Тихоня для хулигана

Саманта Аллен, 2021

Он – хулиган и бунтарь. О нём ходят крайне недобрые слухи… Но он спас мне жизнь, поэтому я должна исполнять даже малейшую прихоть короля уличной банды. Я – просто игрушка в руках отпетого отморозка. И эта игра кончится только тогда, когда наскучит ему. Но в этой игре он заходит слишком далеко… Хуже того, кажется, он не намерен меня отпускать…

Глава 6. Акула

Ускоряю шаг, насколько это возможно. Глядя на рожи ушлёпков, понимаю, что силы не равны. Даже самому младшему из них больше двадцати, у двух видны ножи. Придётся пошуметь.

— Раскачай малышку! Давай же…

— Воу-воу! Тебе нравится, крошка?

— Смотри, эта тачка развалится на болты под тобой, Джонни!

Ублюдки захлёбываются ржачем и сильно увлечены. Даже не замечают меня, направляющегося в их сторону. Остановившись в нескольких футах от них, достаю ствол и окликаю придурков громким свистом. Они сразу останавливаются и дружно поворачиваются в мою сторону.

— Отойдите от тачки.

— О, парни. Зырьте… Малёк объявился, — сплёвывает зелёный харчок на землю тот, что на полголовы выше всех остальных. — Чё надо? Иди, куда шёл.

— Иду. Но вижу, как ваши тупые туши лапают тачку моей подружки…

Последние слова я говорю, скривившись внутренне от сказанного. Девчонка — ни хрена не моя подружка. Не в моём вкусе — слишком чистенькая и наверняка ещё целочка. Но впрягаться за чужаков у нас на районе не принято. Так что пусть эти кретины считают, что тронули моё — быстрее свалят.

— Это твоя подружка? — с интересом спрашивает парень в чёрной толстовке. — Красивая мордашка. Пухлые губки. Умелые? — двигает языком за щекой, намекая.

Поднимаю ствол повыше, потом резко опускаю и нажимаю на курок. Трое дружно подпрыгивают на месте.

— Иди, — киваю в сторону древнего «Форда». — Проверь.

— Остынь, Малёк, — просит тот, что молчал до сих пор.

Кажется, его зовут Барнс. Видимо, он за старшего у этой троицы.

— Проваливай. И забирай своих друзей…

Хочется добавить ещё, что я давным-давно не Малёк — так меня звали, когда я был мелким и отставал в росте от сверстников. Многие думали, что меня можно шпынять, но, получив пару ударов по рёбрам или по зубам, понимали, что ошиблись, и проваливали.

Свалят прочь и эти.

— Ладно… Забирай свою тёлочку. И не оставляй её без присмотра… — цедит через зубы Барнс, добавляя: — Аппетитная.

Они нарочно медленно уходят прочь. Показывают, будто уходят сами, по своему желанию, а не убегают, поджав хвосты, словно трусливые шавки. Жду, пока они отойдут на приличное расстояние, и только потом ныряю в тачку. Внутри сосёт неприятное чувство вины. Я ощущаю его не очень часто, но сейчас меня накрывает с головой — я втянул девчонку в это дерьмо. Мне просто хотелось воспользоваться подвернувшейся тачкой, пока байк торчит на ремонте. Самое поганое, что у крошки может начаться реальная истерика, а я не знаю, как поступать в таких ситуациях. Обычно я имею дела с девками попроще — они закалённые и из нашего района, видели многое и лежали не под одним чуваком. Одним словом — потёртые, и опытные даже лет в пятнадцать. А что делать с этой чистоплюйкой, смотрящей на меня огромными карими глазами, дрожащими от слёз, я не знаю.

Увидев ствол в моих руках, она вздрагивает всем телом.

— Мама… — тихо выдаёт.

— Не наделай в штаны! — грубовато выходит. Я разряжая пистолет, доставая магазин. — У тебя в тачке есть салфетки и бумажный пакет?

После моих слов кроха бледнеет ещё больше и оглядывается по сторонам.

— Т-т-т-т-ты кого-то убил? Хочешь стереть отпечатки пальцев с орудия преступления?

Вот же дерьмо. Она даже говорит невероятно чисто и правильно. Внутри невольно поднимается глухая волна раздражения на таких, как она — на их правильные речи, благопристойные фасады домов, сытые дни и спокойные ночи…

— Убил, — говорю коротко. Слышу судорожный вздох. Добавляю: — Бы. — Вижу, что девчонка не догоняет, объясняю со вздохом недовольства. — Из этой пушки кто-то вполне мог убить и огрести неприятностей. Я просто хочу вернуть ствол владельцу, не оставив на нём своих пальчиков. Усекла? — Девчонка кивает осторожно, но смотрит на меня с небольшим недоверием. Я не милый щенок и не рождественский подарок, чтобы нравиться с первого же взгляда. — Если усекла, дай салфетки и найди мне бумажный пакет! — командую.

Ступор покидает тело тихони — так я называю её про себя. Не знаю, как зовут эту девчонку, но невольно вдыхаю полной грудью воздух салона и чувствую её аромат. Чёрт побери, от неё так вкусно пахнет чем-то ванильным — духами или, может быть, лосьоном для тела. Этот аромат напоминает мне запах печенья в лучшей из кондитерских. К стыду своему, я обожаю ванильное печенье и готов лопать его без остановки. Во рту не к месту выделяется слюна. Пока девчонка, перегнувшись, роется на заднем сиденье, я некстати отмечаю плавный изгиб бёдер и небольшую, но крепкую и чертовски аппетитную попку. Тихоня оттопырила её так призывно, как будто готова насадиться на мой штырь. Который, к слову, внезапно ожил в штанах.

И это не хорошо. Нет, блин, это совсем не хорошо. Я должен держаться подальше от таких тихонь — снаружи они сладкие и милые, кажутся легкодоступной целью. Но стоит нырнуть в ним в трусики, как проблем не оберёшься. Нет уж, спасибо. В моей жизни и без того хватает дерьма, которое нужно разгребать огромной снеговой лопатой. А ещё лучше — нанять специальной комбайн, чтобы разом вывезти весь мусор на свалку.

— Вот. Держи…

Крошка протягивает мне упаковку влажных салфеток. Они пахнут кокосом и добавляют плюс один пункт к моему мнению, что от этой Тихони пахнет, как от кондитерской фабрики. Я вытираю ствол влажной салфеткой, потом насухо протираю бумажным платочком — снова с каким-то сладким ароматом — и только потом сую пушку в пакет с логотипом магазина косметики.

— Вылезай из машины.

Кроха сжимает пальцы на руле до побелевших костяшек. Она смотрит на меня с недоверием и ужасом, а в глазах собираются океаны солёной влаги. Нижняя губа начинает дрожать. Она пышная и аппетитная, как лакомство. Красная, как барбарис, и кажется соблазнительной — такие губёхи приятно всасывать в рот, терзая зубами.

— Ты бросишь меня здесь? — спрашивает с дрожью в голосе. — Угонишь мой автомобиль?

Что? Как ей в голову могла прийти подобная чушь?!

— Вылезай. Я поведу сам! Ты заплутаешь, и даже мои подробные инструкции не помогут. Ну же! — прикрикиваю и вылезаю первым.

По-джентльменски придерживаю перед Тихоней дверь, но захлопываю по-скотски громко. Плюхаюсь на водительское сиденье. После истории с соседним креслом я не решаюсь отрегулировать кресло водителя по высоте или сдвинуть его, чтобы не упираться коленями в руль.

— У этого кресла тоже есть сюрприз?

Кроха улыбается сквозь слёзы и отрицательно мотает головой.

— Нет. Это кресло водителя. Оно должно быть идеальным…

Я настраиваю его под себя. Удивительно, но обходится без фокусов. Завожу древний «Форд». Он фырчит и издаёт серию разных звуков — от охов до почти откровенного пердежа, прежде чем трогается с места.

— Кстати, я бы не стал угонять это ржавое корыто… Слишком убогое.

В ответ на мою реплику Тихоня поджимает пышные губёшки. Пока «Форд» катит по затемнённым улицам квартала, она оглядывается по сторонам, изредка бросая на меня взгляды исподтишка. Потом достаёт телефон и с протяжным вздохом прячет его обратно.

— Мамочка тебя потеряла?

— Старший брат, — возражает девчонка. — Ты меня задерживаешь. Мне не поздоровится.

— Скажешь, рухлядь сломалась. Причём, не соврёшь, — пожимаю плечами. — Делов-то!

— О, ты специалист по вранью, конечно! Мне стоит поучиться у тебя!

В голосе красотки появляются нотки надменности. Они напоминают мне как нельзя лучше, почему я предпочитаю держаться подальше от таких, как она — считающих людей из бедных кварталов людьми второго или даже третьего сорта.

— Тебе есть чему у меня поучиться. Ты не знаешь, что такое реальная жизнь, чика.

— Да неужели?! — искренне изумляется девчонка.

— Рассказать, как это происходит у таких, как ты?

— О, ну попробуй! — просит Тихоня и устраивается поудобнее, глядя прямо мне в глаза.

— Ты живёшь в квартале для белых цыпочек. Твоя мамаша готовит тебе завтраки и даёт карманные деньги на кафе. Твои отметки не опускаются ниже «А-». Преподаватели в колледже тебя обожают. Судя по твоей фигурке и прокачанному орешку, ты пляшешь с дурацкими помпонами в команде поддержи, да? — криво ухмыляюсь, продолжая: — После занятий ты прогуливаешься по магазинам, спуская родительские денежки, треплясь попутно с такими же пустышками, как ты сама. Так пролетает целый день. Потом ты возвращаешься в свой опрятный домишко. Папаша перед ужином, протирая запотевшие очки, берёт всех за руки и просит прочитать молитву благодарности сраному боженьку за вкусную еду и уютный кров. Потом вы набиваете свои брюха первосортной хавкой — сплошь правильной, без лишних вредных углеводов и жиров. После ужина вы отправляетесь по своим прелестным кроваткам. Могу поспорить, что у тебя комната розово-блевотно-барбишного цвета, а трусики — с бантиками, рюшами и подвеской в виде киски. Ты переписываешься перед сном с каким-нибудь мажористым метросексуалом, укладывающим волосы гелем. В это же время папаня пыхтит над твоей мамкой. Она старается издавать довольные охи и ахи, но тихо, чтобы не разбудить тебя и всех остальных домочадцев…

Я порю первосортную чушь. Но девчонка выбесила меня своим вздёрнутым носиком и чистоплюйской речью. Хотя меньше минуты назад она готова была рыдать! Быстро оправилась от шока, горделивая сучка…

–…А на Рождество вы надеваете одинаковые ублюдские свитера с оленями бордового цвета и фоткаетесь возле наряженной ёлки. Ты считаешь это идеальной жизнью? Чика, — грязно усмехаюсь. — Ты не знаешь, что такое реальная жизнь. Я прав?

Во время моей отповеди девчонка вытягивается по струнке. Потом она бросает на меня быстрый взгляд. Но я не могу понять, что выражают её глаза. Понимаю только, что её вид раззадоривает ещё больше. Я близок к тому, чтобы остановить тачку и наброситься на эту кроху, разложив её на заднем сиденье. Никогда не желал взять девчонку силой, но на этой меня начинает клинить…