Павлиний хвост

Роман Максишко, 2018

Молодой офицер ФСБ узнает о гибели своего друга геолога, нашедшего месторождение уникального минерала, способного управлять ядерной реакцией. Он не верит в то, что ученый погиб случайно, и рискуя карьерой и жизнью, берется распутать это дело.

Глава 6. В гостях у профессора

В назначенный час Паганель с Асей при полном параде стояли у дверей профессорской квартиры в сталинской высотке на Кудринской площади, которая в годы СССР именовалась площадью Восстания.

Сергея уже один раз принимали в доме Макарского, а вот девушка попала сюда впервые. Она была потрясена убранством хорошо известного всей столице дворца советской элиты. Никогда в жизни Ася не видела такого великолепия: инкрустированные мраморные полы и колонны с изящными капителями, позолота и лепнина, художественные барельефы, выполненные знаменитым скульптором Аникушиным, арки и расписные плафоны потолков, двери из мореного дуба и витражи, изготовленные по эскизам Павла Корина… Слов нет! Не дом, а музей. Эрмитаж…

Даже в скоростном лифте с панелями из красного дерева, мигом умчавшем юную пару на 17 этаж, можно было жить. И поскольку у советских людей обычно бытие определяет сознание, восторженной барышне хотелось буквально, схватиться за блестящие бронзовые поручни и попросить в этой шикарной кабинке политического убежища, чтобы остаться здесь навсегда.

Для послевоенного времени дом был новаторским и очень удобным. Не случайно сам Посохин — главный архитектор комплекса — намеревался тут поселиться. Жилье он спроектировал, как для себя: комфортное, просторное и функциональное. Дом изобиловал техническими новшествами. В нем предусматривались, к примеру, полная радиофикация и телефонизация, включая специальную телефонную связь квартир с вестибюлем, диковинная для пятидесятых годов электрическая плита на кухне, автоматическая электромойка, автономное регулирование температуры в каждой квартире, центральная пылесосная установка и даже дробилка мусора — этакая специальная электрическая мельница, размалывающая пищевые отходы в жиденькую кашицу, которая затем спускалась в канализационную сеть.

Естественно, в доме жило множество знаменитостей. В разные времена в просторных вестибюлях высотки можно было запросто повстречать таких видных деятелей как академик Микулин, хирург Бакулев и чемпион мира по шахматам Смыслов, или же артистов Надежду Чередниченко с ее мужем Иваном Переверзевым, а так же известных актеров — Алейникова, Мирова, Новицкого, выдающихся летчиков Анохина, Громова, Коккинаки и многих других замечательных людей.

«Если после Сережкиного повышения нам перепадет хотя бы тысячная доля этой роскоши, — думала Ася, — можно будет считать, что жизнь удалась».

Лифтовый холл на этаже, украшенный огромными зеркалами и штучным дубовым паркетом, заканчивался двумя квартирами, в одной из которых жил академик из Курчатовского института, а напротив, в просторных апартаментах с окнами, смотрящими на планетарий и зоопарк, — профессор МГУ Лев Михайлович Макарский, сын известного биолога Михаила Львовича Макарского.

Сергей поправил целлофановую упаковку пышного букета, который они с Асей купили в ларьке у метро, и нажал черную кнопку большого старинного звонка.

Дверь открыла супруга ученого, пожилая дама с потрясающей фигурой.

— Здравствуйте, молодые люди! — сказала она с улыбкой, и Асе стало ясно, что в прекрасном состоянии находится не только ее фигура, но и голос, и вообще вся она весьма изящна и молода душой. — Милости прошу, проходите.

Марианна Викторовна сделала приглашающий жест и впустила гостей в квартиру с высоченными, буквально уходящими под облака потолками. Движения хозяйки были плавны и изысканно элегантны. И немудрено, поскольку в молодости она была известной балериной и в свое время блистала на сцене Большого театра.

Сергей не сомневался, что они с Асей быстро найдут общий язык на почве искусства и кулинарии.

— Какие красивые цветы! — с чувством проговорила Марианна Викторовна, может быть излишне театрально. — Ася, вас не затруднит поставить их в вазу? Вообще, чувствуйте себя, как дома. Распоряжайтесь. Еще минутка и будем пить чай.

За большим круглым столом было просторно, и это очень понравилось молодой барышне. Ее всегда вдохновляли большие чистые поверхности и аскетизм незаполненного пространства. Когда же во время праздников всю столешницу обычно заваливали различными яствами и приборами, так что и чашку поставить некуда, это вгоняло Асю в состояние ступора и легкой депрессии, и ей всякий раз хотелось скорее покинуть застолье.

Сервиз у хозяев был какой-то очень старый, должно быть фамильный. И ложечки были особой формы, старинные, с витыми ручками. И вся гостиная была обставлена монументальной громоздкой мебелью позапрошлого века, и атмосфера в ней была такая академическая, великосветская, что Асе казалось странным, как это они до сих пор еще говорят за столом по-русски, а не по-французски или даже по-латыни.

И булочки, которые испекла Марианна Викторовна по случаю визита, тоже были непростые: рецепт этот сохранился еще от бабушки профессора, и весь секрет заключался в особой последовательности смешивания масла, сахара, яиц и прочих продуктов. И были эти булочки очень вкусными.

Разговор то сбивался в обычную светскую болтовню ни о чем, то как-то очень своеобразно переходил на околонаучные темы, то опять возвращался ко всяким пустякам и погоде. В общем, было мило.

Профессор Макарский фонтанировал красноречием и не скупился на комплименты в адрес Сергея. По всему было видно, что он гордится своим учеником и возлагает на него большие надежды.

— Вам, Ася, крупно повезло! — ораторствовал Лев Михайлович, сверкая глазами. — Мы стоим на пороге величайшего открытия. Вы даже не представляете, что это такое.

— Как интересно! — воскликнула Ася, всплеснув руками. — Может быть, вы объясните, профессор? Ну, хотя бы в двух словах.

— В двух словах… — крякнул ученый, не скрывая удовольствия от встречи с такой поистине милой наивностью. — Если я когда-нибудь смогу объяснить это в двух словах, то уже на следующий день можно будет спокойно отправляться за Нобелевской премией.

Все дружно рассмеялись. Но Ася была упорна в своей настойчивости:

— И все же.

— Хорошо, — неожиданно согласился Макарский, — так и быть, прочитаю вам краткий курс биогеохимии, но чур не зевать и не падать под стол от скуки!

— Нет, что вы! — горячо возразила девушка и покраснела, увидев краем глаза, как улыбнулась Марианна Викторовна.

Макарский был неподражаем. Он говорил ярко и убедительно, жестикулируя и используя приборы, лежавшие на столе, в качестве наглядных пособий для аргументации. Такого взволнованного, красочного и образного выступления ни Паганель, ни тем более Марианна Викторовна от него никак не ожидали.

И Ася, конечно же, не заскучала, а совсем наоборот, все поняла и даже пришла в состояние какого-то детского восторга от откровений, которыми одарил ее старый ученый.

Вот, скажем, растет где-нибудь дерево или травка специфическая. Простые люди думают, что все это в порядке вещей, и проходят мимо. А для биогеохимика сразу все ясно: если смогло здесь вырасти это дерево с мощными корнями, значит, горные породы в глубине не такие уж плотные, значит, есть в них трещины, по которым течет вода и несет с собой питательные минеральные вещества, иначе здесь вообще ничего бы не выросло.

А еще есть растения, которым для правильного роста нужны какие-то особые химические элементы. Не было бы этих элементов, не появился бы здесь такой цветочек. А уж если он вырос, значит, ищи рядом источник этих элементов. И вот так можно найти какие-то важные минералы, даже целые месторождения, ну или что-то в этом роде.

— Анчар, — полушепотом произнесла ошеломленная Ася, когда профессор, наконец, остановился.

— Что анчар? — удивился Лев Михайлович.

— Пушкинский анчар, — чуть громче и уверенней проговорила девушка. — Почему он вырос «в пустыне чахлой и скупой, на почве, зноем раскаленной»? Ведь неспроста торчит он «один во всей вселенной» посреди большой равнины, да еще и напитанный ядом! Уж биогеохимик-то объяснил бы, почему, и что там, под этим анчаром, какие такие особенные горные породы. Ну, и начал бы копать канаву или шурф. Глядишь, и нарыл бы чего-нибудь…

— Гениально! — восхитился Макарский. — Более способного слушателя я еще не встречал. Поздравляю вас, Сережа. Ваша прелестная подруга бесспорно достойна самых высоких похвал.

— Вот видишь, Серенький! — задорно рассмеялась Ася. — А ты меня не ценишь и только постоянно ругаешь. Вот объясни, почему ты никогда не рассказывал мне, чем занимаешься? Боялся, что не пойму?

Сергей замялся и не нашел, что ответить, тем более, что он действительно много раз порывался посвятить Асю в проблемы, которыми жил, но она всегда увиливала от подобных разговоров и не желала слушать всю эту научную муть. Между тем девушка, уже обращаясь к профессору, продолжила:

— Замечательно, Лев Михайлович! Но это ведь была только вводная лекция… А в чем, собственно, состоит ваше величайшее открытие?

— О, это очень серьезный вопрос, — загадочно произнес Макарский, подняв вверх указательный палец. — И к тому же, пока большой секрет. Скажу только, что есть в природе один любопытнейший минерал, и анчар у него свой тоже имеется. Вот этим-то мы и будем скоро заниматься. Не так ли?

Старик пристально посмотрел на Паганеля. Тот в ответ еле заметно кивнул.

— Ну, хорошо, милые дамы, вы тут пока еще почаевничайте, а мы с Сергеем Николаевичем ненадолго уединимся. Нам надо обсудить кое-какие дела, — объявил профессор и пригласил Гущина в кабинет.

— Вы произвели на Льва Михайловича неизгладимое впечатление, — сказала хозяйка, когда мужчины покинули гостиную. — Давно я не видела его таким словоохотливым. Честно говоря, я, так же как и вы, Ася, по большей части живу в неведении относительно того, чем на самом деле занимается мой муж. И скажу вам откровенно, так даже лучше. Вы не представляете, в каких сферах ему приходится вращаться. Так что, как говорится — меньше знаешь, крепче спишь.

— В каких сферах? О чем вы, Марианна Викторовна?

— В тех сферах, — супруга профессора взглядом указала наверх.

Девушка смутилась и робко пододвинула к себе недопитую чашку.

— А мужа вашего, он действительно очень ценит, — добавила балерина.

— Мы не женаты, — тихим голосом поправила ее Ася.

— Это не важно, — вздохнула хозяйка, — в любом случае, вы уже взвалили на плечи эту непосильную ношу — быть спутницей ученого. Готовьтесь, будет много радости, но и печали тоже…

Девушка кивнула, хорошо понимая, о чем говорила Марианна Викторовна. Повисла неловкая пауза.

— Расскажите лучше, как вы познакомились со своим Сергеем, — желая разрядить обстановку, попросила хозяйка.

— Мы с детства знакомы, — охотно ответила Ася, — жили в одном дворе.

— Друзья детства, получается?

— Да.

— Каким он был тогда?

— Да, в общем, он не сильно изменился, — улыбнулась девушка.

— И все-таки.

— Веселым, умным, безалаберным, — продолжила Ася. — Мы вместе ходили в сад, потом в школу, во дворе вместе играли. С ним всегда было здорово, хоть он, кажется, с самого рождения был махровым разгильдяем. Меня, впрочем, это никогда не смущало. Что еще сказать? Худющий, вечно всклокоченный, растрепанный, в синяках и ссадинах, с дырами на одежде и карманами, полными всяких интересных штуковин — вот такой он, мой Серенький.

— Как это мило, — мечтательно вздохнула Марианна Викторовна. — Хотите еще чаю?

— Да, пожалуй. Спасибо.

— А вы знаете, на самом деле они очень похожи, — сказала супруга профессора, подливая девушке свежей заварки.

— Кто? — не поняла Ася.

— Лев Михайлович и Сережа, конечно, — рассмеялась хозяйка. — Левушка ведь не сразу стал профессором. Тоже в юности балбесничал, и ухаживал за мной как-то неумело, но искренне. И это было чем-то особенным, скажу я вам, ведь в моем театральном окружении не было таких искренних людей.

Ася почувствовала в Марианне Викторовне родственную душу, и они еще долго беседовали, поверяя друг другу сокровенные тайны. Выяснилось, что Льва Михайловича, как и Серенького, тоже воспитывала бабушка. Отец профессора был все время занят, а мать трагически погибла, когда Макарскому едва исполнилось четыре года. Научная карьера у Льва Михайловича складывалась стремительно и весьма удачно, но с семьей не все ладилось. Своих детей у них не было. Ну да, ведь с балеринами такое часто бывает. Может быть, именно поэтому пожилой ученый с такой сердечностью относился к своему воспитаннику?

Под конец Марианна Викторовна даже показала девушке альбом со старыми семейными фотографиями. На одной из них был отец профессора еще совсем молодой. Странно, но эта фотография очень запомнилась Асе: Михаил Макарский за работой в экспедиции, с лупой в руках, через которую он рассматривает ветку какого-то растения. То ли свет был такой, то ли ракурс, но девушке показалось, что вот наложи сейчас на Серенького немного грима, и вообще не отличить, прямо одно лицо… Дрожащими пальцами она едва коснулась фотокарточки. Разве такое возможно? У Аси перехватило дыханье.

— Вы тоже это заметили? — догадалась супруга профессора.

Ошарашенная гостья сидела не в силах произнести ни слова.

— Милая моя девочка, — вздохнула Марианна Викторовна. — Это все неспроста. Неведомыми путями действует судьба, уж вы мне поверьте.

В кабинете между тем шел серьезный разговор двух ученых.