Россия и мусульманский мир № 3 / 2015
В журнале публикуются научные материалы по текущим политическим, социальным и религиозным вопросам, касающимся взаимоотношений России и мировой исламской уммы, а также мусульманских стран.
Оглавление
- Современная Россия: идеология, политика, культура и религия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Россия и мусульманский мир № 3 / 2015 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
КОНФЛИКТУ ЦИВИЛИЗАЦИЙ — НЕТ!
ДИАЛОГУ И КУЛЬТУРНОМУ ОБМЕНУ МЕЖДУ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ — ДА!
Современная Россия: идеология, политика, культура и религия
Детская болезнь левизны правого российского либерализма
Будучи механически перенесенным из принципиально иной культурной среды на неподготовленную российскую почву феномен либерализма дал неожиданные и причудливые всходы. Настойчиво и бесконечно повторяемые как заклинания классические либеральные рецепты лечения больного российского общества никак не могут дать ожидаемых по аналогии с западными успешными практиками значимых позитивных результатов, приблизить наш убогий отечественный псевдокапитализм к зарубежным глянцевым образцам современного постиндустриального общества. Подобная «упертость» либеральных доктринеров не могла не породить волны резкого неприятия не просто бесплодных, но и вредоносных идеологических заблуждений, ставших к тому же незыблемой порочной основой многолетней государственной политики.
Критика российского либерализма давно и все громче звучит со страниц газет, журналов и книг, с трибун многочисленных научных конференций и политических форумов. По этому поводу сломано несметное количество остро отточенных полемических копий, однако принципиальный спор между адептами и противниками пресловутого либерального курса, судя по всему, еще далек от завершения. Это придает смысл продолжению дискуссии, посильную лепту в которую мы также собираемся внести.
Классик западной экономической мысли Л. фон Мизес в 1927 г. писал: «Либерализм — это не законченная доктрина или застывшая догма. Наоборот, он является приложением учений науки к общественной жизни человека». И далее: «…программа либерализма, если ее сжато выразить одним словом, читалась бы так: собственность, т.е. частное владение средствами производства»1. Такое понимание дает основание полагать, что «либерализм — выборочное приложение учений науки… — не объективное явление и не экономическая теория. Поэтому Людвиг фон Мизес отделял либерализм от экономической науки: “Либерализм представляет собою более всеобъемлющую концепцию. Он обозначает идеологию, охватывающую всю жизнь общества”»2.
Наиболее широкое определение рассматриваемого феномена приводит Википедия: либерализм (франц. liberalisme) — это «философская, политическая, экономическая теория, а также идеология, которая исходит из положения о том, что индивидуальные свободы человека являются правовым базисом общества и экономического порядка… Экономический или классический либерализм выступает за индивидуальные права на собственность и свободу контракта. Девизом этой формы либерализма является “свободное частное предприятие”. Предпочтение отдается капитализму на основе принципа невмешательства государства в экономику (laissez faire), означающего отмену государственных субсидий и юридических барьеров для торговли. Экономисты-либералы полагают, что рынок не нуждается в государственном регулировании».
«Где нет собственности, там нет и справедливости» — таково кредо еще одного классика либерализма, неизменного и последовательного противника социализма и государственного вмешательства в экономику, лауреата премии памяти Нобеля по экономике, Фр.А. фон Хайека3. Он выступает последователем Д. Юма, который отчетливо видел, «насколько максимум свободы для всех требует равных ограничений свободы каждого посредством того, что он называл тремя “основными естественными законами”: о стабильности собственности, о передаче последней посредством согласия и об исполнении обещаний»4.
He вдаваясь в обсуждение того, насколько конструктивна и приемлема сегодня позиция Д. Юма, крупнейшего философа, но гражданина давнего уже XVIII, а не XX и, тем более, не XXI вв., старшего друга и консультанта А. Смита, отметим, что и эта позиция связывает либерализм с такими фундаментальными понятиями, как справедливость и свобода, а через них, естественно, и с демократией. И против этих ценностей человеческого общества, вообще говоря, вряд ли кто-либо из цивилизованных представителей homo sapiens ныне будет возражать. Но важно конкретизировать: о какой свободе, какой справедливости, для каких субъектов и при каких сопутствующих внешних и внутренних условиях, институтах и т.д. идет речь?
Мы полагаем, что смысловое содержание указанных понятий может сильно измениться, если уточнить, что речь идет не просто о либерализме, а о такой его разновидности, как российский правый либерализм или даже — неолиберализм5. За этим словосочетанием скрывается та система мышления, в рамках которой и были проведены в России катастрофические социально-экономические реформы 90-х.
Трудно не согласиться с характеристикой того периода, данной Р. Гринбергом: «Обращение к либеральным ценностям характерно лишь для отдельных периодов российской истории XIX–XX вв. Именно таким периодом оказалось десятилетие, охватывающее вторую половину 80-х — первую половину 90-х годов XX столетия. Вряд ли можно отрицать, что тогда в российском обществе стремительно возрастала популярность идей личной свободы и частной инициативы… А государственной власти был предоставлен серьезный шанс для развития демократических процессов, формирования гражданского общества, создания цивилизованной свободной рыночной экономической системы. Но российские реформаторы не только не воспользовались этой уникальной возможностью; фактически они сделали все, чтобы опорочить ценности свободы в глазах населения. Происходившее в России в 90-е годы вызывало в общественном мнении нарастающее негативное и даже враждебное отношение и к ценностям свободы, и к самому понятию “демократия”. Оно стало синонимом воровства и коррупции, а либеральная идея оказалась настолько скомпрометированной, что уже к концу 90-х годов масштаб агрессивного неприятия либеральных и демократических ценностей создал реальные предпосылки для возврата к авторитарному режиму… Сейчас общество пожинает посеянные ими плоды»6.
Между тем идеи либерализма «живут и процветают». В XX в. были содержательно разработаны многие его новые разновидности (классический, экономический, современный неолиберализм, синергетический либерализм и др.), которые не следует отрицать «с порога». Содержание, например, весьма нетривиальной концепции синергетического либерализма имеет, по нашему мнению, весьма существенные и позитивные отличия от традиционной. Весьма красноречиво признание сторонников этой концепции: «Мы-то думали, что все наши проблемы связаны исключительно с выходом из социализма (устранением монополии партийно-государственной власти, всеобъемлющей государственной собственности и централизованного планирования). А на Западе якобы не происходит особых перемен, и нам у него только учиться да учиться имплантировать его опыт в нашу почву. Оказалось это далеко не так. И над западными странами точно так же нависла нешуточная угроза потери темпов, и там демократия в кризисе, и там горячо обсуждают, куда движется культура. Модерн и постмодерн. Нынешний неолиберальный и складывающийся синергетический тип глобализации»7. Иными словами, либерализм — не так примитивен и многолик.
Бывает даже, что в пределах одного и того же «либерализма» представителями одной и той же группы сторонников многое понимается и оценивается весьма по-разному. Это нетрудно проиллюстрировать на примере позиций многих сотрудников Института экономики переходного периода (ИЭПП, ныне имени Е.Т. Гайдара) и известного экономиста А. Илларионова, в свое время входившего в правительственную команду Е. Гайдара, а потом бывшего советником российского президента. И «гайдаровцы», и А. Илларионов весь период реформ и поныне заслуженно могут быть названы сторонниками и даже представителями концепции современного правого либерализма, и поэтому сопоставление их позиций интересно и доказательно. Но до чего же сильно они различаются, в том числе и во взглядах, на оценку предшествовавших реформам условий и даже на роль личности их бывшего лидера Е. Гайдара.
При этом следовало бы привлечь внимание к весьма занимательной метаморфозе, произошедшей со многими видными российскими экономистами и находившимися у власти деятелями, которые в ходе реформ, как «по мановению волшебной палочки», мгновенно превратились из стойких апологетов единственно верного диалектико-материалистического учения в столь же «убежденных» рыночных либералов. При этом правое крыло представителей возникшего и у нас либерализма — прежде всего отечественные монетаристы, т.е. наиболее ретивые поклонники «невидимой руки» и саморегулирования рынка, столь же резко заразилось вирусом махрового антисоветизма и восторженно-детского преклонения перед капитализмом8.
Создается впечатление, что они либо «ничего не поняли и ничему не научились», либо просто цинично приняли выгодные для себя в новых обстоятельствах изменившиеся «правила игры». Катастрофические же социально-экономические последствия проведенных в России радикальных реформ, они часто, тоже по детской логике, объясняют тем, что виноваты не они и их реализованные в стране «новые» идеи, а совсем другие, не зависящие от них причины.
Многие из сограждан, не утративших столь же детской наивности, до сих пор задаются вопросом: почему оказавшиеся в начале 90-х годов у власти наши правые либералы и их современные последователи так ретиво стали проводить политику, направленную на создание в России относительно небольшой группы супербогатых людей и защиту их интересов, игнорируя при этом резкое обнищание многих десятков миллионов россиян. Им и невдомек, как могли так повести себя наши властители, родившиеся и выросшие в советское время, когда официальной государственной и партийной идеологией социальной справедливости было пропитано все воспитание советского народа, когда целью объявлялось не личное благо и успех, и тем более — не корыстолюбие, а благо страны и счастье народа, т.е. основной массы населения.
Правда, реальная практика высшего руководства страны (секретарей и членов Политбюро и ЦК, министров и т.д.) далеко не всегда отвечала этим высоким идеалам. Но даже с учетом этого высшие советские руководители и их родственное окружение сознательно страну не разрушали и ее тотально не разворовывали, миллионных и, тем более, миллиардных личных состояний в зарубежных банках, мешков денег, уникальных бриллиантов, картин Рембрандта и Брюллова дома «под подушкой и над кроватью», за редким исключением, не имели. Да, по-видимому, и мыслей таких — незаконным образом крупно обогатиться — у них не было, не тот был советский менталитет и традиции. Скорее всего, только время даст убедительный ответ на этот вопрос.
Конечно, происшедшее в России нередко характеризуют как события в «стране с непредсказуемым прошлым» и все точки над i поставить нелегко, да и, наверное, не всегда возможно. Но если такая возможность все же представляется, то делать это необходимо. Вот и мы прибегнем к мнению Е. Примакова, бывшего короткое, но весьма трудное время (почти сразу после дефолта 1998 г.) председателем правительства России и фактически менее чем за год сумевшего существенно исправить, казалось бы, безнадежную экономическую ситуацию. Его мнение особенно важно, потому что нередко неолибералы утверждали, что эту спасительную акцию Е. Примаков проводил, опираясь на положения либерализма и отказавшись от принятой им концепции, разработанной группой академиков РАН во главе с Д. Львовым.
В своей книге он указывает на конкретные причины катастрофы России в 90-е годы, отодвинувшей страну «с позиции мировой державы». «Есть все основания полагать, что все это было закономерным результатом курса экономического развития страны, заложенного в 1992 г. Лица, принявшие тогда на себя ответственность за экономическую политику России, как правило, величали себя “либералами”, подчеркивали свою связь с “чикагской школой”. И что имело немаловажное для них значение — они пользовались полной поддержкой на Западе. Современный либерализм проповедовал и проповедует свободную конкуренцию при минимальном вмешательстве государства в деятельность хозяйствующих объектов…»9
Через три года, выступая на заседании «Меркурий-клуба», Е. Примаков, характеризуя политику в сфере высшего образования и здравоохранения, а также оценивая ситуацию в экономике в связи с присоединением России к ВТО, по существу, повторил свое прежнее мнение. Он, в частности, сказал: «В Советском Союзе мы впервые столкнулись с либерализмом во время перестройки, когда не удалось объединить социализм с либеральными идеями, построить, как тогда говорили, “социализм с человеческим лицом”. Следующая встреча с либерализмом произошла после развала Советского Союза, когда лица, называвшие себя либералами, уже встали у штурвала власти. Много написано и сказано об их политике, конечно же, нелегкой в период перехода от административно-командной системы к рынку.
Но как мыслился этот переход и что было основным для таких либералов? Многие из тех, кто во время горбачёвской перестройки пропагандировали возможность демократизировать социализм, теперь во главу угла поставили ликвидацию всего того, что было при СССР. Отвергалось буквально всё — не только то, что подлежало отторжению, но и целый ряд механизмов для научно-технических и экономических достижений, позволивших мобилизовать ресурсы для решения задач модернизации. В начале 90-х годов псевдолибералы призывали государство вообще уйти из экономической жизни. Это привело к тому, что появилась группа лиц, присвоивших при антинародной приватизации природные богатства страны, ее экономический потенциал и претендовавших на власть в России. В результате российская экономика потеряла за 90-е годы больше, чем за время Второй мировой воины»10.
«Политика псевдолибералов, — пишет далее Е. Примаков, — потерпела полный провал — им принадлежало авторство дефолта в 1998 г., переросшего в экономический кризис, чуть не обрушивший Россию в пропасть. Политическим провалом псевдолибералов можно считать расстрел танками российского парламента в 1993 г. Может быть, не стоило останавливаться на уже пережитом Россией прошлом, если бы не одно “но”: правые в современной России за редким исключением не только не выступают с критикой так называемых либералов 90-х, но, напротив, превозносят их»11.
Приведенные соображения ни в коем случае не являют собой попытку отрицать существование сферы успешного использования политики либерализма и, в частности, монетаризма — либеральной теории, автор которой М. Фридмен вполне заслуженно, и не только за разработку этой теории, был награжден Нобелевской премией за достижения в экономической науке. Например, применительно к идеальным рынкам совершенной конкуренции (правда, никогда и нигде не существовавшим) и при наличии и нормальном функционировании в них и в социуме остальных системно-необходимых элементов и институтов идеология либерализма вполне приемлема в качестве государственного компаса, и ею в докризисное время многие страны Запада успешно руководствовались в своей государственной политике. Однако не в период кризиса и не в реальных российских нестационарных экономических и институциональных условиях, существующих в нашей стране с 1992 г.
В таких обстоятельствах на праволиберальные идеи организации жизнедеятельности страны надо смотреть как на интеллектуально непреодоленную и опасную детскую болезнь, примерно так же как на спорадические радостно описывавшиеся СМИ куршевельские подвиги нашей современной «элиты». Но надо при этом понимать, что с политикой правого либерализма связано и то, что последствия этой болезни неоднократно уже принимали и могут еще принимать очень болезненные формы, в том числе не только в экономической, но и в социальной сфере. Одной из таких прогрессирующих болезней стала коррупция. По оценкам даже официальных лиц, «сегодня коррупция в финансовом выражении составляет 6% ВВП. При 10% наступает застой, а дальше уже паралич власти»12. Уже никого не шокируют признания того, что «коррупция стала нашей конституцией, а безответственность за нее — повседневной практикой»13.
Об этом свидетельствуют не только отечественные эксперты, но и непредвзятые зарубежные аналитики. В частности, Дж. Стиглиц, который, описывая провал спасательной финансовой программы действий, предпринятой МВФ по отношению к России в связи с дефолтом 1998 г., пишет: «Самым удивительным был не сам коллапс, а тот факт, что он оказался неожиданным для некоторых лиц из руководства МВФ, в том числе самых высших руководителей. Они искренне думали, что их программа сработает. Наш собственный прогноз оправдался частично: мы предполагали, что предоставленные деньги позволят поддержать курс рубля примерно на три месяца; на самом деле он продержался лишь три недели… что олигархам потребуется несколько дней или даже недель, чтобы выкачать деньги из страны; на самом деле для этого потребовалось всего несколько часов»14. И далее: «Эти средства позволили России в свою очередь наделить олигархов долларами для того, чтобы они вывезли их из страны. Некоторые из нас язвили, что МВФ облегчил бы всем жизнь, если бы просто перевел деньги прямо на счета швейцарских и кипрских банков»15.
Но, может быть, описываемая очень тяжелая ситуация в России во всех сферах (социальной, экономической, финансовой, институциональной и т.д.) — это не результат низкого качества проведенных под руководством Е. Гайдара либеральных реформ, а следствие удручающего состояния экономики и социума Советского Союза в конце 70-летнего периода его существования, т.е. к концу 1991 г., когда Е. Гайдар возглавил российское правительство и вскоре начались реформы «по Гайдару»? Может быть, ничего толком в тех условиях и сделать было нельзя даже талантливым менеджерам руководимого Е. Гайдаром правительства, так как стране, возможно, грозил голод, социальный взрыв, финансовый коллапс и т.д.? Именно такая характеристика начальных условий проведения реформ обычно и дается сторонниками проведения праволиберальных реформ «по Гайдару». Реально ничего подобного не произошло и, может быть, в этом и заключается великая заслуга проведенных реформ? Для объективного ответа на эти вопросы интерес представляют соответствующие оценки других представителей либерального направления.
Резкое и, по нашему мнению, довольно аргументированное, хотя и не очень своевременное, несогласие с тем, что гайдаровские реформы предотвратили возможные катастрофические последствия (в том числе голод и гражданскую войну в нашей стране) сразу же после кончины Е. Гайдара высказали бывшие и тогда действующие мэры Москвы — Г. Попов и Ю. Лужков. Суть их оценки в том, что реформы Е. Гайдара не предотвратили, а, наоборот, вызвали бедствия. Но более интересны размышления по поводу трансформационных реформ некогда соратника Е. Гайдара — А. Илларионова. По его мнению, «не только ошибки, сделанные Е. Гайдаром и А. Чубайсом, но и их отказ от публичного разбора этих ошибок, от честного, откровенного и принципиального разговора об этих ошибках привел к повторению многих из них к дискредитации либерального и демократического движения в нашей стране, в конечном счете — к появлению и закреплению нынешнего политического режима»16.
А. Илларионов, по существу, солидаризируется с мнением двух бывших мэров Москвы и по поводу предпринятой А. Чубайсом «шумной и не очень приличной» кампании мифологизации, создания культа личности Е. Гайдара: «Можно понять отношение А. Чубайса к своему близкому другу. Но личные чувства не могут быть достаточным оправданием предпринятых им попыток довольно агрессивного навязывания всему российскому обществу культа личности Гайдара как “спасителя страны от голода, гражданской войны, распада”… Нелепость этой попытки особенно показательна на фоне того, что в книге, вышедшей под редакцией самого Гайдара еще в 1998 г., рассуждения типа “Гайдар спас страну от голода” высмеивались как “верный признак отказа от серьезного анализа проблем посткоммунистической трансформации”»17.
Представляет интерес мнение А. Илларионова о реальном содержании предстоявших в России трансформационных реформ. Он явно не согласен с тем, что в конце 80-х — начале 90-х годов «перед страной стояла задача перехода к рыночной экономике». Более того, заявляется, что бороться за решение именно этой задачи не надо было — она уже решалась, так как «после Пленума ЦК КПСС и сессии Верховного Совета СССР в июне 1987 г., одобривших Закон о предприятии, основной вектор эволюции представлений и партийного руководства, и союзного правительства, и утверждаемого законодательства стал совершенно очевидным: советская экономическая система движется в сторону рынка. Задача перехода к рыночной экономике была четко сформулирована коммунистическими властями»18.
А. Илларионов полагает, что страна стояла перед необходимостью осуществления «большого перехода — продвижения российского общества от несвободного состояния к свободному — продвижения, требовавшего освобождения как экономического, так и политического и национального». При этом он опирается на положение о неизбежности осуществления перехода, имеющего три необходимых компонента: «1) от централизованно планируемой экономики (командной экономики, экономики бюрократического торга) к свободной рыночной; 2) от тоталитарного (авторитарного) политического режима… к демократической политической системе; 3) от имперской формы государства к национальной»19.
Не очень понятно, как это предполагалось делать и к чему наших либералов привел бы одновременный прыжок через три пропасти в России сразу, — наверное, на этот раз, действительно, к трем упоминавшимся большим бедствиям — голоду, гражданской войне и распаду. Во всяком случае, обычно кончались провалом известные у нас попытки решать сразу несколько задач — такова была судьба одновременно осуществляемых структурной перестройки и ускорения при М. Горбачёве, при нем же одновременной демократизации экономической, партийной и социальной сфер нашей жизни и т.д.
В Китае же ограничились одним прыжком — экономическими реформами, избежав при этом многих болезненных политперестроек и, возможно, поэтому они «в шоколаде». Так что в этом плане Е. Гайдар, отложивший два других прыжка, по-видимому, оказался более эффективным трансформационным менеджером, чем некоторые другие его коллеги по либеральному цеху, хотевшие по-детски — «все конфеты сразу».
Несмотря на существенные различия вариантов праволиберального подхода к анализу реформ в России — один умеренный, прогайдаровский и второй — более праворадикальный А. Илларионова, в их подоплеке — детская вера в то, что если системе (в данном случае рыночной) дать свободу — полную или ограниченную, — то она сама все, что надо сделает, отрегулирует все наилучшим способом. Вряд ли это так, и хочется сказать и умеренным, и крайним правым либералам: конечно, в деталях ваши концепции разнятся, но, по правде говоря, «хрен редьки не слаще». Эта праволиберальная болезнь очень серьезна и очень заразна.
Поразительно, но, встав на политико-идеологический путь либеральных преобразований, наши реформаторы на деле прибегают вовсе не к адекватным этому принципиальному выбору средствам. Вопреки классически-либеральным требованиям ухода государства из экономики и использования сугубо рыночных рецептов обеспечения экономического роста у нас тем не менее множатся примеры именно государственного вмешательства в инвестиционные и инновационные процессы. При этом такие решения, несмотря на их беспрецедентную дороговизну, принимаются без приличествующих обоснований и в угоду определенным (избранным) участникам экономических отношений, все сильнее деформируя их благодаря сопровождающей такие действия мощной коррупции.
Ярким примером подобных действий служат очень капиталоемкие мероприятия так называемых престижных проектов. В последние годы принято было много решений такого рода, прикрываемых интуитивными, по-детски непосредственными представлениями о целесообразности для страны (компаний) этих мероприятий. Именно ими, наверное, руководствовались власти, когда принимали такие дорогостоящие решения, как проведение всемирных спортивных мероприятий (универсиада, олимпиада, чемпионаты мира), создание наукограда «Сколково» и т.д.
Без раздумий тогда начинали они вкладывать огромные инвестиции в их реализацию, не имея корректной системной оценки эффективности этих очень дорогих проектов и тем более не проведя необходимого общественного обсуждения с целью хотя бы ликвидировать сомнения. Без таких проектов и оценок эффективности, конечно, нельзя всерьез априори утверждать, что эти мероприятия неэффективны, и их не надо осуществлять, но нельзя утверждать и обратное — что они эффективны, и их заведомо надо реализовывать. Тем более, когда в стране имеются проблемы с бюджетами всех уровней, с пенсионным фондом, с десятками миллионов бедных россиян и т.д.
Так, идея необходимости подъема нашего разрушенного в 90-е годы производственного потенциала на инновационной основе и в этих целях развития соответствующих сфер научной деятельности пользуется практически всеобщей поддержкой. Однако вызывает обоснованные сомнения предлагаемый и уже реализуемый ими способ. С помощью обильно поливаемого финансовыми государственными вливаниями нового наукограда «Сколково» они надеются создать в нем аналог американской Силиконовой долины, в который якобы в массовом порядке приедут из-за рубежа «суперученые», да и вернутся лучшие представители нашей свершившейся «утечки мозгов». Никакими доказательствами инициаторы, естественно, себя не утруждали, и, по-видимому, необходимость и целесообразность этого не ощущается теми, кому следовало бы. Даже простейший анализ показывает, что для нашей страны эффективнее выращивать своих «быстрых разумом Невтонов» здесь и создавать условия, чтобы уезжать далеко и надолго желание не появлялось. Но, кажется, структуры, решающие проблемы российской науки, так не думают.
Наконец, еще один симптом детской болезни, который часто проявляется в виде вопроса: «Надо ли нам изобретать велосипед?» В прямой форме ответ очевиден — как правило, не надо. Но ведь вопрос-то не прямой, а лукавый. Смысл его в том, что якобы не надо заниматься пионерными исследованиями и вкладывать в них большие инвестиции. Мол, всё равно, за редкими исключениями, на Западе это делают лучше и надо просто перенять, т.е. купить и пригласить гуру оттуда. На эти грабли мы уже неоднократно наступали — именно так провели и нашу реформу 90-х годов. Итог для России и в гражданской, и в оборонной сферах общеизвестен, и позитивным его могут назвать ну, разве что, лишь наши ориентированные на дальнее зарубежье праволиберальные оптимисты.
Так что, конечно, не любой велосипед и не при любых условиях надо изобретать, но если мы всерьез хотим модернизировать нашу экономику, то во многих случаях надо. Решать же — надо или не надо — следует на основе профессионально проведенной системной оценки эффективности этих альтернативных вариантов. И нередко, особенно при рассмотрении крупных (всех мегапроектов и вообще миллиардных инвестпроектов) обязательна государственная экспертиза и проектов, и расчетов эффективности. Кстати, это относится не только к инвестпроектам, но и ко всем существенным изменениям правил и элементов нашей экономики и социума.
Справедливости ради надо сказать, что в отличие от Бурбонов наши правые неолибералы, хотя и очень медленно, кое-чему за 20-летний период устроенной ими в России катастрофы, похоже, все же научились. Правда, далеко не тому, чему нужно, и тем более не всему, чему нужно. Все-таки небольшой прогресс есть. Во всяком случае, на словах, а может быть и только на словах. Либералы из «Единой России» инициировали обсуждение темы дискредитации либерализма, объявили о создании либеральной платформы и опубликовании «Манифеста российского политического либерализма»20.
В нем имеются некоторые нетрадиционные, особенно для неолиберализма, мысли, которые заслуживают поддержки. В частности, утверждается, что «либеральные идеи можно реализовать только с сильным государством», что ставшие в России привычными либеральные взгляды «являются до странности узкой версией либерализма, в силу этой узости почти не подразумевающей собственно свободы»21. Знак ли это того, что неолиберальная государственная политика дискредитировала себя и что у наших политиков появляется желание начать лечиться от нее, как от детской болезни?
Завершая критику российского правого либерализма, хотелось бы задаться вопросом: каких же целей вообще добиваются либералы, к чему собственно стремятся их идейные лидеры?
Ошеломительный ответ пришел оттуда, откуда пожаловала в свое время и сама доктрина. В недавно выпущенной у нас книге с многоговорящим названием «Доктрина шока»22 высказывается пугающее предсказание, что в ближайшие годы гигантские «корпорации» отвоюют властные права у государств, и мир будет преобразован в иерархию страт, воплощающую сокровенные чаяния элит жить в совершенно иных пространствах, чем средние и нижние слои общества. Главным идеологом такой модели «социального апартеида» почитается М. Фридмен.
Его подход, который он начал «обкатывать» в Чили еще в 70-х годах, сводится к простому алгоритму: налоги — снизить, торговле — дать полную свободу, часть государственных функций — приватизировать, расходы на социалку — сильно уменьшить, госконтроль — ослабить. Такой напор быстрых и одновременных реформ, повторенных неоднократно в разных уголках планеты, назвали «революцией» чикагской школы, которую и возглавлял в свое время М. Фридмен. Подход основывается на разрабатывавшейся им и его единомышленниками на протяжении 30 лет «эффективной стратегии», предписывающей дождаться глубокого кризиса (или его спровоцировать), чтобы пока люди в шоке от него распродать «вкусные части» собственности государства частным лицам и быстро-быстро сделать «реформы» «устойчивыми», т.е. необратимыми.
H. Кляйн подробно рассказывает, как под знаменем «шоковой терапии» неолибералы на самом деле осуществляют «шоковое ограбление» — эффективно обворовывают страны и народы. И самое печальное, что в этом ряду пострадавших заняла свое место и современная Россия, подвергнутая с помощью доморощенных «чикагских мальчиков» наглому и подлому разграблению.
Глобализация и этнополитический процесс в современной России
Наступивший XXI век принес человечеству не только смену тысячелетий но, что гораздо важнее, он широко открыл двери глобализации всех процессов, включая экономику, культуру, социальную сферу. В условиях глобализации наиболее очевидной становится аксиома — побеждает сильнейший. И это в полной мере относится к существующим ведущим государствам. Но вместе с тем в наступившем XXI столетии геополитическое положение некоторых государств в мире, особенно после распада Советского Союза, суверенизации новых независимых государств (СНГ), последствий балканских событий (Югославия, Чехословакия) и, как следствие, активизации внешней политики США на мировой арене, значительно изменилось. Вследствие этого произошла коренная перестройка международных отношений и перестановка политических сил основных игроков на мировой арене. Более того, сегодня тенденции современного развития политических процессов в государствах обусловлены еще и рядом существенных факторов, которые связаны, прежде всего, с общими глобализационными изменениями в мире.
Наиболее важный фактор последнего времени — прошедший мировой экономический кризис, повлиявший на геополитическое положение некоторых стран и в целом на Европейский союз, вследствие миграционных, экологических и демографических проблем в ряде европейских и ближневосточных государств. Разумеется, в основе этих изменений и ведущими факторами, влияющими на данные процессы, являются ухудшение социально-экономической и политической составляющей положения основной части населения этих стран. В результате таких негативных процессов возникают противоречия и конфликты между правящими элитами и их оппозицией в лице основной массы населения, которые дошли сегодня, например, в некоторых государствах до гражданских войн. Показательным примером в настоящее время является цепная революция в странах Северной Африки и Ближнего Востока (Тунис, Египет, Ливия, Бахрейн, Йемен, Сирия и др.). Данная ситуация доведена до того, что без серьезных кардинальных изменений, осмысления и принятия чрезвычайных мер в этих странах невозможно будет урегулировать создавшееся положение в этом регионе23.
Кроме такой обостряющейся ситуации есть ряд стран, где также начинает назревать аналогичная обстановка или имеются некие тенденции к появлению противоречий, ведущих к конфликтам и вооруженным столкновениям. Понятно, что все эти противоречия непосредственным образом связаны с общими глобальными процессами. Похожие процессы, как уже отмечалось, после Сирии, Ирака и Афганистана этнополитического характера нарастают и в странах Западной Европы в результате миграционных потоков из исламских государств. Сегодня серьезную озабоченность вызывает у ряда европейских стран складывающаяся ситуация во Франции, Германии и особенно в Италии, куда направлен поток беженцев из Туниса, Ливии и других стран. Так, например, небольшой итальянский остров Лампедуза подвергся сначала нашествию беженцев из Туниса. Остров с населением в 4,5 тыс. человек давно служит одним из основных перевалочных пунктов для африканских мигрантов, пытающихся перебраться в Европу. Но такого нашествия он еще не видывал: с африканского берега (находящегося всего в 110 км) уже прибыло больше мигрантов, чем само коренное население, проживающее на острове. И это только начало, поскольку желающих форсировать Средиземное море в дестабилизированном Тунисе становится все больше, а в соседней Ливии, видимо, будет еще больше. Из этой страны на территорию Туниса уже переправились более 50 тыс. человек, спасающихся от возникновения гражданской войны24.
Разумеется, Европа не в восторге от таких перспектив. Лидеры трех крупнейших государств Евросоюза — Германии, Франции и Великобритании — уже сделали еще в 2011 г. заявления, суть которых сводится к тому, что глобализация и политика построения «мультикультурного общества» потерпела крах, и приходят к тому, чтобы ужесточить социальную политику и миграционное законодательство25.
Сегодня в связи с глобализационными процессами стремительно изменяется геополитическое положение составляющих некогда самой значительной в мире территории Советского Союза. В настоящее время происходят различные внутренние преобразования, доходящие до различных катаклизмов и социальных взрывов в странах бывшего СНГ, что, естественно, влияет на межгосударственные отношения соседних территорий и их национальную безопасность. Современные социально-политические процессы в мире, изменяющееся геополитическое положение многих ведущих государств, а также их расстановка на политической арене приводят, соответственно, и к внутренним трансформациям в этих странах. Достаточно вспомнить события, начиная с Прибалтики, затем Азербайджана с Арменией, вооруженные столкновения Грузии и России и кризисную ситуацию в Украине под названием «Евромайдан». Ученые эксперты Российского совета по международным делам (РСМД) следующим образом дают оценку последнему событию: «Распад страны — самый плохой сценарий для Украины, Европы и России. Некоторые эксперты считают, что раскол Украины выгоден для России, но не надо забывать, что тогда Москва получит еще одно недружественное государство, которое всегда будет претендовать на восточные территории… Нас ждет распад государства не географический, но сущностный. И чем дальше, тем этот сценарий реальнее. При этом симулякр государства может сохраняться, однако оно не сможет собирать налоги и сдержать волну насилия»26.
Надо отметить, что последние события вокруг Украины подтверждают печальную реальность, а в долгосрочной перспективе могут иметь негативные последствия для России, Европы, США, всех граждан Украины, поскольку глобализация не может влиять локально на отдельные страны.
В основе данной проблемы — губительное отсутствие доверия между народами регионов, которое усугубляется сохраняющимися сложными коррупционными проблемами, угрожающими региональной безопасности. «Дефицит доверия» в евроатлантическом сообществе подрывает сотрудничество, усиливает напряженность в государствах, ведет к дополнительным расходам и, в конечном счете, подвергает граждан этих стран к ненужным рискам.
В итоге события на Украине представляют серьезную опасность и требуют совместных действий. Украина не должна превратиться в новую Берлинскую стену в Европе. Раздел Украины будет означать новый раздел Европы27.
Для современной политической науки это обстоятельство создает дополнительные стимулы, новые задачи и цели в исследовании данных процессов. Что касается отечественной исследовательской практики, то в данном случае особенно актуальным становится изучение проблем сохранения с трудом достигнутой стабильности 1990–2000-х годов, предусматривающее, в частности, этнополитическую устойчивость общества и деэскалацию наиболее значимых конфликтов в некоторых регионах страны в целях установления своих геополитических приоритетов в мире.
В связи с многонациональным, поликультурным характером российского общества важным для нас представляется региональный уровень анализа, особенно для Прикаспийского региона и южной части России: субъектов Южного и Северо-Кавказского федеральных округов, где угрозы, выраженные в конфликтах, сопровождающиеся терроризмом и экстремизмом, создают серьезное напряжение и ставят под определенную угрозу будущее развитие страны. Поэтому вполне обоснованно и необходимо выявление факторов и путей консолидации общества, анализ взаимосвязи федеральной и региональной напряженности, поиск внешних и внутренних вызовов и угроз, что предполагает широкое обсуждение учеными и специалистами этих проблем и в первую очередь со стороны экспертного сообщества.
Известно, что политические конфликты определяются исследователями в большинстве случаев как вид социального этнополитического конфликта, ядром которого является проблема политической власти. Ориентация на политическую власть предполагает столкновение и разрешение конфликта посредством господства одной стороны конфликта над другой. Между тем политолог А.А. Васецкий в своем исследовании отмечает, что существует обособленная группа конфликтов, которую можно определить как «системные политические конфликты»28. Причиной возникновения большинства таких конфликтов, на первый взгляд, представляющих собой обычное столкновение интересов национальных групп, политических партий, групп влияния, общественных объединений, становится характер политической системы, проявляющийся в особенностях ее организации. Однако такие конфликты первоначально ставят вопрос не о завоевании власти, не о смене субъекта власти, а об изменении, корректировке основ организации политической системы, согласно современным процессам и их тенденциям.
Мировой опыт показывает, что наличие такого системного политического конфликта угрожает существованию политической системы, как это наглядно видно из современной истории ряда балканских и ближневосточных государств (Югославия, Чехословакия, Египет, Ливия и др.). С другой стороны, этот фактор выявляет то существенное противоречие, которое может являться источником развития и прогресса политической системы. Системный конфликт можно рассматривать как системообразующий, если он производит формы, способствующие совершенствованию и устойчивости его протекания.
Общеизвестно, что на территории Российской Федерации существует несколько регионов с высокой степенью напряженности, которые в определенной степени негативно влияют на всю политическую систему общества. Наиболее конфликтогенным оказывается ее южный регион, в котором сохраняется, а по отдельным направлениям нарастает концентрация рисков и угроз региональной нестабильности. В последние годы произошло заметное обновление этих угроз и рисков29
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Современная Россия: идеология, политика, культура и религия
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Россия и мусульманский мир № 3 / 2015 предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
5
Е. Примаков пишет: «В России стало модным говорить о том, что нет национальной идеи, которая мобилизовала общество в его движении в будущее. Думаю, что такая идея есть — это объединение социально ориентированной политики и экономики с истинно либеральными ценностями, а не с неолиберальными представлениями и подходами… Либеральные идеи и неолиберальные представления в России — неидентичные понятия. Российские неолибералы — и в этом, пожалуй, их основная ошибка — исходят из универсальности западных экономических теорий, игнорируют их эволюцию и, главное, не считаются с особенностями и степенью развития рыночных отношений в нашей стране». И далее, солидаризируясь с известным русским философом Н. Бердяевым и ссылаясь на его высказывания, которые справедливо распространить на современность, Е. Примаков продолжает: «То, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, гипотезой или, во всяком случае, истиной относительной, частичной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов превращалось в догматику, во что-то вроде религиозного откровения» (Примаков Е. Современная Россия и либерализм // Российская газета. 2012. 17 дек.).
6
Гринберг Р.С. Свобода и справедливость. Российские соблазны ложного выбора. — М.: Магистр. ИНФРА-М, 2012. — С. 17–18.
7
Евстигнеева Л.П., Евстигнеев Р.Н. Экономический рост. Либеральная альтернатива. — М.: Наука, 2005. — С. 4–5.
8
Что касается сравнительных преимуществ и недостатков капитализма и социализма как социально-экономических систем, то это отдельная и важная тема. Но, судя по всему, мировая цивилизация еще не сказала по этому поводу своего последнего слова. Опыт работы скандинавских, французских и других социалистических правительств требует для полноценной оценки большего времени. Характерно и то, что о предстоящих возможных сменах правых и левых поворотов, в том числе и в нашей стране, говорится во многих работах, в том числе у весьма неожиданных авторов. (См., напр.: Ходорковский М. Новый социализм. Левый поворот-3. — М.: ЭКСМО, 2010. — 192 с.)
9
Примаков Е.М. Мир без России. К чему ведет политическая близорукость. — М.: ИИК «Российская газета», 2009. — С. 14–15.
12
Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике в России: Материалы Всероссийской научной конференции. Москва, 6 июня 2007 г. — М.: Научный эксперт, 2007. — С. 47.
16
Илларионов А. Трудный путь к свободе. О роли личности и их мировоззрения в недавней российской истории / Интервью журналу «Континент» // http:// continent-rus.ru/145/10.htm
20
Плигин В., Зубарев В., Фадеев В. Манифест российского политического либерализма // Эксперт. — 2013. — № 5. — 01 февр.
27
Украина не должна стать новой Берлинской стеной: Д. Браун, В. Ишингер, И. Иванов, С. Нанн, А. Ротфельд // rassiancouncil.ru/inner/?id_4=3293#top
