Астронавты. Пленники Сумитры

Рина Грант, 2014

Далекое будущее… Таинственная эпидемия охватила планеты, населенные людьми. Правительство не стало объявлять эвакуацию колонистов. Ведь занести инфекцию на Землю означало бы погубить человечество. Рядовым жителям Сумитры нет дела до решения властей, они готовы брать космопорт штурмом, лишь бы убраться подальше с зараженной планеты. Но паника – плохой союзник. И космические корабли, взятые штурмом обезумевшей от страха толпой, мало пригодны для спасения. У бывшего астронавта Ильи, его супруги и приемного сына остался только один шанс покинуть негостеприимный мир…

Глава 2

В иллюминатор ломились звезды. Приборная панель помаргивала огоньками. Кресла управления на мостике стояли пустые: «Летучий голландец» шел на автопилоте.

Не спавший трое суток Живых осторожно потер опухшие от мониторов веки холодной стальной ладонью и поерзал в штурманском кресле. Сидеть было невмоготу: все его тело ныло от недосыпа, дергало в местах соединения электронных протезов с живой тканью. Взгляда от экрана он, однако, не отводил.

За лабораторным столом в медблоке Бой-Баба уронила голову на руки, борясь со сном. Трое суток они с Живых пытались вытянуть последних заболевших. Люди умирали. Их даже не успевали класть на консервацию. Из двух с небольшим десятков, кого успели вывезти с базы, осталась дай бог половина. На кого хватило капсул, те лежали в железных ящиках блока консервации. Остальных положили в больничке на койках и на полу, натаскав матрасы из жилых отсеков.

Тихо, назойливо из динамиков доносился сигнал бедствия. Три коротких звука, три длинных, еще три коротких. Затем мелодичный, как в справочном космопорта, голос компьютера:

«Говорит FD-3200. May Day. May Day. May Day. Терпим бедствие. Просим помощи. Наши координаты…»

Бой-Баба потянулась, хрустнув искусственными суставами, и сонно потерла отсвечивающий красным единственный глаз. Вести корабль вдвоем — это они с Живых, конечно, замахнулись. Хотя что им еще было делать? Не оставлять же людей на базе подыхать.

Она поднялась и, шатаясь, побрела в офис медблока, к кофеварке. Футболка и комбинезон липли к электромеханическому туловищу, мешали двигаться, но она продолжала носить одежду по привычке. Подхватив два полных стаканчика нечувствительными металлическими клешнями, подошла к двери и пихнула кнопку стальным локтем. Люк медленно поехал в сторону. За ним лежал темный, в целях экономии, коридор, по обе стороны которого зияли распахнутые двери пустых жилых отсеков. Вся команда «Голландца», кроме нее с Живых, погибла в пути. Но об этом она старалась не вспоминать.

Настил мостика сотрясся под ее шагами. Здесь полумрак аварийного освещения рассеивали мерцающие экраны пульта управления. Живых в кресле даже не шевельнулся — сил не было. Она поставила перед ним стаканчик с кофе и, не удержавшись на ногах от усталости, плюхнулась в командирское кресло.

— Сумитра не отвечает, конечно, — полуспросила она.

Не поворачиваясь, Живых мотнул головой. Оба замолкли и сидели в креслах управления, забыв про кофе, слушая собственный сигнал бедствия.

— Как они там? — глухо спросил Живых.

Она помедлила:

— Кто как. Дышат пока. Кто еще дышать может.

Он кивнул. С самого начала было ясно, что и Сумитра, и Земля объявят карантин и их близко не подпустят. Но бойкотировать их сигнал бедствия — это все-таки слишком…

Бой-Баба провела по стриженым волосам оплетенной проводами стальной рукой. В висках нарастала боль.

— Кто еще остался, тоже надо класть на консервацию, — через силу проговорила она. — Иначе не довезем. А ИПЖ больше нет.

Он кивнул, не сводя глаз с экрана. ИПЖ — аппараты искусственного поддержания жизни. Их «Голландец» — обычная грузовая калоша, не рассчитанная на провоз пассажиров, и капсулы консервации в медблоке рассчитаны только на членов команды. К счастью для поселенцев, астронавтам они так и не понадобились: члены корабельного экипажа лежали рядком в холодильном отсеке, обернутые в брезент, и глядели в потолок остекленевшими глазами. А иначе и этих немногих не удалось бы спасти.

Бой-Баба попыталась встать, но ее повело в сторону от усталости, и она шмякнулась обратно в растрескавшееся от долгой службы кресло. Все-таки трое суток без сна, а мозги свои, человечьи, не пересаженные, вот и не справляются.

Живых приподнялся было поддержать, но она остановила его жестом: сиди. И без того он устал. Лицо штурмана посерело, в побагровевших шрамах и кратерах затянувшихся ожогов на уходящей в стальное туловище шее, оплетенной путаницей разноцветных проводов. Глубоко сидящие в человеческих глазницах красноватые видеокамеры. Ну да ничего, она уже привыкла. И сама не красавица.

— Иди спать, — прохрипела она, махнув на него рукой. — Я подежурю. Через три часа придешь сменишь.

Он колебался, вслушиваясь в сигнал.

— Так что с ранеными-то делать? — наконец сказал он. — Нужно добраться до лаборатории, перевезти их, определиться с лечением. И где взять такую лабораторию?

Бой-Баба подперла голову локтями и задумалась. Представители Общества Социального Развития — организации, занимающейся освоением Космоса, — уже везде раструбили об опасности эпидемии и запретили приближаться к зараженным базам. Но болезнь ли это была? Или все-таки результат их хладнокровных массовых экспериментов на подневольных людях?

Бой-Баба усмехнулась. Судя по событиям на базе и на корабле, кто-то из руководства Общества Соцразвития готов на все, чтобы не допустить исцеления больных и появления на Земле живых свидетелей своих опытов.

Бой-Баба молчала, поглаживая ноющий лоб твердыми пальцами. Наконец повернулась и посмотрела Живых в глаза:

— Есть лаборатория на Киаке — спутнике Сумитры. На заброшенной базе. Можно попробовать подключить.

Живых не удивился, как будто и сам уже об этом думал.

— А если Сумитра запретит входить в свое пространство? — спросил он.

Бой-Баба устало пожала плечами.

— Есть другие пути, — она протянула руку, вывела на экран трехмерную карту. В темноте замерцали огоньки звезд, разноцветным облаком легли в воздухе кабины наслоения пылевых туманностей. Бой-Баба повернула трехмерное изображение другим боком и застучала по клавиатуре, вводя задание. Тонкая пунктирная дорожка пролегла посреди кабины, огибая звезды.

— На худой конец можно обогнуть и сесть на обратной стороне, — пробормотала она. — Но придется мимо Бокса-бэ проходить, не к ночи будь помянут, — она подсветила на карте еле заметную оранжевую точку звезды BOKS-45069. — Зато на Сумитре нас оттуда не ожидают. Пока то-се, мы и проскочим. Как ты думаешь?

Живых нахмурился. Посмотрел на проложенный пунктир, на Бой-Бабу, на звезду, вокруг которой обращалась недоброй славы планетка BOKS-45069 b.

— Я бы не рисковал, — наконец сказал он. — Не потому, что не пустят. А просто… — он замолк.

Бой-Баба не сводила с него взгляда.

— Что — просто? Уж говори.

— Да ну… — Живых откинулся в кресле, почесал бледную щеку. — Рассказывают про Бокс этот разное. Как-то не тянет мимо них идти.

Бой-Баба усмехнулась.

— Болтают много чего, но не всему же верить. Ну, пиратствуют по мелочи, так ведь не пойман — не вор, — она пожала плечами.

Живых хмыкнул, и до нее дошло, что он имел в виду.

— А если ты про все эти разговоры, про донорские органы и пересадку личности — это, уж ты извини, очередная космопортовская легенда. Диспетчеры в центре управления со скуки дохнут, вот и пугают новеньких операторов всякой ерундой. Ничего на Боксе-бэ особенного нет. Никаких тайных клиник.

И все же, поколебавшись, она застучала по клавиатуре, меняя курс. Уж очень озабоченно смотрел на нее Живых.

— Тогда подойдем под прикрытием Киака, — негромко сказала она. — База брошенная, так нам это и на руку: на темной стороне нас никто не засечет. Там запасы должны были остаться. Электростанция, генератор. Можно перебиться какое-то время.

— И лаборатория, — произнес Живых. Камеры-глаза сверкнули, плечи его распрямились, и даже серость сошла с лица. Он ухватился за подлокотники, подался вперед, всматриваясь в экран. — Если с умом сесть, — проговорил он глухо, — с Сумитры нас и не заметят. И незачем им знать.

От его решимости и Бой-Баба взбодрилась немного. Киак-Киак, самая крупная и ближняя луна Сумитры, была освоена задолго до самой планеты, но на темную сторону и в лучшие времена мало кто совался. И базу бросили, потому что слухи начали ходить нехорошие. Там действительно можно отдышаться вдалеке от преследователей, можно отсидеться и сообразить, что делать дальше.

Она кивнула. Не хотелось думать о том, что может случиться после посадки на Киак. Решать проблемы надо по очереди. Вот если сядут, если удастся наладить энергоснабжение и подключить к нему корабельный блок консервации, тогда на какое-то время о больных можно будет не беспокоиться. Пусть себе спят в железных капсулах, пока они с Живых будут соображать, как им отсюда выбраться и спасти тех, кто до этого доживет.

— Так ты иди, а я тут посижу, — Бой-Баба поднялась, потянулась всем искусственным телом, так что булькнул биораствор в суставах. — Когда проснешься, обсудим дальнейшее передвиже…

Динамик приемника хрипнул. Голос компьютера, читающий призыв о помощи, замолк на полуслове. Бой-Баба замерла. Динамик чихнул и затрещал, перестраиваясь на ожившую волну.

Живых кинулся к приемнику, потыкал в сенсоры настройки. Сквозь треск магнитных бурь неразборчиво прорывался голос, мужской и низкий. Живых выругался, стукнул по приемнику, и голос зазвучал чисто, как будто говорящий находился тут же, на мостике.

— FD-3200, я «Вагабонд», сигнал бедствия принял. Иду к вам. Уточните координаты. Повторяю…

Перебивая друг друга, они подтвердили координаты. Повторили еще раз и еще.

Волна давно обросла помехами, поглотив голос, а астронавты сидели не двигаясь, боясь посмотреть друг на друга. Корабль-спасатель дал им свои координаты: такая же, как и их «Голландец», земная аналоговая лоханка пятидесятилетней давности, снявшийся с Сумитры грузовоз. То ли их команде не сообщили о карантине и объявленном «Голландцу» бойкоте. То ли экипаж чужого корабля решил их спасать самовольно, несмотря на категорический приказ Земли не приближаться к «Летучему голландцу».

Не решаясь заговорить о спасении, Живых и Бой-Баба смотрели на карту неба, где их курс через сутки должен был пересечься с траекторией корабля-спасателя.

* * *

Какое счастье, что из-за Тимура они пропустили корабль!

Илья думал эту мысль всю ночь во сне, думал, просыпаясь, и сразу вспомнил, разлепив утром больные, опухшие глаза. Эйлы рядом не было. Дверь в спальню плотно закрыта. Из кухоньки доносилось бряканье тарелок и чашек. Тимур что-то спросил у приемной матери, Эйла тихо ответила.

В висках колотилась боль. Илья приподнял взмокшую голову — и застыл, вслушиваясь и морщась от шума в ушах.

За окном стояла тишина. Молчали генераторы, не жужжали ветряки, и привычное, вредное для здоровья гудение проходящего над их модулем провода высоковольтной замолкло. Не отдавались эхом за окном шаги соседей, не перекликались голоса. Городок под Куполом замер.

Илья вскочил, путаясь в простыне, босиком подбежал к окну и всмотрелся, щурясь спросонья, в осыпанный утренней изморосью Купол. Башни производящих кислород нагнетателей позади него стояли недвижно — их не окутывала, как обычно, дымка движущегося воздуха.

Голова пошла кругом. Илья огляделся в поисках переговорника, бросился к кровати, перетряхнул тумбочки, сбросил на пол подушки. Раздался стук — переговорник вывалился из складок одеяла и соскользнул на пол. Трясущимися руками Илья схватил его и кое-как, ошибаясь и шепча себе под нос, набрал Вильсона. Тот долго не подходил. Илья ждал и слушал, как жена и Тимур переговариваются за дверью.

Наконец переговорник щелкнул, и Вильсон отозвался. Илья не сразу узнал его голос: пустой и усталый.

— Нагнетатели — ты видел?

Вильсон не ответил. Илья подождал и продолжил:

— Насколько хватит кислорода? Есть запасы?

Вильсон помолчал. Потом Илья услышал, как медленно, будто затекли пальцы, тот начал стучать по клавиатуре.

— Недели на две, — наконец отозвался Вильсон. — Но комбинат тоже встал. Значит, атмосферу вырабатывать не будет. — Он помедлил и добавил совсем тихо: — Если что, на поверхности худо-бедно дышать пока можно. Первое время перебьемся.

— А спасатели? — тупо спросил Илья. — Ты говорил, они уже в пути?

Вильсон не ответил.

Илья посмотрел в окно. За тусклой поверхностью Купола мертвые нагнетатели загораживали небо.

Когда он вышел из спальни, вытирая лицо полотенцем, Эйла и Тимур уже сидели за столом в утреннем полумраке. Свет не горел. Мальчик торопливо совал в рот хлопья ложку за ложкой. Эйла сидела прямо, непричесанные светлые волосы падали на лицо, скрывали глаза. Губы поджаты в ниточку.

Илья сел рядом, не говоря ни слова. Есть ему не хотелось. Просто посидеть со своими. Протянул руку, накрыл ею ладонь жены. Та не шевельнулась. Он вздохнул и потянулся за чайником.

— Электричества нет, — сказала Эйла сухо, не глядя на него.

Тимур опустил ложку. Посмотрел на нее, на чайник. Перевел взгляд на приемного отца — в глазах посверкивало любопытство.

— Мы что, теперь все умрем, да?

Эйла вытянула руку из-под ладони Ильи, погладила мальчика по жестким волосам. Илья посмотрел в пустую чашку перед собой.

— Нет, — солгал он. Повернулся к жене и добавил бодро: — Я говорил с Вильсоном. Он говорит, спасатели уже в пути.

Она кивнула. Тимур притих, подобрал ложку и без напоминаний принялся есть. Эйла молчала, но Илья видел, что на уме у нее что-то есть, и ждал, когда она соберется с духом. По опыту знал, что долго ждать не придется.

Но Эйла медлила.

— Как ты? — уже мягче спросила она.

Илья пожал плечами:

— Башка разламывается. А так…

— Прими таблетку, — она поднялась, потянулась к аптечке над холодильником. Он жестом остановил ее.

— Ты же знаешь. На меня таблетки не действуют. Экономь — еще вам понадобятся.

Она пожала плечами и села. Глаза снова жесткие, колючие. Помолчали.

— Мне вчера соседка сказала, — наконец начала Эйла. — Мать Киры…

— Они что, тоже остались? — глухо спросил Илья. Эйла кивнула. Облизнула губы, собираясь с мыслями.

Тимур бросил ложку в тарелку:

— Значит, Кира тоже осталась! Нас уже двое!

Илья протянул руку и коснулся его плеча:

— Погоди, — повернулся к жене. — Так что они?

Эйла помедлила.

— Она говорила… те, кто улетел… они — я не вполне поняла, но они взятки давали, что ли. За то, чтобы их забрали. Ты в это веришь?

Илья пожал плечами.

— Астронавты тоже люди. А тут такая возможность заработать. Жаль, что пользы от нее никому не вышло, — добавил он, вспомнив рассыпавшееся на черные осколки небо.

— А что такое взятка? — спросил Тимур.

Ну, вот вам, пожалуйста. Сколько раз он ее просил такие вещи при ребенке не обсуждать.

— Взятка, — тихо сказал Илья, — это когда ты даешь человеку деньги за то, чтобы он тебе помог. Покупаешь его доброту, так сказать.

— Понял, — неуверенно сказал Тимур. Оглядел приемных родителей. — Значит, они хотели, чтобы улетели именно они, а не другие? — он хмыкнул. — Вот дураки.

— Тимур, — нахмурилась Эйла. Посмотрела выжидательно на Илью, но он промолчал.

— А Вильсон ничего не сказал про частный космодром? — нарочито спокойно продолжила она. — На пятидесятом километре? Может быть, хозяин…

Илья нахмурился. Посмотрел на нее.

— Нет, — солгал он. И повторил то, что услышал вчера от Вильсона:

— Хозяин наверняка улетел одним из первых. Благо была такая возможность…

Эйла подняла руку, останавливая его:

— Не улетел. Я проверила базу данных в диспетчерской. Он не запрашивал коридор, — она оперлась локтями на стол, посмотрела ему в лицо: — Хозяин еще на Сумитре. Ты понимаешь?

Илья сидел, не двигаясь, боясь спугнуть надежду.

— И как ты себе это представляешь? — хрипло спросил он. — Придем к нему: пустите нас на корабль, пожалуйста? Он откажет. Такие всегда отказывают. Иначе бы он давно предоставил свой корабль для эвакуации.

Эйла опустила голову, как будто соглашалась: откажет. Тимур положил ложку и, раскрыв рот, слушал их разговор. Илья задумался.

— В любом случае нужно поговорить с Вильсоном… может, он что-то знает. Пойду к нему, — он кивнул. Сразу полегчало: появилась цель.

Снаружи загудело, зажужжал плафон под потолком, и комната медленно слабо осветилась. Илья потянулся к чайнику и нажал кнопку. Чайник зашумел.

— Ну, слава те господи, — сказала Эйла. Поднялась и стала собирать посуду.

Не выдержав повисшей в воздухе паузы, Илья отпихнул стул и встал.

— Так я пошел, — объявил он. — Работы много. Восстанавливать нагнетатели, составить списки оставшихся. На комбинат надо съездить. И, — помолчал он, — прочесать район космодрома. Черные ящики поискать.

Всю ночь он отгонял эту мысль — почему погибли корабли? А сейчас она сама наружу вылезла. Эйла посмотрела хмуро, но ничего не сказала.

Тимур сидел тихо и рассеянно выскребывал пустую уже тарелку.

— А ты чем будешь заниматься? — Эйла осторожно забрала у него ложку. — Школы нет.

Тимур пожал плечами:

— Посмотрю, кто еще остался. Пойдем на стадионе поиграем, — он посмотрел на Илью, и тот кивнул, разрешая.

Эйла замерла:

— Только, ради бога, будьте осторожны. Неизвестно кто по городку теперь бродит. Хоть ты ему скажи! — повернулась она к Илье.

Илья посмотрел на Тимура, потом на жену.

— Взрослый парень, — сказал он ей. — Ты же его знаешь. И не дурак. Он ни во что не впутается, — он посмотрел на маленького насупленного мальчишку, черные глаза горят надеждой на точеном смуглом лице. Живая копия покойного Булата. — Иди. Только — осторожно. И за Купол не вздумайте ходить. А то мало там народу сгинуло.

Тимур загрохотал стулом, вскочил, потянулся за своей сумочкой на полу:

— Да не ходим мы за Купол! Это комбинатовские ходят, а мы, космопортовские, на стадионе собираемся, — торопливо говорил он, но смотрел при этом в сторону. Илья повторил:

— Ты слышал, что тетя Эйла сказала. За Куполом небезопасно. Воздух разрежен, мало кислорода. А стрекуны из леса тут как тут — и косточек потом не найти будет.

Тимур пожал плечами. Эйла повернулась к Илье.

— Не надо им сегодня нигде гулять. Сейчас позвоню Кире и предупрежу их… — она потянулась к телефону.

Тимур подскочил.

— Теть Эйла, не надо! Ничего с нами не случится! Дядь Илья! Скажи ей!

Глаза его наполнились слезами. С надеждой мальчишка смотрел на приемного отца. Но Илья молчал.

— Да ну вас всех! — Тимур топнул ногой. — И сидите тут! Пока вас зараза не возьмет! Трусы вы все! Трусы!

Всхлипывая, Тимур схватил куртку, сумочку и вылетел в коридор. Щелкнул замок, хлопнула входная дверь.

— К ужину чтоб был! — запоздало крикнул Илья вслед. Растерянно посмотрел на жену и развел руками.