Убийство в замке Лакримоза

Светлана Викторовна Новикова, 2020

Очаровательная русская графиня, любительница шахматных баталий и антикварной живописи, расследует обстоятельства таинственной гибели четырех человек. Кровавые события происходят в Англии в старинном замке Лакримоза, оказавшегося в снежном плену в канун Рождества 1930 года. Убийца мастерски расставляет ложные улики и ловушки. Казалось, что никто не сможет остановить череду страшных смертей. И только блестящая работа острого ума русской графини останавливает руку жестокого убийцы. После всех пережитых испытаний забота друг о друге, смирение и прощение смягчают озлобленные сердца выживших в замке людей, что лишний раз доказывает, что миром правит любовь.

Lacrimosa dies illa

Qua reurget ex favilla

Judicandus homo reus…

Плачевен тот день,

Когда восстанет из праха

Для суда грешный человек…¹

Действующие лица:

Лорд Генри Эшли — английский аристократ, хозяин замка Лакримоза

Леди Ребекка Эшли — жена лорда Генри Эшли

Джеймс Эшли — сын лорда Генри Эшли от первого брака

Линда — жена Джеймса Эшли

Роберт — муж Анны Эшли, дочери лорда Генри Эшли от первого брака

Оскар — сын Роберта и Анны

Эдвард — незаконнорожденный сын лорда Генри Эшли

Миранда — няня Оскара

Доктор Альберт — психотерапевт, семейный доктор семьи Эшли

Николас — литературный критик, друг семьи Эшли

Графиня Елена Воронцова — писательница детективных романов

Эндрю — дворецкий в замке Лакримоза

Мария — кухарка в замке Лакримоза

Агата — горничная в замке Лакримоза

Глава 1 Призраки Прошлого в антикварном магазине.

В каждом антикварном магазинчике обитают Призраки Прошлого. Они скрываются от людей в тончайшей кружевной паутине трещинок на потемневших от времени картинах. Настороженно наблюдают за нами из смутной глубины потускневших зеркал. Доверяют нам свои опасные тайны шелестом запыленных страниц старинных книг. Тихонько грустят о давно минувших событиях неуловимым, как музыка, как сон, тонким звоном, растворяясь в тусклом блеске хрупкого векового фарфора. Днем они весело купаются в пыльных солнечных лучах и к вечеру замирают в сумрачных тенях ночи.

Не видимые глазу, но осязаемые сердцем, они придают очарование предметам былой старины и непостижимым образом заставляют каждого, кто переступает порог антикварного магазина, ступать осторожнее, говорить тише и невольно прислушиваться к шорохам и вздохам Призраков Прошлого.

Миссис Маргарет Бертони, пожилая женщина лет шестидесяти пяти, работала приходящей по утрам уборщицей в маленьком, неприметном, но милом антикварном магазинчике в центре Лондона на Оксфорд-Стрит. Ее семья едва сводила концы с концами, она терпела вечные придирки довольно непутевого, но горячо любимого мужа. Ее жизнь была не сахар, но каждое утро она приходила на работу, как на праздник, и благодарила Бога, что он послал ей работу в таком чудесном месте.

Большинство ее подруг убивали свое здоровье, отмывая грязные лестницы в доходных домах или горы посуды в господских особняках. Она же, благодаря удачному стечению обстоятельств, устроилась уборщицей в этот удивительный магазинчик, полный красивых и дорогих вещей, где никто не кричал, не плевал на пол и не срывал на тебе свое плохое настроение.

За время службы у нее появились даже свои любимые вещицы. Пока никто не видит, она осторожно заводила полюбившуюся ей видавшую виды музыкальную шкатулку. Из-под блестящей лаковой крышечки под приятную музыку чудесным образом выезжали фигурки маленьких изящных дам и кавалеров и кружились парами в медленном танце.

Кроме того, управившись с уборкой, миссис Маргарет, бывало, подолгу простаивала перед своей любимой картиной, висевшей над старым камином и ожидающей своего покупателя. Опустив сморщенное, как печеное яблоко, лицо на покрасневшие от воды кулачки, она завороженно разглядывала чуть заметные мягкие морщинки в уголках усталых мужских глаз, напряжённо вглядывающихся в неизвестность ночи.

«Портрет испанского конкистадора, отбившегося от своего отряда» кисти неизвестного художника восемнадцатого века давно пленил ее женское воображение. На картине изображен благородный идальго средних лет в испанских военных доспехах. Он так одинок — в далекой чужой стране на фоне чужой звездной ночи. Он прекрасен. Гордый и мужественный, смелый и безрассудный и, конечно, очень красивый. Таких мужчин уже давно не встретишь на задымленных угольной пылью улицах Лондона.

Миссис Маргарет вздохнула, очнувшись от своих женских грез, и еще раз оглянулась вокруг, оценивая результаты своей работы. Все было идеально чисто. Она довольно улыбнулась, вдыхая любимый пыльный, рассыпчатый и тонкий, как дорогая пудра, успокаивающий запах Времени, не истребимый никакими чистящими средствами, и вдруг озадаченно нахмурилась и замерла посредине комнаты с ведром и шваброй в руках.

Странный и незнакомый запах резко ударил ей в нос. От неожиданности она выронила ведро и швабру из ослабевших рук и на подкосившихся от безотчетного ужаса ногах рухнула в роскошное французское кресло в стиле Ампир. Расширенными от затопившего ее страха глазами она уставилась в дальний тёмный угол магазинчика, где была выставлена необычная коллекция настоящих древних военных доспехов и фигурок рыцарей в полный рост.

То не был привычный ей чуть удушающий плотный запах старинных вещей. То был интуитивно распознанный ею запах Смерти, одурманивающий голову сладковатый запах крови.

Осторожно, как в вязком кошмарном сне, пробираясь сквозь, казалось, также притихшие от испуга предметы старины, миссис Маргарет подошла к источнику тошнотворного запаха. Это были мощные военные доспехи немецкого рыцаря семнадцатого века — жутковатый железный великан в полном военном снаряжении, прислоненный к стене в неестественно согнутой позе.

Сквозь пустые глазницы помятого в боях шлема на миссис Маргарет смотрели мертвые глаза. Когда-то ясные, как летнее небо, голубые с зеленой радужкой глаза двадцатипятилетней продавщицы Эвелин были подернуты серой смертельной пеленой…

Прежде чем окончательно лишиться чувств, миссис Маргарет сняла телефонную трубку и вызвала полицию.

Старший инспектор Скотленд-Ярда Виктор Эллинг служил в полиции уже более двадцати лет. За все это время он повидал десятки трупов. Он видел раздутые, сплошь покрытые сине-зелеными разлагающимися пятнами тела утопленников, вылезшие из орбит глаза и почерневшие, распухшие языки задушенных и повешенных, размозжённые головы и разлетевшиеся в разные стороны мозги, изрубленные в куски несчастные жертвы убийц, маньяков и насильников. Сквозь сдерживаемую ярость и боль, через невыносимую тошноту и приступы неудержимой рвоты, он годами вырабатывал в себе профессиональный стойкий иммунитет перед безобразным ликом Смерти. Но сегодня даже его закаленное в многолетней практике мужественное сердце дрогнуло, отказываясь поверить в реальность увиденной им картины.

Молодая и красивая девушка жестоко убита несколькими точными ударами в сердце тонким посеребренным ножом для нарезки сыра из расположившейся рядом на прилавке коллекции столовых приборов минувшей Викторианской эпохи.

На этом доступная для понимания среднестатистического человеческого мозга грань даже самого зверского убийства заканчивалась. Все, что происходило далее, было уже ярко выраженным абсурдом и диким сюрреализмом в самом мерзком его проявлении.

Очевидно, от ударов ножа смерть девушки наступила быстро. Затем убийца поднял остывающее тело и, как тряпичную куклу, упаковал его в полые внутри тяжелые рыцарские доспехи, которые изменили свою форму под весом жертвы, но остались в вертикальном положении, прислоненные к стене. И если бы не запах крови и впоследствии неизбежный запах разложения, никто и никогда не нашел бы следов бедной девушки, однажды исчезнувшей с лица земли. Но в чем был смысл этого дикого поступка? Спрятать труп, выиграть время, замести следы? Нелепица полнейшая… Ведь запах крови и тлена заметен сразу — уже в течение дня после убийства.

Позеленевший от отвращения, молоденький сержант Кристофер едва справился с приступом тошноты.

— Инспектор, я впервые такое вижу. Здесь явно действовал безумный маньяк.

— Не просто маньяк, а паталогический психопат. Он жаждет дешевой славы, изумленных вздохов потрясенных зрителей. Только пораженный тяжелой болезнью мозг мог додуматься до такой изощренности. Засунуть прекрасное юное женское тело в железные вековые доспехи… Зачем? Чтобы потешить свое больное самолюбие, подчеркнуть свое отличие от примитивных убийц, бросающих свои жертвы где попало истекать кровью, тонуть в грязной Темзе или задыхаться в душных подвалах? Похоже, наш убийца — свихнувшийся интеллектуал. Ну что же, Кристофер, за работу.

Так началось расследование убийства в антикварном магазинчике на Оксфорд-Стрит за три недели до Рождества 1930 года.

Горожане уже начали готовиться к празднику, украшать дома и закупать подарки, а инспектору Виктору Эллингу предстояла кропотливая, рутинная работа без выходных, чтобы на последний день рабочего года за его отделом числилось как можно меньше нераскрытых преступлений. От этого зависела его годовая премия. А с рождением еще одного ребенка расходов в семье Эллингов предстояло немало. Но в этот раз он не задумывался о деньгах. Его всерьез разозлила иррациональность этого убийства, и ему не терпелось поскорее поймать этого психа, пока он не натворил новых бед.

Глава 2. Тайна Елены.

Елена отчаянно боролась за жизнь… Миллионы ледяных иголок пронзали ее тело насквозь. Яркие образы прошлого быстрым калейдоскопом проносились в ее сознании. Вот мама выбирает обои для ее детской спальни — нежные ирисы на светло-бежевом фоне или милые анемоны на голубом. Вот папа рассказывает, как ходят фигуры в шахматах. Его лучистые морщинки у глаз светятся добротой и лаской. А это няня Арина принесла ее любимые пирожные — эклеры с шоколадным кремом.

Воздуха в легких оставалось всего на несколько мгновений. Беспросветная черная мгла засасывала ее сознание все глубже в пучины неизвестного. Так жаль было покидать этот тихий и уютный мир, полный чудесных образов и запахов, в котором она была так счастлива и любима. Прекрасные изумрудные и безжалостные в своей красоте волны Карибского моря в последний раз сомкнулись над ее головой, чтобы навсегда забрать в свои бездонные глубины ее сердце, ее жизнь…

Она проснулась в холодном липком поту. Ей всегда требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя после повторяющегося кошмарного сна, который преследовал ее вот уже семь последних лет.

— Ваш чай, мадам! Несмотря на непогоду, сегодня чудесное утро. Смотрите, какая прелесть эти снежинки!

Горничная Нелли распахнула сиреневые атласные шторы и приоткрыла окно. В комнату ворвался освежающий снежный хоровод. Кружась в веселом танце, холодные снежинки как будто смыли остатки тревоги и тени кошмара с лица Елены. Она сладко потянулась, вытянула ноги под шелковым одеялом, зажмурилась от удовольствия и зевнула от души.

— Спасибо, дорогая, как насчет бельгийского шоколада, который я заказала позавчера, еще не привезли?

Графиня Елена была настоящей фанаткой шоколада. Шоколадные обертки и фантики были ее постоянными спутниками, где бы она не находилась, и были причиной головной боли ее горничной.

— Привезли, мадам. Я подам Вам в гостиную кофе и коробку Вашего любимого шоколада.

Многие считали графиню Елену любимицей судьбы и завидовали ей тихой завистью. Ей было всего двадцать восемь лет, и она являлась единственной наследницей внушительного капитала печально известных графа и графини Воронцовых — русских аристократов, эмигрировавших в Англию из Петрограда в разгар кровавой революции 1917 года. Граф Воронцов был выдающимся политиком, историком, дипломатом и за несколько лет сколотил в Англии огромное состояние по дипломатической линии на службе его Величества. Кроме того, Елена была так хороша собой, что все богатые наследницы ближайших графств зеленели и лопались от злости из-за такой вопиющей несправедливости. Елена обладала яркой, запоминающейся внешностью, которая поражает в самое сердце всех, кто видит ее в первый раз. Нежный овал тонкого и изящного лица, выразительный и искрящийся взгляд широко распахнутых шоколадных глаз, густые темные волосы, непослушной волной падающие на плечи. Улыбка ангела. И божественно длинные, неприлично стройные ноги. Ну не слишком ли? В придачу к чудесной квартире в Лондоне и роскошного загородного дома под названием Грин-Палас?

Толпы поклонников методично обивали пороги Грин-Палас на пышных приемах, которые довольно часто устраивала Елена. Но шансы на завоевание ее сердца были так далеки от реальности, что молва о неприступной Елене докатилась далеко за пределы окрестностей Грин-Палас. Мужчины всех титулов и возрастов пытались разгадать ее тайну, но безуспешно. Подарки в виде спортивных автомобилей от американских магнатов, алмазы от индийских раджей и старинные голландские гобелены шестнадцатого века от английских аристократов отклонялись Еленой неизменно и вежливо. Ничто материальное ее особо никогда не интересовало. Кроме шоколада, ее истинной страстью были музыка, спорт, литература и шахматы.

В музыкальных гостиных и литературных салонах Лондона Елена всегда была звездой. Любое ее появление в свете вызывало фурор. В любых светских хрониках еще долго освещали детали ее всегда простых, но необыкновенно изысканных нарядов и по крупицам разбирали подробности ее стремительных исчезновений задолго до полуночи. В непременно гордом одиночестве, только лишь в сопровождении верного шофера Артура, Елена приезжала в свой любимый загородный дом и, устроившись поудобнее в кресле рядом с камином, коротала вечер с любимым детективом в руках и коробкой шоколада, закутавшись в потертый клетчатый плед.

Тайна Елены…Зачем ей мужчины, все эти сложности, обязательства, ревность, переживания? Когда есть тихий спокойный вечер, бельгийский шоколад, любимый Конан Дойл и очередная головоломка на ночь глядя.

Так проходили годы…Семь лет с того страшного дня, когда погибла ее семья. Граф и графиня были очаровательной парой. Они любили друг друга тихой и нежной любовью. Исключительная сердечная мягкость и неподдельная доброта были присущи им обоим, и, возможно, поэтому у них родилась такая удивительно красивая дочка. Их счастье в Грин-Паласе было совершенно безоблачным. В доме всегда было много гостей. Родители обожали веселые шумные праздники, и соседи со всей округи любили Воронцовых за щедрость, безупречный вкус и ужины с потрясающей кухней.

Воронцовы любили путешествовать. У них была собственная яхта «Луизиана», на которой они пересекли полмира, пока «Луизиана» не отправилась в последнее трагическое плавание по Карибскому морю, где они пропали навсегда… Береговая охрана прибыла слишком поздно и искала их несколько дней. Обломки яхты, спортивная туфелька графини, шахматная доска и сигнальный фонарик — это все, что удалось обнаружить на поверхности волн в предположительном радиусе нахождения судна. Тела графа и графини так и не были найдены. Полиция долго пыталась разобраться в причинах произошедшего, выдвигались различные версии — от нападения пиратского судна до самоубийства влюбленной пары, но за неимением доказательств, причин и улик преступления следствие было закрыто через год.

Елене было тогда всего двадцать один год. Новость о гибели родителей разбила ее жизнь на До и После…С тех пор в уголках ее шоколадных глаз навсегда залегли темные тени минувшего прошлого. С тех пор ее мучают кошмары, что она тонет в волнах жестокого Карибского моря. С тех пор у нее появилась страсть к расследованию преступлений и восстановлению справедливости, потому что, и спустя семь лет, она была уверена, что родители не могли покончить с собой, кто-то убил их, но так ловко замел следы, что удалось уйти от правосудия. Елена решила для себя, что никто и ничто не должно оставаться безнаказанным.

С тех пор у нее проснулся писательский дар, и она начала писать и издавать блестящие детективы.

Глава 3. Вишневая помада и овощи в холодильнике.

Сегодня у Елены была назначена встреча с ее давним другом старшим инспектором Скотленд-Ярда Виктором Эллингом. Они дружили уже много лет и имели много общих интересов. Инспектор был большим поклонником ее детективов, ценителем истории древних цивилизаций, антикварной литературы и страстным любителем шахмат. Кроме того, Елена не раз помогла Лондонской полиции в расследовании самых загадочных и запутанных преступлений тогда, когда следствие заходило в тупик. Ее острый, как бритва, аналитический ум неизменно поражал инспектора и его коллег. Елена замечала такие детали, которые никто другой не видел в упор, соединяя разрозненные факты в единую картину и безошибочно вычисляла преступника. Из опыта этих дел она черпала вдохновение для своих детективных романов, которые всегда разлетались, как горячие пирожки, как только появлялись на прилавках книжных магазинов. Доходы от успешных продаж позволяли ей содержать Грин-Палас с единственной горничной, кухаркой и шофером и вести вполне состоятельную жизнь. В это время наследство родителей уже давно было потрачено ею на благотворительность в пользу детей сирот, оставшихся, как и она — без родителей.

К назначенному времени в двенадцать часов дня Елена спустилась из рабочего кабинета, где заканчивала очередную главу новой книги, в свою милую, со вкусом обставленную гостиную на первом этаже. В камине с утра пораньше уже весело трещали сосновые поленья. За окном бушевала настоящая зимняя феерия, но в комнате было тепло и уютно. Заманчиво пахло свежезаваренным кофе с корицей. Елена любила выпить чашечку кофе именно с корицей. Это настраивало ее на бодрое и веселое настроение.

Маленький деревянный столик у камина был накрыт кружевной скатертью, сервирован на двоих и манил к себе своим аппетитным содержимым. Кофе, сливки, свежие румяные булочки с апельсиновым джемом, сдобное, еще горячее печенье с шоколадной крошкой и хрустящие сэндвичи с тунцом и огурцом.

Гость задерживался, и Елена уже представила, как его замело снегом на подступах к Грин-Палас. Наконец, он явился с опозданием на полчаса и с удовольствием протянул озябшие руки к огоньку. Его светлая шевелюра, пушистые ресницы и усы были все в снегу.

— Елена, дорогая, я замерз, как Рождественский снеговик. Не припомню такой ненастной погоды в последние лет двадцать. Ах…кофе пахнет божественно. Мои любимые булочки! Вы моя спасительница, а жизнь-то налаживается! — он чуть не замурлыкал, как кот от удовольствия, пригревшись у камина.

— Располагайтесь, милый Виктор. Я так рада Вас видеть. Угощайтесь на здоровье — вот булочки и сэндвичи Ваши любимые. Ну, расскажите мне, что у Вас новенького, как дела на службе? — спросила Елена, расставляя шахматные фигуры на старинной фамильной шахматной доске, доставшейся ей от папы. Той самой доске, что выловили в Карибском море…

— Ох, и не спрашивайте меня. В отделении уже две недели все носятся, как ужаленные. Шеф строго распорядился завершить максимум дел до праздников. Иначе не видать нам годовой премии, как своих ушей. А у нас висяков полным-полно…Особенно, пропавшие без вести люди. Боже мой, ну куда они все деваются как раз под Рождество? Не могли найти другого времени что ли…И это ужасное убийство бедной девушки, продавщицы из антикварного магазина…

Елена взяла печенье и начала партию белыми.

— А что с тем делом о пропавшей шкатулке с драгоценностями?

— Ах, Елена, дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Соседи ничего не видели и не слышали, слуги тоже ничего не знают. Взломанное окно, следы грубых мужских сапог под окном и никаких улик. Скорее всего, дело скоро закроют, как безнадежное, — инспектор уже успел потерять две пешки и коня и, задумчиво жуя сэндвич, внимательно изучал развитие атаки белых.

— Это сделала сама миссис Каролина.

— Сама миссис Каролина? Но зачем ей красть собственные драгоценности и потом заявлять в полицию? Глупость какая-то.

— Думаю, она играет на скачках или в казино. Наверное, проиграла кучу денег и нечем отдать долги. Драгоценности наверняка застрахованы. Без заявления в полицию она не сможет получить страховку. Драгоценности она потом распродаст частями на черном рынке и останется в выигрыше.

— Но это всего лишь Ваши догадки. У нас нет никаких доказательств ее вины.

— Вишневая помада.

— Простите, Елена, я не понял Вас. Вишневая помада? О чем это Вы?

— Женщина с ярко-рыжими волосами никогда не купит себе вишневую помаду. Эти цвета совершенно не сочетаются между собой. А она у нее есть. Я видела в ванной, когда на прошлой неделе Вы любезно пригласили меня на повторный обыск дома, в надежде что я что-нибудь обнаружу. Я подумала немного и решила, что дело было так:

Кража шкатулки с драгоценностями миссис Каролины была совершена предположительно в выходные 20-21 декабря. 22 декабря Каролина обратилась в полицию, обнаружив пропажу. Как Вы прекрасно помните — с изящной стрижкой коротких ярко — рыжих волос. Кстати, ей идет этот цвет к ее хитрым кошачьим зеленым глазам.

Помада Chanel с чудесным винным вишневым оттенком вышла в продажу 15 декабря. Я сама с нетерпением ждала ее выхода и приобрела себе такую же. Вишневый цвет идет брюнеткам, — игриво улыбнулась Елена. — Не слишком богатая женщина, вдова, в здравом уме и твёрдой памяти вряд ли выложит приличную сумму за новую помаду, зная, что через неделю она перекрасит волосы в рыжий цвет. Это достаточно глупо и нелогично. Что-то заставило ее кардинально поменять в спешном порядке свой имидж. Это был страх…

Каролина остро нуждалась в деньгах и решилась инсценировать ограбление в собственной спальне. Ночью, когда соседи крепко спали, у них в окнах не горел свет, она прокралась со стороны улицы к окну своей спальни, вытоптала все вокруг мужскими сапогами, специально купленными для этого случая и сожжённые потом в камине, по водосточной трубе взобралась к окну, взломала его снаружи и выкрала шкатулку. Но когда она спрыгнула с окна в снег, то почувствовала легкую боль в области виска. Похоже, она зацепила прядь волос за замочную скважину окна.

— Но мы не нашли никаких волос, — недоумевал инспектор.

— Верно. В ту ночь был сильный ветер, и волосы, скорее всего, сдуло с места преступления, она их тоже искала, но не нашла. И тогда решила перестраховаться. Она боялась, что полиция обнаружит ее черный волос на окне или под окном. Она запаниковала. Страх разоблачения толкнул ее на необдуманный шаг — перекрасить волосы, чтобы отвести от себя все возможные подозрения.

Инспектор замер c поднятой пешкой в руках, ошарашенно посмотрел на Елену и восхищенно выдохнул: — Вишневая помада…Изумительно, кто бы мог подумать. Но у нас нет улик, что мы ей предъявим?

— Все просто, Виктор. Скажите ей, что при обыске Вы обнаружили черный волос, найденный на сломанном замке окна. И что Вы хотите взять пробу ее волос на экспертизу. Судя по ее неустойчивой психике, она испугается, признается в своей вине и заберет заявление. Надеюсь, это поможет Вам приблизиться к выполнению Вашего плана по раскрытию преступлений, и Вы получите свою годовую премию. Вам, кстати, шах и мат.

— Елена, Вы просто чудо. Не устаю Вами восхищаться. Я немедленно займусь этим вопросом. Вы выиграли, как всегда.

— А что насчет этой несчастной продавщицы? Меня так беспокоит, что убийца до сих пор на свободе. Судя по почерку преступления, он явно не в себе. Такие психопаты частенько становятся серийными убийцами.

Инспектор тяжело вздохнул и нахмурился. Было видно, что он искренне переживает, что следствие зашло в тупик. На протяжении трех недель вся полиция Скотленд-Ярда билась над этим делом, но не было ни одной зацепки, ничего, что позволило бы им подойти поближе к разгадке тайны. Это было действительно темное дело.

Хозяин магазина подтвердил, что ничего не пропало, деньги в кассе и все ценные вещи были на месте. То есть, преступление никак не связано с ограблением. Медицинская экспертиза исключила факт насилия над девушкой, это не было преступлением на сексуальной почве.

В результате обысков маленькой квартирки девушки на втором этаже магазинчика не обнаружено ничего интересного. Скудная мебель, простенькая одежда и дешевое белье, чистая, очень бедная и скромная обстановка, никаких компрометирующих писем, фотографий и документов. Никаких ценных вещей и украшений, кроме серебряного колечка с маленьким блестящим топазом. В холодильнике ничего, кроме зелени и овощей. Через все возможные социальные службы выяснено, что у нее нет в живых никого из родных. Бедняжка была абсолютной сиротой и, похоже, влачила довольно жалкое существование, отдавая почти все свое жалование на аренду этого скромного жилища, перебиваясь с хлеба на воду, находя утешение в чтении старинных книг и редких походах с подругами в ближайшее кафе или кинотеатр. Неоднократно допрошены все соседи, консьержи, таксисты, работающие в этом районе, владельцы и сотрудники всех близлежащих заведений, но никто ничего не смог прояснить.

На объявление в газетах о родных и близких откликнулись только две ее подруги, которые жили в Лондоне и также вели довольно скромный образ жизни. Подруги встречались раз в месяц, вместе ходили выпить по чашечке кофе в какое-нибудь недорогое кафе или в кино. Они заявили, что, несмотря на сногсшибательную фигуру и шикарную внешность, у Эвелин в последнее время не было никакой личной жизни, что в любви ей особо никогда не везло. На Эвелин часто западали женатые, жаждущие развлечений мужчины или бедные студенты, очарованные ее красотой. Но в последние полгода у нее точно никого не было, она бы рассказала, ведь они все и всегда друг другу рассказывали…Через подруг разыскали даже двух ее последних любовников годичной давности, но у них на ночь преступления было железное алиби. Оба были бизнесменами и находились в служебных командировках за пределами Лондона, что подтвердилось многими свидетелями.

Прорабатывалась версия убийства по профессиональным мотивам. По бухгалтерским книгам проанализированы все поставщики, сделки и цены проданных в магазинчике вещей за последние пару лет — но все было чисто, никаких махинаций, никакого компромата.

— Так что, как видите, мы оказались в тупике. Нет ни одной ниточки, за которую можно было бы зацепиться, — с огорченным вздохом закончил свой рассказ инспектор.

Елена молчала, обдумывая поступившую информацию. Она сама была сиротой, и ее сердце болезненно сжималось от жалости к этой несчастной молодой девушке.

— А колечко с топазом… Вы не могли бы проверить через экспертизу, как часто она его надевала, или оно было достаточно новым? — спросила она.

— Проверяли. Колечко было новым, она ни разу не надевала его. Но нам так и не удалось выяснить, откуда оно у нее. Купила ли она его сама в преддверии Рождества на свои жалкие сбережения или это подарок таинственного неизвестного кавалера — выяснить невозможно. Оказалось, что такие колечки продаются в каждом магазине. Нам не привыкать к рутинной работе, мы бы лично обошли сотни магазинов Лондона с фотографией потенциального убийцы. Но вот загвоздка, этой фотографии у нас нет. Мы не поленились и разослали фото девушки по всем ювелирным магазинам, но не получили никакого ответа. Никто ничего о ней не знает.

— Так Вы говорите, что в холодильнике не было ничего, кроме зелени и овощей?

— Верно, только картошка, капуста, баклажаны и немного зелени. Похоже, ей жилось несладко, — привычный к необычным вопросам Елены инспектор и бровью не повел.

— А яйца или молоко? Неужели совсем ничего?

— Ничего, кроме овощей и зелени. Бедняжка, как ее ноги-то носили?

— Она была вегетарианкой.

— Вегетарианкой? Как странно, мы почему-то и не подумали об этом. Но даже если это и так, что c того, что нам это дает? — удивился инспектор.

— Я связала в одну цепочку колечко с топазом и зелень в холодильнике, и вот что у меня получилось. Это всего лишь гипотеза, но раз Вы все равно в тупике, можно попробовать поработать в этом направлении. Колечко — это, скорее всего, подарок ее нового тайного кавалера. Кавалер показался ей интересным, перспективным, к тому же холостым. Именно поэтому подругам она решила ничего не рассказывать до поры до времени, чтобы не сглазить, не спугнуть свое еще такое хрупкое, зарождающееся счастье. Иначе ей ничего не мешало бы проболтаться об очередном женатом ухажере или бедном студенте, не представляющем для нее никакой ценности.

Неизвестно где и когда они встретились, но он подарил ей колечко и, наверняка, как подобает при ухаживании за красивой девушкой, водил ее в ресторан. А чтобы произвести впечатление — именно в дорогой ресторан. Вы наверняка обошли все близлежащие бары, кафе и рестораны, но я точно знаю, что в Лондоне всего пять достойных вегетарианских ресторанов, и ни один из них не расположен в районе Оксфорд-Стрит. Рекомендую Вам отправиться туда с фотографией девушки и потолковать со всеми официантами, работающими в зале за последний месяц и со всеми швейцарами, кто был в дверях. Вам ведь не привыкать к рутинной работе?

Инспектор внимательно выслушал версию Елены, и его глаза загорелись радостным огнем. Он знал, что Елена обладала феноменальным чутьем, он верил ее интуиции, и теперь он торопился как можно скорее заняться делом. До Рождества оставалось еще три дня и три ночи. Он любил свою работу и умел работать без устали и без сна. В этом безнадежно темном деле он увидел свет в конце тоннеля и решил прямо сегодня же вечером продолжить поиски убийцы по указанному Еленой пути.

— Спасибо за кофе и вкусности. С наступающим Вас праздником! Моя жена Мишель передает Вам привет и угощение в подарок. Вот ее знаменитый Кекс Крестоносцев. А это — подарок от меня.

Томик произведений Вольтера в оригинальном французском издании был очарователен. Виктор знал, что может порадовать графиню. Антикварные книги всегда занимали особое положение в ее библиотеке.

— Спасибо, дорогой Виктор. Какой чудесный подарок! Желаю Вам счастливо отметить праздники. Поздравьте сердечно от меня Вашу жену и детей. Надеюсь, им понравятся мои подарки.

Виктор радостно подхватил коробочки и пакетики с подарками и оставил ее в одиночестве греться у огня.

«Как славно, что через три дня Рождество. Устрою себе выходные. Ни за что не возьмусь за перо. Никаких трупов, грабителей и убийц. Только запахи елки, Рождественского ужина и улыбки друзей. Хм…Вишневая помада. Будет неплохой сюжет для моего нового романа.»

Елена доела остатки печенья с блюдечка, проанализировала только что сыгранную партию и занялась приятными хлопотами — упаковкой подарков для семейства Эшли и их друзей.

Ей не раз приходилось бывать в замке Лакримоза. И всегда она была рада посетить этот загадочный старинный дом, полный вековых тайн, столетиями смотрящий своими пустыми глазницами грозных бойниц на бескрайние вересковые пустоши графства Норфолк в Восточной Англии.

Это было ее первое Рождество с семьей Эшли. Обычно она предпочитала проводить зимние праздники в одиночестве за чтением книг, ссылаясь на недомогание. В этот раз она решила изменить своим привычкам. Если бы она знала, что ее ждет…

Глава 4. Блистательная пара.

Кто и когда решил назвать этот старинный замок Лакримоза — никто не знал. История имени замка уходила корнями в глубокую вековую древность. Было предание, что замок семейства Эшли построен в шестнадцатом веке, в смутные времена истории Англии. Во все столетия замок был прекрасен, величественен и неприступен для любых врагов. Многие пытались завоевать его на протяжении веков, но ни разу преданные королям и королевам Англии предки Эшли не сложили оружие перед неприятелем.

В древних манускриптах, хранившихся в пыльных архивах библиотеки замка, нашли в восемнадцатом веке план постройки замка, датированный шестнадцатым веком. Его название из-за времени истлело и не читалось полностью. Осталось только «Замок…oзa»

Скорее всего, это был замок Роза, но история распорядилась иначе. По одной из версий наследников рода Эшли, подхваченной любителями английской архитектуры Раннего Средневековья, название Лакримоза связано с тем, что замок полностью окружен водой. Со всех сторон замок омывали мутные воды никогда не замерзающих глубоких защитных рвов, а с востока бурные морские волны неустанно охраняли покой и величие гранитных стен. Днем и ночью небесные светила отражались в водах и сверкали в них, как прекрасные чистые слезы. Суровые английские ветры Восточного побережья частенько нагоняли на обитателей замка и его соседей грусть и романтический настрой. Так и родился в предании замок Лакримоза — замок, со всех сторон «омытый слезами» (от латинского слова Lacrima — слеза)

По другой версии, подтвержденной печальной статистикой, в замке часто погибали женщины — жены, дочери, матери. Болезни, несчастные случаи и просто необъяснимые странные смерти случались очень часто. Так часто, что глубоко верующие люди с опаской смотрели в сторону замка, как будто проклятого по женской линии. Отсюда «…oзa» превратилась стараниями богобоязненных людей в Лакримоза — что можно перевести, как Дом, полный слез.

Несмотря на печальное название, в замке всегда любили повеселиться. Охота, банкеты, музыкальные и театральные вечера, рыцарские турниры. Эшли любили погулять на широкую ногу, с кучей гостей и обильным угощением. Все праздники проходили в замке шумно и весело, с фейерверками и грандиозными театральными постановками.

Только раз в году семейство Эшли собиралось исключительно узким кругом — на Рождество. Эшли были истинными англичанами и считали этот праздник особенным, очень семейным и никого, кроме членов семьи и самых близких людей, не приглашали. Так было и в этом году…

— Джеймс, ты уверен, что ему обязательно следует приезжать в этом году на Рождество? Ты же помнишь, какой скандал он закатил в прошлый раз. Ты разве забыл, что у лорда Генри слабое сердце, и оно чуть не отказало тогда от его ужасного поведения и капризов. Несносный ребенок!

— Линда, дорогая, он уже давно не ребенок — в этом году уже состоялось его совершеннолетие. Будь, пожалуйста, терпимее и добрее. Мальчик столько пережил для своих восемнадцати лет. Немудрено, что его так расстроил подарок. Он мечтал о скрипке Страдивари, а получил на Рождество набор новых клюшек для гольфа. Отцу никогда не хватало проницательности, чтобы понять, чем живет его сын. Пусть это и внебрачный сын, но в нем течет его кровь, в конце концов.

— Милый, но ведь это же не повод устраивать истерику на весь дом. Сразу видно, что кровь в его жилах лишь наполовину голубая… Если он так рано лишился матери, если произошла такая трагедия, то это не значит, что до конца жизни он будет вить из лорда Генри веревки.

— Ты несправедлива к Эдварду. Он не виноват в грехах своих родителей. И отец давно уже расплатился за все, что произошло. Ведь с тех пор сердце его перестало биться, как часы, и стало давать сбои…И, вообще, это давняя история… Я не хочу говорить о грустном. Ну что у тебя за манера испортить настроение? Ведь завтра Рождество. Давай думать только о светлом, добром и хорошем.

«Вот блаженный у меня муженек, ну настоящий увалень. С таким мягким сердцем он никогда ничего не добьется. Неудивительно, что всем знакомым он раздает деньги в долг, а сам живет на отцовские подачки. Так и будет путаться весь в долгах, пока папаша наконец не отдаст Богу душу», — с тихой и бессильной злобой подумала Линда, глядя на гладкие свежевыбритые щеки мужа.

Джеймс и Линда женаты десять лет, и за все это время Линда так и не смогла его полюбить, между ними так и не возникло семейной идиллии и гармонии. Линда была единственной дочерью французского графа Аржансона, его наследницей и одной из самых выгодных партий на всем побережье Ривьеры. Джеймс Эшли был для нее подходящей парой. Он был старшим сыном одного из богатейших аристократов Англии лорда Генри Эшли, и, по всем расчетам Линды, его ждало блестящее будущее. Как же она ошибалась…

Блистательная пара — так говорили о них все вокруг. Они действительно смотрелись весьма эффектно. Она — хрупкая невесомая натуральная блондинка с кукольным личиком, мягкими золотистыми локонами и всегда немного отрешенным, слегка растерянным взглядом. Ее так и хотелось взять на ручки и защитить от жестокого окружающего мира. Он — крепкий, широкоплечий мужчина плотного телосложения, высокий и мощный, внешне всегда спокойный и благодушный, как большой и сильный медведь.

Когда-то он искренне любил свою жену. Он был совершенно очарован ее хрупкостью и женственностью на отдыхе на Ривьере десять лет назад, где они познакомились под ласковым солнцем. Будучи по натуре человеком мягким и отходчивым, он прощал ее бесконечные капризы, вспышки гнева и недовольства, баловал, холил и лелеял, как свою любимую девочку. Но со временем его чувства, не находя ответной любви, остыли, и их отношения уже никак нельзя было назвать романтическими. Как истинный джентльмен, он и не помышлял расстаться с Линдой, а маленькие сердечные радости находил на стороне, о чем Линда догадывалась, но не знала наверняка.

В данный момент большой и сильный медведь возился с упаковкой подарков к завтрашнему Рождеству и явно, как и часто в своих делах, терпел фиаско. Его большие неуклюжие пальцы не справлялись с такой ювелирной работой, как перевязывание ленточкой подарочной коробочки.

Капризная красная ленточка в третий раз выскользнула из его рук, и он наконец-то сдался.

— Милая, ну я думаю, ты справишься с этим и без меня. Смотри, у меня ничего не выходит. Перевяжи как следует в оберточную бумагу этот кинжал для отца. И да…Не забудь про шоколад. Его привезут сегодня к вечеру. Только ничего не перепутай, моя милая. Швейцарский молочный шоколад — это в коробочку для леди Ребекки, а бельгийский горький — это для Елены.

— Елена? Что ты говоришь? Она приедет? — ледяные звездочки вспыхнули в ее мгновенно сузившихся от злости глазах.

— Да, отец и леди Ребекка снова пригласили ее, и она наконец-то согласилась приехать. Ты же знаешь, как были дружны они с ее бедными родителями. Бедняжка осталась совсем одна. И не ревнуй, дорогая. Я не люблю брюнеток, я предпочитаю блондинок.

С явным вздохом облегчения Джеймс выпутался из-под оберточной бумаги и разноцветных лент и неспешно выплыл из их общей гостиной. Его походка была как всегда неторопливой и мягкой, на лице сияла миролюбивая улыбка. Если бы он обернулся, то заметил, с какой бессильной маской усталости и отчаяния застыло выражение лица его когда-то обожаемой жены.

В ее сердце, как густая темная пелена, поднимался тихий гнев. Линда все чаще ловила себя на мысли, что близка к тому, что она начинает не выносить своего мужа. За его вечное благодушие и доброе сердце, за мягкий характер, за всегдашнюю учтивость и внимательность ко всем окружающим. Казалось, никто и ничто не может выбить его из этого вечного благостного состояния. Даже смерть их неродившейся дочки он перенес намного легче, чем она. Общее горе окончательно разъединило их тогда — пять лет назад. Едва тлеющие супружеские отношения становились со временем все холоднее, пока не растаяли совсем.

К сожалению, это был банальный несчастный случай. Слишком скользкие полы на лестнице привели к случайному падению Линды и гибели ребенка. Безупречная чистота в доме до высшей превосходной степени — это было постоянное требование лорда Генри Эшли. Он любил, чтобы мебель и полы всегда были натерты до блеска, о чем слуги всегда заботились неукоснительно. Никто и не подумал, что это может быть опасно, когда в доме находится беременная женщина.

Если бы лорд Эшли не требовал этой маниакальной чистоты и подумал об опасности…

Если бы Джеймс был тогда рядом…

Если бы лестница не была такой высокой…

Если бы…

Линда встряхнула белокурыми волосами, мысленно отмахнулась от нахлынувших воспоминаний и занялась подарками.

Глава 5. Суета в парадном зале.

— Эндрю, Роберт, Вы уже два часа бьетесь, а толку все еще, похоже, мало. Неужели так сложно поставить елку? — с нотками беззлобного раздражения ворчал достопочтенный лорд Генри Эшли, наблюдая за пока еще безуспешными хлопотами своих домашних.

Дворецкий Эндрю усердно укреплял подставку под елку. Ему помогали Роберт и Оскар — отец и сын. Подставку кое-как приладили с десятого раза. Дело оказалось трудным. Елка была не просто большой, а огромной и невероятно тяжелой. Затем было решено прикрепить елку за верхние лапы к потолочным балкам. Пришлось искать и тащить самую высокую стремянку во всем хозяйстве.

Больше всех радовался происходящему самый младший член семейства Эшли — одиннадцатилетний Оскар. Он любил находиться в самой гуще событий и явно получал от этого удовольствие. Он поддерживал дворецкого Эндрю за длинные, тощие, костлявые ноги, чтобы старик не свалился со стремянки. Предлагал дополнительные разнообразные инженерные идеи, как лучше укрепить главную красавицу Рождества.

— А давайте притащим сюда самых тяжелых рыцарей из дедушкиной коллекции и приставим их с четырех сторон к елке, а боковые лапы к ним привяжем. Тогда точно никуда не грохнется.

— Солнышко, держи Эндрю покрепче, как бы он у нас не грохнулся и не говори ерунды. Мы хотим, чтобы елочку окружали яркие игрушки и коробки с подарками, а не железные угрюмые монстры, — смеялась леди Ребекка. — Я, конечно, понимаю, что ты без ума от них, — ласково обратилась она к мужу. — Но лично меня они только пугают. Не хватало их еще в парадном зале наблюдать на Рождество. Ну и зачем было покупать самую большую в графстве елку?

— А еще эти рыцари по ночам разговаривают и вздыхают. Я сам слышал. Бормочут и скрипят потихоньку, — заговорщически добавил Оскар. — Я слышал их пару раз, но так ни разу не решился войти. Я думаю, это привидения или духи умерших рыцарей приходят по ночам и начинают выяснять отношения и споры, незаконченные столетия назад.

— Малыш, у тебя слишком богатая фантазия. Мне кажется, вы с няней читаете слишком много романов о средневековых замках и рыцарских турнирах. Я поговорю с ней, чтобы больше читали о физике и математике, — присоединился к беседе отец Оскара Роберт. Он как раз примерял веревки по длине, чтобы закрепить елку к потолочным балкам. Он был специалистом высокого класса, инженером-строителем, и сейчас чувствовал личную ответственность за успех этого мероприятия.

— Папа, но я, правда, слышал, — не унимался Оскар. — На прошлое Рождество, когда все улеглись спать, я не выдержал и спустился вниз, чтобы посмотреть, какие подарки меня ждут наутро. Я тихонько прокрался по лестнице вниз, подошел на цыпочках к елочке и вдруг услышал тихий, но отчетливый вздох, потом легкий шорох и скрип. Мне показалось, что это из рыцарского зала. Я, чуть дыша от волнения, подкрался к двери в зал с полным намерением решиться и посмотреть, что там происходит. Я замер у тяжелой дубовой двери и услышал протяжный, как будто полный страданий, стон. Он был таким жутким и зловещим, что я мгновенно покрылся холодным потом. А потом я услышал тихий шепот и слова — как мне показалось: «Я во всем виноват…». Мое сердце ушло в пятки, и я сорвался бегом в свою комнату. Я рассказал все няне, но она отругала меня, сказала, что не дело джентльмену разгуливать посреди ночи, посоветовала все забыть и никому не рассказывать. Няня говорит, что мне померещилось, что это был просто ночной кошмар. Но я все-таки уверен, что там живут привидения.

Леди Ребекка озадаченно посмотрела на мужа и неопределенно пожала плечами.

Лорд Генри потрепал внука по непослушной копне светлых волос и рассказал свою историю:

— Когда я был примерно в твоем возрасте, мне тоже верилось в привидения, и они повсюду мне мерещились. Пару раз я встречал их в главном Донжоне замка. Уже в те времена там давно никто не жил, стены и мебель обветшали и покрылись пылью. И мне всегда было жутко интересно там полазить, хотя я знал, что за это точно попадет, если кто узнает. Однажды в ненастную зимнюю ночь, когда заунывный ветер хлестал в окна, и было невыносимо холодно, я встретил в коридоре женщину в белом платье. Ее лицо было все залито слезами, а на ее руках была кровь. Она посмотрела на меня ледяными белыми глазами и произнесла: «этот Замок утонет в слезах…» Не помню, как я домчался до своей комнаты, забрался под одеяло, и меня трясло от страха до самого утра. Я рассказал отцу. Он тогда запретил мне строго-настрого ходить в ту часть замка, двери в Донжон были заколочены — они заперты и сейчас. Больше привидений с тех пор я не видел ни разу. Это все фантазии, детские страхи.

Дворецкий Эндрю был уже довольно стар. Прошло почти сорок лет на службе у Эшли. Он был стар, но слух у него был отменный: «Ну-ну…детские страхи…Да в замке и впрямь живут привидения. Уж мне-то не знать…». Он тоже слышал однажды тихие вздохи и скрип в рыцарском замке ночью, но, будучи трусоватым по натуре, так и не решился туда войти.

Через час мучительных совместных трудов роскошная пышная красавица наконец-то заняла свое почетное устойчивое положение в центре парадного зала замка, заполнив почти все свободное пространство. Несколько минут все восхищенно смотрели на нее, и в эти мгновения время как будто замерло. Каждый думал о своём.

«Неплохо потрудился. Надеюсь, хозяин мною доволен. Надо в следующем году лично проследить, чтобы елочку привезли поменьше. Второй раз на высоту три метра я уже вряд ли полезу. Мне, авось, не двадцать лет. Интересно, что там кухарка Мария надумала в итоге с тортом — сливочный или бисквитный? Хорошо бы сливочный…» — неторопливо раздумывал Эндрю. Он с детства был сладкоежкой, и в свои преклонные годы никогда не отказывал себе в удовольствии полакомиться сладким.

«Ну что же, вроде бы хорошо получилось. Выглядит шикарно и внушительно. Как раз под стать моему замку. Стоило потрудиться ради такого результата. Какая-нибудь двухметровая колючка смотрелась бы здесь убого и неуместно… Надо бы заказать новые плафоны для главной люстры. Если присмотреться, половина уже потертые и тусклые, и блеск уже не тот, что раньше… Надеюсь, акции прибавят процентов десять, не меньше…Хотелось бы сделать покупки для зимнего сада, новые орхидеи Ребекке понравятся…Интересно, о чем это тут болтал Оскар… Привидения в рыцарском зале? Хм…не замечал. Сходить что ли ночью послушать…» — рассеянно размышлял лорд Генри. Он опирался на свою любимую трость с бриллиантовым набалдашником и задумчиво глядел то на елку, то на люстру, то на внука. Он любил свой замок. Он любил свою семью.

«Потрясающе! Она такая огромная! И как вкусно пахнет. Обожаю этот запах. Скорее бы развесить игрушки и гирлянды, и будет совсем красота. Как же хочется поскорее Рождество. Что же мне подарит Санта Клаус в этом году? Надеюсь, железная дорога точно будет, и волшебный калейдоскоп. А еще я загадывал дартс. Обыграю Эдварда. Пусть не задирает свой нос. Он всего на семь лет меня старше, а воображает себе, что взрослый. Скорее бы завтрашний день!» — восторженно думал Оскар, припрыгивая от нетерпения на месте.

«Хорошо бы кухарка Мария добавила к сырному фондю немного того голубого сыра, что прислала Джулия. Мне кажется, с ним вкус будет более пикантным. Не забыть бы…Надо ей напомнить…И кедровые орешки — поджарить на сливочном масле с кайенским перцем, а не с паприкой. Ведь перепутает же…Нужно сегодня с ней еще раз встретиться и все обсудить. И насчет вина…Генри просил Бордо именно урожая с левого берега. Надеюсь, Николас отыщет в Лондоне пару бутылок…» — подумала леди Ребекка.

При мысли о Николасе она улыбнулась. Она уже много лет испытывала глубокую сердечную привязанность к этому милому застенчивому юноше, сейчас уже шикарному возмужалому тридцатидвухлетнему мужчине, потому что любила его почти как родного сына. Своих детей у нее не было. К сожалению, она была бесплодна.

Николас был лучшим школьным другом Джеймса. Как друг Джеймса, он часто бывал в их доме, всегда был вежлив, добр и учтив. Они вместе учились в колледже, потом в Оксфорде. Николас рано остался без родителей и рос круглой сиротой, и леди Ребекка с детства относилась к мальчику благосклонно, заботилась о нем. Можно было точно сказать, что Николас являлся почти членом семьи Эшли и удостоился чести отметить Рождество в их семье. Как и все предыдущие праздники. И завтра его ждали.

На него, кроме других поручений о вине и прочих Рождественских мелочах, была возложена еще одна важная миссия. Привезти из Лондона на Рождество Эдварда, внебрачного сына лорда Эшли. Надо было привезти его в целости и сохранности, убедившись, что по дороге он не застрянет на все праздники где-нибудь у своих многочисленных друзей по Университету. Эдвард был молод и горяч, ему хотелось повеселиться в ночном клубе, но традиции семьи обязывали его встречать Рождество в кругу семьи. А его семья — это семья Эшли.

Глава 6. Волнения в Карневалл-Холле.

— А он и говорит мне: «Ты сама во всем виновата. Когда я встретил тебя, ты была тихой, доброй и спокойной девушкой. Ты мне говорила, что мечтаешь о доме, полном маленьких детишек и обещала, что в доме всегда будет пахнуть ароматной выпечкой. И что ты теперь жалуешься? Ты получила, что хотела, а что взамен? Я пашу, как вол, а ты все жалуешься и ноешь, твое нытье и ревность мне порядком надоели… Как Вы думаете, он меня точно бросит? — миссис Вандербилд остановилась в потоке слов, открыла рот, чтобы набрать побольше воздуху в свои могучие легкие, и ненадолго замерла с открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Ей показалось, что доктор Альберт ее совсем не слушал. Похоже, его глубоко посаженные темные глаза на худощавом лице прекрасной лепки не выражали ничего, кроме невероятной досады и откровенной скуки. Он смотрел на нее через просторный, обитый дорогим зеленым шелком рабочий стол и грезил только об одном. Чтобы ее здесь не было…Чтобы скорее закончился этот утомительный рабочий день, чтобы все его клиенты забыли о нем на несколько долгожданных Рождественских дней, чтобы поскорее оказаться подальше от суетливого Лондона под прохладными сводами старинного замка Лакримоза, чтобы поскорее свершилось все, что он задумал…

«Бог мой, как же я устал. Ну чем, чем можно помочь этой бестолковой женщине? Муж ее прав. Она сама во всем виновата. Она действительно была милейшим созданием, но лень, невежество и природная глупость превратили ее в толстую, неуклюжую, неухоженную мегеру, вечно недовольную собой, детьми и собственным мужем. Бедняга, он надрывается на двух работах, чтобы прокормить семейство, а ей все никак не угодишь, вот он и завел интрижку на стороне…»

— Вы меня совсем не слушаете? — недовольно прогремела миссис Вандербилд.

— Напротив, я весь во внимании. Вы говорите, что он завел любовницу на стороне. Вы в этом уверены? У Вас есть доказательства?

— Да, я видела их вместе, рука об руку, в чайной «Три пеликана», это недалеко от нашего дома. Они сидели и ворковали, как влюбленные голубки. А я проходила мимо и увидела их в окно.

— Вы сказали об этом мистеру Вандербилд?

— Пока еще нет, но собираюсь. Сегодня же вечером я все ему выложу, он у меня получит подарочек на Рождество…, — миссис Вандербилд кипела от возмущения, как раскаленный чайник на плите.

— Я бы настоятельно рекомендовал Вам этого не делать. Сделайте вид, что Вы ничего не знаете. Я помогу Вам выйти из создавшегося кризиса в Вашей семье. Все в Ваших руках. Если Вы прислушаетесь к моим советам, то не останетесь одна с тремя детьми на руках. Во-первых — смените прическу, купите пару новых нарядов и посетите косметолога и диетолога. Во-вторых — напеките пирогов побольше. Ведь Вы обещали заниматься выпечкой, когда выходили замуж, а обманывать нехорошо. Да-да, пирогов с маком, изюмом и корицей. Особенно с корицей — запах будет изумительный по всему Вашему дому.

В-третьих — обещайте, что в течение ближайших двух недель Вы не скажете мужу ни одного грубого слова. Через две недели приходите, обсудим результаты, вот увидите — Вы заметите перемены.

Миссис Вандребилд так и сидела с открытом ртом, тупо уставившись на доктора. И пока она не собралась высказать очередную порцию негатива, доктор Альберт еще добавил:

— И никакого нытья. Перестаньте, наконец, ему ежедневно жаловаться на погоду, на здоровье, на инфляцию, на соседей. Встречайте его с работы с ласковой улыбкой на лице и вкусным ужином в столовой. Попробуйте — хотя бы пару недель. Ах да, волосы покрасить в натуральный цвет. Он будет больше Вам к лицу. Сделает его моложе и мягче. Поверьте — в деле сохранения семьи важны даже такие мелочи.

— Ага, значит в натуральный цвет Вы говорите…пироги с корицей… Ну хорошо, доктор, подождите, я все это запишу подробно. Что там сначала? Так, сменить прическу… — Она достала потрепанную записную книжку и огрызок красного карандаша и с готовностью уставилась на него своими маленькими тупыми глазками. — Вы не могли бы повторить, я все запишу.

Доктор Альберт сдержанно вздохнул, потянулся, размял затекшие плечи, посмотрел в окно и начал все сначала. Через полчаса все было кончено, и он наконец-то остался один.

— Сегодня больше никого не принимаем, и Вы можете идти домой пораньше, мисс Нелли, — сказал он своей секретарше по внутреннему телефону.

Потом он неторопливо выдвинул ящик стола, достал коробочку своих любимых сигар. Выбрал одну и с наслаждением затянулся. Сладковатый дым быстро наполнял его уютный рабочий кабинет и привычно успокаивал. Напряжение последних дней быстро отпускало. Он устало закрыл глаза и задумался о завтрашнем дне. Сердце забилось чаще. Он сильно волновался. Все ли он продумал? Ничего ли он не забыл? Несколько месяцев он готовился к этому дню. Долгие недели бессонных ночей. Как часто он просыпался в своей залитой лунным светом просторной холостяцкой спальне в Карневалл-Холле в ледяном поту, задыхаясь от страха, что все пойдет не так, как он задумал. Лишь на рассвете он проваливался в короткий и беспокойный сон, который мучил его и не приносил облегчения.

Доктор Альберт — видный и красивый мужчина. Ему было пятьдесят пять лет, но выглядел он моложе, так как он был спортсменом, занимался водной греблей и охотой. У него была обширная практика, от клиентов никогда не было отбоя. Его блестящее образование на медицинском факультете Кембриджа, врожденный дар тонкого психолога и богатый жизненный опыт помогли ему сколотить приличное состояние и обеспечить безбедное существование своих двоих детей. Они уже давно выросли и жили отдельно. Жена Мэри умерла десять лет назад. С тех пор он больше не женился и вел холостяцкий образ жизни. В его красивом особняке частенько собирались многочисленные друзья по Охотничьему клубу и настоящие знатоки шахмат. Он был богат, успешен и знаменит. И сейчас он ждал Рождества, как ребёнок ждет чуда. Он понимал, что завтрашний день будет решающим в его жизни.

«Ключи…Эти ключи…. Догадается ли она? О, несомненно, ведь она дьявольски умна. Все ли я продумал?»

Сигара медленно догорала в его руках, когда он внезапно очнулся из забытья. Ему резко захотелось что-нибудь перекусить, и он позвонил своему слуге Эвансу, чтобы он накрыл ужин в гостиной. Холодный язык, сыр, каперсы и немного белого вина. Все, как он любил.

Глава 7. Николас и Эдвард.

Главный редактор Лондонского издательского дома «Гринвуд» Томас Беркли нетерпеливо смотрел на часы, которые показывали четверть шестого вечера. Николас опаздывал, и Томас уже заметно терял терпение. Ему еще нужно было успеть заехать в «Харродс» и купить подарки для своих многочисленных родственников, которые соберутся в его квартире на Кенсингтон-Черч-Стрит завтра на Рождественский обед. Он целую неделю собирался этим заняться, но дела и заботы издательства так сильно завалили его с головой, что он дотянул с подарками до последнего дня и теперь сильно нервничал, поглядывая на неприветливую завесу снежной бури за окном.

В половине шестого дверь в его кабинет с шумом открылась, и в жаркую натопленную комнату снежным вихрем ворвался Николас — его любимый сотрудник, самый ценный и широко известный критик его издательства. За его блестящие рецензии, неизменно пользующиеся бешеной популярностью в литературных кругах, Томас прощал ему многое — в том числе и опоздание на полчаса в Сочельник.

С мороза глаза Николаса сверкали веселым огнем, на молодых свежевыбритых щеках горел яркий румянец, а его широкая белоснежная улыбка обезоруживала мгновенно. В свои тридцать два года он был востребован в своей профессии, хорош собой и в целом доволен жизнью. Его любили за веселый нрав и острый, профессионально отточенный юмор. Несмотря на то, что он очень рано потерял родителей (они умерли, когда ему было всего десять лет), он не стал замкнутым и озлобленным на весь мир мальчишкой. Напротив, он вырос общительным, открытым и жизнерадостным юношей, выбрал себе литературное поприще и за десять лет упорной карьеры в разных издательствах снискал себе славу одного из лучших литературных критиков в Англии.

Сегодня он принес в издательство свой последний шедевр — короткую, но яркую и запоминающуюся, как, впрочем, и всегда, рецензию на последний роман Елены Воронцовой «Ее предсмертный ноктюрн».

— Николас, дорогой! А ты в курсе, что поставил под угрозу закупку подарков для моей родни? Миссис Беркли будет в ярости, если вместо обещанных сережек из последней коллекции Tiffany она получит купленный в уличном магазинчике чайный сервис, которых у нее и так уже три штуки.

— Извини, Томас, я еле добрался. В городе жуткие пробки из-за снежных заносов. Просто чудо, что я не застрял еще дольше. Но ты же знаешь, мой мощный Порше не боится сугробов и выручил меня и на этот раз.

Томас знал. Великолепный спортивный красный Порше был предметом гордости Николаса и восхищал его друзей. Именно такой автомобиль — с ослепительным дизайном и мощным характером идеально дополнял образ задорного и талантливого молодого человека — любимца вечеринок и предмета воздыхания всех женщин — от молодых домохозяек до полковничьих возрастных вдовушек.

— Я надеюсь, что дело того стоит. Не тяни, давай уже сюда свой шедевр.

Николас хлопнул папкой с рецензией на стол и довольно уселся напротив ярко пылающего огня в камине. Он был уверен, что шефу понравится.

В последние годы не было ни слова критики или упрека в адрес его работ. Он верил в свои силы и талант и заранее улыбался своим мыслям. Он уже обдумывал, какие новые гравюры он сможет купить для гостиной в своем скромном, но изящном и стильном доме на Даунинг-стрит. Он уже давно присмотрел их в одном антикварном магазинчике. Пара чудесных гравюр эпохи начала правления королевы Виктории с сюжетом традиционной конной охоты на лис. Они отлично подойдут к его коллекции антикварных гравюр с конными скачками с Дерби, собирательством которых он страстно увлекался. Его вообще привлекали спорт, сила, мощь, динамика и скорость. Все это было отражением его внутреннего Я.

Языки пламени весело полыхали в камине, и лицо шефа сияло, как начищенный медный таз, выражая явное удовольствие. Он перечитывал отрывок уже в третий раз, довольно ухмыляясь в свои пушистые, торчащие в разные стороны усы. И сейчас он был похож на кота, который стянул свежие сливки со стола хозяйки, а после лакомства блаженно развалился кверху пузом у камина.

«…Новый роман Елены «Ее предсмертный ноктюрн» — это книга-загадка, книга — лабиринт. Читатель, только рискни ступить на зыбкую поверхность первых страниц — и будь осторожен. За поворотом каждой страницы тебя ожидает зловещая тайна. Кому понадобилась смерть юной и бедной пианистки? Под звуки тревожного, щемящего сердце Бетховена, разгадаешь ли ты, читатель, эту запутанную загадку, прежде чем прочтешь последние строчки романа, с удивлением заметив, что уже шесть часов утра, что огонь в камине давно догорел, а все твои догадки были ошибкой.

Книга захватывает с головой, погружает в мистический мир, где трудно, почти невозможно разделить грань добра и зла, где на каждой странице — ключи от фальшивых дверей, коридоры, ведущие в тупик, мир на грани искаженной реальности. И только частному сыщику Алексу подвластно вычислить верный след в сложной паутине лжи. Потому что зло должно быть всегда наказано. В сумеречном мире интриг и тайн в книгах Елены не может быть иначе.

Меня каждый раз пугает беспросветный мрак Эдгара По, удивляет непредсказуемый в своих разгадках Гастон Леру, восхищает изобретательный Конан Дойл. А Елена — завораживает. Ее книги — настоящее зелье, действует как приворот, сжимает воспаленное сознание в тиски с первых страниц и отпускает только с рассветом.

Читайте новый роман «Ее предсмертный ноктюрн» и не пытайтесь разгадать, кто убийца — оставьте эту работу Алексу, просто погрузитесь в книгу, как в полумрак, и насладитесь новой тайной»

Томас снял очки, неторопливо достал платок и, хитро прищурив свои подслеповатые, как у кота, глазки, начал аккуратно протирать стекла.

Николас знал привычки шефа наизусть. Ему не просто понравилось. Он в полном восторге. Когда после прочтения он начинал вот так протирать свои очки, это значит, что пристроенный к его мозжечку калькулятор уже высчитывал выгоду, которую принесет ему тираж нового блестящего романа с потрясающей рецензией на обложке, которую мог написать только он — самодовольно улыбающийся брюнет с широкими спортивно развитыми плечами и детскими ямочками на щеках, которые не давали покоя десяткам женщин. Его любимец — Николас.

— Неплохо. Даже очень хорошо.

— Ты хочешь сказать, бесподобно? Мне и самому понравилось. Я написал это на одном дыхании. Этот «Ноктюрн» и вправду лишил меня сна на пару ночей. И как ей это удается? Держать читателя в полнейшем напряжении на триста страниц…Все-таки она удивительная женщина…

— Николас, надеюсь, ты оставил все свои жалкие попытки растопить лед в ее сердце? По-моему, там нечего топить. По мне, она, конечно, безусловно, прелестна, но, очевидно, холодна, как суровое Балтийское море, омывающее ее далекую заснеженную Северную Венецию. Блистательный Санкт-Петербург…Хотел бы я там побывать в годы очаровательных светских балов восемнадцатого века. Говорят, что икра и шампанское лилось тогда рекой. А сейчас все это уже в далеком прошлом.

— Ах, Томас, еще год назад я смирился с полным фиаско. Кажется, ее вообще не интересуют реальные мужчины. Ее суровый, вымышленный шотландец Алекс с нордическим характером и вычислительной машиной вместо головы — похоже, вот кто герой ее мечты.

— Я слышал, что она вернула тебе того милого, на мой взгляд, Гейнсборо². Это правда? Ведь это был самый натуральный, подлинный Гейнсборо?

— «Спасибо, дорогой Николас, у Вас превосходный тонкий вкус. Но видите ли…Стиль Гейнсборо, такой нежный и такой изысканный, никак не сочетается с моими реалистичными и более близкими мне Малыми Голландцами³. Поэтому вынуждена вернуть вам Ваш подарок…». — Ну не стерва ли? Натуральная стерва. Я на этого Гейнсборо ухлопал целое состояние, Слава Богу, еле-еле пристроил его потом на Бельгийском аукционе.

— Сочувствую, дружище, не ты первый, не ты последний, кто ломился, как безумный раненый олень, в ее запертые для всех двери. Сам черт не поймет, что у нее в голове и как к ней подступиться. Хотел бы я посмотреть на того, у кого получится этот смертельный номер. Ну что же… Ты прав. Отличная работа! Как насчет немного бренди, за удачу? Нас ожидает ошеломительный, успешный тираж!

— Глоточек с удовольствием, и все, я помчался. У меня сегодня еще куча дел, да и сережки для миссис Беркли Вас уже заждались.

Они выпили немного бренди, еще поболтали о пустяках и, довольные друг другом, в предвкушении Рождественских праздников, покинули здание издательства, замотавшись хорошенько в пальто и шарфы.

Томас на элегантном черном Кадиллаке тронулся в центр Лондона на штурм «Harrods», а Николас на красном Порше рванул сквозь снег и ветер в сторону шумного богемного района Сохо.

Ему поручили важное дело, и он никак не мог подвести своих старинных друзей из замка Лакримоза. Неразрывные узы дружбы, прочные нити привязанности, особенно к Джеймсу и леди Ребекке, связывали его бурную холостяцкую жизнь с размеренной и чопорной аурой жизни обитателей замка. Он многим был обязан семейству Эшли, и, если бы его послали поставить британский флаг и выпить бутылку виски на Северный полюс на благо это дома, он бы, не задумываясь, это сделал.

Ну а сейчас задачка у него была полегче. Восемнадцатилетний Эдвард, внебрачный сын лорда Эшли и головная боль всего благородного семейства, слишком рано узнал, что такое алкоголь, девушки и танцы до утра. Николасу сегодня нужно было достать его пораньше из его любимого клуба «Чимну» в Сохо, где он наверняка уже начал отмечать Рождество и скорее всего уже напился до чертиков и потратил кучу денег в сомнительной компании разукрашенных девиц. Задача — забрать его оттуда, отвезти к себе домой и на следующий день доставить в целости и сохранности в замок Лакримоза к семейному торжеству. Чистенького, трезвого и желательно в хорошем настроении.

В клубе было как всегда шумно, весело и сильно накурено. Продираясь сквозь плотную толпу веселящейся молодежи, Николас нетерпеливо расталкивал всех локтями. Он не сомневался, что застанет Эдварда за лучшим столиком в клубе, прямо у сцены, на которой задорно и лихо выступала обворожительная чернокожая Жанетта из Нью-Йорка.

Неплохое содержание, которое ежемесячно лорд Эшли посылал своему сыну, позволяло ему всегда выбирать самое лучшее. Лучший клуб в этом районе, лучший столик, лучшее вино во всем этом заведении и, конечно, самые красивые юные девушки вокруг, как пестрые бабочки, разодетые в легкие разноцветные платьица. Вечер явно удался…

Несмотря на веселый характер и привычку быть в центре любого общества, Николас на самом деле не любил вечеринки. Он быстро уставал от шумной музыки, нарядной толпы и разгульного куража. Еще с молодости он предпочитал скорее улизнуть из шумных компаний и поскорее побыть в одиночестве. Спорт и автомобили интересовали его гораздо больше, чем светские рауты или молодежные сборища. Вот и сейчас, за двадцать минут нахождения в клубе он уже ощущал первые признаки мигрени — слабую пульсирующую боль в висках. Он хотел скорее уладить вопрос и убраться отсюда, вернуться в свой любимый дом, отмыть в горячей ванне и уложить Эдварда в гостевой комнате и вернуться к роману, к своей неоконченной книге. В свободное от постоянной работы в издательстве время он по-любительски корпел над написанием детективов и считал минуты, чтобы он смог, наконец-то, расположиться в своем кабинете, зажечь любимую лампу с зеленым абажуром и погрузиться в работу.

— Эдвард, мальчик мой! Как хорошо, что ты здесь. Веселая вечеринка, не так ли?

— Николас, дружище! Рад тебя видеть! Садись с нами, выпьем французского вина. Здесь подают неплохое вино. Что-то ты бледный какой-то, ты не заболел?

— Да нет, просто день был такой утомительный. С утра хлопотал насчет подарков, потом дела в издательстве…Ты не забыл о наших договоренностях? Сегодня ты ночуешь у меня, а завтра с утра пораньше рванем в Норфолк. Хорошо, что ты заранее завез мне все, что нужно для поездки, к тебе уже не поедем — сэкономим пару часов времени.

— Да как уж тут забыть, тетушка Ребекка звонила мне вчера и сегодня раза три, просила быть хорошим мальчиком и не огорчать своего папочку…Тоже мне…Папочка… — Эдвард в сердцах опрокинул бокал вина на уже порядком залитую за сегодняшний вечер скатерть. — Я еду только ради тетушки Ребекки. А отец…Ты же знаешь, я ненавижу его. Ни его помощь, ни его деньги не вернут мне мать. Если бы не он, она бы была сейчас жива!

— Да, мой мальчик, я тебя понимаю. Это тяжело простить, верю, что почти невозможно. Но если бы не он — тебя бы вообще не было на свете, — Николас чувствовал, как шум музыки становится почти невыносимым и страдал от усиливающейся головной боли.

— Да лучше бы я вообще не родился, чем жить вот так! У меня есть деньги, папочка дает мне лучшее в Англии образование, но у меня нет нормальной семьи, ни матери, ни отца, которого бы я по-настоящему любил, гордился и уважал его. А так…Я не испытываю к нему ничего, кроме злости и ненависти за мать. Он бросил ее, и ее сердце не выдержало. А ведь ей было всего двадцать пять лет!

Пестрая стайка бабочек, подружек Эдварда, в ужасе разлетелась от столика в разные стороны, кроме преданной ему Элли. Эдвард мрачно уставился на опустевшую бутылку, так же горько и безутешно, как Гамлет на череп бедного Йорика.

— Элли, детка, оставь меня. Я заеду к тебе после Рождества. Надеюсь, мой подарок тебе понравился?

— Да, милый. Это колечко с топазом — оно очаровательно! — ответила его прелестная подружка Элли, студентка медицинского колледжа, давно потерявшая голову от синевы глаз юного Эдварда. Я позвоню тебе. — И удалилась к подружкам за другим столиком.

— Ну, все, Эдвард, хватит дуться. Поедем уже домой. Сегодня вечером моя кухарка Элиза обещала жареные куропатки со сливочным соусом и салат из морепродуктов. Все, как ты любишь.

— А сливовый пирог будет? — Эдвард встрепенулся и отвлекся от своих грустных мыслей.

— Конечно, я же помню, как ты его с детства любишь. Элиза печет его изумительно. Ну, поедем.

Волшебная ночь перед Рождеством, сказочный Сочельник торжественно вступает в свои права. В ожидании чуда город не спит. Мужчины зажигают в своих домах разноцветные гирлянды на елках и окнах. Женщины хлопочут в последних заботах о завтрашнем угощении. Детвора не спит. Загружают вопросами своих родных и близких — какие подарки их ждут, и где на самом деле живет Санта?

Николас тоже не спал. Была уже глубокая ночь, когда он напечатал на старенькой любимой печатной машинке последние строки своего нового детективного романа под пафосным и многообещающим названием «Вершитель судеб».

Он взял папку с рукописью, устроился поближе к догорающему камину и, доедая остатки вкуснейшего сливового пирога, начал перечитывать финал.

«…Он стоял на краю высокого утеса, возвышающегося над морем, и смотрел на холодные, свинцовые волны. Ледяная, бездушная глубина пугала, манила, звала на погибель, затягивала, несла верную смерть всем, кто ее искал.

Прошло пять лет с той ночи, которая унесла жизни молодого Рональда Рэдклифа и его юной невесты, убитых в своем доме при загадочных обстоятельствах. Полиция так и не смогла разгадать тайну этого жестокого убийства. Дело было закрыто за неимением улик и доказательств вины подозреваемых.

Он вглядывался в последние лучи заходящего солнца и ликовал.

Ваш Закон, Правосудие, Возмездие и Воля Божья проиграли мне. Никто и никогда не сможет разгадать эту тайну, потому что я — Мастер. Я — Вершитель судеб. Только мне одному подвластно управлять людскими жизнями, это так же легко, как переставлять фигуры на шахматной доске.

Еще мгновение, и его улыбка погасла вместе с последним отблеском заката. Его миссия на Земле была завершена, и он сделал решительный шаг вперед — навстречу бездне…»

«Мрачновато, — как обычно, скажет его шеф Томас Беркли. — Слишком уж зловеще, совсем неправдоподобно, вычурно и надуманно. Читатель не поверит в эти твои страшилки. Кроме того, прости, но уже с двадцать третьей страницы мне было ясно, кто убийца. И дальше — это уже не детектив, а фантасмагория какая-то. Извини, я не возьмусь это печатать…»

Так скажет Томас и десятки других издателей. Николас знал, что так и будет. Николас знал, потому что десять его предыдущих романов так никто и не напечатал.

«Дружище, ты лучший в Англии литературный критик, оставь ты эти попытки писать детективные романы. Пусть пишут те, у кого это хорошо получается. Каждому свой хлеб…» Он слышал такое не раз.

Он знал, что никуда не годится как писатель, но не мог не писать. У каждого может быть своя страсть, свое хобби, не приносящее денег, отнимающее время, но питающее энергией. Детективы — была его страсть, помимо спортивных машин и конных скачек.

Часы показывали далеко за полночь. Он вздохнул, дожевал последний кусочек пирога и бросил рукопись в камин. Он понял, что не понесет ее в издательство, что больше не хочет выслушивать критику в свой адрес, и решил, что с него довольно, это был его последний роман. Займется лучше плотнее своей работой, которую он выполнял не просто хорошо, а очень хорошо. Он давно уже присматривал себе новый спортивный немецкий автомобиль. Таких автомобилей еще не было ни у кого в Лондоне, и он рассчитывал, что новый год будет для него еще более финансово успешным, чем этот стремительно уходящий год.

…Догорали страницы в камине, догорали мерцающие огоньки в окнах засыпающих домов. Ярко и холодно догорали Рождественские звезды, а в сердцах не спящих сейчас людей теплилась надежда о добром, светлом и радостном будущем, как всегда бывает в эту волшебную ночь перед Рождеством.

Глава 7. Музыкальный салон.

Лорд Эшли и леди Ребекка, Джеймс и Линда расположились с утра в прелестном музыкальном салоне. В воздухе витал тонкий аромат свежесрезанных белых роз из чудесного зимнего сада. Пышные букеты украшали белый рояль и столики у просторных светлых французских окон, выходящих прямо в сад.

Линда играла на рояле. На ее лице отражалось волшебство завораживающих звуков Шопена. Она играла без нот. Эту музыку она любила с детства и знала наизусть.

Всю ночь Линда провела без сна, в тревогах и сомнениях, мучивших ее в последние годы. Ей было уже тридцать пять лет. Молодость безвозвратно уходила, увядала ее красота, блеск и очарование. Таяли, как воск свечи, ее призрачные надежды и мечты о счастливом браке, о любви, о радости материнства. Возможно, уже слишком поздно что-то менять. Ее благополучие полностью зависело от семьи Эшли. Возвращаться во Францию в свой отчий дом к престарелому отцу ей не хотелось. Своего капитала до смерти отца или мужа у нее не было. В своей жизни она ни дня не работала и не представляла себе, откуда берутся деньги. Оставить непутевого и нелюбимого мужа она не могла из жалости к нему, к себе, к напрасно прожитым годам. Она жила как во сне, как птица в дорогой клетке, окруженная дорогими интерьерами замка Лакримоза. С каждым прожитым днем в ее сердце назревал протест. Она хотела жить, дышать, любить. Запыленные портьеры и почерневшие от времени портреты блистательных предков Эшли давили на нее, лишали воздуха. Она частенько бродила по длинным и запутанным коридорам замка долгими зимними вечерами, как будто искала выход на волю. Выход, которого не было. Некуда идти, некуда бежать.

Музыка была ее отдохновением. Линда давала восхитительные домашние концерты и искренне радовалась в эти дни восторженным аплодисментам благодарной публики.

Вот и сейчас, в славное, нежное, трепетное Рождественское утро музыка действовала на нее, как болеутоляющий наркотик. Тени под глазами после бессонной ночи уже заметно разгладились.

— Прелестно, Линда. Божественно, как всегда! — сказал ее муж Джеймс. Довольный и сытый после плотного завтрака и крепкого сна. — Надеюсь, вечером ты сыграешь нам что-нибудь бодрое. Ведь сегодня Рождество. Хочется что-то повеселее, чем Шопен.

— Конечно, милый. Сегодня вечером у меня запланирована специальная программа. Ты будешь приятно удивлен.

Странные, едва уловимые нотки прозвучали в ее голосе. Если бы Джеймс посмотрел в этот момент в ее глаза, то заметил бы новое, не свойственное ей выражение. Ледяное спокойствие и необратимая решимость. Вот что это было. Как будто она перешла черту и приняла бесповоротное решение, которое изменит ее жизнь раз и навсегда. Но Джеймс не увидел ничего. Он улыбался и мечтательно смотрел в окно, за которым бушевала стихия, и раздумывал о предстоящем приятном ужине в кругу семьи и друзей.

— Как думаешь, когда они доберутся? — беспокоилась леди Ребекка, тревожно вглядываясь в беспросветную плотную белую мглу.

Снег валил всю ночь, не утихая ни на минуту, дворники из ближайшей деревни с утра работали без устали, расчищая подъездную аллею к воротам замка, но спустя час ее снова покрывали сугробы выше колена.

— За Николаса я не беспокоюсь. У него мощный спортивный автомобиль. Елена выехала пораньше и, думаю, к обеду будет. А вот за доктора я волнуюсь. В последнее время он стал какой-то рассеянный и несобранный. Я неоднократно спрашивал его, что случилось, но он просто говорил, что устал, много работы, — ответил лорд Эшли.

— Еще бы, он работает без выходных, в отличие от некоторых, — съязвила Линда.

— С тех пор, как умерла его жена, он так больше и не собирается жениться. Не думаю, что холостяцкая жизнь в его возрасте идет ему на пользу, но он меня совсем не слушает, отшучивается, чтобы я оставил его в покое, — вздохнул лорд Эшли.

— Не всегда семейная жизнь приносит счастье, — многозначительно вставила Линда.

— И все-таки человек не должен жить один. Это противоестественно. Ведь самой природой заложено каждому найти себе достойную пару для продолжения рода…

Неловкая пауза повисла в тишине комнаты. Джеймс понял, что затронул болезненную для Линды тему и смущенно умолк. Но Линда уже не слушала его. Ее мысли блуждали очень далеко, за пределами этой комнаты, далеко от приторного, удушающего запаха свежих роз.

Глава 8. Последние хлопоты на кухне.

А в это время на кухне замка, на старой, доброй, уютной кухне с закопченными от времени печами, еще помнящими запахи блюд всех предыдущих столетий, разгорались нешуточные мексиканские страсти.

В едином общем порыве сделать этот Рождественский обед самым торжественным, роскошным, вкусным и незабываемым столкнулись в буквальном смысле выражения «на ножах» два гастрономических течения.

Кухарка Мария, румяная, круглая, как воздушный шарик, женщина средних лет, служила на кухне семейства Эшли всю свою жизнь. Ее предки до пятого колена занимались кулинарией в этом доме с незапамятных времен и безраздельно властвовали на вверенной им территории, не подпуская к кухне никаких дилетантов. Мария была яростным приверженцем старинных кулинарных традиций — еда должна быть вкусной, понятной, простой и сытной. Такой едой, какую ели их предки во все времена. Она не признавала никаких новомодных веяний, поступающих в Англию с более продвинутого европейского континента — типа устриц, омаров и лягушачьих лапок, и члены семьи давно смирились с этим, навёрстывая упущенное в лучших ресторанах Лондона.

Сегодня на кухне толпилось сразу три дилетанта — няня Оскара Миранда, дворецкий Эндрю и горничная Агата. За последние дни они решительно заручились поддержкой лорда Эшли и леди Ребекки, выдержали бурю и натиск Марии и в итоге преуспели.

Благодаря выигранному ими сражению, в этом году вместо жесткого, жилистого и суховатого гуся на столе появится, наконец-то, индейка. Пухленькая, жирненькая, с божественным запахом и с золотистой хрустящей корочкой. Помимо поднадоевшей всем пресноватой брюссельской капусты и унылого запечённого картофеля всех порадуют также жареные креветки, бекон, каштаны и пастернак. Кроме давно уже навевающего тоску крыжовенного сиропа и соуса из мясного бульона и трав к мясу будут поданы клюквенный, смородиновый соусы, а также розмариновое и мятное желе и нежное суфле из белых грибов и голубого сыра. Желанным новшеством будут еще милые Йоркширские сдобные булочки, заранее пропитанные изумительно вкусным маслом из-под запеченной индейки.

На десерт планировался традиционный Рождественский пудинг по рецепту пра-пра-прабабушки Марии с обязательной серебряной монеткой, спрятанной внутри на счастье того, кому достанется, и непременной театрально эффектной церемонией подачи пудинга к столу. Пудинг польют заранее подготовленным, выдержанным в дубовой бочке, двадцатилетним бренди, подожгут и торжественно внесут в столовую под восхищенные аплодисменты гостей — как главный символ Рождественского обеда.

Вот только на вкус это блюдо было всегда сомнительным для того, чтобы быть главным угощением десерта. Приготовленный за несколько дней пудинг, начиненный изюмом, цукатами и сухофруктами, да еще и с прокоптившейся от полыхающего бренди коркой, никогда не вызывал искренних восторгов, и все воспринимали его лишь как неизбежную дань английским традициям. В этом году семейство Эшли взбунтовалось, и было принято общее решение разнообразить десерт.

Готовились сладкие Рождественские пироги, покрытые сахарной, карамельной и шоколадной глазурью, и еще (чему очень был рад дворецкий Эндрю) большой сливочный трехъярусный торт, украшенный взбитыми сливками, розочками и свечами.

Уступив по всем позициям от индейки до торта, Мария не сдавалась и упорно отстаивала свои права. Предметом споров сейчас была начинка для сладких Рождественских пирогов.

— В пироги только зерно бобов, монету, кольцо и пуговицу. Все остальное — через мой труп, — заявила она, решительно уперев руки в круглые бока, похожая на маленький танк, идущий в атаку.

— Дались тебе эти пуговицы, а вдруг лорду Эшли достанется пуговица — и все, денег у него больше не будет, хозяйство полетит к чертям собачьим, а мы все пойдем на улицу искать новую работу, и ты тоже — со своей маниакальной преданностью традициям, — недовольно пробубнил дворецкий, на всякий случай, заходя бочком за спину няни Миранды.

По давней традиции, уходящей вглубь веков, в Рождественские пироги прятались зерно боба, монета, кольцо или пуговица. Кому монета — тому деньги, кому боб — тому счастье, кому кольцо — тому замуж или жениться, а кому пуговица — тому бедность.

— И я категорически против пуговицы, — няня Миранда поддержала дворецкого Эндрю, ей тоже было что терять, рисковать не хотелось.

— Ну, хорошо, с пуговицей я погорячилась, оставим только боб, кольцо и монету — но свои записочки девайте куда хотите, только не в мои пироги, не подпущу, — грозно предупредила Мария.

Отдавая дань последней европейской моде, леди Ребекка загорелась идеей подготовить и спрятать где-нибудь в еде специальные открыточки-записочки с предсказаниями будущего — кому что сулит новый год. По ее мнению, это будет очень весело и занимательно. Леди Ребекка лично составляла записочки, и ей очень хотелось сделать сюрприз своим близким. Но пока еще не было придумано, куда их запрятать.

— А что, если спрятать их в торт, — смущенно и робко заикнулась молчаливая и незаметная до этого горничная Агата.

Все удивленно посмотрели на нее, как будто только что заметили, что она здесь. Агата была тихой, скромной девушкой двадцати пяти лет, с ясными голубыми глазами, всегда немного настороженными и испуганными. Все в доме ценили ее за ответственность, аккуратность и чистоплотность, но редко слышали ее голос, поэтому смотрели на нее с неподдельным изумлением, как будто увидели курящего страуса в летней панамке.

— Действительно, отличная идея, давайте порежем торт на куски и предложим гостям. Вот все удивятся, когда найдут в своем кусочке милую открытку с предсказанием. Леди Ребекка лично постаралась, чтобы они были интересными, яркими и разнообразными, и, конечно, только приятными для всех, — согласилась няня Миранда. — Я лично займусь этим вопросом, если никто не против. А Агата может мне помочь.

Никто не возражал. Мирно разрешив последние разногласия в подготовке обеда, все разделили между собой последние хлопоты на кухне. В заметно приподнятом настроении, умиротворенно и радостно каждый занялся свои делом.

Ведь для каждого из них, независимо от их статуса и положения в доме, Рождество — это всегда не просто праздник, а скорее яркое олицетворение уюта и незыблемых традиций настоящего английского дома, предчувствие добра, теплоты, щедрости и милосердия.

Няня Миранда развернула очередную открытку, не устояв перед соблазном прочитать заранее, что придумала леди Ребекка. «В следующем году навсегда забудутся старые обиды, а Ваше сердце наполнится любовью к окружающим Вас людям.»

«Пусть Он будет счастлив, пусть Ему достанется эта открытка. Забыть все обиды и начать новую жизнь — это то, что Ему необходимо, чтобы быть счастливым. Слишком тяжела ноша для одного человека», — размышляла она, думая об отце Оскара Роберте.

Она была сильно привязана к мальчику и его отцу. Они были ее самыми близкими людьми. Она относилась к Роберту с подлинной сестринской любовью и сердечно жалела его. Несмотря на его всегда позитивное, доброжелательное и веселое настроение, глубоко в душе, и она это точно знала, он тяжело мирился с обстоятельствами его жизни, предначертанными ему самой Судьбой.

Жена Роберта Анна оказалась в стенах психиатрической больницы с диагнозом маниакально-депрессивного расстройства и в состоянии полной невменяемости спустя три года после рождения их сына Оскара. Драматические события тех лет до сих пор оставались под плотной завесой семейной тайны. Было лишь доподлинно известно, что в один прекрасный день дочь лорда Эшли от первого брака взяла на руки своего трехлетнего ребенка и шагнула из окна своей спальни с высоты десятиметровой замковой стены. Мать и дитя выжили. Но с того дня она уже никогда не приходила в сознание и не узнавала окружающих, постоянно твердила, что им незачем жить, и они должны оба погибнуть. Так суждено. В ее спальне была обнаружена ее прощальная записка «Простите меня, но вы сами этого хотели».

Убитые горем, лорд Генри и леди Ребекка так и не смогли понять и объяснить себе и близким, что произошло. Негласно было решено, что причиной нервного срыва послужила затянувшаяся, сильная послеродовая депрессия (роды были тяжёлыми), усугубленная тем, что лорд Эшли с самого начала был против брака его единственной дочери с мужчиной не из их круга — обыкновенным лондонским инженером из бедной семьи, без капитала и достойной родословной. Также поговаривали, что лорд Эшли грозился лишить свою дочь наследства, если она ослушается его воли, но реальные условия последнего его завещания были тайными и неизвестными никому, кроме адвоката семьи Эшли.

Со временем черные краски от произошедшего события постепенно стерлись. Анна жила в больнице, но в самых лучших условиях, которые могли быть предложены во всей Англии. Ее постоянно навещали, хотя она, к сожалению, уже никого не узнавала. Лорд Генри смирился с неизбежным роком, постигшим его бедную дочку, и делал все возможное, чтобы ее муж и ребенок никогда ни в чем не нуждались.

А Роберт отдавал сыну вдвойне всю ту любовь и нежность, которую он недополучал от матери, но так и не смог смириться с потрясением. Внешне сильный, мужественный и целеустремленный, внутри он был все еще сломлен, но мало уже кто знал и догадывался об этом.

Лишь няня Миранда, с ее добрым сердцем, сейчас искренне желала, чтобы это Рождество чудом растопило лед в его надломленной душе и пробудило Роберта к улыбкам, радостям, счастью и прощению.

Глава 9. Встреча гостей.

Несмотря на тревожные прогнозы леди Ребекки, все гости благополучно добрались к двум часам, почти одновременно наполнив приемный парадный зал замка веселым и радостным шумом.

Встреча гостей получилась по-домашнему теплой. Все члены семьи и слуги высыпали навстречу прибывающим друг за другом гостям и наперебой предлагали окружить замерзших, засыпанных снегом путников теплом гостеприимного очага.

Горячие ванны, комфорт прекрасно обставленных и украшенных гостевых комнат на втором этаже, лучшие в Англии сигары, горячий чай, кофе и закуски, пряный глинтвейн — все это было заранее приготовлено и с любовью продуманно до мелочей.

Со стороны мрачный замок сейчас был похож на веселый сказочный дом, полный волшебных запахов, красок и звуков. Его атмосфера настолько располагала к приятнейшему времяпровождению, что даже скептически настроенный Эдвард растаял под воздействием волшебства Рождественского праздника.

Больше всех радовался маленький Оскар. Он все утро провел в своей комнате, восторженно изучая подарки, которые нашел под елкой. И сейчас он, как нетерпеливый котенок, носился по всему дому, радуясь новым подаркам от гостей. Он волновался всю ночь и несколько раз спускался ночью в парадный зал, чтобы проверить, не выпил ли еще Рудольф, олень Санта-Клауса, оставленный ему накануне стакан молока. А во сне ему снились горы новых игрушек, книжек и сладостей. Его надежды сбылись. Ребенок, которого все любили и жалели из-за истории с его матерью, был буквально завален подарками и пребывал в полном восторге.

Спустя час, когда гости расположились в своих комнатах и согрелись после долгой поездки по кромешному снегопаду, прозвучал торжественный гонг, призывающий всех к Рождественскому обеду.

Праздничный стол накрыли в столовой. Это была просторная старинная комната с обшитыми дубовыми панелями стенами, картинами с натюрмортами и пейзажами и невероятно старым, еще семнадцатого века, ореховым буфетом вдоль всей стены. Буфет был полон предметов роскоши и старины. Леди Ребекка лично занималась его обустройством, и все предметы были подлинными произведениями искусства — от резных костяных табакерок из Китая восемнадцатого века до изящного французского фарфора двора Людовика Пятнадцатого.

Кухарка Мария была права насчет твердой привязанности семьи к традиционной английской кухне. Среди старинных картин и потемневших от времени антикварных предметов лягушачьи лапки или американский виски, такие модные в современных ресторанах Лондона, в этой столовой смотрелись бы нелепо. Вот душистое мясо прямо с вертела, благородная дичь и выдержанное в дубовых бочках вино — более гармонично смотрится в подобных интерьерах.

Но сегодня все немного иначе. Обычно присущая англичанам умеренность, сдержанность и педантичность уступила место безудержному, искрящемуся, как брызги шампанского, веселью и празднику вкусной еды.

Вместо белоснежной накрахмаленной скатерти постелена веселая скатерть в милую красно-белую клеточку. Красные и белые свечки зажжены и расставлены по всему столу в хаотичном порядке. Оскар настоял на том, чтобы украсить стол еще и белыми, красными и зелеными шарами и серпантином. В целом, это производило невероятное ощущение уюта и теплоты. Ну и блюда на этот раз оказались на высоте. Индейка произвела фурор, а многочисленные мясные и овощные закуски были встречены с большим воодушевлением.

— Дорогая Ребекка, в этот раз Вы превзошли все мои ожидания, — довольно сказал доктор Альберт, аппетитно расправившись с порядочной порцией жаркого.

— Скажите спасибо нашей славной Марии и всем, кто ей помогал, — ответила леди Ребекка, с удовольствием отмечая, что белый соус к овощам особенно удался, как она и просила.

— Артишоки и пастернак особенно хороши с этим восхитительным розмариновым соусом. Не поделитесь рецептом? Я бы хотел, чтобы моя кухарка научилась так готовить, — продолжал непринужденную беседу доктор.

Леди Ребекка жмурилась от удовольствия и предлагала еще добавки.

Елена и Николас сидели за столиком друг напротив друга. Николас, как загипнотизированный, смотрел на Елену, не в силах противостоять ее очарованию. Он не ожидал встретить ее здесь и все еще не мог прийти в себя, восхищенный ее красотой.

В отличие от Линды, надевшей сегодня яркое серебристое платье с открытыми плечами и глубоким декольте и сверкающей бриллиантами, Елена выбрала скромное, закрытое под горло облегающее платье из тончайшего изумрудного муара. Воротничок и манжеты отделаны французским кружевом Шантильи ручной выделки, мелкие, как бусинки, пуговицы на лифе обтянуты зеленым шелком. Из украшений — только одно кольцо с крупным изумрудом в окружении мелких бриллиантов.

Николас не отрываясь смотрел прямо в невыносимую глубину ее шоколадных глаз и чувствовал в их бездонности присутствие космоса.

Он не видел Елену уже несколько месяцев и считал, что уже давно избавился от гибельного наваждения ее притягательности, от искушения и соблазна, от бессонных ночей и безнадежных мечтаний. Эта женщина действовала на него, как гипноз, сопротивление которому бесполезно.

Елена не была готова к такому прямому и откровенному взгляду. Она даже немного растерялась и замерла, оцепенела, рассматривая сидящего напротив мужчину.

«Какой он все-таки милый. Эти упрямые вихры, непослушными волнами падающие на высокий благородный лоб… Так и хочется к ним прикоснуться, поправить, почувствовать их мягкость и шелковистость… Эти очаровательные ямочки у уголков губ, когда он улыбается… Как поцелуи ангелов. И глаза — такие открытые, искренние, смеющиеся, как у мальчишки…»

Елена взглянула ему прямо в глаза и на несколько мгновений утонула в их синеве. Эта безмятежная синева и искрящиеся звездочки по радужной оболочке неизменно делали Николаса неотразимым для женских сердец. Но в самой-самой глубине этих прекрасных глаз Елена скорее интуитивно почувствовала, чем увидела, едва осязаемые тени печали, даже неизбывного отчаяния, едва сдерживаемой боли. Отчего? От невысказанных слов? Это выражение Елене никогда не встречалось, и она так и не смогла его понять.

«Он явно страдает и скрывает это от окружающих, даже от самого себя. Но что за причина? Он так смотрит на меня… Виновата ли я? Разве я давала ему хоть малейшую надежду, что смогу ответить на его чувства? Нет, ничего подобного. С самого начала все было предельно ясно. Я не хочу быть ни с ним, ни с кем-то другим и предпочитаю одиночество…Не то…Здесь что-то другое…Но что?»

— Елена? Елена, Вы с нами? Вы нас слышите? Они с Николасом играют в гляделки, — из состояния транса ее вывел веселый и громкий голос малыша Оскара.

Оказывается, к ней обращались, ее о чем-то спросили, но она совсем потерялась в глазах мужчины, как во сне…

— Простите, я немного задумалась, что Вы сказали? — извинилась Елена.

— Мы интересуемся, когда на прилавки магазинов выйдет Ваша новая книга. Мы и наши знакомые ждем ее с нетерпением, — сказал Джеймс.

— В моем инженерном бюро мы с коллегами соревнуемся, кто вперед догадается, кто убийца. Надо сказать, никто ни разу так и не выиграл. Уму непостижимо, как Вам удается так мастерски закрутить сюжет, что никому не по зубам разгадка тайны, — добавил Роберт.

— Книга выйдет сразу после Рождественских праздников. Я рада, что мой скромный литературный талант имеет своих постоянных поклонников, — ответила Елена, и нежный румянец смущения расцвел на ее щеках, делая ее еще более прекрасной.

— Тетя Елена, а как Вы придумываете мотив для убийства. Почему люди убивают? — спросил не по годам развитый Оскар.

— Чаще всего причина — это деньги, — ответила Елена.

— Еще ревность. Жены часто отравляют своих неверных мужей, — произнесла Линда, мрачно страдая от невозможной красоты и явного превосходства Елены. Она заметила, как смотрит на нее Николас. Ее Джеймс тоже не мог отвести от нее взгляд, и это ужасно бесило Линду.

Джеймс был безупречным джентльменом, и никогда не позволял себе ничего лишнего в присутствии жены. Но его немое восхищение Еленой было красноречивее любых слов и поступков.

— Ну, дорогие мои, какие убийства, о чем Вы говорите? Это ведь не самая лучшая тема для Рождественского обеда, не так ли? — благодушно сказал лорд Генри Эшли, с удовольствием расправившись с очередной порцией сырного суфле.

— Месть.

— Что, прости? — переспросил лорд Генри.

— Месть. Наказание за прошлые обиды и грехи — вот еще одна причина для убийства, на мой взгляд, самая страшная и жестокая причина, чтобы лишить жизни человека, который причинил тебе боль, или разрушил твою жизнь, — слова были произнесены Робертом тихим, бесцветным голосом, но четко и резко.

Он поднял полыхающие мрачным огнем глаза на лорда Генри, на мгновение задержал на нем острый и холодный, как осколок айсберга, взгляд и уткнулся в свою тарелку.

На несколько секунд над столом повисла почти ощутимая на ощупь, вязкая и плотная гнетущая тишина. Никто не смел проронить ни слова. Няня Миранда и Линда в ужасе посмотрели друг на друга. Им обоим, больше чем другим, была совершенно понятна суть происходящего. Им было неловко и обидно за то, что Роберт не проявил своей обычной сдержанности и учтивости. Затянувшуюся паузу за столом нарушила леди Ребекка.

Оживленно и радостно она хлопнула в свои пухлые розовые ладошки, увенчанные драгоценными камнями, и объявила о том, что сейчас подадут традиционный Рождественский пудинг и сладкие пироги.

Елена не сомневалась, что пудинг произведет непременный ожидаемый успех. Как не сомневалась она и в том, что в Рождественских пирогах ей достанется кольцо — к замужеству. Так оно и было. У нее дома собралась уже целая коллекция колец с различных Рождественских обедов. Казалось, сама Вселенная упрямо стремилась выдать ее замуж, а она упорно этому сопротивлялась.

Красочный фейерверк от загоревшегося на пудинге бренди окончательно разрядил сгустившуюся атмосферу, и на всех без исключения лицах вновь засияли беззаботные, как в детстве, улыбки. Шутки и смех уже не прекращались до самого конца обеда, когда леди Ребекка, счастливая и довольная удавшимся на славу обедом, пригласила всех переместиться из столовой в очаровательную Чайную комнату, где ожидал сюрприз.

Никто не смог скрыть своего искреннего восторга. Торт был великолепен. Белоснежный, в бледно-розовых и зеленых розочках и весь украшенный свечами.

Лорд Генри, как хозяин дома, собственноручно взялся выбрать каждому его личный заветный кусочек. Горничная Агата разносила выбранные кусочки гостям. Лорд Генри не знал, какие именно предсказания были спрятаны для каждого куска и сейчас он, как ребенок, радовался случаю поиграть в игру — кому что достанется.

Первым до открыточки добрался добродушный медведь Джеймс. Он самый большой из всех присутствующих, и аппетит у него отменный, так что это было неудивительно.

«В новом году Ваше состояние удвоится, но для этого Вам нужно завершить начатое. Бойтесь роковой брюнетки с синими глазами. Если Вы противостоите ее колдовским чарам, то добьетесь большого финансового успеха», — со смехом зачитал он.

«Слава Богу, у меня глаза не синие», — подумала Елена. — «Иначе Линда съела бы меня живьем вместо этого торта».

Идея оказалась действительно забавной. Все принялись зачитывать свои предсказания и потом совместно все пытались, умирая от смеха, их расшифровать.

Так, долго перебирали знакомых женщин брюнеток с синими глазами и решили, что под описание подходит кухарка Мария.

— Бойся ее пирожков и пирожных. Ты же любишь вкусно покушать. А путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — веселился Николас.

— Линда оставит меня без рубашки, если я поведусь на пирожки Марии, — отшучивался Джеймс, наслаждаясь сливочными розочками.

К чаю подали еще глинтвейн и пунш, и в Чайной комнате царило настоящее уютное, домашнее Рождественское веселье.

Роберт держался. Он поддерживал шутливый разговор, но перед глазами его стояло несколько слов: «В следующем году навсегда забудутся старые обиды, а Ваше сердце наполнится любовью к окружающим Вас людям. Любовь в виде регулярных подарочков и денежек для близких очень даже приветствуется». Роберт узнавал изящный почерк Ребекки. А ниже, печатными буквами, неизвестной ему рукой было выведено следующее: «ЖДУ ТЕБЯ СЕГОДНЯ В 22.20 У СЕБЯ В КАБИНЕТЕ, ОБСУДИМ УСЛОВИЯ МОЕГО НОВОГО ЗАВЕЩАНИЯ»

Почему так? Почему записка? Почему просто не сказать? Лорд Генри боялся, что кто-нибудь услышит? Кто-нибудь, кто против нового завещания? Вопросов было больше, чем ответов. Роберт никогда ничего не просил у лорда Эшли для собственного блага. Для счастья ему не нужны были деньги и богатства, он сам вел достаточно скромный образ жизни, зарабатывал свой хлеб честным трудом талантливого инженера. Но его беспокоила судьба Оскара, ведь его будущее после смерти лорда Эшли было неизвестно.

Глава 10. Вечер в кругу семьи.

Свечи в замке Лакримоза потихоньку догорали, вечер близился к концу, было уже поздно, за заснеженными окнами снегопад усиливался, и мороз становился все крепче.

В восемь вечера в музыкальном салоне собрались любители музыки, Линда давала концерт. На нем присутствовали лорд Генри и леди Ребекка, Джеймс, Роберт и Елена — кофе, шоколад и ликеры дополняли приятную атмосферу. В Клубной комнате собрались любители шахматных баталий и гавайских сигар — Николас и доктор Альберт играли в шахматы, курили и обсуждали последние новости в экономике и политике. Наверху в детской комнате Оскар, Эдвард и няня Миранда неспешно проводили время за увлекательной новой игрой, подаренной Оскару. В доме было тепло натоплено, во всех комнатах уютно горели камины, последние часы Рождества тянулись медленно и приятно — как топленая сладкая карамель.

Часов в девять вечера Джеймс, сославшись на то, что от такого плотного ужина у него уже глаза закрываются, простился с гостями, и вместе с Линдой они отправились наверх отдыхать в свои комнаты. Леди Ребекка предложила оставшимся сыграть партию в вист в Чайной комнате. Елена играла отлично, так как обладала феноменальной памятью и запоминала все ходы, даже не записывая их, лорд Генри и леди Ребекка играли хорошо, Роберт был слабее всех, рассеян и не собран, его мысли витали далеко. В десять вечера закончили игру, обменялись любезностями. Лорд Генри пожелал всем счастливого Рождества и спокойной ночи и ушел в свой кабинет. По вечерам перед сном примерно до часу ночи он обычно работал или читал в своем кабинете и сказал, что сегодня не собирается изменять своей привычке. Вскоре следом за лордом Генри Роберт галантно попрощался с дамами, пора было наведать Оскара и постараться уложить его спать.

Леди Ребекка и Елена еще посидели вдвоём в Чайной комнате, выпили по чашечке кофе, поболтали об общих знакомых из высшего света, вспоминая приятные подробности прошедшего дня, и потом присоединились к шахматистам в Клубной комнате.

На удивление Елены доктор выигрывал с большим преимуществом. Елена не раз играла партии с Николасом и доктором Альбертом и знала точно, что Николас был достойным соперником, мастером, в то время как доктор Альберт был скорее любителем.

— Кусочек торта был явно лишним, — отшучивался Николас. — Мои мозги, видимо, совсем уже заплыли сливочными розочками — вот и проигрываю доктору.

— Николас, твои мысли блуждают где-то далеко. Обдумываешь свой новый роман? Я слышал, что последний твой роман тоже отказались печатать? — спросил доктор.

— К сожалению, это так. Все снова пошло на растопку камина. Ведь не всем дан от Бога такой фантастический талант запутывания безупречных детективных интриг, как нашей несравненной Елене, — грустно вздохнул Николас.

— Жаль, что Вы так и не дали мне прочитать ни один из Ваших романов. Может я бы Вам подсказала, в чем главная Ваша ошибка. Возможно, улики, которые оставляет Ваш убийца, слишком явные и очевидные. Читателям подавай настоящую головоломку, запутанный кроссворд, лабиринт, шифр — что угодно, чтобы не спать ночами и вместе с сыщиком распутывать тайну. Тогда детектив будет успешен, — ответила Елена.

— Еще важен мотив. Если банальный мотив — убийство за наследство — то об этом писали уже сотни писателей, очень тяжело найти здесь что-то новое, цепляющее читателя за душу. Вот убийство во имя любви или славы, или что-то совсем невероятное — чего не ждешь — вот это всегда интересно, но мало кому это дается, — добавила леди Ребекка.

— Да, это Вы верно подметили, — согласился Николас после некоторой задумчивой паузы. — Кстати, угощайтесь чаем на ночь. Это мой личный собственный рецепт Рождественского чая из Марокко. Ваша Мария любезно разрешила мне воспользоваться ее кухонными владениями. В прошлом году я путешествовал по Марокко и в сердце Касабланки узнал этот восхитительный старинный рецепт. Укрепляет иммунитет и сосуды, завариваю лично — даже моя кухарка не в состоянии запомнить пропорции и вечно все путает. Здесь весь секрет в правильных пропорциях и точном времени настойки — не менее пятнадцати минут. Тогда открывается чудесный душистый аромат.

Угостившись чашечкой эксклюзивного чая на сон грядущий, леди Ребекка решила оставить последних полуночников этого Рождества и отправилась наверх, захватив с собой поднос с чашечкой чая для мужа. Она знала, что лорд Генри еще не спит, корпит над своими книгами, и хотела пожелать ему спокойной ночи перед тем, как уйти в свою спальню на заслуженный за этот суетливый день отдых…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Lacrimosa — это часть католического песнопения «Dies Irae». В ней описывается Судный день.

2

Томас Гейнсборо (1727 — 1788) — известный английский художник 18 века, работавший в жанре романтического портрета и пейзажа. Его картины отличаются нежной, прозрачной, почти невесомой цветовой гаммой.

3

Малые голландцы — обобщенное название голландских художников 17 века, мастеров бытового, пейзажного жанра и натюрморта. Художники данного течения живописи поэтизировали в своих работах повседневность в ее мельчайших реальных деталях.