Перстень принцессы

Робин Каэри

«Вы можете на меня положиться» — обещание, прочное, как алмаз, было дано принцессе вместе с перстнем. Это обещание пережило смену эпох, а рыцарь, давший его, прошёл через многие испытания.Канули в лету имена тех, о ком рассказывает легенда о Перстне Принцессы. Сам перстень перешёл из рук принцессы к её дочери, а от той к её дочери — юной Генриетте Стюарт, нежной и чистой, как майская роза. Кто станет её верным рыцарем и другом, на которого она может положиться?Февраль 1661. Англия, Лондон.

Глава 1. Послы из Франции

Февраль 1661 года. Уайтхолл

Двери захлопнулись с тяжёлым грохотом, оставив её одну в гулкой тишине огромного пустого зала. Братец Карл даже не соизволил принести ей свои извинения! Нет же, он просто прошёл мимо с совершенно несвойственным ему серьёзным лицом! Красивые, хоть и полноватые, скорые на улыбку губы старшего брата были плотно сжаты, а такие родные, живые и всегда весёлые карие глаза едва взглянули в её сторону. И даже когда она бросилась к нему навстречу, чтобы по традиции, заведённой ещё с детских лет, обнять и повиснуть у него на шее, Карл не остановился и даже не протянул к ней руки. Суровый констебль дворцовой стражи неожиданно оказался между ними, как живой щит… Да нет же, скорее, как глухая стена! Незнающий в своей жизни ничего, кроме исполнения приказов, этот человек возник у неё на пути, как каменная глыба. Генриетта попыталась было проскользнуть в зал Совещаний и занять местечко вдали от огромного стола, за которым собирались министры и советники, там, где брат мог заметить её, нередко отвлекаясь от скучных докладов, но ей тут же преградили дорогу гвардейцы. Это были высокие широкоплечие, высокие шотландские горцы, с бесстрастным выражением лиц, словно высеченных из камня, и в их светлых глазах не было ни единой искорки понимания или сочувствия. Для принцессы они навсегда остались похожими на конюхов и грузчиков барж, что работают на набережной Темзы — немытых и безмолвных чурбанов, и уж точно не на кавалеров, удостоившихся чести служить в элитной гвардейской роте, которую набирали из сыновей самых знатных и верных королю семейств высокогорья Шотландии.

— Ну и пусть! — топнула ножкой Генриетта и досадливо прикусила нижнюю губу.

Вот чего ей совсем не хотелось, так это сдерживать слёзы из-за подкатившего к горлу тяжёлого кома обиды. Но плакать у дверей в зал Совещаний — о нет, не дождутся! Она тоже дочь и внучка короля! И чем она хуже Карла или Джеймса? Пусть на её прелестной головке и не красуется корона или хотя бы диадема, которая полагалась ей по статусу принцессы королевской крови, так как матушка позволяла носить её только по особым случаям: дескать, тяжёлый венец может испортить осанку девушки столь миниатюрного сложения, какой была юная принцесса. И всё же она — принцесса из династии Стюартов! И ей суждено стать супругой короля — настоящей королевой! Да хоть бы и как её старшая сестрица Мария! Правда, у супруга Марии был какой-то мудрёный титул в Нидерландах — не то короля, не то герцога. Эта неопределенность в положении не нравилась Генриетте, которая с великим вниманием к деталям разбирала любой спорный вопрос или факт, даже если он не соответствовал её убеждениям. Хорошо, что этот штатгальтер был уже занят и его не станут прочить в мужья ей самой! У Генриетты есть все шансы стать настоящей королевой. Вот только чьей и где? И когда же?!

Горестный вздох вырвался как-то сам собой. Разумеется, ещё два года назад у Генриетты были вполне обоснованные надежды стать королевой Франции, но кардинал Мазарини и королева Анна Австрийская решили по-своему. А Людовик… Решал ли он что-то вообще? Его скандальное увлечение одной из Мазаринеток лишило Генриетту всякой возможности хоть на минуту поймать его внимание, его серьёзные серо-голубые глаза будто бы никогда и не замечали её. Всё время внимание и мысли Людовика были привязаны к одной из сестёр Манчини — Марии. А та наверняка замыслила обойти всех принцесс крови, в том числе и маленькую английскую кузину Людовика, чтобы бы стать его королевой!

— Нечестно! — поддавшись нахлынувшим чувствам, Генриетта снова топнула ножкой. — Так нечестно!

Ну уж нет, она не прольёт ни слезинки! Рыдания о потерях и неудачах — это не для неё. Она — дочь короля, сестра короля, внучка короля! И она ещё заставит Луи пожалеть о том, что когда-то он даже не смотрел в её сторону.

А уже через минуту несвойственное обычным девушкам её возраста здравомыслие шептало Генриетте, что будь у них с Луи возможность лучше узнать и, о боже! — влюбиться друг в друга, кардинал Мазарини наверняка вмешался бы, чтобы расстроить эту идиллию. Точно так же, как он вмешался в планы Луи и Марии Манчини, а за два года до того настоял на разрыве отношений между Луи и Олимпией Манчини, старшей сестрой Марии. А ведь обе они приходились кардиналу родными племянницами!

— Политики… Все они обманщики!

Громко топать каблуками туфелек о паркетный пол у дверей в зал, где заперлись те самые политики — самое неподходящее занятие для дочери короля. К тому же у неё полно личных дел! Пусть Карл пеняет на себя! Пожалованное ему время аудиенции у Её высочества принцессы Генриетты истекло!

Вот теперь, найдя в себе не только силы и новую причину для протеста, но вдобавок и достаточную уверенность в себе, чтобы с победным видом выйти из приёмной, Генриетта обернулась, чтобы ещё раз взглянуть на запертые двери зала Совещаний, а затем круто развернулась, чтобы уйти прочь.

— О, какое огорчение! — смеясь, воскликнул молодой мужчина, в широкую грудь которого Генриетта уткнулась со всей прыти.

— Джордж! — воскликнула она в свою очередь, и из больших серо-зелёных глаз брызнули слезы, а пухлые губки цвета спелой вишни задрожали от сдерживаемых рыданий, готовых вот-вот вырваться наружу. — Он не пускает меня!

— Позвольте представить вам моего нового друга, — словно не замечая града слёз, похожих на крупные прозрачные жемчужины, Бэкингем взмахом руки указал на скромно стоящего рядом с ним молодого человека.

Сквозь навернувшиеся слёзы Генриетта во все глаза смотрела на дворянина, которого выделял из толпы придворных не только внушительный рост, но и тёмно-синий камзол из дорогой парчи, один в один похожий на те камзолы, которые, как она помнила, носили офицеры французской армии. На поясе у него красовался широкий белый шарф из полупрозрачного шёлка, а надетая поверх перевязи для шпаги орденская лента из синего атласа была завязана в огромный и весьма импозантный бант.

— Ваше высочество, — молодой человек отвесил почтительный поклон, взмахнув широкополой шляпой с длинным белым пером.

— Его светлость герцог Арман де Руже, генерал Пьемонтского королевского полка! — торжественно представил его Джордж Вильерс. — Военный атташе при чрезвычайном посольстве короля Франции.

— Как? Людовик прислал послов? — сглотнув слёзы, Генриетта промокнула глаза и щёки платочком, любезно одолженным ей Вильерсом.

— Это честь для меня, Ваше высочество! — заговорил де Руже, и его серьёзный тон и почтительный взгляд напомнили принцессе о необходимости соблюдать придворный этикет.

— Я очень рада видеть вас, герцог! И не только потому, что вы — француз, — пропела полагающуюся по случаю фразу Генриетта, перейдя на французский язык.

— Я прошу прощения, Ваше высочество, — казалось, что герцог счёл себя виновным в том, что не владел английским, вынудив принцессу говорить по-французски.

Не понимая причин его сожалений, Генриетта нахмурилась, но Джордж явился к ней на помощь, перехватив из рук ставший бесполезным, мокрый насквозь платок.

— Герцог хочет сказать, что он крайне сожалеет, что невольно стал причиной того, что вы оказались перед запертыми дверьми, — подсказал он с весёлой улыбкой и многозначительно подмигнул де Руже.

— О, Джордж! — задетая за живое Генриетта была готова разрыдаться вновь, но кроткая и понимающая улыбка мелькнула в уголках губ де Руже и ободрила её. Следовало признаться, это проявление участия отвлекло принцессу от мыслей о несчастьях и желания расплакаться.

— Мне очень жаль, Ваше высочество. Поверьте, я готов на всё, чтобы загладить мою вину. Я всецело к вашим услугам!

— Примите его! Примите это обещание, дорогая Генриетта! — воскликнул Джордж, и по его лицу было непонятно — смеялся он над ними или же был серьёзен? Но Генриетта улыбнулась и ему, и де Руже.

— Это не ваша вина, герцог, — произнесла она. — И мне будет очень приятно, если вы согласитесь стать моим другом. Пока вы в Англии, я прошу вас не забывать обо мне!

Беззаботный флёр светской болтовни и лёгкий флирт со стороны Джорджа Вильерса спасли Генриетту от неудобств объяснений с посланником Людовика в том серьёзном тоне, как этого требуют придворный этикет и суровый дипломатический протокол. А кроме того, эта случайная встреча помогла ей избавиться от чувства досады, вызванного тем, что двери зала Совещаний были закрыты для неё. Теперь уже непринужденно и легко Генриетта наклонила голову в лёгком кивке и направилась к выходу. Через несколько шагов она обернулась и с сияющим улыбкой лицом обратилась к молодым людям:

— Я буду ждать вас, господа! В полдень у меня Малый приём — мой личный матине. Прошу вас не опаздывать, Джордж!

— Как можно, Ваше высочество! — шутливым тоном ответил ей Джордж Вильерс, подыграв этому стратегическому отступлению, и на прощание отвесил галантный поклон.

Де Руже также поклонился, но ничего не ответил, сочтя крайне невежливым принять приглашение, которое ему придётся отклонить из-за обстоятельств, связанных со службой в качестве военного атташе в свите посланника короля Франции.

Уже на пороге приёмной Генриетта едва не столкнулась нос к носу с лордом Флауэрсом, который спешил в зал Совещаний, шествуя во главе длинной процессии, состоящей из министров, писарей канцелярии, секретарей и группы господ, в числе которых Генриетта без труда узнала герцога де Креки и министра по иностранным делам Юга де Лионна. Что дипломаты Людовика делали в Англии? — принцесса не имела никакого понятия. Но про себя решила, что вот уж эти постные мины она не желает видеть у себя на матине — маленьком полуденном приёме в её личных покоях, пусть хоть целый сундук брабантских кружев притащат с собой. Ей будет достаточно принять у себя красавца Армана де Руже в компании с Бэкингемом. Уж точно Джордж не скроет от неё ничего и в мельчайших подробностях забавно поведает всё об этом странном совещании и его причинах. А с герцогом де Руже ей будет интересно поговорить совсем о другом — о друзьях, которых она оставила во Франции около полугода тому назад, когда они вместе с матушкой покинули гостеприимный двор французского короля, чтобы вернуться в Англию и воссоединиться с Карлом, вернувшим себе отцовскую корону и страну. Как там её милые подруги? Катрин де Грамон, например? Вообще-то, Катрин уехала с новоиспеченным супругом Луи де Гримальди ко двору его деда, князя Монако, ещё за месяц до отъезда Генриетты. Но как же ей не терпелось узнать новости, которые касались новой жизни дорогой подруги, посекретничать с ней обо всём, что случилось с ней в связи с браком!

А вдруг Катрин догадалась переслать письмо с герцогом де Руже? Возможность того, что ей могли привезти личные письма от подруг, были призрачны, и всё же не стоит терять надежду. Если не Катрин де Грамон, то уж наверняка бойкая и говорливая Франсуаза де Рошешуар непременно напишет ей. Она-то слыла любительницей странных историй и громких новостей, а также записочек и длиннющих писем по любому, даже незначительному поводу. Наверняка от мадемуазель де Рошешуар прибудет пакетик с письмами, целой пачкой новеньких лавандовых саше и всяческих приятных мелочей, которые понятны, близки сердцу и крайне важны только девушкам.

— Эскорт для Её высочества! — выкрикнул церемониймейстер, завидев выходящую из приёмной Генриетту.

Вот жук! Этот человек никогда не позволял ей пройти мимо незамеченной, да что там, вообще никому при дворе! Он считал своей обязанностью и священным долгом громко объявлять о появлении любого, хоть капельку важного лица. Вот и теперь, заслышав звучный бас церемониймейстера, несколько статс-дам и фрейлин, избравшие для ожидания одну из оконных ниш, обернулись к дверям. Завидев принцессу издалека, они тотчас же устремились навстречу к ней. Сквозь громкий хор их голосов, похожий на щебет переполошённых птиц, было невозможно расслышать объявление церемониймейстера о королеве-матери и герцоге Йоркском, которые явились со стороны восточного крыла дворца.

— Дамы! — властный голос Генриетты-Марии прозвучал суровее и громче обычного и тотчас же пресёк общую сумятицу, царящую в зале.

— Ах, Джеймс! — Генриетта поспешила к брату, который успел только кивнуть в ответ и тут же заключил её в крепкие объятия, не обращая внимания на испепеляющий взгляд королевы-матери, осуждавшей подобную вольность.

— Идёмте, герцог! Нас ждут. Сударыни, проводите Её высочество в покои. Негоже принцессе оставаться под дверьми зала Совещаний, когда речь идёт о важных государственных делах, — стальные нотки в голосе королевы-матери и суровый взгляд её обычно тёплых и любящих карих глаз пресёк на корню выражение громких эмоций, которые захлестнули свидетелей этой трогательной сцены между братом и сестрой, и безудержный поток пересудов девиц, пёстрой стайкой сбившихся вокруг юной принцессы.

— Идёмте, Ваше высочество! — шепнула мисс Стюарт — самая юная из фрейлин Генриетты, и подхватила её под локоток. — Я вам сейчас такое расскажу! Вы ахнете!

— Да? И что же? — вдруг осознав, что из всех присутствующих в приёмной короля она единственная упустила нечто важное и грандиозное, Генриетта позволила увлечь себя в сторону выхода, едва успев ответить матушке кроткой улыбкой и реверансом.

— Этот молодой человек, герцог из Франции, вы же помните его? — шептала Фрэнсис Стюарт, сгорая от нетерпения поведать подруге обо всём, что она сама успела узнать, не дойдя до покоев.

— Ну не так чтобы очень, — с сомнением ответила Генриетта. Она и в самом деле не слишком хорошо помнила герцога де Руже, который редко появлялся при дворе короля Франции.

— Да как же! Это же старший брат маркиза дю Плесси-Бельера, — заговорщически глядя в лицо Генриетты, прошептала Стюарт и подёргала её за руку. — Его-то вы помните?

— О да! — невольно улыбнулась принцесса, да и возможно ли иначе, ведь маркиз Франсуа-Анри де Руже дю Плесси-Бельер, получивший по указу Людовика маршальский жезл в обход самых именитых и заслуженных генералов, в том числе и его старшего брата, был притчей во языцех во всём Париже и при королевском дворе, особенно после того, как ему достался пост маршала двора.

— Да, его-то я помню, — повторила Генриетта, улыбаясь при мысли о едва заметном сходстве между французским маршалом и английским адмиралом.

— А зачем они приехали? — спросила она, вспомнив напускную таинственность Джорджа, когда тот отказался рассказать ей о цели совещания в Королевском совете.

— А кто их знает! — беспечно махнув рукой, ответила Стюарт. — Переговоры какие-то. Говорят, что они чуть ли не войну затеяли с Нидерландами. Французы, то есть. Ну, может быть, теперь они захотели помириться с ними. Его величество сумеет им помочь.

— Это вряд ли, — зная несговорчивый характер брата и любовь кардинала Мазарини к интригам, ответила Генриетта. Несмотря на свой юный возраст, она ни на минуту не обманывалась насчёт роли короля Карла в подобных переговорах. Нет, скорее всего, это ему было что-то нужно от Людовика… От Луи… Ах! Как дорого она бы заплатила за возможность хоть ненадолго вернуться в Фонтенбло в ту весну и повеселиться на Весеннем празднике! Англия хоть и встретила её с распростёртыми объятиями, как всеми любимую маленькую принцессу, всё же в разы уступала Франции, не будучи столь же тёплой и открытой, такой же яркой и… Ах, какую музыку написал господин Люлли для прощального концерта в канун их отъезда! Как пронзительно звучали скрипки оркестра, исполнявшего её… Генриетта попыталась воссоздать в памяти вечер накануне того большого путешествия, и слёзы непрошеной грусти блеснули на длинных тёмно-каштановых ресничках.

— Что с вами, Анриетт? — участливо спросила Стюарт.

— Ничего, ничего! Это так. Вспомнилось, — поспешно ответила Генриетта, с трудом глотая солёные слёзы, тогда как тяжёлый ком, подкативший к горлу, мешал говорить даже шёпотом. Ещё бы! Ведь именно так — Анриетт — её называли там по ту сторону Ла-Манша, который англичане упорно продолжают называть Английским каналом.

— Ну как же ничего! Ничего же себе, — тихонько посетовала Фрэнсис.

Идущая рядом миссис Уэссекс молча протянула платок, но, не сумев передать его в руки зазевавшейся непоседы мисс Стюарт, приблизилась к Генриетте и аккуратно промокнула покрывшиеся красными пятнами щёки.

Она слышала слово в слово их разговор, и, в отличие от юных особ, была прекрасно осведомлена о предмете переговоров, ради которых прибыли французские послы. Но деликатность и, более того, накопленная за долгие годы, проведённые при французском и голландском дворах, предусмотрительность не позволяли ей предвосхищать события, рассказывать о подслушанных новостях и уж тем более строить предположения. Нет, ни вслух, ни про себя! Ведь речь шла не только государственных вопросах, но и сугубо личных, семейных. Его величество сам обо всём расскажет драгоценной сестрёнке — своей Минетт, как он ласково называл Генриетту, сравнивая её с котёнком. В чём миссис Уэссекс была совершенно уверена, так это в том, что наконец-то Карл, теперь уже полноправный король и правитель Англии и Шотландии, мог не поступаться личной привязанностью к семье и принимать решения, исходя не только из политических амбиций, но также из понятий о благополучии и счастье его семьи. По скромному мнению миссис Уэссекс, которым она не спешила делиться ни с кем, Генриетте несказанно повезло в вопросе замужества, ведь ей не грозила судьба сделаться предметом торга, как это случилось с её старшей сестрой, принцессой Марией. Бедняжку практически продали штатгальтеру Нидерландов Вильгельму в обмен на туманные обещания союзнической помощи. Нет, теперь-то всё пойдёт иначе! И навряд ли предполагаемый союз не понравится самой Генриетте. Впрочем, дальше этой мысли миссис Уэссекс, будучи верной собственному чувству благоразумия, как и всякая настоящая англичанка, старалась не загадывать. Всё это семейное дело, и, к тому же сердечное, если, конечно же, это позволят юной принцессе. Свободно ли её сердечко, об этом миссис Уэссекс не знала наверняка, так как встретила принцессу после многих лет разлуки уже в Англии. Как знать, может и остался там во Франции какой-нибудь юный красавец с разбитым сердцем и надеждами? А может и нет. Выводы, конечно же, напрашивались, стоило только взглянуть на зардевшиеся румянцем щёчки Генриетты, когда эта вездесущая Фрэнсис Стюарт упомянула имя дю Плесси-Бельера. Но как знать, о нём ли подумала в этот момент Генриетта?

У входа в личные покои принцессы стояли в карауле шотландские гвардейцы. Обе створки дверей были моментально распахнуты, чтобы пропустить процессию, которая состояла из последовавших за Генриеттой дам её свиты и тех из придворных, кто успели воспользоваться удачным моментом и умудрились оказаться в нужный момент подле принцессы, чтобы попасть в её гостиную. Новости о прибытии французских послов облетели все уголки Уайтхолла. Да что там Уайтхолла! — даже Лондона. И теперь всем хотелось оказаться как можно ближе к центру событий, если не на самом заседании Королевского совета, которое проходило при закрытых дверях, то в покоях принцессы. О том, что именно Генриетта является не косвенной, а самой что ни на есть прямой причиной переполоха, не знала лишь она сама. И возможно, что и малышка Фрэнсис Стюарт, которая, скорее всего, пропустила этот факт мимо своей ветреной головки, поскольку, на её взгляд, всё, что не касалось лично её особы, не имело никакой важности и не заслуживало того, чтобы быть сохранённым в памяти.

Гомон разговоров и звон посуды, сервируемой на маленьких столиках для полуденного матине, отвлекли Генриетту от тяжёлых размышлений. Она с благодарной улыбкой вернула платок миссис Уэссекс и отпустила, а точнее отцепила от своей руки мисс Фрэнсис Стюарт.

— Я хочу побыть у себя, пока не соберутся все гости, — заявила она, направляясь в личные покои.

— Ну конечно же! Попудрить носик и поправить причёску прежде, чем тот красавчик явится сюда! — подхватила эту мысль Фрэнсис, по наивности своей или же по легкомыслию не подумав об иных мотивах. — Хочешь, я пошлю за мисс Мод? Она кудесница! Она сумеет быстренько привести в порядок твои кудряшки, — и мисс Стюарт игриво щёлкнула пальчиками по выбившемуся из причёски завитку тёмно-каштанового локона, который упал на худенькое плечико принцессы.

— Да, пожалуй, — без особого энтузиазма согласилась та, чтобы только поскорее отделаться от необходимости объяснять всем остальным настоящие причины своего желания уединиться.