Череп под раковиной

Розалина Будаковская (2024)

Рождество — самое ненавистное время для Габриэля Стоуна. Каждый год Габриэль покидает Лондон, чтобы развеяться и забыть о существовании нелюбимого праздника. Погрязнув в работе, он забывает спланировать поездку, а когда вспоминает — билеты уже распроданы. Однако на следующий день среди утренней почты Габриэль находит билет на экспресс. Не раздумывая, мужчина собирается и едет на вокзал. В поезде он вынужденно знакомится с Лиззи Льюис, получает записку без текста от неизвестного, а ночью, когда поезд застревает в лесу из-за завала, видит призрака, как две капли воды похожего на новую знакомую.Что всё это значит? Кто-то пытается свести Габриэля с ума, или призрак настоящий и ему есть, что сказать?

Долгая ночь

Голова раскалывается, мучает жажда, и я совершенно не понимаю, где нахожусь. Зрение сфокусировалось не сразу и картинка до сих пор заторможенная. Хотя спустя пару минут бездумного глядения в потолок до меня дошло, что я спал в своём купе. Вон торчит с верхней полки потёртая ручка моей дорожной сумки, а рядом стоят ботинки. И когда их успели начистить до блеска? После лондонских снегов кожа вряд ли бы осталась такой чистой.

Солнце за окном и не думает подниматься. Всё ещё ночь? Или я проспал до вечера? Но этого не может быть, ведь поездка длится всего десять часов, которые явно вот-вот истекут. Думаю, я просто ненадолго провалился в сон, вот и всё. Я кое-как привёл себя в порядок и покинул купе в поисках большого количества питьевой воды. Наверное, мне под силу сейчас за один присест осушить целый кувшин. Не припомню, когда последний раз страдал похмельем. Для меня это что-то новое.

Коридор пустой, никого нет. Только в отдалении слышатся приглушённые голоса. Я иду на звук.

— И что нам теперь делать? Как это объяснить?

— Да о чём ты?

— Брось, сколько можно?! Что мы теперь будем делать?

— Успокойся. Что-нибудь придумаем. Это же случайность? Вот именно, случайность! А кто повинен в случайностях?

— Никто.

— Видишь? Всё само решилось.

Странный разговор. Я приблизился к вагону-ресторану и в нос ударил запах крепкого алкоголя. Возможно, кто-то из официантов разбил бутылку или разлил, вот и обсуждают, как всё это скрыть или, на крайний случай, объяснить начальству.

Я аккуратно потянул дверь на себя, вошёл и бросил быстрый взгляд в сторону бара, но тут же замер, потому что за стойкой стоял лишь один официант. Он уставший и без особого рвения натирал винный бокал. Запах алкоголя, который я совершенно точно буквально минуту назад ощущал, тоже испарился.

Не исключаю, что второй собеседник просто-напросто успел уйти, но мне сложно было удержаться от вопроса:

— Простите, с кем Вы только что говорили?

— Ни с кем, сэр, — удивлённо ответил официант. — Я здесь один вот уже, — он сверился с наручными часами, — минут сорок.

— Но я совершенно точно… — с возмущением начал я, но затем остыл.

— Что совершенно точно? Всё в порядке, мистер Стоун?

— Да, — уверенно кивнул я, что сразу же отдалось ноющей болью в висках, — просто показалось. Это всё праздники и алкоголь.

— Желаете чего-нибудь? — молодой человек услужливо предложил мне сесть за первый стол. — Могу посоветовать наш фирменный чай и таблетку аспирина, что скажете?

— Было бы отлично.

— Вернусь через минуту.

Я остался в вагоне один. Тишина и снова запах алкоголя. Похоже, я действительно слишком много выпил в этот раз. Новая компания, незнакомые люди… А у меня ведь есть правило — не пить с незнакомцами, даже если они такие же пассажиры поезда, как и я. Даже так, в этом случае особенно не стоит с ними пить. Но что сделано, то сделано. Я же не могу отменить прошлое, просто впредь буду внимательнее.

Голова всё ещё гудит, я откинулся на спинку мягкого дивана и прикрыл глаза. В ту же минуту открылась дверь, кто-то вошёл, и я сел, как ни в чём ни бывало, хотя сам едва соображаю. В вагон гордо вошла молодая стройная женщина в цветастом платье и с кучей звенящих браслетов на обеих запястьях. Она оглядела столы, словно свою собственность, заметила меня и неожиданно села напротив.

У неё блестящие чёрные волосы. Длинные, волнистые и невероятно густые. Я не могу оторвать от них взгляд. Цыганка. Эта женщина точно цыганка! Сейчас ещё достанет карты и предложит погадать, чтобы выманить деньги! Кто вообще её сюда пустил? И вот что ещё: стюард сказал, что записку ему передала женщина с чёрными волосами. Она ли это была? Но я её в первый раз вижу! С вопросами я решил повременить и узнать цыганку получше. Лицо у неё слишком приметное, чтобы просто так выбросить его из памяти, но чёрт его знает! С кем не случается забыть нечто важное?

Я также обратил внимание на кожаный портсигар и увесистую зажигалку, которые она принесла с собой.

— Аза, — решительно представилась гостья, протянув мне руку через стол. — Похоже, мы с Вами соседи, мистер Стоун.

— Не видел Вас, не знаю, — ответил я, но её тонкую изящную руку всё же пожал.

— Я Вас видела, — настойчиво продолжала Аза. — И весь вечер слышала, как Вы бормочете во сне. Вам стоит больше думать о собственной жизни, Габриэль. Работа никуда не убежит.

Я сразу вспыхнул, хотел выпалить что-нибудь едкое, но вовремя сдержался. Вместо этого я наклонился к Азе и приглушённо спросил:

— Как долго мы едем? Разве десять часов уж не должны были пройти?

— Снаружи сильный снегопад, Габриэль, — ответила цыганка. — Думаю, мы просто идём с меньшей скоростью.

— Всё верно, — неожиданно появился официант с чайным набором на подносе. — Пути так занесены, что локомотив с трудом идёт по ним. Как бы не пришлось останавливаться.

— Как далеко мы от точки назначения?

— Так сразу не скажу, сэр, — извинялся официант, — но могу сейчас же узнать, если хотите.

— Нет-нет, не стоит отвлекать машиниста.

— Может, хотите позавтракать, мистер Стоун?

— Не сейчас.

Аза в отличие от меня попросила принести ей чашку чёрного кофе, какой-нибудь десерт, но первым делом обязательно пепельницу. Цыганка закурила. Сигареты у неё необычные, очень тонкие и сделаны из белоснежной бумаги без каких-либо опознавательных знаков. Не сама же она их крутит? Так тонко и бережно ещё и не свернёшь. Вместо того, чтобы просто поинтересоваться, что за марку предпочитает Аза, я попросил её сигарету.

— Раз Вы такой смелый, Габриэль, — неоднозначно улыбнулась цыганка. — Не курите всю сразу, Вам и так дурно.

Я в очередной раз хотел повысить голос, но снова сдержался и затянулся. Табак оказался неожиданно крепким, мне в самом деле стало только хуже, но вида я старался не подавать. Вот ещё! Я медленно и практически с трудом выдохнул дым, незаметно пытаясь отдышаться. Голова закружилась, и к ноющей головной боли ещё прибавилось лёгкое недомогание желудка. Какое-то чувство опустошения.

— Достойный табак, — выдавил я. — Где берёте, если не секрет? — затем в моей голове поселились недобрые мысли: — Это же табак?

— Разумеется, — засмеялась Аза, — но получить его могут лишь те, кому позволено.

— И что же позволяет? — не успокаивался я. — Социальный статус? Достижения в обществе? Право на власть?

— Всё куда проще, Габриэль, — Аза аккуратно затёрла сигарету, хотя от неё осталось ещё две трети и вернула в портсигар. — Жизнь такая простая штука.

— Мне, думаю, как и миллионам других людей, так не кажется. Жизнь сложная, очень сложная.

— Вот поэтому Вам и не позволено иметь этот табак. Так же, как и другим.

Вновь у стола появился официант, на этот раз принёс кофе и десерт для Азы. За завтраком цыганка молчала, задумчиво глядя в окно. Я тоже смотрел на бесконечный мелькающий лес по ту сторону стекла и до меня всё не доходит: почему же не встаёт солнце?

Позже, на завтрак собрались другие пассажиры. Некоторых из них я даже не признал, хотя мы буквально несколько часов назад весело сидели за одним столом, однако их лица всё же всплывали в памяти. Иногда к образам прикладывались и имена, но большая часть ликов оставалась безызвестной. Что до шумной и навязчивой Лиззи Льюис — её я, конечно же, узнал сразу и без каких-либо сложностей. Кого всё ещё не было с нами, так это Николаса Дженкинса. Честно говоря, его я хотел бы видеть больше всех остальных.

Гости расселись за столы. Утром они не такие дружелюбные, какими были накануне, и теперь собираются в небольшие группы по двое-трое человек и шепчутся, исподтишка поглядывая на тех, с кем пили. Официант только и успевает бегать от стола к столу с полным подносом.

Аспирин подействовал, голова более-менее соображает, а потому я решил всё-таки подкрепиться, но терпеливо ждал, пока молодой человек, который работает почему-то в одиночку, расправится с кучей заказов. Мне бы также хотелось, чтобы Аза разделила со мной время завтрака, но она допила свой кофе, а затем, не проронив ни слова, кротко кивнула и ушла. Я не посмел сказать ни слова. В первый раз со мной такое — обычно я напористый до такой степени, что сам себе начинаю напоминать о рамках дозволенного.

Не успел я опомниться, как место Азы напротив меня тут же заняла Лиззи Льюис. На щеках у неё здоровый румянец, глаза так и светятся радостью. Она похожа на хорошенькую куклу на витринах с игрушками. Хорошенькая, только слишком уж говорливая и прямолинейная.

— Габриэль! — мне казалось, мисс Льюис вот-вот потянется ко мне с объятиями и стол не станет ей помехой. — Как я счастлива Вас видеть! Хорошо отдохнули?

— Замечательно, — сдержанно ответил я, наблюдая за официантом. — Я бы хотел насладиться завтраком наедине со своими мыслями.

— Вам ещё ничего не принесли, — уверенно и даже нагло улыбнулась Лиззи, неотрывно глядя мне в глаза. Повисла недолгая пауза, после которой мисс Льюис продолжила заваливать меня вопросами: — Я заметила, вы уже успели познакомиться с Азой, — Лиззи села поудобнее. — Я встретила её ещё на вокзале в Лондоне и, знаете, слухи о ней ходят просто чудовищные! — она наклонилась ко мне: — Поговаривают, Аза трижды была замужем и все три раза её мужья умирали в течение года после свадьбы. Все богатые люди, а причиной смерти называют отравление экзотическим ядом.

— Вы бы меньше верили слухам, мисс Льюис, — отмахнулся я, но по спине пробежали мурашки. — Много ли Вы знаете правдивых слухов? Люди так любят всё приукрашать и драматизировать!

— Что Вы, Габриэль! — с обидой воскликнула юная мисс. — Я просто переживаю за Вас!

— С чего бы? Вы первый и, надеюсь, последний раз меня видите.

Лиззи задели мои слова. Она сжалась и отодвинулась к спинке дивана. В какой-то момент, всего на мгновение, я почувствовал укол совести.

— Если бы люди чаще заботились друг о друге просто так, — прошептала Лиззи, — кто знает, каким светлым местом стал бы наш мир?

— Вы пока очень наивны и мечтательны, Лиззи, — я намеренно говорил тише. — Но это поправимо. Какие Ваши годы! Станете старше и сами всё поймёте.

— А если не пойму? — я думал, на глазах мисс Льюис вот-вот навернутся слёзы, но внешность оказалась обманчива. Девушка держится гордо и уверенно. — Зачем жить в мире, где каждый заботится только о себе? Я знаю, что можно по-другому.

От высказываний Лиззи, от силы её веры мне становилось не по себе. Не жутко, нет. Мне вдруг показалось, что я сам живу по чужим правилам, по чужим законам, которые никогда не мог принять полностью. Вспомнился период юности, когда я также горел идеей сделать мир лучше, но в конечном итоге сдался. И вот что случилось — я всю жизнь живу один и называю это тишиной, покоем, да как угодно, только бы поглубже запрятать колющее, страшное чувство одиночества. Однажды решил жениться — из этого не вышло ничего путного. Она быстро скончалась, и пустота во мне стала разрастаться с двойной силой.

Я думал, что сделал Лиззи Льюис больно своими словами, но на самом деле это она задела меня за живое.

— Это невозможно, — стиснув зубы, ответил я и постелил на колени салфетку. Официант к тому времени освободился и направился ко мне. — А теперь прошу меня оставить, Лиззи.

Мисс Льюис поднялась и поправила подол платья.

— Приятного аппетита, Габриэль, — её голубые глаза заметно потемнели, но грусть Лиззи быстро спрятала за улыбкой. — Возьмите штрудель на десерт. Уверяю, лучше Вы ещё никогда не пробовали.

Я попросил чашку чая и омлет. Штрудель мне в самом деле хотелось попробовать, но, как назло, я напрочь о нём забыл не только в первый раз, но и во второй, даже когда официант спросил, не желаю ли я отведать десерт? Из-за такой мелочи мне стало стыдно. Почему?! Что я такого непростительного сделал, чтобы мучиться совестью?! Это просто какой-то кусок пирога! В чём трагедия?! Можно ли вообще стыдиться такой несуразной оплошности?!

Похоже, от долгой дороги я начинаю сходить с ума.

Я ждал Николаса Дженкинса так долго, насколько хватило терпения, но в конце концов, ушёл к себе в купе. Он так и не появился. Может быть, поезд останавливался, пока я спал, и Дженкинс просто сошёл? Я зашторил окно, скинул ботинки и снова лёг в постель. Меня одолевали всевозможные догадки, почему Дженкинс до сих пор не появился. Варианты приходили от совершенно сумасшедших до вполне себе сносных.

Наблюдая за игрой воображения, я не заметил, как задремал, но прежде чем окончательно провалиться в сон, мне снова слышались голоса за стеной:

— Что мы теперь будем делать, Джонс?

— А ты как думаешь?

— Бежать?

— Разве есть другой выход? Я его не знаю.