Любви вопреки

Салли Маккензи, 2015

Скромную начинающую писательницу Изабеллу Кэтрин Хаттинг и блестящего Маркуса, герцога Харта, объединяло одно – оба они не имели ни малейшего желания вступать в брак. Но если Кэт просто надеялась посвятить себя литературе, то над Маркусом довлело страшное фамильное проклятие, обрекавшее каждого женившегося герцога из рода Харт на гибель незадолго до рождения его наследника. К тому же несчастный аристократ имел все основания быть уверенным, что это проклятие – не выдумка, а реальность… Такое знакомство, казалось, не сулило ничего хорошего. Но разве истинная любовь не способна творить настоящие чудеса?

Глава 1

Лавсбридж

1 апреля 1617 года. Я видела герцога Харта в гостинице «Купидон». Какой же он красавец! Моя подруга Розалина говорит, что его мамаша своего сыночка никогда близко не подпустит к девушке вроде меня, но у меня на это свое мнение. Я твердо намерена стать следующей герцогиней Харт.

Из дневника Изабеллы Дорринг

Лондон, май 1817 года

— Вы скомпрометировали мою дочь, Харт! Я требую, чтобы вы сделали ей предложение. — Барнабас Ратбоун возмущенно сопел, задрав скошенный подбородок. — Прямо сейчас.

В переполненном читальном зале клуба «Уайтс» внезапно стало очень тихо. Разговоры прервались на полуслове, словно присутствующие одновременно затаили дыхание. Маркусу было понятно всеобщее желание услышать каждое слово участников драмы. Такое везение выпадает не часто. Кое-кто даже не постеснялся подглядывать за происходящим, прикрывшись для приличия газетой.

Маркусу было безразлично, что о нем думают.

— Нет.

Рачьи глаза Ратбоуна едва не выкатились из орбит, а мясистые щеки задрожали.

— Как вас понимать? — Ратбоун изображал оскорбленную невинность еще талантливее, чем его бессовестная дочь.

— Нет, я не женюсь на мисс Ратбоун.

На мгновение у бедняги отвисла челюсть, но он быстро взял себя в руки и грозно насупился. Однако не настолько быстро, чтобы Маркус не успел заметить страх в глазах своего визави. Ратбоун был в долгах, и Маркус подозревал, что тот сдерживает натиск кредиторов, уверяя их, будто скоро станет отцом герцогини. Глупец! Неужели он действительно считает себя первым, кто пытался провернуть подобный фокус с герцогом Хартом? Как будто прозвище герцога Харта — Герцог без сердца — ничего ему не говорило.

Впрочем, было у герцога Харта и иное прозвище — Проклятый герцог, с ударением на первый слог, и это многое объясняло.

— Как можно быть таким жестоким? — не унимался Ратбоун. — Девушка сама не своя от горя.

Маркус молчал, буравя его взглядом. Увы, ему не понаслышке пришлось изведать вероломство так называемого высшего общества. Маркус был слишком лакомым куском, чтобы не попытаться заполучить его. Проклятие его рода состояло в том, что если женщине удастся женить герцога на себе, она зачнет наследника в первую брачную ночь, а через девять месяцев будет уже богатой вдовой.

Черта с два он согласится умереть, чтобы осчастливить Ратбоунов!

— Вы не посмеете погубить репутацию моей драгоценной дочери! — В голосе Ратбоуна уже звучали нотки отчаяния.

Завсегдатаи клуба «Уайтс», которым посчастливилось в этот момент оказаться в устланном толстыми коврами читальном зале, передвинулись на самые краешки сидений роскошных кожаных кресел и обратились в слух, отбросив притворство. Книги и газеты были забыты. Взгляды метались от Маркуса к Ратбоуну и обратно. Сейчас все смотрели на Маркуса.

— Поскольку у вашей дочери нет репутации, губить нечего, Ратбоун.

Зрители дружно беззвучно вскрикнули. Тем не менее слышались и сдавленные смешки. А кое-кто и не пытался сдерживать смех. И таких было большинство.

У Ратбоуна хватило мудрости не заострять на этом внимание.

— Сердце ее будет разбито.

Сейчас он, словно утопающий, хватался за соломинку. У девушки не было не только репутации, но и сердца, что, по мнению многих, делало ее самой подходящей парой для бессердечного герцога.

Пусть так. Но, если ему придется жениться, а рано или поздно он должен это сделать, коли считает своим долгом продолжить род, то его избранница будет обладать более приличными манерами и, вероятно, умом и сообразительностью, чтобы она могла хоть как-то скрасить его последние дни.

Ратбоун снова открыл рот, но Маркус остановил его взмахом руки.

— Вы, сэр, и ваша дочь попытались заманить меня в ловушку, однако у вас ничего не получилось. Больше нам говорить не о чем.

Маркусу показалось, что он услышал скрежет зубов.

— Я вижу, — процедил Ратбоун, — что вас, ваша светлость, ничем не проймешь. У вас нет сердца. Молва не врет.

Маркус вежливо поклонился.

— Однако вы, видимо, не верили молве.

На сей раз никто из зрителей не сдержал смеха.

— В словах Харта есть резон, Ратбоун! — Маркус не узнал голос того, кто окликнул Ратбоуна, но, похоже, он высказал коллективное мнение зрителей. Присутствующие напоминали стаю голодных волков, готовых растерзать любого, едва почуяв запах крови. Впрочем, Ратбоуна ему было не жаль.

Ратбоун покосился на обратившегося к нему джентльмена, затем перевел злобный взгляд на Маркуса.

— Хорошо, я уйду, ваша светлость, но не думайте, что ваш бесчестный поступок будет забыт.

— Я вас понял, Ратбоун. Но и вы не думайте, что я изменю свое решение. Вам с вашей дочерью следует поискать более доступные способы поправить свое финансовое положение.

Ратбоун расправил плечи и вскинул голову. Он мог попытаться усложнить существование Маркусу на ближайшие несколько недель, но это все, на что он мог рассчитывать. Ратбоун уже смирился с тем, что его карта бита.

И он покинул помещение.

Маркус посмотрел на оставшихся в читальном зале людей. Каждый из них сидел, уткнувшись в газету или в книгу. В полном соответствии с ожиданиями Маркуса никто ни словом не обмолвился о том, чему только что оказался свидетелем. Но Маркус понимал, что, сто́ит двери захлопнуться за ним, как читальный зал наполнится возбужденным шепотом и слухи с поразительной быстротой расползутся по всему городу. Как же эти мелкие пакостники были ему противны!

Распорядитель клуба бросился к Маркусу, как только тот вышел из читального зала.

— Ваша светлость, примите мои извинения за Ратбоуна. Если бы я знал, что он поведет себя так…

— Пустяки, Монтгомери. Ратбоун такой же член клуба, как и я, как и все прочие. Вести себя по-идиотски — его право.

— Увы, это так, — удрученно пробормотал Монтгомери. — Могу я принести вам бутылку нашего лучшего бренди, ваша светлость? Для поднятия настроения?

Если бы Маркус утешался крепкими напитками после каждого вынужденного общения с типами вроде Ратбоуна, то к тридцати годам превратился бы в горького пьяницу.

— Спасибо, не нужно. Пожалуй…

— Маркус!

Ну вот, бренди не понадобился. Настроение у него поднялось и без него. Маркус узнал голос своего кузена Нейта, маркиза Хайвуда. Обернувшись, Маркус увидел рядом с кузеном еще одного их общего друга — Алекса, графа Эванса.

— Маркус, ты собрался кого-нибудь убить? — озабоченно спросил Нейт.

— Я догадываюсь, кого, — произнес Алекс. — Мы только что разминулись с Ратбоуном.

— Он пытался заставить тебя жениться на его дочери? — уточнил Нейт с улыбкой на губах и тревогой в глазах. — Я рад, что ты поставил его на место.

— Да уж, не позавидуешь тому несчастному, кто возьмет в жены эту девицу, — произнес Алекс и, многозначительно кашлянув, продолжил: — Хотя ситуация, согласись, весьма пикантная. Что же на самом деле произошло в саду у Палмерсонов?

Маркус опасливо огляделся. Монтгомери отошел, но не слишком далеко. Очевидно, решил задержаться, в случае если Маркус передумает и все же захочет бренди. И еще Маркусу показалось, будто он различал голос Апплтона, и тот направляется к ним. Риск того, что здесь их разговор подслушают, был слишком велик.

— Пойдемте ко мне, — предложил Маркус, — и я вам все расскажу за бокалом бренди.

— Мы только что от тебя, знаешь ли, — заметил Алекс уже по пути к выходу. — Твой дворецкий Финч настоятельно просил разыскать тебя и сообщить о письме из Лавсбриджа.

«Письмо из Лавсбриджа? Только не это!» У Маркуса от одного этого названия портилось настроение. Будь неладна эта деревня!

Нейт по дружбе подставил Маркусу плечо.

— Скорее всего управляющий решил ввести тебя в курс дел, беспокоиться не о чем.

Маркус кивнул. Конечно, все обстоит именно так, как предположил Нейт. Эммет ставит его в известность о необходимости дополнительных ассигнований на ремонт чего-то там, и он, Маркус, напишет ему в ответ, как делал это всегда, чтобы тот распорядился деньгами по своему усмотрению. Маркус был в своем поместье Лавсбридж один раз в жизни, когда, следуя воле проклявшей род Хартов Изабеллы Дорринг, почившей более двухсот лет назад, санкционировал вселение в некогда принадлежавший Изабелле Дорринг дом. Новая хозяйка дома старой девы, как он теперь назывался, — кажется, ее звали мисс Франклин, — была совсем юной девицей, утратившей шансы выйти замуж из-за какого-то скандала. Собеседование с ней проводил дядя Филипп, отец Нейта, поскольку Маркусу на тот момент едва исполнилось десять лет.

Маркус глубоко вздохнул, и тревога, сжимавшая грудь, отступила. Зря он волновался. Письмо из Лавсбриджа не имело никакого отношения ни к старым девам, ни к вакансии на вселение в недоброй памяти дом. Мисс Франклин проживет еще не один десяток лет.

На что он, Маркус, надеяться не может.

— Финч заметно нервничал, — искоса посматривая на Маркуса, сообщил Нейт, когда все трое вышли на воздух. — Говорил, что тебя уже полдня дома нет.

— Заметно нервничал — мягко сказано, — усмехнулся Алекс. — Он чуть не рвал на себе волосы. И глаза у него были на мокром месте, готов поклясться.

Вот, черт!

— Не понимаю, с чего бы ему так беспокоиться. Он мог бы спросить Кимбала, где я.

— Кимбал тоже волновался, — нахмурившись, произнес Нейт.

— Какая нелепость! — Маркус мог бы понять обеспокоенность Финча, но кому как не Кимбалу, камердинеру Маркуса, знать привычки своего хозяина. И Кимбал понимал, что единственным верным средством от хандры для Маркуса были прогулки. И, надо сказать, последнее время Маркус гулял особенно много и долго. Мисс Ратбоун была третьей по счету девицей, пытавшейся затащить его в брачный капкан за последний месяц, а ведь сезон только начался. — Я сообщил Кимбалу, что хочу пройтись. Мне это помогает прочистить мозги.

— Если лондонское зловоние и гарь и способны что-либо прочистить, то уж никак не мозги, — возразил Алекс. — Кишки — да. Не успеешь до ближайшей канавы добежать, как их наизнанку вывернет.

— Все совсем не так плохо, — произнес Маркус. В его теперешнем состоянии он мог бы пройти по туннелю в навозной куче и не заметить вони.

— Наверное, Финч не предполагал, что ты будешь прогуливаться четыре часа, — сказал Нейт.

«Скажите на милость! Неужели я и впрямь четыре часа прогулял?»

— Если ты так любишь прогуливаться, — хлопнув Маркуса по спине, сказал Алекс, — так почему бы тебе не стряхнуть лондонскую пыль с сапог и не отправиться на север, в Озерный край? — Похоже, Алекс не шутил, а говорил вполне серьезно, что было ему совсем не свойственно. — Финч и Кимбал не единственные, кто заметил, что с тобой не все в порядке.

— Чепуха! Я в отличной форме.

— Кувыркаться в кустах с девицей на выданье не твое амплуа, Маркус, — наставительно заметил Нейт, напомнив Маркусу дядю Филиппа, когда тот отчитывал их с Нейтом за какую-нибудь мальчишескую шалость.

Намерения у Нейта были самые благие, но как же Маркусу надоело его навязчивое покровительство! Нейт был старше Маркуса на три недели и потому считал своим долгом опекать кузена, тем более что они росли вместе, как родные братья.

— Так ты действительно успел ее наполовину раздеть, как рассказывает леди Данли? — поинтересовался Алекс.

— Чертовы сплетни, — пробормотал Маркус. — Осталось потерпеть совсем немного. Пара минут, и я поведаю вам все истории моей скорби.

Он поднял голову и увидел, что в окне третьего этажа шевельнулась портьера, и, не успели они взойти по ступеням к парадной двери, как Финч распахнул перед ними дверь. Кимбал выглядывал из-за плеча дворецкого.

— Вас так долго не было, ваша светлость, — сказал Кимбал, помогая Маркусу снять жилет. Маркус заметил, что у его слуги дрожат руки. — Мы волновались за вас. Вы вышли из дома не в лучшем расположении духа.

Чего эти двое боялись? Что он бросится в Темзу?

Судя по выражениям их лиц, именно этого.

Дела шли хуже день ото дня.

— Как видите, я цел и невредим. — Маркус заставил себя рассмеяться. — Я взрослый мужчина и заблудиться не опасаюсь. — Финч посмотрел на Кимбала. Да что с ними такое?!

Кимбал прочистил горло:

— Дело в том, что с вашим отцом стали приключаться странные истории, когда ему исполнилось столько лет, сколько сейчас вам. Он тоже вдруг приобрел привычку надолго уходить куда-то, и однажды… Впрочем, вы сами знаете.

Пора отправить этих двоих на заслуженный отдых. Раньше Маркус не думал об этом, но ведь Кимбалу уже далеко за шестьдесят, а Финч разменял восьмой десяток.

Кимбал судорожно сглотнул.

— Эти странности начали твориться с герцогом Хартом, когда ему исполнилось тридцать лет, и с каждым днем становилось все хуже. И ваш отец рассказывал, что с его отцом, вашим дедом, все обстояло так же.

— Проклятие рода Хартов, — обреченно заявил Финч.

— Родовое проклятие, — вторил ему Кимбал. Глаза у камердинера наполнились слезами. — Сначала герцог женится, а потом…

Да что он, в конце концов, обречен на то, чтобы эти двое и Нейт в придачу порхали над ним до конца его дней? Вот уж правда, может, смерть придет как избавление?

— У меня в планах на ближайшие лет десять женитьба не значится, и ваш траурный вид совершенно не уместен.

Кимбал и Финч в недоумении уставились на Маркуса.

— Так вы не собираетесь жениться на мисс Ратбоун, ваша светлость? — решился спросить Финч.

— Разумеется, нет. Вы считаете, что вместо головы у меня кочан капусты?

Финч с облегчением выдохнул:

— Конечно, нет, ваша светлость.

— Какие чудесные новости, ваша светлость! — сияя, воскликнул Кимбал.

— Раз все недоразумения улажены, не вернуться ли вам к исполнению своих обязанностей? Ах да, Финч, не могли бы вы принести в мой кабинет холодные закуски?

— Сию минуту, ваша светлость.

— Эти двое ведут себя со мной, словно няньки с младенцем, — пожаловался друзьям Маркус, когда они сели у него в кабинете. — Хотите бренди?

— Меня это не удивляет, — произнес Нейт, принимая из рук друга бокал. — На их глазах разворачивалась драма с твоим отцом.

— Но ведь проклятие не более, чем легенда, верно? — Алекс с бокалом в руках устроился в кресле, протянув ноги к камину. — Кто, скажите на милость, в наши дни верит в проклятия? Смех, да и только! — Он обвел взглядом друзей и нахмурился. — Вот только вы двое почему-то не смеетесь.

— Мы не смеемся, — кивнул Нейт.

Маркус выпил бренди и подлил себе еще.

— Не хотите ли вы сказать, что верите во всю эту чушь насчет того, что Маркус умрет до того, как родится его наследник? — воскликнул Алекс.

— Мы верим, потому что так оно и есть, — хмуро ответил Нейт.

— Но это бред! Вы оба разумные люди…

— Все началось ровно двести лет назад. — Маркус слышал себя и едва верил в то, что слышал. Действительно, все это легко можно было бы принять за бред сумасшедшего, если бы не факты. — В тысяча шестьсот семнадцатом году мой прадед надругался над Изабеллой Дорринг, незамужней дочерью богатого купца.

— Он не только лишил ее девственности, — добавил Нейт, — но еще и обрюхатил.

— Да, сделал ей ребенка. — Маркус глотнул бренди. — Очевидно, мисс Дорринг надеялась, что мой предок намерен жениться на ней.

Алекс презрительно усмехнулся:

— Чтобы герцог женился на купеческой дочери? Маловероятно.

— Судя по всему, мисс Дорринг считала иначе. — Всякий раз, размышляя о событиях двухсотлетней давности, Маркус испытывал желание схватить третьего герцога Харта за шею и удавить. Но убить мертвого невозможно, а его предок скончался уже много-много лет назад. — Он должен был, черт возьми, объяснить мисс Дорринг, что брак не входит в его планы, до того, как тащить ее в постель.

— А если она сама заманила его в ловушку, примерно такую же, что готовила для тебя мисс Ратбоун? — спросил Алекс.

— Тогда ему не следовало попадаться.

Нет ему оправданий! Нет, и все. Он вел себя как негодяй. Если бы у третьего герцога Харта была хоть капелька чести, он бы не выпускал зверя из штанов. Точно так же, как должен держать на запоре свои бриджи он, Маркус, сколько бы девиц на выданье не пытались лишить его бдительности. Он должен держаться, чего бы это ему ни стоило. И, судя по тому, как развиваются события, малой кровью не обойтись. С каждым днем Маркусу все труднее противостоять искушению.

— Ребенка он наверняка был готов содержать, — предположил Алекс, — если, конечно, ребенок от него. Женщины далеко не всегда говорят мужчинам правду, особенно о том, что касается предположительного отцовства.

— Мисс Дорринг не лгала герцогу относительно его отцовства, — сказал Нейт. — После ее смерти ни один герцог Харт не доживал до рождения своего наследника. Вполне убедительное доказательство, вы не находите?

Маркус сделал глоток бренди, чтобы избавиться от неприятного послевкусия, что всегда оставляла эта история. Увы, для этого и графина бренди было бы мало.

— И тому, что мой предок вызвался содержать своего отпрыска, нет никаких доказательств, — добавил он. — К тому времени, как Изабелла Дорринг осознала свою, так сказать, проблему, герцог уже успел жениться на другой и наслаждался медовым месяцем на континенте.

— Некрасиво получилось.

— Да уж.

— А что сталось с мисс Дорринг?

— Она утопила себя и так и не увидевшего свет ребенка.

— Не известно, — возразил, как всегда, Нейт. — Тело ее не было найдено.

— Что еще могло с ней случиться?

Нейт знал это предание так же хорошо, как и Маркус, ведь впервые Маркус услышал его из уст своего дяди. Кому приятно узнавать такое о своем прародителе?

— Но, нравится тебе это или нет, приходится мириться с неоспоримыми фактами. Ты знаешь, как там глубоко. Не удивительно, что тело так и не нашли.

— Печальная история, — покачав головой, произнес Алекс. — Но верить в проклятие все равно что верить в зубную фею.

— Чем еще, если не родовым проклятием, можно объяснить безвременную кончину всех прямых потомков того злосчастного герцога? Я согласен с Нейтом, существование проклятия можно считать доказанным. Мой прапрапрапрадед сломал шею, упав с лошади за две недели до рождения своего первенца. Мой прапрапрадед скончался от малярии через восемь месяцев после свадьбы, а два месяца спустя его вдова родила сына. История повторяется в каждом поколении.

— А как умер твой отец?

— Споткнулся о булыжник на мостовой и разбил голову о мраморные ступени собственного дома. Я родился через шесть недель после его смерти.

— Неправдоподобно, — сквозь зубы процедил Алекс.

— Веришь ты в проклятие или нет, значения не имеет. Финч рассказывал, что мой отец знать не хотел ни о каком проклятии, однако это его не спасло. Он закончил так же, как и все до него.

— Неужели эту вашу порчу невозможно снять? — усмехнулся Алекс, глядя на друзей так, словно перед ним была парочка сумасшедших.

Нейт допил бренди и произнес:

— Есть способ. Герцог должен жениться по любви.

— И вероятность подобного события близка к нулю, — мрачно заключил Маркус. Из всех семейных пар, с которыми он был знаком, лишь родители Нейта любили друг друга. Увы, родители Маркуса не были приятным исключением из общего правила. Во всяком случае, мать Маркуса вышла замуж за его отца точно не по любви.

«Она и меня никогда не любила».

При этой мысли у Маркуса больно сжалось сердце. Сердце никак не желало смириться с фактами.

«Мне уже тридцать лет, и я давно не нуждаюсь в материнской любви».

Мать Маркуса оставила сына на попечении тети и дяди, когда ему была всего неделя от роду. Она спешила покинуть Британию, и на пути в Дувр сделала остановку в поместье родителей Нейта. Насколько Маркусу было известно, мать вышла замуж за какого-то итальянского графа и жила с ним на острове в Средиземном море. Наверное, ее муж не испытывал недостатка в средствах, поскольку «вдовий капитал», что полагался ей по закону, так и остался нетронутым.

Если бы она в этот самый момент вошла в комнату, Маркус ее не узнал бы.

«Хорошо, что она меня бросила. Тем самым она одарила меня семьей. Благодаря ей, у меня есть Нейт».

Лакей Лоренс принес ветчину, сыр и хлеб.

— Мистер Финч просил напомнить вам о письме из Лавсбриджа. Оно у вас на столе.

— Да, Лоренс, спасибо. Я его вижу.

Новости о протекающей крыше и покосившемся заборе могут подождать.

— Что же на самом деле было у тебя с мисс Ратбоун? — спросил Алекс, как только ушел лакей. — Как тебя угораздило попасться в ее сети?

— И я не понимаю, как ты со своим умом и сообразительностью оказался у нее на крючке, — сказал Нейт. Голос его дрожал от возмущения. Или все же от тревоги? — Ты ведь понимаешь, как важно для тебя соблюдать осторожность, особенно сейчас.

Маркусу ужасно хотелось заявить Нейту, чтобы тот катился к черту, но стоит дать себе волю, и рядом с ним вообще никого не останется.

— Вы ведь знаете, как душно бывает в бальном зале. Я просто вышел подышать свежим воздухом.

Маркус действительно искал спасения от духоты и шума, но также хотел улизнуть от вдовы Чесни, которая явно искала с ним встречи после того, как он пару раз дал ей повод поверить в его заинтересованность в более близком знакомстве. Отсутствие сердца не подразумевало отсутствие мужественности, и Маркус, как и любой другой мужчина, имел определенные потребности.

«И еще я ужасно одинок».

Наконец Маркус сам себе в этом признался. Не мог он надеяться на долгую и счастливую семейную жизнь, но так хотелось немного женской ласки не по прейскуранту!

Маркус плеснул себе еще бренди. Как оказалось, вдова Чесни не готова дарить ему ласку даром, лишь в обмен на обручальное кольцо. Маркус ударил кулаком по столу. Руку пронзила боль. Ничего. Чем больнее, тем лучше.

— Вероятно, Ратбоун давно следил за мной и заранее все подготовил. Он взял меня тепленьким.

— Скорее всего, это удачная импровизация. Ратбоун увидел шанс и постарался его не упустить. Ратбоун не так умен, как ты думаешь, — заключил Алекс.

Тем досаднее его, Маркуса, оплошность. Наверное, ему действительно нужна нянька, если такие туповатые типы, как Ратбоун, могут обвести его вокруг пальца.

А теперь Ратбоун постарается донести до всех свою версию событий, и его, Маркуса, герцогский титул покроется новым слоем грязи.

— Сам не пойму, как я мог поверить Ратбоуну, когда он сказал, что его дочь куда-то запропастилась. Зачем только я согласился помочь ему в поисках!

— Можешь поздравить себя с тем, что тебе удалось найти ее, — усмехнулся Алекс.

Да, с этим не поспоришь. Маркус действительно нашел ее. С распущенными волосами и распущенной шнуровкой корсета, отчего груди ее буквально вывалились наружу. Маркус живо припомнил увиденную картину, и у него пересохло во рту.

— Она пряталась за кустом и выскочила прямо на меня. Я отшатнулся, споткнулся и… — Маркус мрачно уставился в бокал. Анекдот, да и только. Будь на его месте другой, он посмеялся бы от души. — Мы оба оказались на земле, и как раз в этот момент на нас наткнулась леди Данли.

Алекс не выдержал и прыснул.

— Не вижу в этом ничего забавного.

— Тут уж не до забав, когда не знаешь, как вырваться из цепких коготков мисс Ратбоун, — промолвил Алекс. — Но со стороны… — Неудержимый хохот помешал ему закончить предложение.

— Считай, тебе повезло, что мисс Ратбоун не заявила о том, будто ты ее изнасиловал, — сказал Нейт.

— Доказательная база у нее была слабовата. К тому же когда нас увидела леди Данли, мисс Ратбоун лежала на мне и целовала в губы.

У Нейта брови поползли вверх.

— И ты не мог ее остановить?

Хорошо, что в кабинете свет приглушенный. Может, никто и не заметит, как он покраснел.

— Хорошо, что я не попытался ее остановить. Иначе со стороны могло бы показаться, что она действует по принуждению.

Унизительная правда была в том, что Маркусу не очень-то хотелось сопротивляться. Ему было… приятно.

Очевидно, похоть и была той самой непреодолимой силой, толкавшей к алтарю всех его незадачливых предков. И, если бы дело ограничивалось влечением плоти, Маркусу хватало бы изобретательных и умелых жриц любви, к услугам которых он часто прибегал. Но последнее время никакие изыски не давали ему полного удовлетворения.

Нейт нахмурился.

— Лондонские девицы известны своим бесстыдством. Тебе надо на время уехать из города, — посоветовал он.

— Отправимся на север, в край несчитаных озер и непуганых коз. Козы в отличие от лондонских девиц не отличаются вероломством. — И еще там постоянно идет холодный дождь, — сказал Маркус.

Впрочем, почему бы не воспользоваться случаем, чтобы выбраться из города на природу? Взгляд Маркуса случайно упал на письмо из Лавсбриджа.

«Странно. Письмо написано явно не рукой Эммета».

— В это время года там совсем неплохо, — заметил Алекс. — Не хочешь ли ты сказать, что боишься растаять?

— Нет, — протянул Маркус и, повертев письмо в руках, обнаружил, что печать тоже ему незнакома.

— Так чего от тебя хочет Эммет? — спросил Нейт.

— Письмо не от Эммета. — Маркус вскрыл печать. Единственный лист был испещрен мелкими неразборчивыми каракулями. Хорошо еще, что писавший не увлекался вензелями и росчерками. Но и без этих излишеств впору было приглашать шифровальщика.

Маркус поднес листок к свету. К счастью, подписано послание было печатными буквами.

Рэндольф Уилкинсон, стряпчий.

Это имя было Маркусу смутно знакомо… Вот досада! Он вспомнил, откуда знает эту фамилию. На Уилкинсона была возложена обязанность следить за тем, чтобы воля покойной Изабеллы Дорринг выполнялась неукоснительно и ритуал передачи дома самой достойной из старых дев никак и никем не нарушался. Очевидно, дом снова пустовал, и ему, Маркусу, предстояло его заселить.

— Судя по всему, мне нужно ехать в Лавсбридж. — Маркус со вздохом опустил письмо. — Уже завтра утром.