Когда Париж был еще французским

Светлана Далматова, 2020

В течение последних тридцати пяти лет менялись не только города и страны, о которых повествуется в книге, но трансформировалось и наше восприятие себя в чужой стране и в незнакомом обществе. Но наша память хранит то, самое первое впечатление о странах и городах, которые когда-то нам снились, и, к сожалению, это впечатление неповторимо. Время неумолимо, оно меняет не только наши лица: если с ним не считаться, оно может стереть с лица земли все самое прекрасное и истинно ценное, что обогащает жизнь каждого человека. Содержит нецензурную брань.

В Италию за красотой

Дорога к Возрождению

Когда в результате полнейшей неразберихи в правительстве на нас обрушилась свобода, то одних она придавила, других — выдавила. А что, свобода — дама тяжелая, в особенности — русская свобода. Наш человек, получивший неплохое как обязательное, так и необязательное образование, из всех свобод предпочитал свободу передвижения, пусть не во-времени, так хотя бы в пространстве. Ну да, для этого нужны деньги, и не малые, — плевать, хоть впроголодь, хоть босиком, но с высоко поднятой головой! Но это тогда, в начале девяностых, осознавая, что мы не глупее европейцев, а порой и образованнее, просто нам со строем не повезло, поэтому и денег нет, и языков по той же причине мы не знаем. Хуже обстоит дело сейчас, ведь свободой мы наслаждаемся больше двадцати лет, а денег по-прежнему у большинства населения нашей страны на путешествия нет, и языки по-прежнему мало кто знает.

Итак, не будем отвлекаться от девяностых. Те, кого выдавило из толпы, послали просить милостыню тех, кого придавило. Города и улицы разделили на сферы влияния, и ожившие герои Ильфа и Петрова вышли на пешеходные мостовые. Одни и те же бабки, деды и инвалиды, с утра до вечера, утюжили тротуар в поисках милостыни, требуя у каждого, проходящего мимо: «Дай миллиончик!». Тем более что миллиончик уже мало что стоил. Тот, кто удержался на работе, получал деньги пачками и переносил их в авоськах. Наиболее чувствительные граждане, не привыкшие к такому зрелищу, отдавали совсем не лишние кровные, хотя и задавали в никуда вопрос: «Как это все так быстро обнищали?». А к киоскам с продуктами или какой-либо мелочевкой и подходить было опасно: тут же появлялся длинноволосый щетинистый детина в рясе, подпоясанной бечевкой, и хватал за грудки с тем же требованием денег на пропитание. Короче, удивить нас можно было только благополучием и красотой.

Вот за этой красотой я и решила поехать в Италию.

Автобусная путевка стоила четыреста долларов. Не всем фирмам можно было доверять, и я попросила пару телефонов тех туристов, которые благополучно вернусь из этой поездки.

— Да, путешествие не из легких, но когда я вспоминаю Италию, улыбка не сходит с моего лица, — поделилась своим впечатлением от поездки одна из туристок.

Голос был приятным, эмоции вызывали доверие.

На вокзал меня отвозил брат.

— Ты куда спрятала деньги? — с металлом в голосе поинтересовался он.

— Они в сумочке.

— Как, в сумочке, ты почему их не зашила? — зловеще процедил он сквозь зубы.

Я открыла сумочку, вынула набор туриста для шитья, носовой платок, задрала юбку и стала снимать трусы.

— Ты что делаешь? — изумился брат, но не покраснел.

— Мужчина, вам не угодишь, то шей, а то взашей! Расслабьтесь, все будет molto buono.

Долларов восемьдесят я все же оставила в сумочке.

Поезд Ленинград — Минск стоял на пути, объявили посадку.

Когда мы вошли в купе, незнакомая попутчица уже укладывала в багажное отделение чемоданы. Она была в домашнем ситцевом халате, такие халатики, из ситца в цветочек, я запомнила с детства: их с большим мастерством когда-то на Украине шила еще моя бабушка.

— Здравствуйте, я ваша соседка! — радостно сообщила я.

Женщина подняла голову, под ее правым глазом красовался сочный синяк.

— Это я упала, — смутившись, сообщила она, глядя на моего брата.

— Знаю я эти ваши «упала, сама ударилась», другим рассказывайте, — строго сказал он, затем, не выдержав, хмыкнул.

Соседку звали Светлана, она работала учительницей в школе и отправилась в это рискованное путешествие со своей четырнадцатилетней дочкой, которая мне очень обрадовалась, так как с первой минуты нашего путешествия мечтала сбагрить кому-нибудь свою непосредственную мамочку.

По прибытии в Минск нас должен был ждать большой комфортабельный автобус с наличием элементарных условий для многодневного путешествия: горячей воды для заварки чая и кофе, туалета и раскладных сидений для ночлега. Вместо отеля на колесах мы увидели старый львовский автобус — труженик и тридцатилетний «горбатик» ЛАЗ-695 с грязными полуистлевшими жеванными занавесками, с несвежими вмятинами на месте сидений и жесткими, с металлической окантовкой, низкими спинками. Как бы «горбатик» не пыжился, скорости более шестидесяти пяти километров в час развить не мог.

Тот май отличался аномальной сорокаградусной жарой, и ждать спасения мы могли только в четырех открытых вентиляционных люках над нашими лихими головами. Я, на свое счастье, подсуетилась и успела занять место в середине автобуса, в двухместном ряду справа, слева был одноместный ряд. Правда, довольно наглая семейная пара, оперируя фактом моего одиночества, попыталась пересадить меня в конец автобуса. Но я, невзирая на свой интеллигентный вид, который весьма обманчив, и не только у меня, осталась там, где сидела. Каким-то образом парочке все-таки удалось оказаться на сиденьях впереди меня.

Уже когда мы двинулись в путь, оказалось, что в передней части салона, куда не попадал свежий воздух, было невыносимо жарко, сзади же — ветродуй. Не знаю, может и сегодня где-то в России колесят по бездорожью эти неприхотливые труженики, которым недавно в Нарьян-Маре поставили памятник: стоит такой «горбатик» на бетонном постаменте и вполне заслуженно.

Среди пассажиров было много нежной молодежи, которая за свою еще короткую жизнь не успела заработать ни копейки и путешествовала на скромные деньги далеко не богатых родителей. Через проход от меня, на одноместных сиденьях, друг за другом, расположились молодожены, свое восемнадцатилетие они отпраздновали свадьбой. Молодожены ехали из Риги, были очень рослыми, и их коленки больно упирались в спинки сидений. Просидеть двое суток под прямым углом и не рассыпаться можно только в юном возрасте, но и они очень мучились.

Со временем меняется не только география наших путешествий, но, слава богу, и их условия. Сегодня старшее поколение помнит плачевное состояние дорог наших республик, исключая благополучную Прибалтику, хотя, если отъехать от центральных трасс, путешествуя по России, Белоруссии и Украине, думаю, что и по истечении стольких лет мало что изменилось. Нам предстояло преодолеть восемьсот километров по Белоруссии и тысяча по Украине, находясь только на трассе, и питаясь тем, что прихватили с собой, а жажду утоляя холодной водой, так как обеспечить горячей водой для заварки чая и кофе тридцать туристов, как обещали организаторы тура, было нереально, а шоферы даже не догадывались, какой комфорт они должны были нам обеспечить в старом львовском автобусе. Мы же впервые увидели этот «международный автотранспорт» только на автобусной станции в Минске. Благо поля Белоруссии и Украины были щедро засеяны, а если приспичит ночью, выбирать не приходилось: никто в темноте не будет спускаться за обочину, садились прямо на дороге, и встречные машины, лихо мчавшие мимо, высвечивали своими фарами наши задницы.

Украинская граница с Белоруссией напомнила мне постоялый двор, времен Лермонтова: неухоженная обширная площадка для машин, вся в рытвинах, в центре которой, пытаясь хоть как-то облагородить вид государственной границы, неряшливо одетый в форму то ли пограничника, то ли таможенника, толстый пузатый мужик лихо шуровал длинной метлой из тонких прутьев, поднимая пыль столбом.

Когда автобус остановился, вошли украинские таможенники, выражение их лиц не предвещало для нас ничего хорошего (ведь у нас были доллары, а у них «зайчики» и карбованцы).

— Так, прошу заполнить декларацию и предъявить всю имеющуюся у вас валюту, — гаркнул впереди стоящий таможенник, пустив по рядам бланки декларации для заполнения, и, зыркнув глазами-бусинками, еле заметными из-за выступающих мясистых щек, на сидящую сбоку от прохода худенькую, маленькую пожилую женщину с печатью интеллигентки на лице.

Женщина, вжавшись в сиденье, молча и растерянно смотрела на него.

— Повторять никому не буду, просто высажу! — грозно предупредил он.

Женщина смущенно показала ему на грудь: ее деньги были зашиты в бюстгальтер.

— И шо?! Вынимайте!

Чуть наклонившись вперед и прикрыв одной рукой грудь, она неожиданно ловким движением другой руки вырвала из декольте небольшую пачку завернутых в носовой платок долларов, видно, пришпиленных булавками к лифчику.

— Это шо, у всех там хранятся деньги? Быстро вынимайте и предъявляйте!

Его крупные загорелые пальцы стали пересчитывать предъявляемые пассажирами, вместе с таможенной декларацией, доллары, а народ внимательно наблюдал, чтобы деньги не прилипли к пальцам. Доверия к такой границе не было.

Опытные шоферы, не новички на этой трассе, заранее предупредили своих пассажиров, что если кто-то везет крупные суммы денег, их не следует указывать в декларации: во избежание полного досмотра пассажиров и многочасового простоя на границе.

Оказалось, семейная пара, сидящая впереди меня, везла крупную сумму долларов для покупки машины в Италии и внесла ее полностью, или частично, в декларацию.

Когда таможенники заглянули в эту декларацию, их лица просветлели, глаза наполнились живительной влагой, и они любовно попросили семейную парочку на выход, а двое из трех, словно конвой, последовали сзади. Богатеньких Буратино ожидал полный досмотр со стриптизом.

В салоне остался третий таможенник, который и завершал досмотр. Когда он подошел к молодоженам из Риги, те предъявили ему шестьдесят долларов.

— Это что, все? — недовольно воскликнул он.

— Да, — глаза ребят излучали святость.

Таможенник на минуту задумался, пристально вглядываясь в открытые лица ребят и, вроде, поверил.

Я не собиралась добровольно оголяться и указала в декларации восемьдесят долларов, лежащих в прямой доступности в сумочке (из трехсот имеющихся).

Похоже, большинство наших пассажиров были нищими.

Семейная пара возвратилась в салон только через несколько часов, на них лучше было не смотреть — становилось страшно, я отвела глаза.

Больше никого не тронули, но мы потеряли целый день, предназначенный для умопомрачительных впечатлений и сплошных удовольствий в Италии.

И наша сопровождающая не преминула нас этим «порадовать». Как можно ненавидеть людей и с ними работать, или в этом что-то есть, типа мазохизма.

В первую же ночь пассажиры потребовали от шоферов обещанных раскладных сидений, но те доходчиво объяснили, что автобус старый, дышит на ладан, и если сиденья разложить, а точнее — разобрать, то собрать их уже не будет никакой возможности. Люди пошумели и безнадежно сникли. Я, обученная не выступать против шоферов даже когда очень хочется, а демонстрировать им полную свою лояльность, помалкивала.

Когда трудности путешествия по неухоженным дорогам бывшей нашей обширной территории подходили к концу, и мы прибыли в город Львов, построенный в тринадцатом веке и фрагментарно напоминающий самые красивые города Европы, градус отношений моих соседей достиг кульминации: всю дорогу вдоль бескрайних полей Украины жена обвиняла мужа в жадности, так как именно он, игнорируя ее просьбы, выбрал этот дешевый автобусный тур.

Скорее всего, ее муж отказался от авиа-тура из-за ограничений по вывозу валюты (в то время разрешенный максимум составлял 3000 долларов).

Возненавидевшая друг друга семейная пара решила покинуть многострадальный автобус, оставив нас на произвол судьбы, для меня это было просто счастьем, но я готова была этим пренебречь, уговаривая их остаться, ведь самые большие мучения уже закончились, и мы без пяти минут — на цивильной территории. Но мои соседи были уже не совсем вменяемыми (возможно, что у них изъяли доллары) и простились с нами, лишенными из-за них целого дня отдыха на Адриатике, чуть ли не проклятием.

А оставалось каких-то четыре часа до границы с Венгрией.

В Чопе молодцеватые пограничники резво заскочили в наш экзотический автобус и так же резво выскочили, задохнувшись от спертого воздуха в стоящем автобусе.

«Да, господа, кондиционер в нашем раю не предусмотрен, как и вода, туалет и другие прелести комфортной жизни», — мысленно я с ними пообщалась.

Пограничники остановились у открытой передней двери на улице и потребовали, чтоб мы выходили по одному с открытым паспортом.

Первый же паспорт их озадачил, они всматривались в фото туриста и, сравнивая с оригиналом, не находили сходства. Неудовлетворенные, потребовали отойти первого самозванца в сторону. Со следующими пассажирами история повторялась. Поняв, что качество фотографий у всех одинаковое, посовещавшись, венгры махнули на нас рукой: им не хотелось связывать с русскими.

Конец ознакомительного фрагмента.