не давало сомкнуться её челюстям, или будто она кричала, но беззвучно. Внезапно девушка успокоилась, а мне стало ещё страшнее. Её волосы начали меняться: укоротились, а цвет сменился на коричневый. Одежда сменилась с чёрного на оттенки бежевого и зелёного хаки. Это было до жути странно! Затем она стала смотреть на меня исподлобья, с гневом, с ненавистью. Мне честно так хотелось ей помочь, но не могла — я же призрак! И будто по рухнувшему сценарию я оказываюсь на её месте. Мне жутко страшно, всё время пытаюсь вырвать руки, будто из ремней, которые ничем не закреплены. Девушка безразлично посмотрела на меня и отправилась во тьму — в никуда. Тут руки что-то отпускает, и я бегу за ней галопом. Будто не хочу потерять: да куда же ты?! Я вскоре догнала её. Девушка резко остановилась, и я от страха тоже. Она посмотрела на меня зелёными глазами и в этот же миг исчезла, а на её месте появилось зеркало в старинной, массивной раме, с утончённым резным узором, выкрашенной в бронзовый цвет. Зеркало оказалось таким же глубоким, как тьма. Оно меня манило. Затем неожиданно из ниоткуда раздался голос, только, что он пытался сказать — я не знаю, да и шёпот тот сразу было не разобрать. Спустя секунды я разобрала эти шумы: «Подойди и посмотри». Приблизившись к зеркалу, я замерла, словно превратили меня в камень. В отражении было некое чудовище: лицо и тело покрыты необыкновенной, бело-зеленоватой, перламутровой змеиной чешуёй, нет носа; рот, будто распороли до ушей; длинные, жёсткие, коричневые волосы, а глаза необыкновенного стеклянно-изумрудного цвета с перетекающим в жёлтый как огонь контур, вокруг чёрного, вытянутого зрачка. Я прикоснулась когтистой лапой к коже лица и почувствовала необыкновенную змеиную гладкость. Но несмотря на весь этот ужас, я не испугалась. Я отошла от зеркала и резко обернувшись, взглядом наткнулась на ту загадочную девушку. Я тут же не сдержалась и спросила в замешательстве: «Кто ты?». Она посмотрела на меня и улыбнувшись, исчезла.

Изложив сон на 25 страницах А4, я отправила документ подруге, и та была шокирована тем, что он был настолько яркий и детальный. Она стала просить написать книгу. А я же была не уверена в том, что смогу взяться за такое серьёзное дело как написание книги, да и потом, что это такое? Как это должно выглядеть? Но подруга настояла писать так, как у меня получается, ведь все пишут по-своему, по-разному и у каждой книги есть свои читатели.

Сон продолжал являться. Я уже начала от него уставать, и так однажды за полгода до предстоящей операции — тонзилэктомии, в охапку со стопкой бумаги, я пришла на работу и целыми днями писала книгу. Многие продавщицы ходили мимо и с любопытством заглядывали ко мне в листы через витрину, спрашивая: «А что ты пишешь? А что ты делаешь? А зачем? Как можно так долго сидеть без движения и писать?». Вопрос на вопросе, всех терзали смутные сомнения, а не пишу ли я на продавцов докладные в СЭС? Я отвечала спокойно: «Я пишу дипломную работу». И все от меня отставали с улыбками или задумчивыми лицами, всё ещё наполненными вопросами. На самом деле, благодаря этому делу, мои безлюдные деньки в магазине быстро пролетали и порой я даже не успевала сообразить, что наступило 18.00.

Закончив писать книгу в конце августа, я находилась дома и мысленно уже готовилась к учёбе, как вдруг, случилась боль в груди: очень сильная, острая и невыносимая. Боль перетекала в подлопаточную область слева, а затем в руку. Я с трудом сдержала крик, и преодолевая это состояние, отправилась в ближайший медцентр пешком в холодном поту. Доковыляв до медцентра, я смогла почти сразу попасть к врачу-кардиологу, — та увидела меня абсолютно бледной и мокрой и сразу всё поняла — сердечная недостаточность.

Мне оказали первую помощь и назначили лечение. Затем я получила заключение от кардиолога и прочитала неутешительный диагноз — ревмокардит. Дело уже не пахло керосином. Температура не спадала. Лор-врач в частной больнице после осмотра сказала, что миндалины полностью сгнили и их нужно удалять. Все спрашивали: «Почему же этого не сделали ранее?».

Пришлось идти в поликлинику, где были адовые очереди, чтобы получить направление на операцию в местную больницу. На все анализы и получение печатей ушло 2 недели. За это время я пережила ещё два сильных сердечных приступа (в автобусе и на работе). Ломящие боли в суставах были невыносимыми особенно по ночам.

И вот настал тот день, когда меня госпитализировали. Конечно же, я предупредила заведующую о том, что у меня есть проблемы со свёртываемостью крови, но та отмахнулась рукой.

Первые несколько дней до операции, я находилась в коридоре и спала на диване. Постоянный сквозняк из фойе очень раздражал. Полы были затоптанные, потом их мыли хлоркой, а ещё нужно было всё кварцевать. Во время кварцевания я уходила в фойе, где было холодно и ветрено, потому что это был коридор приёмного покоя. Каждые 15—20 минут привозили людей с различными повреждениями. Коридор больничного корпуса был узкий, а многие двери палат были со сломанным замком. Один туалет на весь этаж с очередью. Безразличие медсестёр или их отсутствие, оставляло желать лучшего об этом учреждении. Пациенты ходили мимо моего диванчика и постоянно пинали его, то ли случайно, то ли специально. Я чувствовала себя очень плохо и не могла спать из-за невыносимых болей в суставах.

Вскоре за мной пришла медсестра и повела в операционный блок. Поднимаясь по лестнице, я в какой-то момент начала нервничать, живот крутило. Мы попали в тусклый коридор со множеством широких двойных дверей, за стёклами которых были видны операционные лампы, штативы, столики и столы, различная аппаратура. Меня завели в какую-то тёмную комнатку, где лежала чистая операционная пижама из хлопка. Я быстро переоделась, и мы пошли дальше, в сторону очень светлого помещения. Я не могла понять: где же всё это видела? Состояние дежавю. Что мне это всё напоминает? На пороге меня увидел дежурный врач-хирург (очень опытный) и сразу сказал моему оперирующему врачу:

— Что будете оперировать?

— Миндалины, — ответила моя врач.

— Этой, душки сразу зашивай. Не оставляй открытыми. У неё проблемы с кровью! — уверенно и спокойно сказал дежурный хирург.

Но моя врач проигнорировала это замечание и вошла в палату с гордым видом. Я начала волноваться. Сердце тарабанило и эти удары с болью и напряжением отдавали в горло. Меня усадили в специальное кресло, включили лампу.

В какой-то момент я успокоила дыхание и посмотрела в центр: четыре врача стояли у столика с инструментами и внезапно один из них — мужчина, приподняв руку со шприцем, пощёлкал по нему пальцем и брызнула жидкость. Я почувствовала, как на затылке волосы встали дыбом и по коже пробежались мурашки. Переведя взгляд вправо, я увидела лежащего на левом боку ребёнка, которому должны оперировать ухо. Два врача — мужчины, принялись оперировать ребёнка, направляя объектив микроскопа в ухо. А затем, я посмотрела на своего врача и какую-то молодую практикантку со слегка трясущимися от волнения руками.

Операция началась с обезболивания — это крайне неприятная процедура быстро закончилась. Затем врач принялась срезать ткань и соскабливать её. Кровь была горячей и неприятной, быстро накапливалась у горла и вызывала рвоту. В целом с левой стороной врач быстро управилась, показывая всё практикантке. Один из врачей-хирургов, который оперировал ребёнка, закончив работу, обратил внимание на мою кровопотерю и остался помогать придерживать мою голову. Дежурный врач тоже заходил и всё видел. Его беспокоила моя кровь — её цвет, консистенция и обильность. Настойчиво рекомендовал моему врачу зашить душки, но она проигнорировала этот совет вновь.

— Да что они прицепились к этим душкам!? Нормально всё будет. Понятно? — спросила врач, — давай, на правой стороне, ты…

Я взглянула на практикантку, у которой в глазах промелькнул гигантский метеорит из сомнений и мой тяжёлый вздох вырвался. Тем временем врач достала телефон из кармана и начала переписываться с кем-то. Практикантка неуверенно сделала, лишь только два движения: соскребла скальпелем, а затем затянула петлю, да замерла с вопросительным взглядом, увидев, что врач ведёт переписку.

— Посмотрите, я правильно сделала? — спросила практикантка.

Я почувствовала резкое волнение и пульсирующее давление в горле, отчего мои глаза даже раскрылись и в этот момент врач, оторвав глаза от телефона, сказала:

— Стой! Нет! Ослабь петлю. Ты что! Там же ярёмная вена! Если заденешь, то всё кровь уже не остановить. Ослабь! Ослабь! Дай я сама! Вот так надо.

Сказать, что я ничего не осознала — это всё равно, что ничего не сказать. Моя жизнь висела на тонком волоске от смерти. Врач сама всё доделала на правой стороне, а практикантка долго смотрела на меня и на кровь. Мне показалось, что у неё шока было больше, чем у меня. После операции меня повели назад, и дежурный врач-хирург спросил ещё раз:

— Душки зашили?

— Нет. Кровь остановилась сама, — сказала врач.

Но кровь смогли остановить только спустя несколько часов, после наложения швов.