Опасные манипуляции 2

Роман Феликсович Путилов, 2022

Цикл романов о девушке, ощутившей способности ведуньи. Вокруг 90-е годы прошлого века, где разнообразная нечисть и нелюдь в человеческом или ином обличье жаждет денег, крови и удовольствий. Содержит нецензурную брань.

Глава пятая. Последний путь.

Выйдя от нотариуса, я позвонила участковому:

— Здравствуйте, это Сомова вас беспокоит, с которой вы труп отбивали.

— Здравствуйте, хорошо, что вы позвонили, мне необходимо, что бы вы зашли ко мне.

— Товарищ сержант, мне тоже надо вас увидеть, но я очень прошу, подойдите к квартире Старыгина, это важно.

Участковый упирался, но я уговорила его встретится у дверей квартиры через час. Прочитав ксерокопию завещания, участковый в полном изумлении сдвинул шапку на затылок.

— И что теперь?

— Ну, во-первых копия эта вам. На основании ее, снимайте свои печати с двери, и пойдем в квартиру, там удобнее бумаги писать.

Пока участковый писал акт вскрытия дверей, я сходила в ближайший хозяйственный магазин, затем легко уговорила сотрудника милиции спасти юную барышню — поменять личинки замков на двери, в ответ на любезность, сунув в портфель бутылку коньяка, так как деньги брать у меня отказались.

Уже на пороге, сержант стукнул себя по лбу:

— Из головы вылетело! Вы Старыгина хоронить будете? А то мне с медэкспертизы звонили, они с телом все закончили.

— Конечно, буду! Дайте телефон, с кем можно связаться.

Сотрудник областной судмедэкспертизы был профессионально циничен, резок и категоричен, но когда услышал, что мне требуется полный набор похоронных услуг, которые я готова оплатить по установленному тарифу, стал вполне мил и обаятелен. Закончив разговор, я тщательно заперла квартиру новыми ключами и позвонила к соседям.

Около восьми часов утра я была выброшена рвущейся из переполненного автобуса толпой на занесенную снегом остановку без вывески. Я никогда не была в этой части города, но, посчитав, что мне надо идти с основной массой людей, быстро дошла до проходной.

Да, на таких проходных я еще не была. Множество турникетов, где за матовым стеклом сидели военные, тщательно проверяющие не только документы, но и сумки сотрудников, рамки безопасности, как в аэропортах — все очень серьезно. Я нашла на стене внутренний телефон, с третьей попытки дозвонилась до профсоюзного комитета.

— Здравствуйте, какой у вас вопрос?

— Здравствуйте, я звоню в связи со смертью вашего бывшего сотрудника — Аркадия Николаевича Старыгина.

— Вы с проходной звоните? Выйдите на улицу и пройдите налево, там увидите дверь с табличкой «Отдел кадров», я сейчас туда подойду.

В отделе кадров я просидела минут десять, когда в помещение вошел худой как щепка пожилой мужчина, с зачесанными назад седыми волосами:

— Здравствуйте, это вы насчет Старыгина? Давайте свидетельство о смерти.

— У меня нет свидетельства….

— Но без свидетельства я не смогу выдать вам деньги….

— Я не за деньгами приехала. Я похороны оплачу сама. Проблема в том, что человек остался один, жена умерла, родственников нет, они с женой были детдомовские. Сын тяжело заболел, и скорее всего на похороны не придет. Я думаю, что очень плохо, когда человека в последний путь будем провожать мы с собакой.

Мужчина помолчал, потом, тяжело заговорил:

— Я вас понял. Знаете, я хорошо помню Аркадия Николаевича. Мы ежегодно ветеранов чествуем на дне рождения предприятия, а потом собираем в нашей столовой на маленький банкет. Он тоже несколько лет ходил, а потом перестал. И только в этом году я узнал, что приглашения для Аркадия Николаевича каждый год выбрасывал новый заместитель директора по…, а, впрочем, неважно. Якобы вид его увечий плохо влияют на молодых сотрудников. Вот такие дела. Скажите, когда и где прощание?

— Прощание в два часа у его дома, затем на Заречное кладбище. Поминки я заказала в кафе «Лада» на площади Жданова. Я хотела только узнать, сколько человек от вас будет?

— Пожалуйста, подождите минут пять.

Председатель профкома отошел, о чем-то пошептался с инспектором отдела кадров, вернулся ко мне:

— Извините за ожидание, будет человек тридцать. Это те, кто работал вместе с Аркадием Николаевичем в одном цеху в то время, у нас будет свой транспорт.

— Большое спасибо, сняли камень с души…..

Попрощавшись, я побежала на остановку, хорошо, что сегодня в расписании занятий нет первой пары.

Вечером мне позвонил Сидоров, и без своей обычной дурашливости, сказал:

— Простите, но у нас не получилось.

— То есть, вы его отпустили?

— Пока не отпустили, он ругался и матерился в общественном месте, поэтому судья дал ему за мелкое хулиганство четверо суток ареста.

— Понятно…

— Но мы будем продолжать работать!

— Спасибо, Сидоров, ты меня успокоил.

— Спокойной ночи.

— Ты издеваешься? Подожди. Скажи, где этот человек живет?

— Зачем это? — голос оперуполномоченного посуровел.

— То есть зачем? Вы отпускаете человека, который собирался убить меня в метро…. Кстати, чем он меня собирался ударить?

— Отвертка у него была, заточенная.

— Вы отпускаете преступника, который пытался убить меня в вагоне метро отверткой. Его вину вы не доказали. Охранять меня вы не можете. Так хотя бы скажи, где он живет, чтобы я там не появлялась. А то, вдруг, мы случайно встретимся, и он доделает свое дело.

— Он живет на третьем переулке Героев, дом двадцать два. Но ты не волнуйся, мы еще будем с ним работать.

— Товарищ Сидоров, из того, что я от вас услышала, я понимаю, что я могу не бояться этого человека в течение трех суток, и то, если он не сбежит оттуда, куда вы его пока посадили. До свидания.

Да, очень неприятно. Никому нельзя ничего доверить, все приходится делать самой.

Гроб с телом Александра Николаевича прибыл к подъезду его дома в оговоренное время. Большой катафалк, строгого черного цвета, без пошлых ангелков и безвкусных надписей. Аккуратно одетые ребята выставили гроб на специальный помост перед группой провожающих. Над маленьким двором поплыла скорбная музыка. Профком химзавода не подвел, на двух автобусах прибыли ветераны цеха и оркестр. Во двор спустились жильцы дома, которых обошла бывшая соседка Аркадия Николаевича. В стороне кучкавались несколько человек, которые, как я подозреваю, были причастны к смерти моего друга, а вокруг них нарезали круги опер Сидоров и его коллега, которого я видела в отделе. Я была довольна, моего друга в последний путь провожали не только я, милиционеры и убийцы, но и обычные, нормальные люди.

На кладбище приехали ветераны с опером Сидоровым в одном автобусе, к которым примкнула пара соседей, узнавших, что поминки оплачены. Второй автобус занял оркестр, теперь на приличном уровне игравший рвущую сердце мелодию. Из подозрительных личностей, на кладбище появились двое, выйдя откуда-то из кустов. Молодые, прилично одетые мужчина и женщина, с открытыми, располагающими к себе лицами. Женщина держала в руке четыре красные гвоздики. Обычные люди, только напряженно вслушиваются в разговоры, не сводят внимательных взглядов с меня.

Люди подходили к могиле, говорили теплые слова о покинувшем нас человеке, а я напряженно думала, стоит ли устроить небольшую провокацию. Например, кинуть в толпу подогретых нескольким бутылками водки бывших коллег покойного (пили исключительно, как лекарство от ледяного ветра, дующего на кладбище), гневную речь, как умирал их товарищ, выразительно глядя на эту парочку. Наверняка, кто-нибудь поймет все правильно, начнет задавать вопросы: кто вы, молодые люди?

Хотя, наверное, воздержусь. Драка на кладбище вряд ли украсит похороны, ведь это не свадьба.

Поминки в кафе проходили вполне пристойно. Ветераны и музыканты, приглашенные мной, добрыми словами помянув Аркадия Николаевича, сейчас просто наслаждались хорошей едой и приятной компанией. Оперуполномоченный Сидоров, уяснив, что собравшиеся здесь люди подробностей убийства не знают, и, подвыпив, ничего интересного ему не расскажут, принял стакан водки «на посошок», поцеловал мне ручку и откланялся.

Убедившись, что все в порядке, я нашла тихий уголок, и набрала номер телефона:

— Агентство «Центурион»…

— Здравствуйте, директора, пожалуйста…

— Как вас представить?

— Скажите, что звонит Маша, которая не любит договора….

Щелчок в трубке:

— Здравствуйте, Маша!

— Здравствуйте, мне нужна ваша помощь. Записывайте….