Хроники острова магов. Семена жизни. Книга 1. Замок на болоте

Роман Бобков, 2013

В иной мир уходят воины разных эпох и разных народов. Но уйти в иной мир, это не значит умереть. Каждый кто попадает в этот мир, продолжает жить, сражаться, любить, ненавидеть и делать все то, к чему он привык. Хотя со многим необычным и непривычным, тоже придется столкнуться. Африканец с копьем, спецназовец с автоматом, мушкетер со шпагой, индеец с томагавком, неандерталец с дубиной, русич с мечом или викинг с боевым топором, Любой из этих воинов может оказаться здесь как плечом к плечу, так и лицом к лицу. Всем тем, кто любит захватывающий сюжет, приключения, юмор, узнать что-то новое об обрядах, преданиях, суевериях и воинских традициях разных эпох и народов, будет интересно почитать «Хроники острова магов».

Глава 4. Томительное ожидание

Уже третий день братья во Христе и рыцари богородицы пребывали в лагере русичей. Лагерь, правда, скорее походил на большое поселение или даже небольшой город, обнесенный деревянным частоколом, с домами и теремами внутри. Интересной особенностью лагеря было то, что дозорные деревянные башни находились не только по периметру вдоль забора, а и внутри, прямо посреди улиц. Зачем это было нужно, никто из рыцарей не понимал, но складывалось ощущение, что для наблюдения за самим городком.

Жили рыцари в небольшой избе, по соседству с которой были еще две такие же, но в них никто не жил. Все три избы были обнесены общим забором. У калитки, снаружи забора, всегда дежурили двое русичей в полном боевом снаряжении. Выходить за забор рыцарям запрещалось.

Внутри изба, куда поселили рыцарей, состояла из одного помещения. Три стены из четырех были оборудованы двухэтажными кроватями, а посередине стоял прямоугольный стол с шестью стульями. То есть хотя рыцарей было четверо, но все было оборудовано для проживания шестерых человек.

В первый же день, когда рыцарей привели в лагерь, их обследовал местный знахарь, который все время причитал и сожалел, что нет больше с ними девок, они, мол, в два раза быстрее раненых на ноги поднимали. Но несмотря на причитания, знахарь свое дело знал. Что-то пошептал возле Генриха и Ульвэ, положив им на головы руки, и от мучившей обоих головной боли и тошноты ничего не осталось.

А вот с Михасом и Трувором лекарь возился намного дольше. Но в конце концов, подивившись живучести Трувора, в которого угодило пушечное ядро, изрек, что пока ничего не ясно, надо ждать. Михаса же уверил, что скоро хребет срастется и он будет бегать как раньше.

Знахарь навещал воинов два раза в день, утром и вечером. Михаса поил какими-то пахучими отварами, а Трувора натирал мазью, все время что-то нашептывая.

Кроме знахаря три раза в день рыцарей навещал следопыт Прошка, который приносил им еду и все время пытался шутить и разговорить рыцарей. Но последние почти не шли на контакт, предпочитая отмалчиваться, и лишь интересовались, когда их примет местный воевода.

Настроению рыцарей удивляться не стоило. Как ни крути, а чувствовали они себя именно пленниками, а не гостями, третьи сутки томительного ожидания давали о себе знать. Прохора вообще воспринимали как надзирателя, лишь к знахарю относились с невольным уважением.

Вот и сейчас угрюмый Ульвэ сидел за столом, нервно барабаня пальцами по его деревянной поверхности.

— Ну что, Генрих, как думаешь, долго нас еще русские откармливать будут?

Генрих, никогда не отличавшийся болтливостью, и сейчас ответил не сразу.

— Подождем, а там видно будет.

— Ну да, конечно, куда уж виднее… — проворчал недовольный вечной неразговорчивостью Генриха Ульвэ. — Я вон смотрю, и Михас не особо беспокоится, знай молится своей богородице, да ждет когда хребет зарастет, даром что подняться пока не может.

Ворчаний Ульвэ ушедший в себя Михас не слышал. И хотя действительно был человеком очень верующим, но сейчас он не был увлечен молитвой, а вспоминал, как братья тевтонского ордена принимали его в свои ряды.

Михас был чистокровным немцем и членом старого дворянского рода, что и позволило ему быть принятым в орден рыцарей богородицы. Михас заранее знал, что быть членом ордена означало лишить себя многих жизненных удовольствий, но ради веры в Христа, который принял мучения за все грехи человеческие, Михас был готов и на большее.

При вступлении в братство одетые в черные туники и белые плащи с черными крестами на левых плечах братья встретили Михаса следующими суровыми словами: «Жестоко ошибаешься, ежели думаешь жить у нас спокойно и весело; наш устав — когда хочешь есть, то должен поститься, когда хочешь поститься, тогда должен есть; когда хочешь идти спать, должен бодрствовать; когда хочешь бодрствовать, должен идти спать. Для ордена ты должен отречься от отца, от матери, от брата и сестры, и в награду за это орден даст тебе хлеб, воду да рубище».

Устав ордена был строгий: рыцари жили вместе, спали на твердых ложах, ели скудную пищу за общею трапезой, не могли без позволения начальников выходить из дому, писать и получать письма, не смели ничего держать под замком, чтоб не иметь и мысли об отдельной собственности, не смели разговаривать с женщиной.

Михас терпел все тяготы и лишения ордена, твердо веря, что все это необходимо для очищения души и тела. Как и другие братья, он кроме обыкновенных монашеских обетов был обязан ходить за больными и биться с врагами веры. И Михас бился, бился бесстрашно и беспощадно, твердо веря, что трупами врагов веры вымощена дорога в рай. Личной ненависти или неприязни к врагам никогда не испытывал, просто делал богоугодное дело.

Вот и к русичам Михас относился просто как к заблудшим овцам, неправильно истолковывающим каноны веры и требующим правильного пастыря…

— Михас! Черт тебя дери! Ты что, не слышишь, что я с тобой разговариваю?! — донесся до Михаса недовольный окрик Ульвэ.

Лежащий на ложе Михас приоткрыл веки и повернул голову в сторону Ульвэ.

— Извини, Ульвэ, я просто ушел в себя.

— Ушел в себя? А я вот начинаю из себя выходить! Эти лапотники держат нас здесь, а их воевода все не соизволит нас принять! Только и видим, что затылки караульных да морды следопыта с лекарем!

— Перестань, Ульвэ, мы же не послы, чтобы нас принимать. Лекарь их свое дело знает, с каждым днем движения доставляют мне все меньше боли, может, с божьей помощью, и Трувор из забытья выйдет. А Прохор, что еду нам приносит, просто любопытный малый, — спокойно ответил Михас.

— Мне бы твое спокойствие! — не унимался Ульвэ. — Если бы не ваше с Трувором положение…

— Прекрати! — оборвал говорившего Михас. — Вот из-за того, что братья вашего ордена прославились своей несдержанностью и несоблюдением обетов ордена, вас так долго и не хотели с нами объединять! Может, верно считали, что ваше вступление в наш орден подорвет авторитет тевтонцев?

В ответ Ульвэ лишь ударил кулаком по столу. Он прекрасно понимал, что из-за личной ненависти к русским витязям затевает глупую ссору со своими братьями, но три дня бездействия в плену врага заставляли закипать его кровь.

— Чего шумите, славные воины? — раздался на пороге голос вошедшего следопыта Прошки. — Али так проголодались, что урчащие животы к раздору тянут?

Говорившие рыцари тут же умолкли. Прохор прекрасно понимал, что для них он что-то вроде надзирателя, но несмотря на это, продолжал вести себя так, словно был их давним товарищем.

— Ну ничего, — продолжил, улыбаясь, следопыт, — пустые животы — это дело поправимое. Я вот вам харчей принес, отведайте, не побрезгуйте! Как всегда, все с пылу с жару!

С этими словами Прохор подошел к столу и поставил на него большой, вкусно пахнущий чан, а рядом положил свежий каравай ароматного хлеба. Только теперь рыцари заметили, что сегодня поклажа Прошки была в два раза больше, чем обычно, а возле порога стоит еще один чан.

— Скажи нам, русич, а чего это ты еды сегодня в два раза больше принес? Мы тут у вас без дела третий день маемся, как псы в будке и за оградой, аппетиту что-то не нагуляли на двойные порции, — спросил, не скрывая неприязни, Ульвэ.

— Так вторая порция не вам предназначена. Домики рядом с вашим видели? Так вот, должны соседи сегодня к вам пожаловать, еще одно новоселье у нас. Только вы уж не серчайте особо, но общаться вам с ними пока не полагается, потому теперь вам из вашей избы выходить нельзя, так что теперь караульные еще и возле вашего крылечка дежурить будут. Но это все только вам на пользу, славные рыцари, вы уж не серчайте.

Прохор едва успел договорить, как вскочивший из-за стола Ульвэ сгреб его за грудки и, приподняв над полом, больно ударил спиной и затылком о деревянную стену избы.

— Ты тут можешь, мерзкий щенок, сколько угодно заливаться соловьем, — шипел сквозь зубы обозленный Ульвэ, — но до каких пор нас еще будут здесь держать? Зачем мы вам? А теперь еще и во двор нельзя выйти? Когда нас воевода примет?!

— Ой, отпусти, мил человек, пока дух из меня весь не вытряс! — жалобно завопил Прошка. — Да почем мне знать? Мое дело маленькое — покушать вам принести, а что, когда да зачем — мне не ведомо!

— Евпатий где? — не унимался Ульвэ. — Почему он не приходит? Он нам встречу с воеводой обещал. Говорил, что тот как дорогих гостей нас примет!

— Так Евпатий мне о своих планах не докладывает! Он начальник, ему видней! — продолжал оправдываться Прошка.

В это время стоявший возле окна Генрих подошел к Ульвэ и кивком головы указал на ведущее во двор окно. Ульвэ отпустил Прохора, подошел к окну и увидел, как сквозь калитку входят несколько дружинников, а с ними пятеро необычно одетых воинов.

— Ну вот, что я вам говорил? — бодро, как ни в чем не бывало, проговорил Прохор. — Вот и соседи ваши пожаловали.

На слова Прошки, как и на него самого, ни Генрих, ни Ульвэ никак не отреагировали. Они внимательно наблюдали, как их новых, весьма необычных соседей ведут через двор к соседней избе.

Люди, шедшие через двор с дружинниками, были одеты в пятнистые штаны и пятнистые куртки. Общий фон одежды был зеленого цвета с пятнами более светлых и темных оттенков. Обуты новые соседи рыцарей были в высокие шнурованные ботинки черного цвета. Из доспехов на каждом имелся сомнительного вида панцирь, прикрывавший грудь и спину, а шлемы на головах были и вовсе никчемные, защищали только верхнюю часть головы, оставляя совершенно открытыми шею лицо и челюсть. Оружия у новых соседей не было видно, если, конечно, не считать оружием небольшие ножи за поясом.

Пока рыцари наблюдали в окно за происходящим во дворе, Прохор направился к выходу.

— Счастливо оставаться и приятного аппетита. Не ссорьтесь больше, а мне пора, — произнес на пороге выходящий Прохор и сразу прикрыл за собой дверь.

Как и было обещано, у крыльца дома рыцарей теперь дополнительно дежурили два дружинника. Такое же число дружинников было выставлено и возле дома, где поселили странных соседей рыцарей.

Покинув рыцарей, Прохор передал караульным еду для новых соседей, а сам сразу направился к Евпатию. Впрочем, последний сам уже ждал Прохора, которого встретил недалеко от калитки.

— Ну, что, Прошка, судя по твоему виду, результаты прежние? — спросил Евпатий.

Надо сказать, что Прохор был не просто обычным следопытом. Он не только умел хорошо ориентироваться в лесу и различать любой след. Прохор вообще был очень наблюдательный и умел замечать то, чего другие не видели. Обращать внимание на каждую мелочь давно вошло у Прохора в привычку. Именно поэтому ему, а не кому другому, под видом разносчика пищи было поручено наблюдение за рыцарями. Ведь даже когда разъяренный Ульвэ сгреб Прохора за грудки, Прохор не переставал вести наблюдение и анализировать. Это было совсем не сложно, главное — изобразить испуг и, вытаращив глаза смотреть, на угрожающего, а самому при этом видеть, слышать и чувствовать все, что происходит вокруг.

Один из наставников в их лагере, которого все называли мастер Кешка, владел действительно уникальными знаниями и особенно хвалил Прохора за его дар. Прохор прекрасно усваивал уроки «мастера хитрости», как еще называли Кешку.

Мастер любил демонстрировать часть своей науки, сажая учеников на скамейку, а в нескольких метрах втыкая в землю копье.

— Смотрите внимательно на это копье, сейчас вы видите его очень хорошо. А теперь, не отрывая взгляда от копья, надо увидеть все, что находится вокруг, но надо обязательно продолжать смотреть только на копье! Итак, вы видите зеленую траву, небо и облака вдали, ограду, меня, собственные ноги и лежащие на них руки и еще очень многое, хотя смотрите только на копье! Так происходит всегда: когда вам кажется, что вы смотрите только на что-то одно, вы видите и многое другое, но не воспринимаете то, что видите. Просто сейчас я вам помог это сделать, а вы должны научиться это делать сами. Надо уметь освобождать свой разум от узости зрительного восприятия.

Теперь закройте глаза. Сейчас вы были сосредоточены на тренировке зрения, но ведь есть еще слух! Вы отключили зрение, чтобы лучше сосредоточиться на слухе. Послушайте все, что доносится до ваших ушей. А ведь это не только мой голос, на котором вы были сосредоточены. Теперь рассейте свое внимание: вы можете услышать пение птиц, шум ветра в кронах деревьев, кто-то прошел мимо ограды, где-то вдалеке залаяла собака, даже собственное дыхание и дыхание товарищей доносится до ваших ушей… Вы всегда слышите много, но надо научиться это многое воспринимать.

А теперь отвлекитесь от слуха и обратитесь к чувственному восприятию. Для начала почувствуйте вес собственного тела, давящего на табурет, тяжесть лежащих на коленях рук, прикосновение к телу одежды и обуви, амулет на груди и браслет на руке, дуновение ветра… Видите, как много вы чувствуете и не обращаете на это внимания…

Очень хорошо, откройте глаза. Как вы поняли, чтобы видеть, слышать и чувствовать, надо не так уж и много — уметь раскрыть свои чувства. А если вы еще и научитесь раскрывать их вместе, а не по отдельности, то будете видеть невидимое, слышать неслышимое, чувствовать неосязаемое.

Так учил мастер Кешка.

Прохор отлично усвоил уроки мастера, только вот с рыцарями ему ничего добиться не удалось. Как ни старался Прохор включить все свои чувства, как ни наблюдал — ничего необычного не было. Вывод был только один — рыцари и сами пока не знают своей силы. Об этом Прошка и доложил Евпатию.

— Прав ты, Евпатий, нет пока результатов. Проверить их, думаю, надобно, лучше по одному. Сам знаешь, направление магических нитей не сразу дается…

— Знаю, — задумчиво ответил Евпатий. — Значит, считаешь, что лучше по одному?

— Да ты сам видел, когда они с местными сошлись, явно ничего не сплетали, а опасность была смертельная. Не умеет просто тот, у кого артефакт, им пользоваться.

— Ладно, спасибо тебе, Прохор, пойду-ка я с воеводой на эту тему потолкую. Похоже, и правда пора размять наших рыцарей, а то совсем засиделись.

Договорив, Евпатий по-отечески хлопнул Прохора по плечу и направился к воеводе.

Терем воеводы был самым просторным и высоким строением в лагере русичей. Это было сделано совсем не для того, чтобы выделяться и показывать свой статус, нет. Просто в тереме воеводы часто собирались старшие отрядов для принятия общих решений по тем или иным вопросам. Старшин было немало, вот и пришлось отстроить для воеводы светлый и просторный терем.

Сам воевода уже ожидал вошедшего по-свойски Евпатия, и они без предисловий сразу перешли к делу.

— Прохор так и не смог определить, кто из рыцарей владеет силой, приведшей их в этот мир, — начал Евпатий. — Такое впечатление, что рыцари и сами этого не знают, от Прошкиного глаза мало кому утаиться удавалось.

— Может, артефакт находился у их убитого товарища? — спросил воевода.

— Исключено, я лично обследовал убитого и его вещи, перед тем как предать все огню. Колебания нитей кристалла я бы не упустил, — уверенно ответил Евпатий.

— Значит, выходит, что он у кого-то из оставшихся, но у кого — непонятно…

Воевода ненадолго задумался, а затем продолжил:

— Изъять у них все вещи, чтобы обследовать, мы не можем, ведь они на правах гостей. И воины они настоящие, такие бы нам очень пригодились, хоть и не русичи… Остается наша обычная проверка болотным великаном?

— Думаю, да, — отвечал Евпатий. — Я пойду с одним из них. Начать, думаю, надо с Ульвэ. Именно этот рыцарь командовал остальными, когда они сошлись с местными, возможно, артефакт именно у него.

— Ну что ж, так и сделаем. Сколько человек планируешь взять с собой на проверку?

— Я планирую пойти один.

Воевода удивленно и внимательно посмотрел на Евпатия.

— Насколько я понимаю, рыцари, а тот, кого ты собираешься взять на проверку, особенно, настроены не оченьто, мягко говоря, дружелюбно.

— Я уверен, что если возьму с собой отряд, пусть даже небольшой, то рыцарь вполне может воспринять это как конвой. Уверен, это будет лишним.

— Ты-то уверен! А вот я уверен, что второго Евпатия у нас нет! Кто знает, что там у этого Ульвэ на уме? А если задумает чего, оставшись с тобой один на один? Хорошо, если просто сбежит! — горячо проговорил воевода.

— Сам знаешь, что не сбежит, — леший закружит. А вот если пойдем с отрядом, может замкнуться, и кристалл себя не проявит.

Евпатий замолчал в ожидании решения воеводы. Ведь все равно будет так, как решит воевода, но свое мнение Евпатий высказал.

— Ох, Евпатий, — тяжело вздохнул воевода, — любишь ты с огнем поиграть!

— Так на том и держусь! — заулыбался в ответ Евпатий.

— Хорошо, сделаем так… Ты отряд новеньких от Чародея видел?

— Нет еще, — пожал плечами Евпатий.

— Ну значит, заодно и познакомитесь! — решительно заявил воевода. — Возьмешь с собой их старшего, его все равно тоже проверить надо. С артефактом там вопросов нет, причем он весьма интересен, удачу приносит. Глядишь, и вам принесет.

Евпатий нахмурился. Насколько он знал, отряд новеньких был из совсем непригодного времени. Одно дело идти на болото с настоящим воином и рыцарем, совсем другое — быть в роли няньки. Но видно было, что решение воеводы окончательное, а значит, придется смириться. Ох, воевода! Как всегда, умен и хитер! Вроде как и Евпатию навстречу пошел, но и свои условия тоже сохранил. Понятно, что новенькие от Чародея люди преданные и верные, а значит, командир их вроде как Евпатию в помощь будет. Только как бы эта помощь обузой не вышла.

— Ты воевода, тебе видней. Раз надо, значит возьму еще с собой старшего новеньких. Пусть раскроет действие своего артефакта, — смирившись, проговорил Евпатий.

— Ну вот и славно! — радостно ответил воевода. — Завтра с утра и ступайте.