Праздники

Роман Михайлов, 2023

«Праздники» – это одиннадцать историй, которые могут стать фильмами, спектаклями, рыбами или снами, но пока что нашли себя в виде мистических сказок о подлинных переживаниях. В прошитом узорами, нездешним языком и ритуалами пространстве сборника квартира превращается в лес, на развалинах звучит потустороннее пение, а дети осваивают Тибет и выпускают зверей из зоопарка. Для потерявшихся внутри книги есть карта.

Рыба

Сергей Петрович, администратор по должности и пониманию вещей, жил со своей женой, Софьей Григорьевной, в маленьком городке на юге России. Рядом текла речка, не замерзавшая даже в крепкие морозы. В центре же стоял памятник (понятно кому), а рядом с ним дом с конторами, в одной из которых днями заседал Сергей Петрович. Дети Сергея Петровича давно выросли, обзавелись своими семьями, переехали в большие города. Навещали родителей они редко, скорее по нужде, чем по тоске. Так складывалось бытие: спокойное и должное.

Сергей Петрович вздрогнул от звонка в дверь. Огляделся, недовольно встал.

— Кто там еще, — сквозь сон пробормотала Софья Григорьевна.

— Спи. Сейчас погляжу.

Сергей Петрович подошел к двери.

— Кто? — резко спросил он.

— Это я, Семен. Откройте. Если не спите, конечно.

— Как мы спать можем, в шесть утра-то…

Семен зашел. Был он, как обычно, в длинном черном плаще и старой шляпе, строгий на вид. К Семену Сергей Петрович испытывал особое уважение, даже что-то дружеское и, зная его ранимость, старался по возможности всегда поддержать, ни в коем случае не задеть грубым словом.

— Заходи. — Сергей Петрович указал рукой на кухню, прикрыл дверь в комнату, чтобы не мешать жене, поставил чай. — Что стряслось-то, Семен?

— Не поверите. — Семен присел, даже не сняв верхней одежды.

— Если заранее знаешь, что не поверю, то можешь не рассказывать.

— Странное что-то произошло. — Семен взволнованно посмотрел на Сергея Петровича. — Я спал, все было как обычно. Проснулся. Лежу в темноте, думаю. Мысли разные лезут, отгоняю, они снова лезут. А комната такая лунная вся, в свете. И вдруг смотрю… — Семен снял шляпу, достал платок из кармана и вытер лоб.

Сергей Петрович налил чаю и сел рядом.

— Ну? И что вдруг?

— Вижу, прямо посреди комнаты… — Семен еще раз вытер лоб.

— Кто же? Грабители?

— Не, — нервно усмехнулся Семен.

— А кто?

Семен сделал глоток. Он был настолько взволнован, что не мог говорить.

— Инопланетяне с мигалками?

Семен повертел головой.

— Баба красивая? Голая? — Сергей Петрович сказал это тише остального, чтоб жена не услышала.

Семен снова повертел головой.

— А, понял, — рассмеялся Сергей Петрович. — Ты сам. Там ты стоишь, но как бы мертвый. А лежишь живой. Так жизнь и смерть в той комнате соединяются. Лежишь и думаешь, где ты на самом деле: там или тут. Так было?

— Нет. Рыба.

— Какая рыба?

— Рыба, прямо посреди комнаты. Большая. Смотрит.

Наступило молчание. Сергей Петрович не смог придумать уместной шутки, поэтому просто стал поглядывать на Семена и подливать то ему, то себе чаю.

— Много ты работаешь, Семен. Я думаю на очередном заседании администрации поставить вопрос о твоем повышении. Да-да, ты заслуживаешь большего. Думаю, что пора тебе дать отпуск. Надо постараться выбить для тебя путевку на хороший курорт, возможно и зарубежный. Сейчас у администрации другие возможности, другие ресурсы.

Семен не ответил.

— Люди с твоим стажем и старанием — да и вообще с твоим отношением — должны достойным образом жить и встречать старость. За границей так оно и есть. И мы к тому же идем.

— Понимаете? — Семен слегка повысил голос. — Рыба!

Софья Григорьевна поднялась, набросила халат и проскользнула мимо кухни в ванную комнату.

— О, встала. Она в снах разбирается. Сонька, слышишь? — крикнул Сергей Петрович. — К чему рыба снится?

— К беременности! — выкрикнула Софья Григорьевна из ванной комнаты. — А кому приснилось?

Сергей Петрович посмотрел на Семена и рассмеялся.

— Видишь как! И декретный отпуск тебе еще полагается. Не волнуйся, сейчас время мутное, и не такое можно оформить при желании. Главное — с толком все провернуть и от устава не отходить.

— Я уже проснулся, — растерянно продолжил Семен, — я уже не спал тогда. Комната лунная вся была, красивая такая. Я сначала на окно взглянул, на свет. А потом правее посмотрел. В свете этом. Посреди комнаты. Понимаете?

Сергей Петрович вздохнул.

— Семен, а как рыба без воды может быть? Или там аквариум стоял?

— Без воды? — Семен задумался. — Не знаю. Никакого аквариума. Большая такая. Будто в воздухе, над полом. Смотрит. Я закрываю глаза, открываю — все равно смотрит. Потом вскочил с кровати, выбежал, наспех оделся и к вам.

— Правильно. Только в следующий раз часам к семи хотя бы приходи. Лишний час поспать при нашей-то работе — дело важное. Мой тебе совет: ты не особо рассказывай об этом коллективу. Мне доложил — и отлично. А там народ недалекий, не поймут. Скажут, что… Ненормальный, скажут. Рыбы в комнате у него. А по мне, так ну и что. Главное — ответственность, порядочность. А кто, что и с кем по ночам делает — личное дело каждого, лезть туда не надо.

Семен кивнул, рассеянно раскланялся.

Следующим вечером он не мог уснуть и оставить волнующие мысли. Он смотрел на середину комнаты — там ничего не было. Потом уснул. Разбудил его лунный свет, падавший прямо на лицо. Вся комната освещалась хорошо, но место кровати особенно. Не придя еще в себя, он взглянул на середину комнаты. Дернулся, отвернулся, закрыл лицо руками, повернулся обратно, слегка раздвинул пальцы у лица, чтоб было видно, да так и остался лежать, задержав дыхание. Посредине комнаты находилась огромная рыба, неподвижно смотревшая на Семена. Казалось, что она висит в воздухе. Семен пригляделся и увидел, что она немного шевелит плавниками, будто не в воздухе висит, а плавает в воде.

— Опять была сегодня, — шепотом сказал Семен Сергею Петровичу, будто невзначай отведя его в сторону от остального коллектива.

— Кто?

— Рыба. Кто же еще.

Сергей Петрович вздохнул, похлопал Семена по плечу.

— Видишь, как важно правильно жизнь выстроить. Лет двадцать назад женился бы — все по-другому пошло бы. Дети уже подросли бы. И рыба не приходила бы по ночам. А так… Знаешь, я не специалист в этом…

— Откуда она берется — не пойму. Я сначала долго лежал, смотрел — ее не было. Потом уснул, проснулся, а она уже там. Кажется, где-то в четыре ночи она приходит.

— Приплывает, наверное, а не приходит.

— Да-да, приплывает.

— А ты говорить с ней пробовал?

— Нет.

— Так попробуй. Прямо и спроси, чего ей надо. Может, кого из своих ищет. Ты ей объясни, что здесь люди живут, что ей в другое место нужно — в речку.

На следующую ночь Семен, как только открыл глаза и увидел рыбу, начал заготовленную речь:

— Что тебе от меня надо? Живу я просто, ничего плохого или особо вредного не делал. Рыбалку никогда не любил, зла ни рыбам, ни животным не причинял. Когда-то даже собака у меня была. Может, тебе лучше к соседям ходить? Или плавать…

Рыба все так же неподвижно висела в воздухе посреди комнаты. Семен пересилил себя, остался лежать в кровати, закрыл глаза и вскоре уснул.

— Семен, дорогой, жена меня не поймет, если пойду к тебе ночевать. Попроси кого-нибудь из коллектива. Лучше женщину, — Сергей Петрович засмеялся, — одиноких у нас много. Ты человек уважаемый, с достатком. К тебе пойдут, поверь.

— Сергей Петрович, ну а если не ночевать? Давайте на улице спрячемся, у подъезда. И окно мое видно, и лестницу. Посмотрим хотя бы, как она внутрь проникает. Она в три-четыре ночи появляется.

— Это мне еще меньше нравится. Мы же рабочие люди. В девять утра мы должны быть на службе. А если мы всю ночь там просидим, то какими же явимся работать наутро?

— Так выходной ведь завтра?

Сергей Петрович недовольно посмотрел на Семена.

— Скажу жене, что на ночную рыбалку иду, — резко произнес он и зашагал по коридору.

Сергей Петрович пришел к Семену поздно вечером — с рыболовным снаряжением, в высоких сапогах и зеленом плаще. Вздохнув, он бросил удочку и рюкзак в угол.

— Семен, уважаю я тебя. Любой другой попросил бы о таком — уволил бы. А к тебе, видишь, пришел. Тебе я во всех вопросах доверяю. Как-никак пятнадцать лет вместе работаем.

— Спасибо, Сергей Петрович. Я постелю вам у стены. Рыба тут появляется, — Семен показал на центр комнаты, — здесь вот. Вам тоже ее видно должно быть. Она лицом ко мне будет. Или не лицом, а как там у них… Мордой? Не, это у собак морды.

— Просто головой.

— Да-да, головой сюда будет, но вы ее сзади увидите.

— Хорошо. Ты только разбуди.

* * *

Как обычно, яркий свет вывел Семена из сна. Он открыл глаза и сразу же взглянул в нужную сторону. Раздавался храп Сергея Петровича. Посреди комнаты висела рыба.

— Сергей Петрович, — закричал Семен, — проснитесь!

Сергей Петрович что-то промямлил во сне. Семен крикнул еще громче. Внезапно рыба пошевелилась. Потом сдвинулась с места ближе к дверям.

— Уплывает, Сергей Петрович! Проснитесь же! — закричал Семен что было силы.

— Что такое? — Сергей Петрович открыл глаза.

— Здесь, у дверей! Еще не успела уплыть, еще видна.

— Кто?

— Как кто? Рыба. Ну вот, всё… Уплыла.

— А, рыба… — Сергей Петрович вскочил с кровати. — Сейчас. Куда уплыла?

— В коридор.

Сергей Петрович побежал в коридор.

— Поймал! — крикнул он оттуда. — Я тебе вот что скажу: ты больше сюда не приплывай, тут люди живут, — громко произнес он, — тебе водоем нужен, а тут нет водоема. Договорились? Не приплывешь больше? Ну и хорошо.

Сергей Петрович вернулся в комнату.

— Семен, я с ней договорился. Она больше не будет приплывать. Она поплыла к себе, в речку. Забудь про нее, дорогой. Давай чайку выпьем, да я домой пойду.

* * *

Семен вышел из дома. Все окрестности являлись не по-обычному чуткими, они встретили Семена, захватили. Он перестал различать дорогу, планы, места. Сел в увиденный автобус и поехал. Дальше открывалась красота: белые поля без всяких мыслей и памяти. Казалось, что все это не имеет конца, не имеет времени и вообще ничего привычного. Где-то за окном заканчиваются рассуждения: если бы они не заканчивались, дорог было бы много, а их вовсе нет. Семен переменился лишь тогда, когда увидел, что едут они так близко к воде, что можно ненароком в нее свалиться.

— А чего мы так близко к воде едем? — спросил он.

Сидящая рядом старушка на него покосилась.

— Вода под колесами прямо! Ни берега, ничего нет, сразу вода начинается. — Семен уставился в окно.

— Ненормальный какой-то, — услышалось от старушки, — всю жизнь так автобус ходит.

— Вас интересует, почему вода так близко? — Внезапно к Семену подсел улыбающийся мужчина средних лет с еле заметной сединой. — История обычная. Я работал на этой дороге. Тогда плотину неподалеку строили и мост проектировали. Инженерá, люди с большой буквы. Все расчеты пока выверишь, цифры и места — это вам не шутки! — Он поднял вверх указательный палец, придавая сказанному еще более высокий смысл. — Одна цифра не сойдется — бобры плотину съедят, или мост рухнет. Ошибок нельзя допускать. Все точно делаться должно! А архитектура? Реализация зданий, высоток… Это же… — Он поднял палец еще выше, не переставая при этом улыбаться.

— Лучшая архитектура у итальянцев, — заметила старушка.

— Не у итальянцев, а у корсиканцев — выходцев со свободных территорий. Римское право надо знать. Я и в Неаполе, и в Венеции бывал: на лодочках плавал, архитектуру смотрел. Нет, всё не то. Там люди страсти, смуглые такие, красивые. А архитектура не та! Венецианское стекло, резные решетки… Не то всё это.

— По воде ведь едем! — Семен не отрывал глаз от окна.

— Это ли вода, — усмехнулся мужчина, — вода настоящая — среди морей.

— И океанов. Мировой океан, — добавила старушка.

— Да что там океан! Атмосферные слои — вот скопление силы.

— Атмосферное давление!

— Да.

— Да-да.

— Точно.

— Точно-точно. Атмосферное давление.

Семен с тревогой посмотрел по сторонам, но, увидев всеобщий покой, несколько утешился. Не оставалось ни сил, ни смысла выходить. Там открывались новые заснеженные поля, а влево от взгляда — небо без волнений, обычное.

— Я тоже всю жизнь инженером проработала, — продолжила старушка. — Знаю, как мосты строятся. Куда едешь-то?

Семен вопросительно посмотрел на старушку, ничего не ответив.

— Ночевать есть где? Если нет, то у меня в сарае рабочие часто ночуют. Можешь и ты пристроиться. За это поможешь мне полы переложить. Устраивает?

Семен закивал. Поля за окном заняли новые просторы. Семен решил проследить, где они заканчиваются, но вскоре понял, что они могут не кончиться вообще. Тем временем автобус опустел, Семен остался наедине со старушкой. Он посмотрел в ее глаза. Там не было ничего сложного и необычного.

Автобус остановился вне видимой жизни. Там уже не было пения птиц, криков животных. Старушка повела Семена запорошенными лесными дорожками, а когда те кончились — прямо через снеговые завалы.

— В молодости верилось, что дороги нормальные построят, не надо будет зимой через сугробы перелезать. — Старушка засмеялась.

— Я когда-то думал, что должно нечто произойти и чувства всех людей будут преобразованы. Кого любили — того и останутся любить, но уже по-другому, более чутко. Думал, что в один миг все остановятся, новые чувства получат и дальше заживут. Кто захочет — к старому вернется, а кто решит по-новому жить — будет иным. А от чувств и мысли другие пойдут, а за мыслями и вся жизнь переменится. Нет-нет, ничего страшного, это только поначалу смотреть, слышать, касаться трудно будет, в одном взгляде или прикосновении целые страны будут открываться: моря, леса, разговоры животных и птиц. А потом все привыкнут, даже самый тусклый человек преобразуется, вскрикнет, и откроется все это перед ним. Конечно, напугается немного. Я как-то пришел на работу, увидел людей: честных, справедливых. Сказал однажды о преобразовании чувств — и все засмеялись. Тогда смех и меня захватил, я понял ошибку: никакого преобразования не будет, смех накроет все чувства и даже страхи. При встрече смерти все будут смеяться, при рождении тоже — не плакать, а хохотать. Мир превратится в большую улыбку, обсмеет все: зло и добро, всякий смысл, самого себя и остальных. Не будет больше ночных кошмаров — просыпаться будут по ночам от хохота. Самое страшное насилие предстанет — и ничего кроме смеха не вызовет. Я сейчас говорю и сам не знаю, как удерживаюсь, чтоб в смехе не забиться.

— Вот и пришли. Не привередничай, что есть, то и бери. Здесь и ложись. А с утра полы начинай стелить. Поживешь с недельку — заплачу в конце.

Семен сбросил куртку, присел на отсыревший диван, что стоял вдоль стенки.

— Куртку не снимай лучше на ночь. Холодно тут. Я тебе одеяло дам, укройся поверх куртки. Я в доме протоплю, сюда тоже тепло дойдет, согреешься. У меня часто здесь кто-то из рабочих ночует.

— А самое страшное, что преобразование может все-таки прийти, ради людей прийти. Но мир обсмеет его, и оно обратно уйдет. Пойдет оно к напуганным — тем не до смеха. И к сумасшедшим тоже пойдет — у них смех по-иному выходит, не оттого, что все смешно. Их трясет болезнь, а вокруг думают, что им весело. И меня сейчас озноб охватил, но не оттого, что тут холодно: внутри отчего-то трясет. Сначала страшно было, а теперь… Думаю, что так и лучше.

— Будет холодно — к стене спиной прислонись. Я еще кипятка принесу: на ноги полей, а потом их одеялом окутай. Обожжет немного, но это хорошо — отвлечет от холода.

— Да-да, это хорошо. Так и надо.

Старушка ушла. Семен расположился поближе к стенке. Вскоре он почувствовал, что в доме затопили. По телу пошло приятное тепло, стало легче, даже радостнее. Семен улыбнулся. Показалось, что сырости и холода почти не осталось. А чем плотнее он прижимался, тем глубже тепло в него проникало. Захотелось слиться со стеной, чтобы сначала тело, а потом голова и вся суть погрузились в покой. Он закрыл глаза.

Проявились старые дома вроде тех, что рушатся в новое время. Большие, но неудобные квартиры. Семен понял, что скоро должно что-то произойти, посмотрел по сторонам, надеясь увидеть намеки на ожидание у окружающих людей. Выбежал на балкон. Повсюду были люди: они и правда готовились. А солнце поднималось, становилось ярче и страшнее. А когда установилось над Семеном, то всем своим светом вошло в него. Он закричал.

Семен открыл глаза. Это был не солнечный, а лунный свет. Он пробивался через щели сарая, но пробивался четко, будто преград и вовсе не было. Свет показался Семену необычайно красивым, продолжающим сон. Он закрыл лицо руками.

— Ты здесь? Знаю, что здесь. Я вспомнил тебя. Ты в детстве всегда ко мне приходила. Я тогда глаза ладонями закрывал, а пальцы немного раздвигал и смотрел, как ты в комнате висишь. Сначала боялся, а потом стал с тобой разговаривать, рассказывать все самое тайное. И тогда тайн внутри больше не оставалось, все тебе было открыто. Помню, меня маленького мама отвела в церковь. Вела, говорила строго: «Ты священнику все-все расскажи, что дурного думал, что делал не так». Повторила это несколько раз. А когда я пришел к нему, то растерялся. Он смотрит, улыбается, спрашивает, хочу ли я рассказать что-нибудь. Тогда я закрыл глаза — и как будто в комнате оказался ночью. И тебе все рассказывал. Про то, что чувства человеческие другими станут, про страхи свои. Открываю глаза, а он плачет. Смотрит на меня и плачет. Я его спросил тогда: «Вы не рыба?» Он ответил, что нет, не рыба. А потом ты перестала приходить, и я понял: когда ты снова придешь, я умру. Стал бояться, даже просил тебя мысленно, чтобы ты в эту ночь не пришла и в следующую — тоже не пришла. А сейчас не боюсь…

Двери сарая раскрылись, лунный свет занял все видимое. Рыба медленно двинулась в сторону прямо по воздуху. Семен пошел за ней, не заметив, что тоже уже не касается земли, а плывет по свету. Уже через мгновение их не было: вернее, они были, но выше лунного света и видимых мест. Привычный мир остался ждать и думать о них. А они просто поплыли навстречу новому дыханию и чувствам.