Последняя сказка цветочной невесты

Рошани Чокши (2024)

Однажды человек, веривший в сказки, женился на красивой и таинственной женщине по имени Индиго Максвелл-Кастеньяда. Он был учёным. Она — наследницей несметных богатств. Они верили, что будут жить долго и счастливо. В обмен на свою любовь и своё состояние Индиго просила лишь об одном: её жених никогда не должен копаться в её прошлом. Но когда они прибывают в дом детства Индиго, чтобы проститься с её умирающей тётей, жениху приходится бороться с искушением, которое сильнее него. В пышных залах старого поместья, которое зовётся Домом Грёз, мелькает тень другой девушки: названой сестры Индиго, которая давным-давно загадочным образом исчезла. Дом Грёз постепенно раскрывает мрачные тайны Индиго, стирая грань между реальностью и фантазией. И жениху предстоит узнать, что скрывала его любимая за запертыми дверьми своего прошлого, даже если это приведёт к окончанию их брака… или их жизней. Чарующий готический ретеллинг «Синей бороды». Красивая и мрачная история, переплетающаяся с мифологией, легендами и сказками всего мира. Дебютный роман автора для взрослой аудитории, размывающий грань между магическим реализмом и психологическим триллером. Хвалебные отзывы Виктории Шваб, Холли Блэк, Шеннон Чакраборти и Хлои Гонг, рекомендация Хелависы, лидера культовой фолк-группы «Мельница». Невероятные обложка и форзацы от популярной художницы Тани Дюрер.

Глава четвёртая

Жених

К концу третьего года нашего брака я понял, что секрет вечной любви — это страх. Страх удерживал и привязывал любовь. Без ужаса, который возникал при одной мысли о жизни без любимого человека, не было необходимости любить его.

Я пытался любить Индиго так, как ей было угодно.

Научился не задавать вопросов, когда в её остекленевших глазах отражалась затравленность, если она думала, что я не вижу. Однажды она отправилась в кино без объяснения причин. Фильм казался невинным — история двух сестёр, хотя сейчас я уже не вспомню деталей. А в другой раз я обнаружил, что она всхлипывает в саду над мёртвой птицей. Я сказал, что поеду в город и куплю ей пару птиц, если это её так расстроило. Она лишь уставилась на меня в замешательстве.

Однажды я набрёл на осколок тайны Индиго. Это оказалась прядь волос, изогнутая, как манящий палец в Галерее Чудовищ. Волосы застряли под лапой гранитного сфинкса у входа в спальню.

Сначала я просто смотрел на переплетённый локон. Сколько раз я касался когтей этого сфинкса по пути в спальню. На этот раз я провёл ладонью по желобку в районе запястья, и его лапа отъехала в сторону, открыв небольшую выемку, где и лежала свёрнутая прядь. Волосы были на ощупь прохладными, почти такими же тёмными, как у Индиго, блестящими, как шёлк. На конце косы болталась пара зубов, на одном из которых была выгравирована буква «Л».

— Что ты делаешь?

Я быстро сунул прядь обратно в выемку, но слишком поздно. Индиго стояла на другом конце коридора. От дождя её волосы слиплись. В воздухе разливался запах металла и озона, и на миг я подумал, что гроза, бушевавшая за окном, проследовала за ней в дом.

— Они торчали, — ответил я. — Я подумал…

— Ты совал нос не в своё дело, — сказала Индиго, и её голос был холодным от ярости. — Ты же знаешь, тебе нельзя.

— Это вышло случайно, Индиго, — возразил я, сделав к ней шаг. Она дрожала, и я надеялся, что это от холода. — Давай забудем об этом. Это было ошибкой.

— Я тебе не верю, — сказала она. — Я же велела тебе не лезть не в своё дело.

— Я — всего лишь человек, Индиго, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал беспечно. — Только не говори, что бросишь меня из-за преступления смертных случайностей.

На этих словах она замерла. В тот миг я не узнавал её — то, как белки её глаз почти сверкали, как напряжена была её челюсть.

— Я боюсь тебя, — тихо проговорила она. — Ты ужасаешь меня, и потому я знаю, что люблю тебя… но ты меня совсем не боишься, не так ли?

Не проронив больше ни слова, она оставила меня в Галерее Чудовищ. И я не пошёл за ней. Сказал себе, что она слишком остро реагирует, а собственное чувство вины лишь укрепило меня в этой мысли.

В тот день я занимался своими делами, выкинул из головы браслет из волос и зуб с резьбой, хотя не мог перестать думать о восхитительной температуре волос, лишь на несколько градусов прохладнее волос самой Индиго. Я избегал Галереи Чудовищ, даже когда мой собственный зуб — такой же клык, как тот, на котором была вырезана буква «Л», — начал болеть.

К вечеру моя гордость дала слабину. Я вошёл в столовую, готовый принести извинения. Индиго там не оказалось, а стол был накрыт на одного. Той ночью она не пришла в нашу спальню. С ней это было впервые, и я убеждал себя, что гнев пройдёт.

На следующий день было так же.

И на следующий.

И на следующий.

Я начал считать одежду в её шкафу каждое утро и вечер, пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь признак присутствия моей супруги, надеясь, что она входила в нашу комнату, а я просто не знал. Часами я бродил по дому. По ночам я ходил по садам. Расспрашивал персонал, хотя они отказывались отвечать на мои вопросы.

Я оставил нашу кровать и теперь спал в гостиной. Через день я стащил подушки и одеяла в коридор перед входной дверью, намереваясь поймать её. На восьмой день её отсутствия мне начали сниться сны.

Мне снился острый запах кедра, занозы под ногтями, и кулаки были все в крови от того, что я всё стучал и стучал в дверь, которую никто не открывал. Я знал, что мой брат на другой стороне. Может быть, и Индиго была там же, или мне снова был вынесен приговор за желания.

«Вы забыли меня! — кричал я им. — Бросили меня».

Этот страх преследовал меня всю жизнь. Родители, которые и так уже были в возрасте, когда я родился, умерли, когда я ещё учился в университете. В то время я чувствовал благодарность за их уход. Не потому, что меня не опечалила потеря, а потому что теперь я был уверен — больше меня некому бросать.

На десятый день её отсутствия я проснулся от кошмара и обнаружил, что она стоит у изножья, у смятых простыней. Я стащил их в кучу в конце коридора и ждал там.

Как только я увидел Индиго, рёбра прошило ужасающее чувство облегчения.

— Ну? — спросила она.

— Я боюсь тебя, — хрипло проговорил я.

Она улыбнулась.

После этого меж нами что-то изменилось.

Я чувствовал, что в последующие месяцы её тайны обрели невероятную силу притяжения, затягивая её в иное пространство. Целыми часами она в одиночестве бродила по берегу, сидела в нашем саду среди болиголовов, паслёнов и других ядовитых цветов, вглядывалась в разные книги, не переворачивая страниц. Иногда она вздёргивала подбородок с настороженным взглядом, словно кто-то звал её по имени. Я вспоминал истории о жёнах-селки. В конце концов море всегда призывало их обратно.

Я наблюдал за ней каждый день, выискивая знаки, что наше время вместе подходило к концу, и начал замечать мелочи: то, как быстро она проходила по Галерее Чудовищ; как гладила маленький полумесяц шрама на своей ладони, переодеваясь ко сну; как ела со скоростью дикого животного, не знающего, когда в следующий раз удастся найти пищу.

Мы играли в наши игры от отчаяния. Лишь под покровами мифа мы могли разговаривать друг с другом. Только в одолженном свете сказки я мог смотреть на Индиго сколько пожелаю.

И в последнее время я начал ненавидеть наши игры.

Моя супруга по-прежнему любила меня. Я видел это в её глазах, в том, как её пальцы задерживались на моём лице, как она прикладывала мою ладонь к своему горлу и держала меня за руку в темноте, когда я просыпался от кошмара. Но спустя три года любви было недостаточно, чтобы удержать её рядом со мной.

Одним весенним утром зазвонил телефон. Тогда я ещё не знал, но именно в тот миг всё изменилось. Я сверял планы по новому проекту, а Индиго читала письма от своих благотворительных организаций. Нам редко звонили по городскому, и Индиго выглядела удивлённой.

— Да? — Она держала трубку на расстоянии. Губы сжались в тонкую линию. Ручка выпала из пальцев. Я смотрел, как она захлопнула ставни внутри себя даже прежде, чем подняла взгляд и посмотрела на меня. — Конечно, — ответила она человеку на другом конце провода.

Индиго повесила трубку.

Я ждал.

— Тати, моя тётушка, умирает, — сказала она. — Ей нужно нас увидеть. Не знаю, сколько ей осталось.

— Когда мы уезжаем?

Индиго выглянула в окно, посмотрела на море. А когда заговорила, у меня возникло ощущение, что она обращалась к кому-то, кого в комнате не было.

— Мы уезжаем в Дом Грёз завтра.