Дакномания

Римъ Эдельштейн (2024)

Известный постулат гласит, что джентльмены любят блондинок… Это касается и свирепого маньяка, объявившего охоту на хорошеньких светловолосых дамочек. Суровые оперативники идут по его следу… И становится очевидно, что все жертвы похожи на одну талантливую актрису. Монстр почти совершенен. Не оставляет никаких следов, кроме одного: патологическая жестокость.

Четвёртая глава

— Конечно! Бирюков! — заорал Носов в исступлении и хлопнул в ладоши. — Кокосов! Кокосов! Дима! Ну, ты чего там возишься?!

Дима разогнулся, продолжая сжимать в руке ультрафиолет.

— Это кровь, — сказал он просто.

— Спасибо тебе за это.

— Издеваться не так и обязательно, — сказал криминалист. — Чья это кровь, можно будет выяснить в лаборатории. Но если товарищ капитан утверждает, что эта машина была замечена около Театра молодёжи и сатиры…

— Я этого не утверждаю, — резко сказал тот. — Она ехала ночью мимо кафе с тупым названием. Которое в паре сотен метров от Театра молодёжи и сатиры. И попала на камеру.

— А я никак не пойму, — подала голос Вихрева, и все сразу посмотрели на неё с таким нескрываемым удивлением, будто до этого и забыли об её существовании. — Зачем ему вся эта волокита? Зачем ему этот геморрой?

— Хороший вопрос задаёт товарищ лейтенант, правильный! — оживился Носов. — Злоумышленнику надо испачкать свою машину, привезти тело сюда. Бросить. Бросить машину. Скрываться пешком.

— Но гуляла она одна около железной дороги после расставания с Балаевым. Вот здесь её маньяк и настиг, — сказала Вихрева.

— Типун тебе на всю голову, — сказал ей Носов. — Какой ещё маньяк?! Это просто дело рук психопата, страдающего от неразделённой любви.

— Или от неразделённого вожделения, — ввернул Котов. — Ты сказал, что Бирюков — это «конечно!». Почему ты его вспомнил? Откуда?

Носов глянул на него, как на старика с задержками в развитии.

— Бирюков Андрей Захарович. Он же «Слон». Проходил по делу о грабеже. Отделался поселением. И, кажется, в этот раз он влип куда серьёзнее.

— Про Балаева Вы тоже так думали, — вставила Вихрева.

— Ты ещё мало что понимаешь в оперативной работе, — пробурчал Носов. — На Балаева указала сестра Самойловой. Он был подозреваемым номер один. Мне надо было говорить с ним прямо и жёстко, чтобы он не нашёл никаких уловок и оправданий. И он высказал всё, что думал.

Вихрева помолчала.

— Ты, надеюсь, не забыла, что это он оставил эту бедную девочку одну? В такой-то глухомани! Я взрослый мужик, да у меня… У меня кровь стынет в жилах здесь.

Сначала он хотел сказать «очко сжимается», но потом решил, что это будет слишком жёстко для нежных ушек лейтенанта.

— Ну… Настало время задержания нового подозреваемого, — сказал Котов, хотя сначала хотел сказать что-то другое.

— Улики налицо, — поддержал подполковник.

— Ещё же не доказано, что это кровь Самойловой, — напомнила Вихрева.

Кокосов глянул на неё с недоумением.

— Готов спорить на куннилингус, — сказал Носов, сдерживая закипающую ярость, — что это её кровь. Если хочешь, у меня профессиональная интуиция об этом говорит.

Вихрева опять промолчала, возможно, размышляя о том, что действительно сказала что-то не то.

— Так, выдвигаемся по адресу. Котов, Вихрева — со мной. Дима, ты позвони Столетову, пусть оперов сюда пришлёт. Протокол осмотра составят.

— Есть, товарищ подполковник, — ответил Кокосов.

Вскоре взревела сирена, и чёрный микроавтобус сорвался с места.

Вихрева сильно удивилась тому, что ехать оказалось близко… Тут она ещё ни разу не была — в отличие от Носова и Котова, которые уже познакомились с Бирюковым не понаслышке.

— Наверное, его уже и след простыл, — спрогнозировал Носов.

Ринулись они на задержание все втроём. Звонить в домофон даже не требовалось — тот оказался нерабочим, и дверь спокойно открылась сама. Без сопротивления.

— Я так и знал, что сломанные домофоны иногда служат добрую службу. Пошли-пошли!

Котов извлёк из служебной кобуры под курткой пистолет.

— Лейтенант, замыкаешь, — коротко сказал он ей, и она тут же подчинилась.

— Тихо, — прошипел Носов, идя первым.

Они старались не стучать каблуками… Как будто в этом был смысл — они приехали с ревущей сиреной.

Дверь — столетняя и обшарпанная — предстала перед ними последним препятствием перед логовом подозреваемого.

Носов мгновенно постучался в неё костяшками, удерживаясь от того, чтобы не забарабанить кулаками.

— Бирюков! — крикнул он. — Открывайте дверь немедленно! Следственный комитет!

Сначала ничего не происходило, и Котов уже собрался внушительно пнуть преграду, чтобы выбить. Или хотя бы постараться.

— Кто? — хрипло послышалось за дверью.

— Открывай, Бирюков! — взревел Носов. — Разговор есть.

Тот за дверью устало забубнил и едва приоткрыл её, Носов ухватился за ручку и рванул на себя.

Костлявый и вонючий Бирюков выскочил на лестничную клетку, споткнулся и едва не упал.

— Стоять! Стоять! — заорал Котов и бросился ему навстречу, сшиб его с ног, повалил на пол.

Носов тут же подключился.

— ЭЙ! — завопил Бирюков. — ВЫ ЧЕГО ТВОРИТЕ?! А?! БЕСПРЕДЕЛЬЩИКИ!

— Вы задержаны по подозрению в убийстве Самойловой Анастасии, — пояснил ему Носов, вытаскивая побрякивающие наручники.

— ЧТО ЗА ХРЕНЬ?! — орал тот и брыкался, но Котов ловко навалился на него, удерживая одну из рук так, чтобы Носов мог защёлкнуть браслет.

В тяжёлой и ужасной суматохе они смогли его повязать, и капитан рывком поднял на ноги Бирюкова. Воняло от него перегаром ещё похуже, чем от Ястребова утром. Этот, наверное, не просыхал уже неделю.

— В твоей машине найдена кровь! — заорал Носов. — И я клянусь погонами, что знаю, чья она!

Бирюков почерневшими глазами уставился на подполковника и не мог подобрать хоть сколько-то вменяемых слов. Когда же его повели к служебному транспорту, он смог выдавить первые аргументы в свою защиту.

— Да у меня угнали машину! — сказал он. — Несколько дней как! Я клянусь, я никого не убивал!

— Да заткнись ты, — попросил его подполковник. — В отделе разберёмся… Что ты за человек такой, Слон? Я думал, ты получил шанс, исправился…

— Да мы же вот с тобой разговаривали! — выпалил неудачливый бандит. — Ты же сам знаешь, что…

Они выволокли его на улицу.

— Не переживайте, — подала робкий голос Вихрева. — Если Вы здесь ни при чём, наши криминалисты подтвердят это.

Носов взглянул на неё с убийственной яростью.

— Лейтенант Вихрева! — сказал он ей жёстко. — Откройте дверь нам с товарищем капитаном. Усадим этого господина на трон.

Бирюков же исходил слюной и блеял что-то нечленораздельное.

Но кое-какая мысль в голове Вихревой зародилась.

Бирюков же оправдывался всю дорогу, что пил и никуда не выходил. А машину угнали, угнали её… Он пьяный катался, и бензин закончился. И он оставил её прямо у железной дороги. А наутро уже не было там машины… И он начал пить опять, и пьёт до сих пор…

«Долбаная железная дорога, — подумалось Котову. — Да что ж всё вокруг тебя крутится-то…»

Вихревой тоже так показалось. И она начала подбивать бюджет, как говорится, в своей голове.

Самойлова гуляла с Балаевым около железной дороги. После чего рассталась с ним, и он уехал обратно на такси. Возможно, убийца следил за ней… Постоянно или время от времени — непонятно, но факт. Хотя, может быть, случайно увидел, захотел и не сдержался… Оставалось выяснить одну многозначительную деталь. И судмедэксперты вместе со стоматологами примутся за это, как получат возможность… И всё предстоит протоколировать. Ей.

Когда они приехали обратно, Бирюков крайне помрачнел и совсем замолчал. Судя по всему, говорить он больше не собирался.

— Это хорошо, что ты молчишь, — сказал ему Носов, когда они уже заводили подозреваемого на крыльцо. — Потому что в нашем деле что главное? Вихрева, жги напалмом!

— Улики, — подала она голос по команде.

— Именно, — сказал Носов и, казалось, добродушное расположение вернулось к нему. — Показания вторичны для настоящего профессионала.

Всем своим видом он показывал, что в этот раз поймал преступника.

Дальше началась бумажная волокита… Заполнение протокола задержания, приобщение к делу протоколов осмотра места обнаружения автомобиля — другой следователь по фамилии Столетов честно прислал хорошего оперативника с двойной фамилией — Андреева-Кириллова, и тот всё оформил, как надо.

Кокосов вместе со своим криминалистическим отделом — их называли только так, и никак иначе, стали работать над зубами Бирюкова. Но вызвать стоматологов в этот раз не удалось — рабочий день был уже завершён, на месте их не было, и вообще подступила ночь. Носов дал команду перенести экспертизу наутро.

Потому что результаты анализов крови, найденной в машине Бирюкова, уже были готовы.

Она принадлежала Самойловой Анастасии Игоревне, жестоко убитой прошлой ночью.

Носов ещё допрашивал где-то два часа Бирюкова. Сняв синий пиджак, засучив рукава белой рубахи. Он ходил вокруг стола, за которым сидел подозреваемый, смолил сигарету. И показывал фотографии убитой школьницы.

Бирюков стоически молчал, глядя исподлобья на Носова.

— Я никого не убивал, — сказал он уже ясным голосом. Хмель из него выветрился. — Я требую адвоката.

— Будет тебе адвокат… Только рабочий день у него тоже закончился. Будет утром.

— Сейчас!

Носов посмотрел на него, вскинув брови.

— Кричать не надо, гражданин Бирюков. Он же Слон. Не беспокойтесь, постановление для прокурора о вашем задержании я начну писать сейчас же.

Андрей Захарович поднял свирепый взгляд:

— Я сказал, что машину угнали. Я оставил её около железной дороги. Ещё позавчера. Как раз, когда ты мне…

— Хватит мне лапшу на уши вешать! — крикнул подполковник.

В допросной, помимо него, ещё находились Котов и Вихрева.

— Считай, что по горячим следам взяли, — шепнул он ей.

Она промолчала, продолжая записывать всё, что говорил Бирюков.

Когда они вышли из отдела, время перевалило за полночь.

— Всех жду с раннего утра, — сказал Носов. — Мне ещё тут нужно поработать. А вы — свободны.

Котов с Вихревой переглянулись. Стали спускаться с крыльца… Носов же постоял и пошёл назад.

Какое-то время они прошли молча.

— Товарищ капитан, Вы думаете, что Бирюков убил школьницу? — спросила Вихрева.

Тот какое-то время подумал, подбирая слова.

— Допускаю. Однозначно сказать нельзя, пока экспертиза не проведена, но кровь в его машине — весомая улика.

— Почему же тогда он отсыпался дома после попойки? — спросила она.

Котов посмотрел на неё сверху вниз — снисходительно, как учитель на умного, но иногда жутко тупящего ученика.

— Ты же не первый день на службе. Очень часто такие спонтанные и пьющие ребятки, как Бирюков, совершают преступления, а потом даже их не помнят. Сколько уже было случаев. И насиловали, и убивали, и поджигали. И всё — его величество метил.

— Он проехался за ней до железной дороги, подождал, пока они нагуляются с Балаевым. Дождался, пока тот уедет. А потом затащил её в машину, — продолжала она рассуждать, но в голосе явственно слышалось тягучее сомнение.

— И что же тебя не устраивает в этой версии?

— И она не замечала серый тонированный «Хёндай», плетущийся за ними всё это время.

— Озвучь тогда свою версию, — предложил ей капитан спокойным голосом. Это подполковник сейчас бы разорался, а он — нет.

— Полагаю, Бирюков тут и вправду ни при чём. Пусть, может быть, это и звучит странно. Или он кого-то покрывает.

— Кокосов завтра утром доложит обо всём, — резюмировал Котов. — Тебя подвезти?

— Если можно, то — пожалуйста.

Капитан открыл ей дверь своей машины, и галантно закрыл. Потом быстро обошёл спереди и уселся за руль.

Вскоре машина сорвалась в темноту пустеющих улиц.

— И что их вообще связывало? — не унималась женщина-лейтенант. — Я понимаю, если бы они жили в одном доме… Если бы он работал электриком, а она ходила каждый день мимо него в школьной форме. Но он почему-то на своей машине подобрал её, совершил преступление, машину бросил, а потом вернулся дальше пьянствовать.

Котов помалкивал.

— Уверена, что машину у него на самом деле угнали. Где взяли, туда и поставили. Причём, сделали крюк. Привезли тело и бросили на крыльце. И почему вообще на крыльце Театра молодёжи и сатиры? Других мест, что ли, не было?

Котов невольно — и чрезвычайно нервно — улыбнулся.

— В тебе растёт дознаватель прямо на глазах.

— И ещё…

— Ты тут живёшь, если не ошибаюсь?

Котов разок уже её подвозил, и теперь сворачивал в типовой дворик, что днём был серым, а теперь — с наступлением ночи, почти полностью погрузился во тьму. Единственный фонарь тут давно разбили малолетки. И в окнах — тревожно и непривычно — света не было.

Мысль, зародившаяся в глубинах сознания Вихревой, куда-то исчезла.

— Да, — сказала она и принялась вылезать из «Короллы». — Спасибо большое.

— Да не за что, — махнул рукой Котов.

Мысль, едва зародившаяся в её голове, куда-то исчезла. Испарилась. Наступил прескевю. Это когда ты хочешь вспомнить что-то важное, что неустанно вертится на языке, но никак не можешь вспомнить, даже прилагая все имеющиеся титановые усилия.

Вихрева открыла подъезд своим ключом и стала подниматься на третий этаж, где и жила. Шаги отдавались глухим стуком по ступеням по тёмному подъезду. Тьма поглотила её.

В какой-то момент ей подумалось, что в этой тьме и поджидает её маньяк… Она представила его очень ясно, будто увидела наяву.

Мужчина среднего или крупного телосложения. Высокий — несомненно, высокий, чтобы иметь возможность быстро сломить её сопротивление. Конечно, с отвратительной, с противной и мерзкой ухмылкой. С обнажёнными зубами. И с таким тошнотворным похотливым взглядом.

Ей стало не по себе. Разумеется, в соответствии с частью шестой двадцать пятой статьи Закона «О полиции», она имеет право на ношение оружия и специальных средств, но их дежурный добросовестно разоружает их каждый раз после смены.

Вихрева до конца не понимала, сможет ли она на самом деле пальнуть в маньяка… Она ни разу ещё не стреляла в человека. Да и в животное — тоже. Только по мишеням. И с переменным успехом.

Она медленно прошла мимо самого тёмного участка лестницы, и едва не почувствовала резкий запах духов МАНЬЯКА, затаившегося там…

Хоть подполковник и капитан считали, что это не маньяк — надеялись на это — она чётко понимала, что совершить такое мог лишь маньяк. Проклятый живодёр и садист. И оставалось лишь ждать, когда он проявит себя в очередной раз…

Вихрева добралась до квартиры и принялась искать в сумочке связку ключей. Затем дрожащей рукой стала искать замочную скважину. Вставила ключ. Повернула.

В апартаментах стояла темнота, и почувствовала себя в безопасности Вихрева только тогда, когда закрыла дверь и включила свет.

В прихожей она посмотрела на себя в зеркало: лицо серое и изможденное, будто в колхозе пахала.

Какая-то мысль не давала ей покоя, и она никак не могла её нащупать…

«Если забыла, значит, ничего важного».

Так говорил ей преподаватель русского языка и литературы — молодой рыжеволосый красавчик, на которого она пускала слюни всю учёбу когда-то давно…

Мысль же была важная. Она твёрдо это знала. Даже когда разделась и пошла в душ.

Котов же в это время приехал домой, заварил себе крепкий горячий кофе и расположился перед телевизором, где показывали какой-то фильм, словно созданный для ночного показа. Артхаус, что ли.

Мужик в облеванном пиджаке там требовал со своих работников вернуть пять бутылок водки, которые они украли… У него не было доказательств, но он знал, что это они.

«А знаешь ли ты, что Бирюков не убивал школьницу?» — спросил он себя.

И этот вопрос не давал ему покоя, пока он не уснул. Полусидя перед включенным телевизором. Когда он проснётся утром, у него неистово разболится шея.

Вихрева же почти не спала ночью…

Едва она засыпала, как перед глазами у неё вставала Самойлова — с посиневшей кожей. С горящим рубцом на шее от верёвки. С пылающими укусами на щеках. Отметины от маленьких, острых и частых зубов вопили во всё горло о том ужасе, который с ней приключился.

Самойлова медленно шла к её кровати, покачиваясь. Вытягивая руки. Джинсы у неё почти съехали, обнажая окровавленное нижнее бельё…

«Не подведи, не подведи…» — повторяла Самойлова, приближаясь к кровати Вихревой. Выходя из полумрака.

Она пыталась закричать и просыпалась. Так и прошла вся ночь.

Уснула она только под утро.