Созерцательная фантастика

Роман Павлович Искаев, 2022

Рассказ «Соединители» о первопроходцах космоса, о людях, умеющих летать, как чайка Джонатан Ливингстон. «Комета в решете» повесть о Еноте, о детстве, о комете. О том, как после долгой разлуки вновь посмотреть на небо. И о том, как быть человеком. Социально-фантастическая повесть «Всё – одно» рассказывает об эволюции, но не как о бесконечной цепочке случайностей. И показывает, что наша планета – Земля – легко проживёт без нас, но не мы без неё. «Крбкундотал» – феерия, рассказывающая о Большом Мальчике, живущем то ли на приличном астероиде, то ли на маленькой планете и Мечте Маленькой Девочки добравшейся до края Галактики.

Увидеть мир в зерне песка

И небеса в ростке цветка,

Вместить в ладони бесконечность

И в быстротечном часе вечность…

Уильям Блэйк

Соединители

Это было настолько глубокое соединение, что никто не мог сказать, вернётся ли Влад обратно. Влад же и не задумывался над тем, пока…

«Привет!» — услышал он.

«Эй!»

«Привет!..»

Веснушки как звёзды.

***

Лиловое небо стремительно темнело. Под ситцем фиолетовых облаков, растянувшихся от горизонта до горизонта, мерцала растущая луна, в её бледный диск острыми фотонами стреляла пульсирующая Вега. Где-то поблизости был Арктур. Космос не спешил, проявлялся медленно, как негатив. В его распоряжении были все уложенные друг в друга бесконечности.

Первое июня совпало с понедельником, но улицы были полны отдыхающих. Проносились велосипеды, волочились самокаты, прогуливались пешеходы; вытягивая поводки из левитирующих рядом с хозяевами рулеток, обнюхивались собаки. Над дорогой проплывали редкие экомобили.

Внутри массы отдыхающих шёл Влад. Он был один. И внутри, и снаружи. Никого не было в его мыслях, рядом с ним. Никто не мешал, не перетягивал внимание на себя. Он смотрел далеко и не видел ничего, что происходило рядом. Его «внутри» было много дальше Сириуса, оставляло позади Альдебаран. Оно было среди тех звёзд, что скрывались от Земли за самым непроницаемым занавесом — временем.

Так выглядели все соединители.

Появились они полвека назад, ровно тогда, когда почти в одно и то же время были совершены сразу несколько фундаментальных прорывов в науке. Людям открылась объединённая теория всего, поставившая кубит информации базовым элементом Вселенной, отбросившая мюоны, струны, кварки, бозоны, волны на свалку или убрав их из фундамента Вселенной. Объединённая теория всего перемешала и выстроила умы учёных по-новому, позволила вырваться к звёздам.

Полугодовой отпуск, первый за четыре года, подходил к концу. Уже завтра Влад должен был вернуться в Центр, приступить к работе. Отдых целиком и полностью оплачивался государством, помимо скопившейся зарплаты. Соединители были элитой, первопроходцами. Блестящим остриём массивного копья. Было их всего-навсего несколько десятков. Но первого знали все. Николай Келечеги.

Отправившись путешествовать по стране, Влад по новой привыкал жить на Земле. Неожиданно для себя он испугался, когда почувствовал не прикосновение информации, а ветер на лице и капли дождя на коже. Наверное, точно так пугается только что рождённый малыш.

Влад побывал на небесном Тянь-Шане, ступил на берег глубочайшего Иссык-Куля, взобрался на Бурхан-Халдун и почти смог покорить Эльбрус, облетел Казбек, прошёлся по китовой аллее на Иттыргане, потоптался на мысе Дежнёва; на несколько дней отправился на станцию в Антарктиду, прошёлся вдоль скал Надге, остался ночевать на берегу озера Чукчагир, осмотрел гору Маглой, отдохнул в заливе Посьета и на самых южных островах Приморья. Три месяца жизни человеком в самых нелюдимых местах.

Час на поезде, и вокзал имени Е. П. Хабарова. Оставалась ещё половина отпуска. Его Влад провёл в родном городе. Читал, гулял и писал. До соединения он был писателем. Издававшимся, претендовавшим на заметность и скорое раскрытие потенциала. Так говорили. Но затем он ступил одной ногой в творческий кризис, увяз и второй… За три года не написал ни одного абзаца. Идеи роились в голове, как чёрные мушки в коробке, но стоило высветиться текстовому редактору на экране, стоило начать печатать — они становились разрозненными словами, не имеющими крючков для связи между собой.

За оставшееся время отпуска Влад написал сотни абзацев, тысячи слов. Все они стали рассказами и повестями о Космосе. Он писал сутками, иногда забывал есть и спал лишь потому, что мысли начинали расплываться. Все их издали. И все они имели успех. Все они были литературой. И все они были не те. Нужные слова, нужные образы, если они существовали, если могли существовать здесь, ускользали, оставались запертыми внутри. Во Вселенной.

Это могло бы привести в отчаяние, но, откинувшись на спинку после завершения нового произведения, Влад просто размышлял.

Он изменился.

Изменился с того дня, как увидел сообщение о том, что Роскосмос набирает добровольцев в соединители. В восьмой отряд. Влад изменился с того дня, как подал заявление, с того момента, как прошёл предварительные исследования и его мозг подошёл. Изменился, как начал подготовку в соединители. В первопроходцы. Как стал одним на сотню миллионов. Одним из четырёх в восьмом отряде.

С того дня, когда познакомился с Келечеги.

Влад изменился, как впервые оказался в Космосе.

Но сейчас Влад был одинок. Внутри и снаружи. Он размышлял. Думал о том, о чём всё последнее время: можно ли облечь в слова то, что он хотел.

— Эй! Эй! Постой!

Улыбчивая веснушчатая девушка спрыгнула с велосипеда. Подбежала к Владу.

— Я тут! Эй!

Влад остановился. Он ещё не осознал, почему перестал идти. Только что был далеко-далеко отсюда, снаружи себя, но вот, как джинн, ужался до размеров своей головы. Увидел набережную, фосфоресцирующие деревья по бокам, матовым, неуловимо зеленоватым светом освещающие улицу: каждый их листок испускал ровный свет, стволы же оставались тёмными, поэтому казалось, будто листья застыли, как если попали в плен горизонта событий.

Увидел других людей вокруг себя.

— Привет! — раздалось сбоку.

Из расплывчатого пятна перед глазами Влада предстало лицо. Девушка улыбалась, она явно обращалась к нему.

— Эм… здрав-ствуйте, — поздоровался Влад.

— А вы и вправду не от мира сего.

Колокольчиковый смех.

Влад, как ребёнок, который учится ходить, сопоставил слова, вывел из них предложение, вытащил смысл и сделал шаг: удивлённо посмотрел на девушку.

— Ой, прости, — смутилась та, — я аспирантка, пишу работу по перспективам исследования дальнего космоса с помощью… В общем, Кристина, — протянула руку, — Красивая.

Влад не взял руку, он ещё не вспомнил, что это такое.

— Вы и вправду красивая, но… — Влад пожал плечами, не находя, что сказать дальше.

— Да нет же, — ярко хохотнула девушка, — это моя фамилия. Красивая. Кристина Красивая — это я.

Она не опускала руку и продолжала улыбаться. Больше глазами, чем ртом.

— А-а-а, простите, — сам не зная чему, извинился Влад.

— Значит, я некрасивая, да? — прищурилась Кристина.

— Я… нет… не то имел…

Кристина не сводила испытующего взгляда, а Влад окончательно стушевался и замолчал.

— Прощаю!

Поняв, что руку ей не пожмут, Кристина сжала кулачок. Коричневые глаза, светлее у края, темнее к центру; белая кожа, светящаяся, будто белый карлик; алые губы; светлые, как земное солнце, волосы; веснушчатое лицо, особенно нос. Короткие шорты, джинсовая куртка поверх красной майки, а на коленях и локтях защита от падения. Влад посмотрел на её голову. Шлем. Кажется, его только что не было.

— Вы велосипедистка? — вырвалось у него.

— А ты наблюдательный! — посигналила звонком.

Влад вздрогнул. Перевёл взгляд на спортивный красный велосипед.

— Я не увидел, что вы с велосипедом, заметил защиту, а его нет.

Кристина округлила глаза.

— Было бы безумно странно, прогуливайся я в таком виде без велика!

Влад пожал плечами. Он видел столько странностей с точки зрения человека, что его бы это не удивило. Даже если бы она ехала задом наперёд на одном месте, а время вокруг неё скакало зайцем — Влад прошёл бы мимо.

Какое-то время случайные спутники стояли молча. Влад старался смотреть в сторону от Кристины, а та всматривалась в лицо соединителя. Обычное, как у любого человека. Влад был худым, черты лица имели очерченные границы; короткие волосы, явно подстриженные машинкой за пятнадцать минут, торчали ёжиком, прямой нос, крупные губы, приплюснутые уши, густые чёрные брови, раскосые глаза… всё впитала она, прежде чем добралась до взгляда.

И тут ничего необычного. Разве только простая рассеянность.

Наконец, повинуясь шебутному характеру, Кристина звонко рассмеялась.

— Прости, не удержалась. У тебя такой обычный вид, но всё же немного странный и явно… не от мира сего! — повторилась она. — Так это правда?

— Что?

— Что ты коннектом? Владислав Игин!

Влад поморщился. Сделал он это непроизвольно и настолько неожиданно и резко, что Кристина испугалась, глаза её расширились, став идеально круглыми.

— Я… что-то не то сказала, да? Вроде же, нет. Простите, назвала на ты? Это у меня само собой выходит, я не…

Влад перебил:

— Соединитель. Коннектомы там, — он махнул рукой, — за океаном, а здесь соединители.

— Ой, прости, — Кристина засмущалась.

— Да ничего. Просто… Я… Я не люблю других названий. Соединители. Так правильно.

Они опять замолчали. Кристина неподдельно смущалась, а Влад уже досадовал на свою резкость. Перебил так неосторожно, испугал девушку.

— Правда, я соединитель. Последний день отпуска, решил прогуляться, завтра улетаю в Центр.

— Уже завтра?

— Да.

— Ух, это реально здорово! Бли-и-ин! — тут же пропало смущение, как пар со стекла. Глаза девушки загорелись любопытством. Миллионы вопросов были в них!

Влад, заметив это, улыбнулся.

Само собой получилось, что Влад и Кристина пошли одновременно. Кристина катила сбоку велосипед, глядя перед собой, а Влад смотрел на неё. В профиль её лицо казалось ещё изящнее, но с задором. Таким профилем обладает живая душа — не идеальная красота. Небольшой изгиб носа, немного оттопыренные уши из-за шлема, длинная шея и толстый хвост волос до плеч.

— Никогда раньше не видела, — Кристина посмотрела на Влада.

— Что?

— Не что, а кого, — прыснула, — тебя.

— Нет, мы не встречались.

— Соединителя!

— А, это!

— Да и тебя тоже!

Девушка опять рассмеялась. Она явно была хохотушкой. Лёгкий характер, широкий круг знакомств, а она в центре него. Влад никогда не был таким. Ему всегда приходилось трудно подбирать слова при разговоре с кем-то. Только когда под руками оказывалась клавиатура, он едва поспевал печатать — мысли, образы, слова, фразы не заставляли себя ждать. Пальцы его были более находчивыми, чем язык.

— Ты же из Хабаровска?

Влад кивнул.

— А я из Циолковского, приехала учиться во Владик. Тут провожу выходные у друзей. Решила проветрить голову, а то иногда в ней слишком много мыслей накапливается, а так качусь и представляю, как они за мной фатой невесты тянутся и отрываются.

— По этой же причине я решил пройтись пешком.

— Почему пешком? Не любишь велики?

— Я… эм, нет, я просто любл…ил пешком ходить, а на велосипеде я…

— Да, ладно?! — Кристина дотронулась рукой до плеча Влада. — Не умеешь кататься?

Влад неловко пожал плечами, моргнул и мотнул головой.

— Не.

— Так не бывает!

— Я тоже так думал, пока не научился не кататься.

Кристина рассмеялась хромой, но искренней шутке, Влад облегчённо выдохнул.

— Ну, предлагать тебе пробовать я не буду. Ты обязательно свалишься, велик не жалко, но мне потом тебя до дома тащить, да и вообще, не хочу я стать причиной неукомплектованности отряда соединителей из-за твоих многочисленных переломов.

— Многочисленных?

— А ты как думаешь! Посмотри на велик: высокий, быстрый, тяжёлый. Без вариантов!

— Тогда действительно не стоит.

— В следующий раз подберём тебе трёхколёсный по размеру.

— Такие бывают?

— Где-то один ждёт тебя! Однозначно!

Влад внутренне расслабился. Он уже и не помнил, когда так легко говорил с кем-то. Ему нравилось.

Впереди показалась фигура мужчины. Он стоял у самого края набережной, направив фотоаппарат на треноге к небу, в сторону заката. Влад посмотрел на запад, за реку: тонкая багровая полоса должна была вот-вот схлопнуться.

— Снимает.

— Звёзды?

— Рождение Вселенной! — уже привычно для Влада рассмеялась Кристина.

Влад с удивлением глянул на случайную знакомую. Вряд ли она понимала, какие чувства сейчас тронула в нём. Рождение Вселенной. Это именно то, что он хочет увидеть. Конечно, у них есть строгая научная программа, которая не оставляет времени на свободные путешествия. И всё же. Так ли бессмысленно бесконечен Космос? Является ли он колыбелью их Вселенной? Или…

Его отсутствие было замечено.

— Ты иногда пропадаешь куда-то.

Влад так же естественно, как Кристина смеялась, пожал плечами.

— Я по твоему взгляду окончательно поняла, что ты соединитель. Проезжала мимо три раза, пристально смотрела, а ты даже не обратил внимание.

— Три раза?

— Да, — открыто и задорно улыбнулась, — туда-сюда, давила на педали, один раз чуть собачонку чью-то, размером с мизинец, на развороте не переехала. Страху натерпелась!

Влад представил испуганные глаза Кристины, собачонки, хозяев. Почему-то это показалось ему смешным. Наверное, из-за тона рассказа. Всё в Кристине было легко.

— Слушай…те, Крист…

— Кристина. Просто Кристина, без вы. Можно Крис.

— Да. Эм, скажи, а… хм, почему именно ты решила, что я соединитель? Почему не… не знаю, писатель, музыкант, учёный, аутист, в конце концов? Мало ли кто может гулять с отрешённым взглядом?

Кристина по-детски нахмурилась.

— Я много литературы прочитала про освоение космоса, а там с музыкантами и писателями напряг, с просто учёными и учёными-аутистами чуть лучше, но они все одинаковые. Ну или в книги их фотографирует один и тот же фотограф, который умеет всех делать неотличимыми.

— Чем же мой взгляд так отличается?

— Я, я не знаю! — совершенно обезоруживающе воскликнула Кристина так, что на этот раз рассмеялся первым Влад, а она подхватила.

— Хотя стой.

Влад остановился. Кристина стала внимательно рассматривать его лицо. Прищурилась, поднесла палец к губам, склонила голову набок.

— Вроде как нашла. У учёного взгляд погружен внутрь себя, отгораживая работу мысли от внешних раздражителей — меня, например! У писателя, я думаю, та же проблема: вышел в мир на разведку, для сбора образов, материала, как там это называется — фактуры! — и обратно в кусты, бросаться романами исподтишка. Такая же ерунда у всех мальчиков на потоке в универе. Короче, я с детства вижу забор, а не самого человека.

— А у меня что не так с забором?

Кристина медленно пожала плечами.

— У тебя его нет. Точнее, есть. Но… но вроде как и совсем нет. Непонятно.

Кристина вдруг почти побежала вперёд, Влад едва поспешал за ней.

— Знаешь, может, это странно, но твой взгляд вообще не принадлежит тебе, он вообще вне тебя, когда ты задумываешься.

Влад не знал, что придумать на это. Кристина говорила серьёзно, но не сдержалась и рассмеялась.

— Эка вы наивный молодой человек! Да просто я запомнила твоё лицо, узнала. Видела твои фотографии, когда готовила главу диплома про соединителей. Ты из последнего, восьмого, отряда.

— Один из четырёх.

— Владислав Игин, писатель, вдруг ставший соединителем. Артём Щербина — военный, ну, тут всё понятно. Екатерина Садовская — переводчица с китайского, испанского и латыни; всю жизнь мечтала о космосе и к сорока годам решилась, семья её поддержала. Сай Ю — музыкант, страдающий синдромом Туретта, нашедший освобождение от тиков в музыке.

— У него невероятная музыкальность и идеальный слух. Он научил меня понимать музыку, а не просто слышать. Когда Сай играет, все его тики враз пропадают. Он мой единственный друг.

— Расскажи!

— О чём?

— Обо всём! О себе! — глаза Кристины вспыхнули ярким взрывом.

Влад пожал плечами, моргнул, мотнул головой из стороны в сторону.

— Раньше я воспринимал Космос как нечто внешнее, но чтобы попасть во Вселенную, нужно провалиться вовнутрь себя…

***

Спустя три часа полёта почти через всю страну Влад ехал в экомобиле. Белая нива, разогнавшись до трёхсот, скользила по воздуху. Мимо рассеянного взгляда Влада проносились поселковые пейзажи. Вся европейская Россия была аккуратно просчитана и ухожена. Восстановленные леса, болота, реки, озёра — всё было аккуратным, наполненным жизнью и математическими алгоритмами. Как и сто лет назад, девять десятых населения страны жили именно тут, а это заставило, всё-таки заставило, научиться рациональному использованию ресурсов.

Земля без людей не нонсенс.

В паре сотен километров от аэропорта на восток располагался «Объект 1». Центр подготовки соединителей имени И. К. Ефремова. Названный так в честь Ивана Ефремова, но не известного классика фантастики, а академика, возглавлявшего группу учёных, с удивлением обнаруживших, что отправить разум человека в космос проще, чем космический корабль, основной проблемой которого была тотальная немасштабируемость. Металл всё ещё оставался трёхмерной, максимально статичной структурой. Тут требовалось совершенно иное решение. Сродни минус трём рыбкам Дирака у незадачливых рыбаков.

Едва ли дорога задержалась у Влада в памяти. Он давно заметил, что изменился. Утратил что-то такое внутри себя, что заставляло раньше останавливаться и всматриваться: в отсыревший скворечник на дереве, в рваное облако на небе, в отражение здания на мокрой поверхности плитки, в старые рельсы. Раньше всё это имело наполнение, обладало почерком, складывалось в историю. Теперь же, оставив прежнюю форму, неизменное наполнение перестало достигать Влада. Будто сменилась частота его чувств.

Влад утратил восприятие красоты земной, человеческой природы. Он мог её анализировать, делать выводы о том, насколько она сложна, всё ещё чувствовал нежность к ней, но не смог бы вывести разницу между кедром и океаном. Это стало так же бессмысленно, как сравнивать холодное с твёрдым.

Шелест водородного двигателя затих, нива застыла перед входом в Центр.

Никто не встретил Влада, поэтому он ещё несколько минут сидел внутри, не замечая, что прибыл на место. Мысли его были в прошлом вечере. Влад ещё не осознал это, но те несколько часов стали для него той аномалией, которая ещё раз отклонила луч его жизни.

— Эй!

Влад вздрогнул.

«Эй! Постой! Я тут!»

«Привет», — беззвучно сказал Влад.

— Привет!

Дверь в ниву оказалась распахнута, внутрь заглядывал довольный Сай Ю.

Но вот его лицо пропало: дверь закрылась, потом открылась, затем опять закрылась. Лицо Сай Ю, как и всегда, когда он пытался справиться с неконтролируемыми движениями, сильнее и сильнее склонялось к правому плечу.

— Сей-сей-ейчас, подожди, я тут зан-н-н-нят, скоро освобожусь.

Влад широко улыбнулся. Он соскучился по Саю. По своему другу. Отряд разбивают на пары, и он был в паре с Саем. Три года они исследовали Космос, искали образцы, учились доставлять их на Землю. Вначале крохи, но потом большие материалы.

«Мы с тобой как ля минор и си минор с соль мажором и ре минором — просто, но гармонично, и можно повторять до бесконечности», — любил повторять Сай.

— Та-дам! Прошу!

Влад вышел, Сай аккуратно закрыл дверь, приоткрыл, закрыл ещё раз, поморщился, нервно склонил голову набок, открыл дверь вновь и аккуратно, напрягая мышцы, будто тягал стокилограммовую штангу, закрыл. Наконец звук его удовлетворил настолько, чтобы синдром Туретта отпустил и Сай смог крепко, двумя руками, пожать руку Владу.

— Эти железяки однажды меня доконают, в них совсем нет музыкальности! — бросил он вслед уезжающим в гараж нивам. — Ты что так долго сидел? Я смотрел-смотрел на тебя, а ты не выходишь.

Влад пожал плечами, тряхнул головой.

— Задумался, наверное.

Рефракция вчерашнего вечера закатилась за горизонт.

— Пойдем, только чур все двери открываешь ты, а то мы и до вечера не дойдём. Как думаешь, Катя и Артём уже прибыли?

— Однозначно.

— Я тоже так думаю, они пунктуальны, в отличие от нас. Но у меня есть причина. Представляешь, я только в аэропорту свой чемодан клал и забирал с ленты полчаса, пока он не вложился ко мне в руку как надо!

Сай и Влад вошли в разъехавшиеся перед ними двери. Николай Келечеги и другие первооткрыватели среди первооткрывателей, первые среди первых, встретили их в холле. Как живые, они просто смотрели на вошедших с трёхмерных, в натуральный рост, голографических фотографий.

Влад, как ему показалось, вновь поймал взгляд Келечеги: добрый, открытый, редкий, а за ним простая, искренняя улыбка, будто случайно попавшая на уста и оставшаяся на них.

Четыре года прошло с их встречи. Единственной. Тогда Влад поднялся на третий этаж. Постучался. Ему открыл худой небольшой пожилой человек. И вместе с тёплым светом, льющимся из квартиры, во Влада проник и Николай Келечеги.

Никогда, это он знал совершенно точно, никогда Влад не забудет того светлого, доброго взгляда, каким Келечеги — девяностолетний мужчина — смотрел на него, угощая чаем на своей кухне.

На смуглых руках выступали крупные вены, левая рука слегка дрожала, а голос был сиплым, но уютным, как крыльцо дачного домика в осенний день.

Келечеги говорил просто. Понятно. Обыкновенными, без нарядных одежд словами.

«Не нужны слова, нужно понимание, — сказал он тогда, — все люди, от самого рождения, соединители».

Келечеги всего лишь раз был в Космосе. Но был первым. И единственным из всех российских отрядов, кто соединился один. Дальше, чтобы избавиться от побочных эффектов бестелесного существования разума, растворённого в эфире, выходили только парами. Благодаря его бесценному опыту русские фамилии соединителей лишь изредка прерывались иностранными.

Николая Акыновича Келечеги больше не было. Влад узнал об этом, когда вернулся полгода назад на Землю.

Соединители прошли через весь холл, усаженный берёзами под искусственным космосом, нависшим прямо над ними. Около одной из берёз, прислонившись к белому стволу рукой, стоял Иван Ефремов. Он запрокинул голову и смотрел на звёзды. Владу казалось, что он спрашивает: как же так получилось?

Друзья подошли к одной-единственной двери, Влад открыл её, пустил вперёд Сая. Дверь мягко закрылась, и тут же наступила тишина. Они знали, что персонал оповещён об их прибытии, в конце коридора за следующей дверью их уже будут ждать. Так и вышло.

В отличие от холла, здесь была уйма народу, все приветствовали вновь прибывших. Сай то и дело махал руками, Влад лишь кивал головой. Становился всё больше замкнутым. Не потому, что ему было некомфортно. Он впитывал в себя, наслаждался.

Центр был краем, с которого начиналась Вселенная.

***

Тренировки шли уже полгода. Теперь Влад и Сай легко проваливались внутрь себя. В свою же первую попытку вообще не смогли.

— Это чего сейчас такое было? — обескураженно успел спросить Сай, прежде чем его разбил сильный тик.

Влад, отказавшись от помощи коллег, довёл друга до комнаты, усадил за пианино. Несколько секунд Сая ещё трясло, но потом тик пропал.

Сай выпрямился, руки его замерли над клавишами… и вдруг быстрым движением Сай сделал головой полуоборот, будто последний вздох тика, пальцы музыканта опустились на клавиши.

Целых пять часов Влад слушал изумительную по своей чистоте мелодию, сотканную из информации.

Этот перерыв был нужен друзьям. Они оба не на шутку испугались осечки. Что если так останется, ничего не изменится, и через месяц попыток их с почётом отправят домой. Они подведут всех!

И Космос. Неужели, стоя на краю, можно разучиться прыгать с него?

На следующий день погружение получилось столь легко, будто не было перерыва и страшной неудачи накануне. Мозгу требовалось лишь прополоть нейронные связи, обновить синапсы, отполировать сновидениями все подзабытые нюансы. И заработать как прежде.

Теперь Влад чувствовал, как стоит перед границей Земли и Космоса. Не видел её зрением, но сознанием ощущал исходящую от неё густую, как сироп, информацию. Маленькие, крошечные, едва заметные чёрточки человеческого сознания перед бесконечностью.

Граница. Математическая структура человеческого тела. Граница.

Владу не терпелось сделать следующий шаг; он чувствовал, как Сай хочет того же. Сай был где-то рядом, если можно так сказать: «рядом», «здесь», «позади», «далеко» или «вверху» — не существовало. Была только информация. Основа. Ни пространства, ни времени, ни планет, ни звёзд, ни фундаментальных человеческих законов. Только одна информация. Максимально бесчеловечная, максимально чуждая восприятию среда. Всё собиралось здесь и выходило отсюда дистиллированными голограммами в видимый глазу мир, делая его «живым». Каждый раз, выходя из погружения, соединителям приходилось всё дольше приспосабливаться к принужденным законам физического мира. Всё чаще они не замечали стен, натыкались на них. Мозг переставал замечать препятствия. Откуда им взяться в потоке информации? Восприятие соединителей было готово для соединения.

Тот вечер был воспоминанием, растягивающимся до любого момента настоящего.

–…вообще нас же планировали как антенны, для связи с космическими кораблями, но…

— Но что-то где-то, как водится, пошло не так, и корабли запустить мы не смогли! — весело подхватила Кристина.

— Это да.

— Но мы не расстроились и вместо кораблей пульнули разум человека, как из катапульты! Далеко-далеко! — колокольчиками рассмеялась Кристина, бросив невидимый разум рукой вверх.

— Где-то так, — улыбнулся Влад.

— Это я знаю, каждый на Земле знает это наизусть. Я говорила про свою дипломную работу?

— Нет. Только упомянула раз пятьсот.

— О-о-о, да вы шутите. Прогресс! — похвалила Кристина. Влад зарделся, обычно у него такие экспромты получались только в книгах, но никак не в реальной жизни.

— Так вот, да, я действительно упоминала, возможно, даже и пятьсот раз, но сейчас расскажу. В общем, слушай. Совсем скоро, гарантирую, изобретут-таки эти самые корабли и ваша вольная жизнь в космических степях завершится!

— Вот как?

— Без вариантов.

— И что же мы станем всего лишь антеннами?

— Ангелами-хранителями.

Влад не ожидал такого ответа, тем более он не услышал в голосе шутки.

— Ангелами-хранителями? — переспросил он.

— Ну да, — Кристина улыбнулась, — но это неофициальное название. Пока. Я, если ты ещё не знаешь, типичная бунтарка, на месте не сижу и вот думаю ввернуть такой термин в научный оборот через свою работу. Как думаешь — пролезет?

— Без вариантов, да.

Кажется, в её глазах мелькнула благодарность. Хотя, может, это лишь блеск сиюминутных красок в тускнеющем воспоминании.

Центр был полон людей. Холл гудел от количества журналистов, репортёров, блогеров. Те, кто оказались здесь впервые, рассматривали берёзы, тянущиеся к звёздам.

Ровно в двенадцать раскрылась дверь. Вышли соединители. Замыкал отряд преклонных лет мужчина в очках и с совершенно лысой головой — Птица Сергей Валерьянович, он был куратором на Земле.

Началась съёмка, отряд сел за стол.

Первым заговорил Сергей Валерьянович.

— Как вы все знаете, сегодня, двенадцатого ноября, мы отправляем восьмой отряд во второе соединение. Изначально планировалась экспедиция на три года, но, беря во внимание превосходное физическое, умственное и моральное состояние наших соединителей, решено увеличить время соединения до четырёх лет. Это будет самое продолжительное соединение, которое позволит решить сразу несколько научных…

Влад не слушал. Оставались часы до момента соединения, а тень их была столь же длинна, как цепочка предшествующих этому дню месяцев.

Очнулся он от того, что его дёргал за плечо Сай. Влада разом накрыл шум. Невольно поморщился, фокусируя слух. Шум превратился в один голос. Журналисты уже задавали вопросы.

— Традиционный вопрос: что вы чувствуете, когда переходите в стадию информации, когда происходит соединение?

— Традиционный ответ, — развеселился Сай, — мы чувствуем информацию.

— Но как её можно чувствовать?

— А мы и не чувствуем.

— Но ведь вы только что сказали, что чувствуете…

— Совершенно так. Чувствуем. Но её невозможно чувствовать.

Журналисты рассмеялись.

— И всё-таки, на что это похоже?

После паузы заговорила Садовская Екатерина:

— Для меня это как новый язык, который нельзя выучить здесь, но можно говорить на нём там.

— Погружение, — коротко ответил Щербина.

— Как на глубину в океан?

— Никогда не погружался в океан.

Влад пожал плечами. Он не знал ответа.

— Как заметил один психолог: нечто человеческое, существующее только в голографической части мира, размывается понемногу каждый раз, когда соединители покидают её. Он назвал это платой за проход. Что вы думаете об этом? Ведь не секрет, что все соединители после нескольких экспедиций в конце концов теряют ощущение прекрасного, свойственное большинству людей.

— Есть методики восстановления, которые неплохо помогают, — чётко ответил Щербина.

— Но если вам не помогут?

— Мы выполняем задачу Родины, остальное дело науки.

— Держит ли вас ещё что-то тут, на Земле? — спросил один из журналистов.

— Семья.

— Долг.

— Музыка.

— Эта пресс-конференция.

— Как и всех нас, — тут же добавил Сай и рассмеялся.

Влад натянуто улыбнулся и тут, на самом краю зрения, уловил женский силуэт. Кристина. Он повернул голову, на какой-то миг то место оказалось в крошечной слепой зоне глаз… Нет. Показалось. Просто солнечный зайчик: солнце светило сквозь стеклянную стену холла, отражаясь и распадаясь на радугу. Влад засмотрелся на цветное солнечное пятно. Так распадутся и они, а затем соберутся вновь.

Пресс-конференция завершилась.

Отряд соединителей, встав ещё раз для фотографии, покинул холл, а журналисты, рассевшись в автобусы, направились на обзорную площадку, где им предстояло снимать и показывать в прямом эфире подъём соединителей на башню.

Последние инструкции в небольшой комнате, и вот четвёрка — Щербина, Садовская, Ю и Игин — поднимается в стеклянном лифте на верхний этаж. Катя махала рукой, улыбалась, но солёная слеза всё равно скатилась до подбородка, капнула на комбинезон. Она что-то говорила, наверное, своей семье. Щербина с неизменной выправкой стоял рядом, хотя и на его остром лице проступило что-то невыразимое. Сай радовался тому, что тик отпустил его на какое-то время, а Влад… Только сейчас ясно понял, почему он так и не решился тогда хоть раз назвать Кристину Крис.

Крис не смогла бы сделать то, что получилось у Кристины: дать причину вернуться после соединения на Землю.

Соединители вышли из лифта, скрылись за дверьми.

Влад закрыл глаза. Пресс-конференция, год подготовки, центр, дорога, самолёт. Всё перестало, всё забылось. Появилась набережная.

— Тело — лишь твоя мысль. Не более. Лишь информация, — сказал он ей, поддерживая велосипед, катившийся между ними.

Листья деревьев теперь были звёздами, освещающими набережную, а океан стал эфиром.

— Лишь информация? — не поверила она, вскинув бровь.

— Да. Но прекрасная, какой не выразить словами.

— Не выразить словами…

— Нет…

Влад протянул к ней руку и кувыркнулся в мир без острых граней материи.

Он оказался дома. И это была не Земля, не Хабаровск.

Вселенная. Космос. Информация.

***

В ста километрах от поверхности Земли плыли серебристые облака, а над ними, совершая за сутки уже восемнадцатый оборот, проносилась околоземная космическая станция «Мир-3»; космонавт фотографировал облака и комету «Вагнера-Ливингстона», застывшую в миллионах километров отсюда, странной формы — похожую на чайку.

Все они были на месте во времени.

Встроившись в усиливающую нейросесть Центра, мозг четырёх людей вырвался в Космос. Обмен происходил мгновенно. Миллионы, миллиарды, триллионы световых лет были лишь словами. Каждое мгновение становилось бесконечностью, оставаясь мгновением внутри Вселенской нейросети.

Влад был везде одновременно. Сай был здесь же. В момент соединения они зацепились друг за друга и стали суть одним, но разным. Точно так же поступили Щербина и Садовская. Влад знал это, но теперь первая пара была далеко отсюда. Хотя, там, где они оказались, не было такого понятия. Когда ты везде сразу, то и быть далеко от чего-то невозможно. Не в поле внимания.

Влад был сосредоточен на поисках, Сай его направлял в нужное русло научных экспериментов. Влад был чистой идей, Сай же — ручкой и бумагой. Так работала их пара.

Никто из соединителей не двигался, но расширялся их разум, копируя себя на бесконечные кубиты информации. Мозг их, нейроны, импульсы, синапсы выплеснулись, стали Вселенной.

Стройная, лаконичная, прекрасная.

Нечеловеческая.

Абсолютная информация.

Влад погрузился глубоко. Сая больше не было рядом. Отсоединился ли он, отстал ли, потерялся ли — Влад не знал. Как и не знал того, что четыре земных года прошли, а сам он оказался на грани человеческой жизни. Его информация была сфокусирована на другом. На поисках. Келечеги.

Николай Акынович должен был быть здесь, иначе ничто не имело смысла. Все — соединители. Значит, все должны быть здесь. Стоит только отыскать. И Влад искал его. Искал его информацию: бесконечно, бесконечно, бесконечно ничтожную здесь и великую, громадную для людей на Земле. Для него.

Ведь должен был Келечеги попробовать в последнюю секунду жизни погрузиться. Должен был… Влад хотел спросить его. Хотел…

В одном из вложенных друг в друга пузырей параллельных Вселенных Влад столкнулся с кубитом информации, помеченным как «Келечеги».

Одна песчинка.

Николай Акынович не пробовал. Его разум угас снаружи Вселенной, не проникнув сюда — вовнутрь и наружу.

Значит, не расскажет. Не будет новых слов. Значит, бессмысленно. Значит, не все. Соединители. Не все.

Келечеги теперь существовал здесь только в самом Владе. Влад забрал его и отпустил свой разум.

***

«Привет! Эй!»

Всплеск и спокойствие.

«Эй!»

…

«Эй!»

…

«Эй!»

Всплеск. Песчинка. Веснушка.

«Привет, ну же!»

…

«Что же ты!»

«Эй!»

Разум Влада, рассыпавшийся по невообразимым расстояниям, по бесконечному множеству многоуровневых миров, начал переключать своё внимание туда, откуда шла информация.

Влад стягивался в одну точку в пространстве.

«Пытаешься долгой выдержкой сфотографировать Вселенную?»

Колокольчиковый смех, запрыгали песчинки-веснушки.

«Я… я не знаю».

«Не знаешь? Зато я знаю! Мне кажется, ты просто выделываешься передо мной, вот и всё!»

«Кристина?»

«Ура! Привет!»

«Привет… ты без велосипеда на этот раз?»

«Друзья не разрешили забрать его с собой».

Смех. Веснушки. Песчинки. Золото. Белое. Космическое.

«Как твоя работа?»

«О! Ну, она началась и закончилась. А твоя?»

«Я… я… я…»

«Можешь не договаривать. Ты не знаешь».

«Как ты оказалась здесь?»

Молчание.

«Кристина!»

«Помнишь, ты говорил, что все мы соединители?»

«Помню».

«Я решила попробовать».

«У тебя получилось?»

«Хах, естественно! Я же тут. Кстати, где?»

«Везде. Дома».

«Дом я помню другим. Правда… Знаешь, я же летела к тебе. Самолётом. В ваш Центр».

Если бы мог, Влад неловко пожал плечами.

«Когда узнала, что ты не вернулся. Когда прошёл ещё год. Я села в самолёт и у-у-у-у-х-х-х-у-у-у, полетела!»

Кристина рассмеялась. Боже, какой смех.

«Скажи же, что я бунтарка!»

«Ещё какая», — подтвердил Влад.

«Сосед в самолёте мне попался пренеприятнейший: вонючий, рыгающий, волосатый. В общем…»

«Мрак».

«Да. Ещё что-то подмигивал мне, зачем? Бр-р-р. Я заткнула уши наушниками, но не стала включать музыку, а решила погрузиться в себя, чтобы прыгнуть во Вселенную! Как ты говорил: внутрь и наружу! Только… Хм… тут самолёт дёрнулся, бухнулся и… Кажется, всё ещё падает… Не уверена».

Кристина замолчала. Влад открыл глаза. Свет.

— Д-д-друг! Эй! Валер-р-р-р-рьяныч, Валерьяныч! С-с-с-с…. С-сюда д-дав-вай! В-в-в-влад очнулся!

Влад увидел Сая, подскользнулся и провалился в давящую тишину.

Спустя месяц Влад смог говорить и воспринимать окружающую действительность непрерывно, а не секундами, разделёнными вакуумом; он узнал, что держал соединение не четыре, а целых шесть лет. На его поиски Центр посылал команду из седьмого отряда. Безрезультатно. Никто ничего больше сделать не мог. Просто ждали. Раньше таких глубоких соединений не было.

Спустя месяц Влад… Влад открыл глаза и посмотрел на мир.

Целый год заняло восстановление. Сай старался как мог, и Влад был искренне ему благодарен.

— Друг, ты просто как будто провалился в какой-то невидимый овраг и мы рассинхронизировались. Мгновенно! Ты везде перестал быть. Я даже понять ничего не понял… — как-то сказал он ему.

Влад пожал плечами. Он и сам мог рассказать только то, что оказался так сильно распылён, что почти потерял себя.

— Как ты вернулся?

Влад качнул головой, дёрнул плечами. Больше Сай не спрашивал его, решив, что он сам расскажет, когда придёт время.

Раз, после процедур, когда к нему в гости зашёл Сай, Влад спросил:

— Сай, можешь сделать мне одолжение?

Что-то в голосе разволновало друга, тут же его разбил приступ сильного тика.

— К-к-кон-н-н-н-н-нечно, с-с-сейчас только, по-г-г… пог-г-г… пог-г-годи.

Сай сосредоточился и включил у себя в голове симфонический оркестр. Тик отступил, но не оставил совсем.

— Давай.

— Отыщи, пожалуйста, информацию про Красивую Кристину. Эм… Шесть… Семь лет назад она была аспиранткой в приморском университете, писала работу про… — Влад поморщился, вспоминая, — про перспективы космических кораблей или что-то такое.

Сай кивнул.

— Здравствуйте, — Влада прошибли озноб, пот и дрожь одновременно. Он прищурился: через большие окна светило солнце, отыскавшее просвет между тучных облаков. Запуталось в волосах Кристины, осыпав их золотом.

Кристина повернулась к двери в кабинет. Поднесла руку к лицу и сняла очки. Потом одела опять. Затем улыбка, такая, как помнил Влад, появилась на её лице, разве только морщинки добавились.

— Привет, коннектом Влад.

Впервые он видел её и слышал при дневном свете.

Вечером они встретились на владивостокской набережной. С моря дул лёгкий бриз, освежая раскалившийся за день воздух.

— Почему-то я думала, что когда-нибудь ты приедешь. Я слышала про тебя.

Влад усмехнулся.

— Кажется, теперь я самый известный человек на Земле.

— Вот так-так! Ха! И как ты справляешься с вниманием?

Кристина развела руками. Они спокойно шли, никто не смотрел в их сторону.

— Это тяжело, приходится маскироваться.

— О, тогда понятно.

Пара замолчала, как замолкают после лёгких шуток, отыскивая мелодию разговора.

— Как твоя работа?

— Защитила. Давно! Но корабли всё ещё не летают, ты смотри-ка! Да и термин «ангел-хранитель» пришлось трансформировать в нафталиновую «непрерывную бионейронную связь», или НБНС.

— Прежнее название мне нравилось больше.

— Мне, знаешь, тоже…

Кристина замолчала, а затем рассмеялась. Внезапно, как сбрызгивает раскалённую землю грибной дождик.

— Что?

— Понимаешь, м-м. В голове формулируются мысли, а наружу какая-то белиберда выскакивает. Но иначе не получается, поэтому спрошу просто. Что там было?

Кристина пытливо посмотрела в глаза Владу. Тот не отвёл взгляд.

— Всё.

— Прям всё?

— Да. Космос. Спокойствие. Келечеги…

Влад помолчал, решаясь.

— Потом был всплеск, а за ним появилась ты.

Теперь замолчала Кристина. Она уже не была той свободной хохотушкой, как одуванчик — подуй и рассмеётся. Но она ещё верила, только не показывала снаружи.

Никто из них не торопился. Гуляли по набережной.

Стояла бархатная погода. Кристина шла в бордовом в горошек, свободном, длинном до щиколоток платье и белых кроссовках. Волосы её от морского воздуха необычайно кучерявились и пышной светлой копной опускались до лопаток.

— Знаешь, что произошло два года назад?

— Нет.

— Я полетела в Москву. Когда узнала.

Удар сердца.

— Я… не… Ты была там? В Центре?

Кристина смотрела под ноги.

— Во время полёта я решила попробовать. Провалиться. Как ты говорил. Дурацкая мысль — вдруг вытащу тебя! Ведь всё тело лишь мысль, информация. Так?

— Да.

— Вот я и попыталась. Но… Совершенно не вовремя самолёт решил упасть. Точнее… Ха, экстренная посадка на неподготовленную полосу, посреди тайги. Все выжили, самолёт только нет. Но был там один тип, я бы не расстроилась… Шучу, шучу! — Кристина хотела засмеяться, получилось наиграно и фальшиво. Она быстро закусила губу.

Влад не знал, что сказать.

— Не лучшие воспоминания, зато… — Крис уже улыбалась, что-то внутри неё вырастало, она хотела сказать, наконец-то рассказать, что она… видела? чувствовала? фантазировала? Но тут она провела большим пальцем по безымянному правой руки. Нет, она не могла сказать. Воспоминание сорвалось, упало вниз.

— Я сорвала куш!

Подняла руку.

— Ты, наверное, не заметил. Кольцо ещё менее заметное, чем велосипед.

Влад выдавил улыбку.

— Да. Совсем.

— Бортпроводник, хотя теперь уже второй пилот, он меня успокаивал после аварии посреди тайги и мы поженились через год. Как раз тогда ты вернулся. И теперь я не Красивая, а Зайчик. Представляешь? До сих пор не привыкла к такой фамилии.

— Как солнечный?

Крис округлила глаза, а затем живо рассмеялась.

— Так вот какой ты меня видишь! Я-то представляла себя белой и пушистой, но солнечной тоже быть не плохо!

Влад проводил её до дома. Уже работало уличное освещение: деревья испускали ровный матовый свет, вокруг них летали, трещали, стрекотали букашки. Звёзд не было.

— До свидания.

— Не приземляйся, соединитель! — улыбнулась Крис. — Спокойной ночи!

Влад пожал плечами.

***

Больше Земля не пребывала в её отражении, не служила маяком. Появились… не новые, другие контуры. И пусть Влад видел, но не замечал больше цветов, не делал отличий зелёной листвы от белого снега, красной клубники от камней на берегу моря… Всё же, оказавшись в чёрно-белой, контрастной фотографии мира, где не существовало определений, терминов, обозначений, он видел красоту иную. Стройную, грациозную, выверенную, безымянную и самую живую. Информацию. Информацию, на которую был нанизан весь Космос. Вся Вселенная. И он сам. Все. Всё.

Аномалия послужила тому соединением.

Значит, рождение Вселенной, не поиск нужных слов.

«Все мы не более чем наши мысли о нас самих?»

«Да. Слова не нужны. Нужно понимание. Все мы — соединители».

«А я… тоже?» — удивилась Крис.

«И ты тоже», — подтвердил Влад.

Быть маленькой, но живой, разумной и творческой искоркой

в бесконечном космосе намного интереснее, чем обитать

на плоской ограниченной Земле в центре своего крошечного мирка.

Джефф Хокинс