Заговорщики

Роман Ра

Осталось в прошлом время кровопролитных битв и жестокого правления империй. Императоры свергнуты, королевства объединены, почти тридцать лет всем бескровно правит один человек.Но король стар и не имеет наследника, а замок полнится недовольствами его праздной жизнью.Шестеро заговорщиков намерены пойти на измену, чтобы раз и навсегда разрешить застоявшиеся проблемы.

На пиру

От самых подступов к замку и через весь город тянулась длинная вереница людей, коней и повозок. Шумная процессия двигалась неохотно, а хвостами оседала далеко за воротами Реджиса. Приглашённые лорды, их родственники, свиты, многочисленные слуги, увлёкшиеся следом потаскухи, бродячие торговцы, барды, просто крестьяне и прочий сброд, по событию намеревавшийся без труда проскочить в город. Король было намеревался распорядиться открыть секретный ход, чтобы поскорее пропустить дражайших гостей, но советники, сиры Кротспот и Румчестер, настойчиво просили сохранить его в тайне.

— И почему мы пропускаем их только через одни ворота? — привычно сетовал король.

— Ваше высочество, южные ворота строились не для принятия гостей, — отвечал сир Румчестер.

— Ваше величество, во времена империй столько гостей никто и никогда не принимал, — вторил ему сир Кротспот.

— И почему мы не расширили эти треклятые ворота за двадцать девять лет? — спросил король и жестом требовал молчать. После войны королевская казна осталась в прискорбном состоянии, все займы в банке седьмого региона, зовущегося прежде Счастливым, годами тратились на восстановление, а позже казначей сменился на скрягу мистера Койна, всё сетующего на пустующую казну.

Тем временем в город въехал первый паланкин, на котором красовались семь вышитых золотых монет, повторяющих личный герб лорда Фортуны — правителя седьмого региона, до войны бывшим частью империи Рокшера. Следом за паланкином не спеша двигались два десятка человек из числа личной свиты лорда — средних лет мужчины, одетые в дорогие ткани, воины лишь по названию, а на деле, скорее, надзирающие за молодым Фортуной. Крестьяне перед этой процессией расступились по обе стороны дороги, освобождая путь.

Следом появился сочно-зелёный, перемежающийся многочисленными колосками (их должно было быть тридцать два, но никто не считал), паланкин лорда Мессиса, за которым тянулся десяток обильно нагруженных зерном повозок. Двигалось всё это крайне неторопливо, под вымученный скрежет колёс, и расступившийся по обе стороны народ нервно вздыхал.

Солнце уже взошло в зенит, когда с тракта в город заехало человек тридцать на тощих жилистых лошадях. Бритоголовые, с обожжённой солнцем кожей они больше походили на разбойников с большой дороги. Свои немногочисленные дары королю они везли в мешках, подвешенных на лошадей. Герба или какого-либо его подобия при воинах не было. Во главе отряда двигался правитель двадцать первого региона, лорд Харани, недобро поглядывая единственным глазом на небритых и нечёсаных крестьян, отступивших в стороны от дороги ещё шагов на пять.

Последним из принявших приглашение лордов в городе появился правитель тринадцатого региона, известный как Сидус. Он проехал через ворота в ярко-пурпурном паланкине, украшенном по обе стороны золотыми звёздами. Следом, на расстоянии пятнадцати метров, шёл паланкин его жены, тоже пурпурный, но без звёзд. Ещё дальше, также в отдельном паланкине, ехали двое детей. Спереди каждого двойками шли всадники — долговязые, бледнокожие, в полушлемах, из-под которых до самых лошадиных спин шёлком струились волосы.

Многочисленных гостей разместили в гостевом зале, а лордам и их семьям выделили отдельные покои. К вечеру, когда солнце стало сникать, мистер Холидей отчитался сиру Кротспоту, что все приготовления завершения, и тот послал младших слуг известить лордов. Первым появился лорд Харани, человек суровой выправки, одетый совсем непразднично — буквально в походное. Сопровождали его только собственные воины, сразу отделившиеся и занявшие свои места за одним из средних столов. Вскоре объявились и лорды Мессис и Фортуна, первый пришёл в компании супруги — женщины пышнотелой, с ярким румянцем на щеках, подле которой крутились двое мальчуганов; второго сопровождал только немолодой мужчина со смешными длинными усами — наполовину угольно-чёрными, наполовину седыми. Родственники лорда Мессиса, одетые, как он и сам, в сочно-зелёные камзолы, заняли стол для родственников, размещавшийся чуть ниже королевского. Мужчина, идущий следом за Фортуной и что-то настойчиво шепчущий ему в ухо всю дорогу, проводил лорда до самого королевского стола, но затем, словно спохватившись, спешно удалился к средним столам. Лорд Сидус пришёл последним, тоже с женой и двумя детками: мальчиком и девочкой — все в роскошной лиловой парче, обшитой золотыми нитями. На гостей с каждого из многочисленных гобеленов свои разномастные груди выпячивала королева, предлагая испить вино из жёлтого кубка. И хотя её неказистые изображения висели повсюду, место самой королевы привычно пустовало. Старая фрейлина тронулась бы умом во второй раз, увидев это, поэтому старуху традиционно не звали на пир, а если она и узнавала что-то о гулянии, то вскорости всё забывала.

К радости короля все наконец-то заняли свои места, и он в глубочайшем удовлетворении оторвал от стола золотой кубок. Первый тост прозвучал без всяких формальностей и предисловий, и окутанный тишиной зал быстро залился весельем и смехом. Успевший заскучать в ожидании самодержец расплылся в хмельной улыбке, глядя на оживившийся народ.

Справа от трона, как весьма унылое изваяние, стоял королевский палач, а по совместительству и капитан королевской стражи, Томас — человек рослый и пузатый, возрастом чуть более сорока лет, с мясистым лицом и немногословной речью. Ввиду извечного отсутствия работы для палача Томас отвечал за охрану замка и общий порядок, но на деле, скорее, выполнял роль личного телохранителя короля, а в силу своей немногословности его подчинёнными чаще распоряжались кастелян сир Кротспот или камерарий сир Румчестер.

Камерарий как раз расположился по другую сторону кресла, держа в руке кубок с вином — первый и последний, что он намеревался выпить на этом пиру, как и на любом другом. Человек строгих правил, как образец рыцарства, сохранил былые привычки за почти тридцать лет мира и порядка и никогда не задвигал далеко сундук с латами и мечом.

Кастелян сир Кротспот, человек также некогда достойный, напротив, давно оставил позади прежние времена и уже двадцать лет не держал оружия в руках. В былые годы он лихо заливался королевским вином, но чем ближе подступала старость, тем слабее он становился желудком, вынужденно отказывая себе в грехе пьянства. Ещё пару лет назад он уже достиг уровня сира Румчестера в один кубок за пир, а нынче же и вовсе воздерживался от любого алкоголя. Всё же это не мешало ему веселиться, а вместе с тем и развлекать гостей устаревшими шутками своего времени — благо, с началом пира у кастеляна обязанностей становилось на порядок меньше, чем у всех прочих.

Где-то далеко в стороне от торжества праздновал совсем другой и один ему известный праздник конюший Стабл, а егерь Хантс отдыхал после очередной изматывающей охоты. Чашник Каборд, удалившийся в покои после неблагополучной пробы вина, уже успел вернуться, выпить снова и уснуть прямо на столе. Камерарий, с молчаливого одобрения Томаса, приказал слугам перенести спящего куда-нибудь за дальние столы, где собрались наименее достойные из гостей. Писарь короля мистер Пэн скромно разместился за одним из крайних столов среднего ряда, втихую попивая вместо вина эль. Сир Хью же, напротив, пользовался случаем и старался познакомиться с как можно большим количеством известных рыцарей, но раз за разом неизбежно разочаровывался отсутствием у тех ратных подвигов. В центре зала весело выплясывал шут, а мистер Кук бегал от стола к столу, нахваливая старания своих слуг на кухне — так, по его словам, сколь бы мерзкое мясо не привёз с охоты мистер Хантс, под руководством столь опытного кравчего оно всё равно будет таять во рту и подарит съевшему его человеку истинное блаженство. Безмолвной тенью на этом празднестве держался церемониймейстер мистер Холидей, уже покончивший с большинством возложенных на него обязанностей и теперь занявший место у той самой кладовой, куда запрятал горшки. Оттуда он молчаливо бдел за желудком короля, не лишая себя удовольствия скорбеть о предстоящей участи.

Король был весел, как никто другой. Он жадно впивался пожелтевшими зубами в сочное мясо, обвив толстыми, увешенными перстнями пальцами, оленью кость, и обильно заливал всё это вином, осушая по кубку за глоток. Составляющие ему компанию лорды поначалу молчали, за исключением Фортуны, который, будучи весьма острым на язык юношей, вполне был способен болтать за четверых. Этому молодому лорду, получившему земли в наследство от отца, ещё не исполнилось и тридцати, за столом он оказался единственным, кто не застал войны империй. В редкие моменты просветления и серьёзности король ещё мог припомнить, как покойный отец юнца привёл немногочисленный, но хорошо экипированный отряд, и сражался вместе с ними немногим южнее многовековых стен Реджиса. Сейчас же перед королём сидел костлявый златовласый юнец с сияющей улыбкой, напрочь отсутствующим аппетитом и неуместными для такого худого лица вислыми щеками. Он всё рассказывал о девицах, что дожидаются его в тёплой постели, о пузатых бочках сладкого вина, которое отчего-то не пил здесь, и шутил шутки, над которыми смеялся сам.

Лорд Сидус, человек куда более внушительного возраста, бледнолицый, держался холодно, пил умеренно, а ел скромно, не забывая о благородных намерениях. В противовес ему лорд Харани, прибывший из голодных пустынных земель, смотрел на еду единственным целым глазом (второй был искалечен уродливым кривым шрамом, тянущимся через всё лицо) так, как соколы смотрят на добычу. Он резко хватал мясо руками, точно дерущаяся за еду собака, и хищно вгрызался в плоть. Что по внешнему виду, что по манерам этот крепкий бритоголовый мужчина больше походил на бандита, чем на лорда. С края стола, отодвинувшись подальше из-за мешающего живота, располагался лорд Мессис — правитель богатого на урожай региона, всё же не упускающий возможности попировать в гостях. Он увлёкся запечённым в меду кроликом и жир постоянно стекал в его рыжую, с заметной сединой, бороду, а на зелёном камзоле уже красовалось несколько пятен вина.

— Лорд Харани, что же вы без супруги? — обратился к нему король. — Жаль видеть вас таким одиноким.

Тот нахмурил выгоревшие брови:

— Наши дороги тяжелы для женщин. Моя вторая жена так и скончалась.

— Мне жаль это слышать, мой друг, — сказал лорд Мессис, ненадолго оставив кролика.

— Ничего, она оставила мне двух крепких сыновей.

— А что же вы? — весело обратился Фортуна к королю. — Не надумали вновь жениться? Для нашего банка будет честью предоставить вам кредит на роскошную свадьбу.

Король тяжело вздохнул:

— Боюсь, моё ложе останется пустовать. Оглядитесь! Моя дорогая королева здесь, повсюду! — и поднял руку к одному из гобеленов, будто предлагая изображённой на нём деве ударить кубками.

— А вы, надо полагать, здесь лишь затем, чтобы предложить услуги вашего банка? — обратился к Фортуне лорд Мессис.

— Нет-нет, что вы, — широко улыбнулся тот. — Король и так является постоянным клиентом нашего банка.

— Хорошо владеть одним из двух крупнейших банков во всём королевстве, — хищно чавкая, сказал лорд Харани. — В наших краях золотая монета стоит дороже человеческой жизни.

— Не в деньгах счастье, не в деньгах! — весело завёл лорд Фортуна. — Кстати, мой советник хотел переговорить с вашим казначеем по поводу выплат.

— Он где-то там, — король махнул в зал. — Ищите!

Среди столов и в самом деле суетно металась худая фигура королевского казначея. Мистер Койн с ужасом безбожника, встретившегося с создателем, озирался по сторонам, бросая презренные взгляды и на излишества в яствах, и на гостей, что с волчьей жадностью их поедали. Он слонялся среди праздника и веселья как угрюмая тень здравого смысла, повергнутая в шок всепоглощающим грехом чревоугодия. Он одаривал ненавистью в глазах каждое встреченное лицо, а искривившийся в немой злобе рот вот-вот бы и разразился проклятиями.

— Что-то он совсем без лица, — сказал лорд Фортуна в привычной ему весёлой манере.

— Такая уж от природы физиономия, — отмахнулся король.

— Ничего, серьёзные люди тоже нужны королевству, — ответил на это лорд Сидус. — Иной раз больше, чем любые другие.

— За это и выпьем! — король вновь поднял золотой кубок.

За такой тост согласился пригубить даже лорд Фортуна, но тут же заел вино фиником, а лорд Харани, напротив, пропустил.

— Лорд Харани, почему не пьёте? — поинтересовался он у соседа.

— Сухость по утру может привести к смерти, — не прожевав ответил тот.

— Здесь не пустыня, — заметил лорд Сидус. — Опасностей ничуть не меньше, но подобного рода недомогание вас точно не убьёт.

— О, милорды, уверяю вас, никаких опасностей здесь нет! — захохотал король.

— Не будьте так уверены, мой король.

— Что вы хотите сказать, Сидус? — удивился тот.

— Приглядитесь к казначею: уж очень он недоволен нашей гулянкой.

— Казначеи вечно недовольны опустением казни, старо как мир, — сказал лорд Мессис, уже откинувшийся назад и сложивший руки на пузе.

— А писарь? Так притаился, чего и гляди недоброе замышляет.

— Эти книжные черви, — презрительно фыркнул лорд Харани. — Всегда держатся в стороне от всех.

— А кравчий… — продолжал лорд Сидус.

— Чем же вам не угодил кравчий?! — воскликнул лорд Фортуна. — Вроде улыбается всем и каждому, в стороне не сидит, с разговорами к кому только не пристал.

— Вот именно. Так мил со всеми, что на него и не подумаешь.

— Может, вас и шут мой чем-то не устраивает?

— Ваш-то мне дороги не переходил, но вот в моём доме шут перерезал горло предыдущему претенденту на титул лорда-правителя — молодому мальчишке, что очень уж любил эти чудачества. Знаете ли, шуты обычно лишь прикидываются дураками…

— Полно вам, лорд Сидус! — прервал его лорд Фортуна. — Так ведь каждого можно заподозрить в перевороте.

— Иногда осторожность — вынужденная мера, — сказал Мессис. — Не всем нам здесь земли достались в наследство, знаете ли.

— Всё так, — ответил Сидус. — После свержения императора в моих краях ещё несколько лет влиятельные кланы грызли друг другу глотки. Все мои братья и сёстры, а было их почти как звёзд на небе, пали жертвами вероломного предательства и хитрых заговоров.

— А вам, что ли, посчастливилось выжить?

— Боюсь, лорд Фортуна, я не верю в удачу.

— А зря, удача, знаете ли, не любит тех, кто в неё не верит!

— В наших краях, — взял слово лорд Харани, наконец-то отодвинув блюдо с мясом, — родиться в тени — уже удача.

— А у нас счастливчики рождаются с яблоком в зубах! — посмеялся лорд Мессис.

— Так или иначе, господа, — заговорил король и вновь поднял кубок, — здесь вы можете наедаться досыта и даже больше. Выпьем же за наши богато уставленные столы!

Лорд Харани воздержался, но остальные выпили. И тут король вдруг неестественно выгнулся, побагровел и под его мантией звучно булькнуло. Мистер Холидей тотчас же поспешил сменить горшок, пока смрад не распространился по залу.