Волки, звери и люди

Роберт Курганов, 2021

Мы росли в темноте подземок, годами не выходя на свет, и не знали других развлечений, кроме тяжелой работы и сна. Но были среди нас те, кто вырывался на поверхность, чтобы посмотреть на мертвый мир ядерной зимы. Что там, наверху, в сумерках дня? Об этом знали только они, рано повзрослевшие и не испугавшиеся нового мира. Те из них, которые вернулись.

Славик пробивался сквозь узкий коридор Четвертого яруса подземки. Здесь проходу в начале смены нет — народ снует как в рыночный день, не протолкнуться. Наконец, выбился из говорливого потока, вжался в стену, растиснул дверь и юркнул в узкий проем. Нежилая «заброшка» облепила холодной влажной испариной и теменью. Мерзко. Говорят, если пробыть здесь без света целый час, темнота войдет в мозги, и все, считай ослеп на всю жизнь. Щелкнул самодельным фонариком — работает еще, хоть пятно дает мутное, и луч коротковат. Но, все же свет.

Постоял, осмотрелся. Нужно-то: одолеть метров пятьдесят по пустому коридору, там лестничный марш на такую же «заброшку» этажом выше, вернуться на пятьдесят в обратном направлении, и все — ты на Третьем ярусе.

Решившись, паренек быстрым шагом углубился в однообразную темень прохода, пригибаясь от страха и зачем-то прижимаясь к правой стене. Коридор незахламленный, идется здесь легко. Вот только поворотом к лестнице он не заканчивается, а длится дальше и дальше, в неизвестные черные глубины, пугающие своей бездонностью.

Дойдя до лестничного пролета, мальчик юркнул в него мышью, закрыл за собой дверь. Воровато-бесшумными скачками взлетел по ступенькам, высунулся в проем «заброшки» Третьего, оглядел темноту, и бегом ринулся к заветной последней двери.

***

Жизнь Третьего этажа мягче и респектабельнее: гражданам позволяется держаться собственных графиков, и утро не объявляется.

К приходу Славика Захарыч уже снарядился, оснастился и увязался. Дальняя охота, пусть и петлевая, опасна и непредсказуема. На то она и дальняя. Но треволнения сборов обрубил постучавшийся дежурный — приказано не отлучаться до «особого».

— Важнецкое дело! — Захарыч уселся на излюбленное местечко у настольной лампы и взялся за ремонт обуви. — Раз не отлучаться, стало быть, есть задача к моему ремеслу. Хех!

А ремесел за Валентином Захарычем значилось уважительно много — и электрика, и отопление, и водоподготовка, и разнорядное да внезапное. Чего и сам Захарыч подчас не ожидал.

— Посмотрим, чего скажут. Может опять проверка готовности? Так мы, значит, и на охоту с тобой успеем, — мастер надел очки. — Ты пока чайком душу-то погрей, весь день морозиться.

Славик подошел к стеллажу, заваленному охотничьим скарбом, и инстинктивно притянулся к арбалету, поднял бережно обеими руками, завертел к свету, любуясь, как ювелир на редкий камень.

— Это, дружок, не по тебе еще, — отрезал Захарыч, не отрываясь от работы. — Для тебя, вон, в углу копье зачехленное стоит. Оружие ближнего боя, для Славика ковбоя! Хе-хе!

— Захарыч, а мне можешь арбалет сделать? — Славик с усилием оторвался от созерцания оружия. — Будем на волка вместе ходить.

— Я лучше подучу тебя электрике, — по-отцовски ворчливо пробубнил Валентин Захарыч, — будешь тоже «спецом». Еще и меня «сконкурируешь». Хех… Ремесленник — человек полезный! Поселишься рядом, мать возьмешь с собой. Тут, на Третьем-то, сухо, куда ловчей живется-то! А?

— Хм… — Славик сомневался: в свои шестнадцать он едва умел читать и писать, а вырасти в «спеца», как Захарыч… Это надо в школе выучиться с первого по последний. Да где ж ее взять в подземке? — Не… Я лучше охотником буду. Волка взял — и живи! Мяса нам с маманькой на две недели хватит, а на шкуру еще две проживем.

— Эх, Славик-Славик… — Захарыч погрузился в раздумья, попутно подшивая резиновую подошву к изношенным валенкам. — Оно-то так… Электрике учиться надо, это факт! Но и охоте надо. Думаешь оно проще? А не-е… Всюду ум нужон!

Эти слова задели мальчишку. Не такой он юнец и глупец, чтоб прям всему учиться, кое-что он уже умел: грибов нарезал всегда больше всех в смене, прекрасно разбирался в сбраживании опилок — не хуже опытных спиртоваров, и вот еще — только он ходил коротким путем через «заброшки». Никто из сверстников на это не решался — боялись.

— Я б в сталкеры записался, если б принимали. Добывал бы ценное что-нибудь.

— В сталкеры? — Захарыч оторвался от валенка и удивленно уставился на парня поверх очков. — И чего б ты делал-то? Уж все «расхабарили» за одиннадцать лет. Вынесли все из домов, стопили в печах, потом и электропроводку, и окна, и двери, даже обои посрывали. А нынче уж и крыш нету. «Гольные» стены! Кирпичи будешь таскать? А? Хех!

— Ну живут же они в своем городке? Чем-то занимаются? Я слышал, у них там дисциплина и военная подготовка, оружие, опять же, — Славик сложил руки на груди и слегка выпятился, отчего стал казаться крупнее и мужественнее. — Я выбираю по себе!

— Ты смотри, чего тебе жизнь под ноги сунет. То и возьмешь. А энто все «хотелки» да «мечталки», — мастер погрузился в работу. — Себя не знаешь, а уже и дорогу выбрал он: как идти, куда идти. Оно тебя само течением вынесет, не ерепенься.

Славик взвесил в руке зачехленное копье, рассмотрел с выражением знатока, перевесил лямкой через плечо и вяло попрыгал на месте. Поклажа сидела ладно.

— Ты рассуждаешь как маманька: она плывет по теченью. Вот и мерзнем на «Четверке» в болоте. А если б взяла судьбу в свои руки… Бороться надо, Захарыч. Я так думаю.

Захарыч оставил рукоделие, снял очки, уязвленно ссутулился, сложил руки накрест поверх колен, задумался и погрустнел:

— Эх, дружок… У мамки твоей одна слабина — это ты, родёмый. Каково ей в одиночку-то приходилось по этим крысиным норам с «детенком» на руках все эти годы? А теперь еще и болезнь эта… — старик говорил неспешно, внимательно подбирал слова — подростки существа хрупкие, даже если с виду облатаны доспехами бравады. — Ты по теченью-то не так плыви, чтоб уж безвольно как. Чай не овощ в проруби! Но и не «дуркуй», не расфуфыривайся! Какие «свои руки»? Их сперва надо отрастить, руки-то эти. А ты умно плыви: примечай все вокруг, не отказывайся и не соглашайся. А, посмотрим, говори. Ну, и смотри, конечно. Не сопротивляйся теченью-то, но и не мешай. Ну, а хошь пошустрее, так помогай, греби.

В дверь постучали, Захарыч вышел. Славик оглянулся на дверь, помялся в нерешительности, и снова примерился к арбалету. Упер приклад в плечо, выискивая воображаемую цель, покрутился, и «Тж-ш!» издал звук выстрела. Где-то в его воображаемых мирах наземь рухнул поверженный враг. Славик остался доволен.

— Тут такое дело, дружок, — Захарыч вошел так быстро, что мальчик не успел вернуть оружие на место. Хозяин изъял арбалет, опутал грубой чехлиной и рюкзаком взгромоздил на спину. — Не можно сегодня, меняются планы. Видишь, как оно… На севере, где речное ущелье, там вышка связи стоит. Давно все вокруг нее разговоры разговаривают… А сегодня вот: разнарядка на нее. Сходить надо, оглядеть, запустим-не запустим… Может, будет связь-то по всей долине. В общем, важнецкое дело! Хех!

Славик растерялся, двинулся было удержать старика за плечо, да смысла нет. Погрустнел и стал выглядеть младше своих лет:

Конец ознакомительного фрагмента.