Изобилие (сборник)

Роман Сенчин, 2010

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.

Сегодня повезло

3 июля. Станция Тайга Кемеровской железной дороги. Стоянка поезда Москва–Абакан двадцать минут. Многие пассажиры вышли из душных вагонов. Одни покупают кое-какую провизию на последние несколько часов пути, другие перекуривают на перроне или просто дышат свежим воздухом.

Десяток солдатиков, следующих к новому месту службы, полезли обратно по команде лейтенанта — значит, вот-вот тронемся. Поедем дальше. Позади полстраны, двое с половиной суток пути, а до дому еще вечер и ночь. Что ж, не так долго. Год почти ждал этого момента — возвращения домой на каникулы, — теперь наконец он приближается.

Я запрыгнул на свою верхнюю полку, устроился, раскрыл книгу. С книгой как-то время незаметнее идет, хотя любая сейчас покажется скучной — тянет мечтать, представлять, как встречусь с родителями, друзьями, погуляю по родному городку. Спасает сон. Вот тронемся, вагон будет покачиваться, колеса застучат монотонно. Чтение плавно перетечет в дремоту, а может, и усну крепко и надолго. Хорошо бы.

— Что-то уж семь минут стоим лишних, — проворчала снизу соседка-старушка. — Или у меня что с часами… Да нет, всё правильно шли.

Появился лейтенант, то ли в шутку, то ли серьезно объявил солдатикам:

— Н-ну, орлы, придется хватать вещмешки и до гарнизона марш-броском выдвигаться!

Больше солдат заволновались от таких слов ближайшие гражданские пассажиры:

— А что случилось? Почему стоим-то? Что там говорят, скоро?

Лейтенант неуверенно ответил:

— Говорят, опять шахтеры на рельсах.

Спокойное чтение под перестук колес, которое плавно сменится дремой, отменяется. Я отложил книгу, спустился с полки. Вслед за многими недовольными побрел по узкому коридорчику к выходу.

На перроне, кажется, почти все обитатели временного дорожного жилища. Кое-кто побежал на станцию выяснять, как можно добраться домой другим транспортом. Некоторые из них возвращались обрадованные, вытаскивали багаж:

— На автобус! Тут до Мариинска-то моего рукой подать.

На настойчивые многоголосые расспросы проводник скупо, но твердо отвечал:

— В Анжерске митинг, путь перекрыт. Ничего пока не известно.

В вагонах включили радио. «Маяк». Из первой же сводки новостей узнали более или менее подробно: в районе станции Юрга Транссибирская магистраль перекрыта полностью, а в Анжеро-Судженске идет митинг, на котором решается — перекрывать дорогу или нет.

— Еще хорошо, что Юргу проскочили, — сказал пожилой, мощного сложения мужчина с бокового места, открывая пиво.

Старушка вздохнула:

— Старик-то мой изведется. Из деревни нарочно приедет к поезду, а его нет и нет. О-ох-х, повидала внучат…

— Что ж делать? — Мужчина глотком осушил треть бутылки. — Подождем-с.

Потомившись еще немного у динамика, я снова вышел на перрон. Закурил. Со стороны станции шагал к составу солидный человек в форме железнодорожника с очень внушительными погонами. Рядом с ним плотной стайкой — проводники.

Солидный на ходу отдавал распоряжения:

— С каждого вагона список детей и инвалидов… Обеспечить людей питьевой водой… Сообщить о местонахождении туалета на станции…

И мне, когда услышал эти несколько обрывочных фраз, ясно представилось, сколько проблем возникнет и у пассажиров, и у администрации, если наш поезд простоит здесь хотя бы три-четыре часа. Сколько чисто бытовых неудобств, не говоря уже о нарушении системы движения!

Я бросил окурок, вернулся в вагон, к своей полке. Здесь чувствуешь себя не таким неприкаянным, немного как бы под какой-то защитой. Можно лечь, взять книгу…

— Как там? Что говорят? — спросила старушка.

— Кажется, будем стоять, — не стал я ее обнадеживать.

Принялся было читать, но возник разговор между соседями. Невольно прислушался, книгу закрыл.

Развозмущалась женщина, севшая в Омске:

— Да согнать их просто-напросто! Какое они право имеют брать и задерживать поезда?! Люди торопятся, у меня лично похороны! Мне каждый час важен!

— Вот-вот, — поддерживала ее старушка, — вот, правильно…

— Летайте самолетом, — буркнул мужчина, как раз допив пиво.

— Летайте сами, если денег куры у вас не клюют. Что ж сами-то здесь? — нашла противника женщина из Омска. — Легко сидеть говорить!

— Так я и ничего. Пускай на здоровье бастуют. — Мужчина достал из пакета новую бутылку. — Довели людей, а теперь удивляются…

Женщина взвизгнула:

— Кто довел! Я довела?!

— Горбачев дал всем волю, — сказала старушка. — Раньше-то и в мысль не пришло б выйти, а при ём все можно стало: и воровать без огляду, и бастовать вон сколь влезет.

Мужчина усмехнулся:

— При Горбачеве-то из-за другого бастовали. Тогда требовали, чтоб платили побольше, а теперь — чтоб хоть отдали наработанное. Вот и лезут на рельсы, что жрать нечего.

— Мда-к, — недовольно крякнула старушка и уставилась в окно, за которым, наверное, надолго замерли черные, с сальными подтеками цистерны.

Появились в конце концов утешительные вести: шахтеры решили пассажирские пропускать. Значит, сейчас мы продолжим путь.

Вагон заполнился вернувшимися с улицы людьми, затем проводник долго выяснял, все ли на месте. Лейтенант провел поверку своих бойцов.

Тронулись. Проплыла мимо и осталась позади станция Тайга. Начались поля и рощицы, картофельные делянки под насыпью. Я взялся за книгу. Вагон мягко покачивался, однообразный перестук убаюкивал.

Обитатели вагона занялись обычными в дороге делами: одни раскладывали на столах еду, другие играли в картишки, третьи перебирали вещи, четвертые лежали, читали, дремали. О недавних нервных минутах, о вышедших на рельсы шахтерах никто не вспоминал: проехали относительно благополучно, повезло нам — и ладно.

1998 г.